Золотые искры и серебряный мех

Ночной шёпот, шёпот, шорох… Узкая лесная тропа льётся, манит за собой, освещаемая лишь светом изумрудных светлячков. Страшные легенды бродят об этой дороге, но в эту ночь, в этот час, на эту тропу осмелились встать мать и двое её сыновей. В тёмном запретном лесу обитают юрей* и ёкай*. Но в этом запретном лесу живет и юта*. Всесильная, всемогущая… Над ней не властно время, не властны страхи. Шепчут, что она знает будущее и прошлое, исцеляет от любой болезни, говорит с душами умерших и живых, общается с духами. Юта знает причины начала и конца, но мало, кто знает, что истинного конца не существует… Много, много легенд бродит о всесильной волшебнице. Но помогает она лишь смелым, лишь невинным сердцам. И лишь эти сердца могут беспрепятственно пройти по ночной тропе. [Юрэй* - призрак умершего человека в японской мифологии. Если человек погиб насильственной смертью, совершил самоубийство или если обряды над его телом проведены неправильно, душа превращается в юрэй и получает возможность проникать в мир живых. Юрэй можно встретить на месте его смерти, но стремиться к этому не стоит, ведь главное занятие неупокоенных призраков — месть. Ёкай* - сверхъестественное существо. Часто это животные, обладающие волшебной силой. Большинство из них имеют антропоморфные черты или умеют обращаться в людей. Юта* - шаман, чаще всего женщина, с острова Окинава] Мать касается кожи своих детей, выдавая волнение легким дрожанием пальцев. Они идут умолять всесильную юту о защите мужа, отца. О том, чтобы миновали его стрелы, и раны, и боль, и смерть… Старшему двенадцать, а младшему семь. Мать запретила им следовать за ней, но дети ослушались. И теперь её душа дрожит, разрывается между сыновьями и мужем. Вернуться? Чтобы дожидаться следующего новолуния, когда тьма усыпляет самых опасных духов? Но на войне достаточно одной секунды, чтобы умереть. И они продолжают свой опасный путь. Только чистые, невинные души. Шорохи всё громче, ближе. Тишину разрезает не то скрежет, не то хохот, напоминающий собачий лай, и от этого звука содрогается старший сын. Путники вздрагивают и ускоряют шаг. Но можно ли убежать от ёкаев? Среди тёмных пролетов, среди чёрной кроны смолистых сосен мелькают тела, покрытые шерстью, и лишь их смех и шум кожистых крыльев заставляют кровь холодеть и медленно застывать в жилах. Быстрее, быстрее. Существа начали охоту, существа настигают… Но вот мелькает свет впереди, и неожиданно перед людьми разливается тёмное озеро, а на берегу озера высится тихий, загадочный дом. Из окон льётся тёплый свет, разрезающий мрак дикого леса. Живой, настоящий, тёплый свет от огня, незнакомого нежити. Путники взбегают на мост, ведущий к спасению, и теперь уже яркий свет не скрывает очертания неведомых преследователей, он обнажает сущность охотников. Шерсть, как у волка, длинный клюв, острые когти, огромные крылья и красные глаза-огоньки. Когти сжимают веер из чёрных перьев, но тогда откуда же уверенность в смертоносной остроте этого нежного предмета..? Мать вскрикивает, закрывает глаза и в последний раз прижимает детей к груди. Старший сын вырывается и как дикий кот, загнанный в угол, в ярости бросается навстречу ёкаю. - В такую ночь не следует призывать духов смерти, - раздается таинственный голос. И слова неведомой силой заставляют всех замереть. - Но госпожа… - глухо возражает дух. - Оставь их, тенгу*, - улыбается госпожа, - а ты, смелый юноша, спрячь на время свои коготки. Дух исчезает, а путники, наконец, оборачиваются, чтобы увидеть ту, что повелевает духами. [Тенгу* - крылатые люди-оборотни. Тэнгу – наиболее коварный горный и лесной ёкай, но он считается поборником справедливости: хорошим людям помогает разбогатеть, а наказывает лгунов и лентяев. Этот дух - охранник природы. Он не любит, когда рубят деревья, особенно те, на которых он живет. За это можно поплатиться безумием или быть заживо сожженным в собственном доме. Тэнгу может быть доверчивым, и тогда у него можно украсть или выиграть волшебный веер, но