Мятный чай

Я сижу у окна на полуразвалившемся стуле и пью чай с мятой, глядя через стекло на редких прохожих, на унылый в эту пору Нью-Йорк, обнимающий своих горожан мелким январским снегом. Каждый год одно и то же. Я неизменно сижу здесь, в музыкальном магазине моего друга, имя которого не имеет значения, смотрю вот так на город. Я приезжаю сюда, я застываю здесь, в этом месте. Мята в чае, письмо в моей руке с крупным неровным почерком, старое послание, которое не могу выбросить. Оно похоже на записку отчаяния, крик потерявшегося человека, которого никто не слышал. Достаю из кармана еще один потрепанный листок – это распечатка страницы электронного дневника и перед прочтением еще раз отпиваю чай из чашки – нужно все вспомнить, расставить как фигурки по местам. Нужно отпустить. Шеннон говорит, что иначе я двинусь. Наверное, он прав. … Я любил сидеть здесь часами и вот так изучать Нью-Йорк. Ничего не менялось с годами. И моя поездка к другу, как он шутил «ежегодное паломничество», уже подходила к концу. Вот парень смотрит на часы и ловит такси – вчера было то же самое. Женщина гуляет с собачкой, какая-то девочка пьет кофе, подставляя язык редкому снегу. Это забавляло, а потом наскучило. Я чуть было не задремал, ожидая своего приятеля, который отъехал по делам час назад. И вот мой взгляд фокусируется, сон проходит… В толпе напротив меня по тротуару мелькает ярко-лимонная дурацкая шапка, помпон которой сдвинут набекрень, а поверх грубой вязки взметаются в небо абсолютно синие безо всяких оттенков волосы. И вот девушка подходит ближе, нервно теребит замки от своей кожаной куртки не по погоде и закуривает на пешеходном переходе. Она всегда так делает. Уже неделю. Я не знал, чем именно привлекала меня эта городская фея, плюющая на запрет курения и на погоду. И сейчас она стояла в расстегнутой кожанке, из-под которой виднелся вязаный свитерок, черные шорты, теплые чулки до второй трети бедра и ботильоны на, почему-то я был уверен, цокающих по асфальту шпильках. Девушка всегда торопится, всегда курит. Она выглядит так, как будто ее кто-то ждет на свидании – ее яркий макияж говорит об этом, но каждый раз незнакомка переходит улицу, вертится у окон магазинчика моего приятеля, снова закуривает, а потом уходит прочь. Я спросил его, знаком ли он с этой странной девушкой, которой на вид лет двадцать пять. Нет. Мой друг понятия не имеет, кто она такая. Вот незнакомка пересекла улицу, закурила во второй раз. Всю неделю до этого эти нехитрые манипуляции повторялись. А теперь… Девушка задрала голову в небо, и лимонная шапка почти слетела с ее волос, закрыла глаза и, наверное, глубоко вздохнула. Конечно, ее остановка мешала прохожим, и они недовольно смотрели на нарушительницу спокойствия, а она плевала на это. Не знаю, как разглядел слезы на ее щеках. Черные из-за туши и теней слезы капали на куртку и были дождем. Я поставил чашку с чаем и подался порыву, странному желанию – просто вышел на улицу и, всунув руки в карманы, окликнул ее. - Эй, девушка в лимонной шапке! Она встрепенулась и открыла глаза. - Привет. Молчание. - Эм… - я понимал, что не стоит светиться даже в черничных сумерках города, все же я известная личность. Но незнакомка стояла неподвижно и, к моему счастью, не имея понятия, кто перед ней. - Чего ты хочешь? – спросила вдруг она, поворачиваясь ко мне всем телом. - Поговорить. Как тебя зовут? - Эмили, - она сказала это так, как будто ей плевать на мое предложение. - Джаред. Зайдешь? Это магазин моего друга… Чай? – спросил я. Она удивленно смотрела на меня своими зелеными глазами. - Чай… - и с этим словом с ее щеки скатилась еще одна слеза, но я не понял, к чему это. А потом Эмили улыбнулась и пошла в магазин. Я вручил ей чашку и снова занял свое место у окна. - Как тебе Нью-Йорк? – спросила девушка, стягивая с волос шапку. - Не люблю город в этом месяце. - Но шансов приехать в другой нет… - сказала она как эхо, и я вздрогнул. - Каждый день ты гуляешь здесь, и… - А что мне еще остается делать? – криво улыбнулась она. – Я… Знаешь, Джаред, я благодарна тебе за чай и желание поговорить. Все считают сумасшедшей… Но, поскольку мы больше не встретимся… Зачем? - Зачем что? – не понял я. - Зачем ты позвал меня? - Не знаю. - Просто? - Да, просто, - этот диалог напрягал меня. - Просто взял и пригласил меня, да? - Да! Эмили, в чем твоя проблема? – встрепенулся я, а она лишь тихо и