удаётся это только людям с чистым сердцем. Давным-давно именно тенгу научили людей боевым искусствам] Ожидания не оправданы, стереотипы разломаны: нет сверкающих нарядов и величественной старицы с взором, пронизывающим человека насквозь. На деревянном настиле, скрестив босые ноги, сидит девушка или юная женщина? Ощущения путаются, они смазаны, словно тают в ночной дымке. Шёлковое кимоно переплетают рисунки сакуры, чёрные длинные волосы струятся по плечам, а взгляд чуть отсутствующий, ироничный. В тонких пальцах зажат мундштук из резной кости, и волны дыма обволакивают пространство, создавая прозрачные иллюзии. Легким взглядом она проскальзывает по гостям и, поднявшись на ноги, жестом приглашает путников в дом. Они делают несколько шагов вслед за хозяйкой. Словно отвечая на тихие шаги, тонкий, еле слышный звук издает колокольчик*. Карие глаза юты бросают чуть заметный взгляд – и колокольчик умолкает. [«…тонкий, еле слышный звук, издает колокольчик»* - колокольчик в Японии считается оберегом от злых духов] Дети с удивлением рассматривают дом. Чистота? Покой? Нет, стереотипы снова ломаются, ибо взгляд увлекает круговорот удивительных и причудливых цветов, предметов. Поразительное разнообразие сосудов из фарфора, глины, стекла, дерева; странных плетеных оберегов, кристаллов, ловушек для снов, свитков и шелковых тканей; повсюду тыквы, щепки убитого молнией дерева*, веера и сосуды с вином и дурманами. Дом наполнен травами, и от удивительной смеси ароматов кружится голова. В центре курится очаг, от которого тянутся серебряные цепи. Та, что разговаривает с духами, наполняет чайник мягкой водой, легкими движениями заставляя огонь присмиреть. Мать сжимает руки детей и чуть слышно замечает: - Простите за позднее вторжение, я осмелилась прийти сюда лишь с одной целью… По губам юты пробегает лёгкая улыбка: - Вы думаете, что пришли ко мне просить о спасении мужа. Располагайтесь, раньше утра вы не сможете покинуть мой дом. Духи уже слышали вас, и они будут неспокойны всю ночь. Мать опускается на татами*, и сыновья следуют её примеру. Должно быть страшно, но здесь, в этом хаосе неизвестных и таинственных предметов и запахов, несмотря на чёткое осознание крадущейся неизвестности, на сердце легко и спокойно. Так спокойно, будто душа после многовековых скитаний возвратилась домой. [«…тыквы, щепки убитого молнией дерева»* - от нечистой силы охраняет магический кристалл, хранящийся в доме. От падения, удара или ушиба предохраняет тыква, а от пожара — щепка сгоревшего от молнии дерева. Татами* - маты, которыми в Японии застилают полы домов. Плетутся из тростника игуса и набиваются рисовой соломой. Длинные края татами обшиваются тканью] - Примите моё скромное угощение, - улыбается ведьма и подает тонко нарезанный тофу и ставит перед гостями по чашке ароматного зелёного чая. Мать и младший сын делают глоток, а старший тянется к творогу. Внимательный взгляд сохраняет и это в своей памяти. - Если вы желаете получить мою помощь, вы должны открыть мне свои имена. - Меня зовут Мицуко, а моих детей… Юта прикладывает палец к губам, заставляя женщину умолкнуть: - Вы не боитесь называть мне своё имя, потому что не ведаете силы, которая в нём содержится. Вы не боитесь за себя. Но побойтесь отдавать в мои руки души своих детей. Только им решать – открыть мне эту тайну или нет. Женщина стыдливо умолкает. - Готовы ли вы на это? – внимательно заглядывая в глаза молодым юношам, тихо спрашивает юта. - Да, - шепотом в унисон отвечают дети. - Хорошо. - Акио* [Акио* - (япон.) «яркий мальчик»] - Исаму, - отвечает тот, что младше. - Акио, - задумчиво повторяет ведьма, - ты и правда ярок. Так ярок, что привлекаешь ненужное внимание, верно? Мальчик чуть заметно вздрагивает. Тонкие пальцы приподнимают чайник, и мягкая вода бесшумным потоком наполняет чашку, а затем, переполняя края, разливается тонким водяным рисунком на чёрном глиняном подносе. Сначала неподвижная и тёмная, вода начинает оживать под нежные звуки голоса юты, в ней просыпаются отражения битвы, крови, бури