болезненно рассмеялась. – Почему не встретимся больше? - Я так хочу. - Ты узнала меня? - Нет, с чего бы? Это, признаюсь, задело меня – неужели в эпоху технического прогресса Эмили не видела ни одного клипа Марсов, ни одного фильма со мной? Ее занесут в Красную Книгу, уверен. Но безразличие ко мне было неподдельным. И даже оскорбительным. - Ты так легко одета… - Мне все равно. Джаред, - она поставила чашку и взяла меня за руку – я удивился этому захвату ледяных пальцев моей ладони, но Эмили молча подняла край моей кофты, глядя на глиф. - Тридцать? Или… Шесть? Две перевернутых тройки. - Ты знаешь, откуда это? – спросил я. - Похоже на выдуманный язык, - сказала Эмили. – Я фаталист. Значит, я встретила тебя неслучайно, Джаред. Послушай. Я прихожу каждый день на бруклинский мост. Там, впереди улицы к нему есть путь. Я… - ее глаза потемнели, как будто сейчас девушка расскажет о чем-то прекрасном. – Я хочу перемахнуть через парапет и утонуть. Навсегда. Чтобы не спасли. Я ошарашенно смотрел на нее. Что? Больная что ли? - Ты… - Не перебивай. У меня нет времени. Так вот, я хочу разбиться и не чувствовать больше. Я… Я прихожу сюда, потому что мой брат любил стоять под этим фонарем возле вашего магазина. Он художник… У меня около сотни картин этой улицы. Она преследует меня дома. И даже в моих наркоманских снах. - Ты принимаешь наркотики? - После смерти брата мне выдавали успокоительными, но, если их пить выше дозы, то можно много забавного узреть. И отключиться. От боли, от страха. Обезразличиться ко всему. Джаред, ты знаешь, что ты послан Мне судьбой? Не смейся. Правда. Я фаталист. Я знаю, что ненапрасно ты позвал меня на чай. - Не понимаю, зачем тебе умирать. - Я архитектор по образованию, и Бруклинский мост идеален. Зачем? А зачем жить? У меня ничего нет. У меня нет времени, Джаред, послушай: меня нельзя спасти, не пытайся. Тебе удалось поймать самоубийцу «до». Так вот, я хочу уйти, потому что будет легко. Не будет долгов за квартиру, не будет пустых стен, не будет во снах лязга машины и скрипа тормозов гребаного Вольво, снесшего моего брата отсюда пять лет назад, - рука Эмили указала на фонарь. – У меня нет парня, у меня нет семьи, у меня нет ничего. На работу не берут – трясутся руки. Друзей нет – синие волосы, шапка и одежда отпугивает всех. Но мне не страшно, не подумай. - Эмили, - я смотрел в зеленые глаза как зачарованный, хотя внутри меня все обомлело и оборвалось. Самоубийство? Что? – Все в жизни можно пережить. Другая работа, другая жизнь. Чем больше дерьма тебе выпадает на карту судьбы, тем сильнее ты есть. Пойми, что жизнь нам дана единожды. Что было до и после – не знает никто. Все уходят рано или поздно. Но почему ты хочешь сделать это сейчас? Я не знаю, что тебе говорить, но я просто не могу выпустить тебя отсюда, я не знаю, как предотвратить это, но, Эмили. Нет. НЕТ! Никаких шагов с моста. - Я живу пять лет в тумане. Я хочу свободы. - Переезжай куда-нибудь. -Нужны деньги. - Я дам тебе денег. - Все решишь? – ухмыльнулась она. – Посмотри на меня. Внимательно. Я наклонился к ее лицу, всматриваясь в глаза, где всегда, как я полагал, плескались эмоции ил намеки на них. Но глаза Эмили были пустыми и потухшими. Ничего… Как глаза мертвеца, и я подался назад, а чашка с чаем упала на пол сотней осколков. - Я тоже боюсь себя. Но я была в психиатрической лечебнице – я здорова. Просто таскать по земле тело? - Ты о многом молчишь, ты не рассказала, почему еще. Мало причин, Эмили… - Я не обязана говорить все. Просто… Спасибо за чай, - девушка встала с места и метнулась к дверям. Я вскочил со стула и поспешил за ней. Шпильки уже спешили к мосту. - Стоять, - сказал я, поворачивая девушку к себе. – Эмили, я провожу тебя домой. - Нет. - Если ты неделю не могла прыгнуть, почему сейчас? - Так надо. И я год хожу на тот мост, так что… - Не будь дурой, пойми же ты, что жизнь – это прекрасно. Как бы тебя не ставили на колени обстоятельства, будет то, что вырвет. Поехали со мной, давай я заплачу за все. Потом найдешь работу и отдашь. Давай. Все с нуля. Представь, что я твой друг, Эмили. Мне не плевать, если ты сбросишься! Не плевать! - Тебе страшно, ведь ты слышишь меня в последний раз. - Я сейчас заброшу тебя на плечо и отвезу к себе в отель. Ясно? Эмили шумно выдохнула и надела на голову шапку. Она обернулась, бросая взгляд на мост, а потом…. Дала мне свою руку. Я проводил девушку