войны, и чем страшнее возникающие образы, тем меньше остается жидкости, тем быстрее звучит песня заклинания, тем сильнее волшебница напрягает свою руку, стирая возможные отрывки будущего из реальности. Наконец, вода исчезает вместе с опасностью, и юта замечает: - Теперь вашего мужа не заденут ни стрелы, ни мечи, ни чужая измена. Он вернется домой через 4 года. Героем и победителем. Женщина падает на колени и плачет от счастья: - О, благодарю вас, юта, благодарю! Как я могу отплатить Вам? На словах «юта» девушка чуть заметно морщиться, но тут же прогоняет недовольство из души и отвечает: - Истиной не торгуют, Мицуко. Я прошу лишь ответного дара – такой же истины. - Всё, что пожелаете, госпожа! - Скажите, вы не замечали резких перемен в характере Акио? Женщина в удивлении замирает: - Перемен… О… Вы… Этот вопрос мне однажды задавал проходящий мимо монах. Он сказал, что Акио противится своей природе, что что-то ломает его мабуи*. Что это Ама-но-дзаку*! А я… Я не прислушалась. Это плохо? [Мабуи*- человеческая душа, дух. Если мабуи пропадёт или будет похищено, человек умрёт. Ама-но-дзаку* - древний демон упрямства и порока. Читает мысли людей, заставляет их поступать так, что задуманные планы совершаются с точностью до наоборот. В одной из сказок съел принцессу, надел на себя её кожу и попытался в таком виде выйти замуж, но был разоблачен и убит] Юта задумчиво вглядывается в глаза мальчика. - Ама-но-дзаку, значит… Хитёр, - будто про себя проговаривает девушка, - нет, вы не смогли бы ничего изменить. Ни вы, ни тот монах. - Это плохо? – пересохшими губами спрашивает мальчик. - Это опасно, - отвечает юта. - Ты ведь чувствуешь это, верно? – словно тёплым ветром тонкий палец ведьмы указывает на сердце, - как что-то мечется здесь, заставляет поступать иначе, разжигает азарт. Ты и сам себе не рад, но следуешь за этим зовом. Однажды такой зов может привести к опасным последствиям… Глаза ребенка наполняются слезами: - Я не могу… Я хочу избавится от этого чувства! Я просто не знаю как! - Знать недостаточно, - усмехается юта, - нужны силы. Этот демон не так прост, как о нём говорят. - Вы сможете? – с устойчивой надеждой вопрошает мальчик. Юта улыбается, ощущая горячее желание ребенка. - Я попытаюсь, - одними губами отвечает она. - А сейчас уходите в сон, где вы будете на границе мира живых и мёртвых. Ибо приближается время разрушения границ и пересечения миров*; и на этом распутье вы не должны привлекать ненужное внимание, оставаясь в человеческом обличие. Засыпайте. И пусть вам приснится тёплое тихое море*… [«…когда граница между этими мирами нарушается»* - летом между 2 и 3 часами ночи граница между миром живых и мертвых тоньше всего. В это время самые высокие шансы встретить призрака. «…и пусть вам приснится тёплое тихое море»* - считается хорошим сном, предвещающим счастье и покой в душе] Шёпот колдуньи усыпляет, и уже не ясно, реален ли этот крылатый феникс из дыма, или он часть удивительного сновидения. Только теперь пробуждается мир. Из-под стола вылезают маленькие белые призраки: - Спят? Уснули? Хозяйка, ты обещала нам бутылочку саке, хозяйка, хозяйка! - Соё*, ты думаешь, я не увидела твою попытку добыть его за моей спиной? И теперь просишь вторую, нахал? - Но хозяйка, умоляю! Хозяяяйка… Тонкая бровь строго хмурится: - Хватит с вас на сегодня. Вы были неосторожны при моих гостях. Сегодня будет опасная ночь. Ступайте. - Опасная? Что ты замышляешь, хозяйка? - копошатся маленькие духи. - Ты говорила об опасности, мы слышали, мы знаем! Как нам помочь тебе? - Ступайте, соё, ступайте. Вам здесь не место. Сегодня мой дом будет закрыт для всех. Разнесите эту весть по лесу, запретите кому-либо приближаться сюда. - Хорошо, хозяйка, никому, никому не приближаться. - Молодцы, - улыбается юта. - И завтра вас будет ожидать лучшее саке, я обещаю. Глазки духов загораются, и они разбегаются, оповещая каждого жителя леса, что юта затевает новую охоту. [Соё* - весёлые призраки-алкоголики. Безвредны] Юта подходит к чёрной воде