до дверей ее дома – старой постройки в конце улицы. - Думаешь, спас меня? - Я приеду завтра утром, не смей бежать. Если тебе плевать – мне нет! - Ты готов спасать любого, кто скажет «Я прыгаю?!» - Я готов спасать любого от лишения жизни. Это не выход. Нужно быть сильным, чтобы жить и слабым, чтобы умереть от своих же рук и решений. Найди себя. Найди! Просто вспомни все то хорошее, что было, пусть согревает тебя и будет светом даже в темные дни. Не закрывайся. Не закрывайся в себе, слышишь? Ты фаталист? Так я спас тебя. - А ты веришь в судьбу? - Нет. - А как? - Я реалист, и поэтому знаю цену этой гребаной жизни, за которую по всему миру сейчас хватаются сотни людей в реанимации или просто так, в квартире, мечтая продлить себе существование. Я заеду завтра, Эмили и, клянусь, если тебя здесь не будет… Я с того света тебя достану! - Пока, Джаред, - сказала она. – Ты молодец. Борись… - и девушка скрылась за дверью. Я хотел кричать и бежать от странной боли, я провел бессонную ночь в отеле и, едва дождавшись пяти утра, начал поспешно собирать вещи. На заднем плане где-то гудел телевизор. - И к чрезвычайным событиям – утром из Ист-Ривера выловили тело молодой девушки примерно 25 лет. При ней не было документов и записок, полиция просит очевидцев или людей, знавших погибшую, позвонить по телефону 911. Я повернулся к телевизору. Залп. Крик. Катастрофа… Пустой стакан влетел в экран плазмы. Я не мог. Не мог. … Я все размышлял – что не так сказал или сделал, а, может, подтолкнул к самоубийству эту странную девушку? Почему она ушла? Почему я не схватил ее за руку и сразу же не увез отсюда? Я не чувствовал ничего кроме горечи. Я винил себя, и было больно. … А через неделю перед концертом мне в гримерную принесли письмо от моего друга. После бессонных ночей и разговоров с братом об этой странной встрече я стал тенью. И, когда мне на стол выпал еще один конверт и записка от приятеля, я обалдел. «Джаред, это принесла нам в магазин соседка какой-то синеволосой девушки, сказала, что просила передать тебе. Чуть нашел ваш адрес, Эмма помогла. Жду объяснений по поводу этого и твоего исчезновения». В конверте лежали два листа. Первый – письмо от Эмили. Я тут же прочел его. «Не смей винить себя, Джаред. Я освободилась, рассказав тебе многое. У меня не было выхода, и побег с тобой не значил побег от себя. Мне страшно себя самой, я боюсь, что не чувствую жизни. Меня зовут не Эмили… Я боялась сказать тебе это. Мое имя… А, впрочем, неважно. Вчера впервые за пять лет обратилась к соседке и пресловутому интернету. Я горжусь тобой, Джаред Лето… Ты спас бы своими словами кого угодно. Но не меня, потому что… Я не жива уже была, до встречи с тобой. И я фаталист. Прочитав второй лист, ты поймешь это. Прости меня и отпусти. Иначе никак. Спасибо за чай, его мята все еще першит приятно в горле, даже чувствуется реальность происходящего. Тебе не повезло окликнуть меня, ведь одной ногой я была уже «там». Но за то, что показал всю прелесть этого мира, я знаю, что он не так ужасен, как его описывают. Ты спасешь его, Джаред. А я… Меня уже нет...» Я плакал, и слезы крупным градом лились из глаз. Второе письмо. Все зачеркнуто маркером, оставлено на распечатке лишь нужное. Сетевой дневник. «Завтра пойду к фонарю. Точно сброшусь с этого прекрасного моста, если кто-нибудь меня остановит, если спросит обо мне, окликнет. Задержит… Значит, это знак. Пора уходить, если меня начинают жалеть чужие люди. Я уже год приходила, и все спрашивают лишь время. А как насчет «Что с тобой?». Я уйду, если буду знать,что еще есть на земле человек, который спасет этот мир от темноты. Если ты окликнешь меня – я точно уйду. Потому что… Я тебе все сказала, помнишь. А если нет – завтра появится новая запись. Новый отсчет. До очередного «тебя». Хочу чая, но в доме нет ничего, кроме таблеток и воды. Ничего…» Если бы я не позвал Эмили, она бы ждала своего часа снова. Но почему именно я? Какого черта я окликнул эту девушку в дурацкой шапке! Судьба?.. Черт! Не верю! Судьба. Уверен. Щелчок зажигалки – и два письма сгорают в моих руках, а остатки бумаги мокнут в чашке с мятным чаем. Я выхожу на улицу, вдыхаю воздух, но не могу выдохнуть – больно в горле из-за эффекта мяты, обжигающей и отрезвляющей. И делаю шаг вперед, смотрю на массу безликих людей. Надо жить дальше. … И только пепел в чашке оставил себе мою боль, а вода в Ист-Ривере – ее боль.