кристально-чистого озера. Кимоно легко соскальзывает вниз по шёлковой коже, обнажая точёные изгибы гибкого тела. Мгновение, и ведьма без единого всплеска погружается в воду. Полное очищение. Тела, мыслей, сознания. Обнаженная, она покидает воду так легко, будто скользит по воздуху. Капли на белоснежной коже отражают мерцающий огонь, позволяя телу впитывать его силу и сокрытую ярость. Уверенным движением юта вытягивает из дальнего ящика костяные чётки* из 108 бусин и облачается в белоснежное тонкое кимоно. Волосы перехватывает нефритовая кандзаси*. Тёмные глаза-омуты теперь не прячутся за распущенными прядями, они смотрят сквозь время, и в них загораются неведомые до сих пор искорки. Азарта? Предвкушения? [Чётки* - оберег, инструмент для счёта мантр, выполненных ритуалов и поклонов, на которых обычно написано самое известное боевое заклинание от демонов: «всё, что движется ко мне, пусть движется от меня» Кандзаси* - японские традиционные женские украшения для волос, носятся с кимоно] Она вынимает старинные таблички из можжевельника и наносит тушью символы. Иероглифы, что содержат в себе силу и удивительную мощь тысячелетней чародейки. В изнеможении прикрывая глаза, она выпускает в них часть своей силы. Достаточной, чтобы пленить даже двух Ама-но-дзаку. Воскуривает благовония и располагает перед губами ребенка небольшое зеркало в серебряной оправе. Юта призывает истинную сущность, овладевшую частью чужой души: Обман раскрыт Мир у истока. Ама-но-дзаку, Покинь его. Властью пяти стихий И правом юты Тебе приказывает Чикэко. Сквозь тонко сомкнутые губы мальчика струится еле заметная серебристая дымка. Оттолкнувшись от зеркала, она легко поднимается ввысь, растворяясь в пространстве, исчезая, казалось бы, навсегда. Но серебряный смех разрезает воздух. - Аха-ха-ха-ха… Аха-ха-ха! Значит, Чикэко… Тёмные глаза с интересом скользят по серебряной дымке. А дымка собирается в углу, принимая форму, воплощаясь в реальность. - Твое имя – Чикэко… Как же долго мне пришлось выжидать… Юте в глаза дерзко заглядывает молодая девушка. Обнаженная, стройная. Кости тонкие и немного угловатые, но глаза раскосые, озорные. Серебристые волосы, серебристый пушистый хвост с белоснежным кончиком. Перед ютой девятихвостая лиса во всей своей освободившейся мощи… - Заполучить имя великой юты, подчинить себе вечного врага кицунэ*! Ты мне нравишься! О, я даже не убью тебя, ты будешь томиться под моей властью около тысячи лет, чтобы полностью осознать, какого это – скитаться в бесконечной темноте за вратами Онимона* [Кицунэ* - оборотень-лиса. Способность принять форму человека получает по достижении 100 лет. Магия кицунэ не действует на монахов-даосов. Опознать кицунэ можно по её тени — та всегда имеет очертания лисы. Может вселяться в чужие тела, появляться в чужих снах и создавать иллюзии столь сложные, что они почти неотличимы от действительности. Сильные кицунэ могут искривлять пространство и время, сводить людей с ума. Питаются жизненной или духовной силой людей, с которыми вступают в контакт. Чем старше лиса, тем больше у неё хвостов. У лисы может быть до девяти хвостов, тогда их мех становится серебристым, белым, или золотым, она получает силу бесконечной проницательности. Врата Онимона* - демонические врата. По преданию находятся на севере] На лице ведьмы не дрогнул ни единый мускул. - …Так легко оказалось обвести тебя вокруг пальца! Навести иллюзию присутствия Ама-но-дзаку! О, на мою уловку попался даже монах, столь нечувствительный к лисьей магии! Какое блаженство! Пять лет сна в теле этого ребенка – и всё ради встречи с истинной ютой. Забрав твоё имя и душу, я подчиню себе часть преисподней, проникну в самые тайные миры! Твоя ошибка будет очень дорого тебе стоить, Чи-кэ-ко… - растягивая последнее имя по слогам, девушка притягивает к себе колдунью, проводя острыми коготками по нежной коже, вдыхая запах её тела. Но во взгляде юты нет ни страха, ни разочарования от проигрыша, ни восхищения от хитрой игры. И кицунэ обидно, больно. Столько лет бессмысленного ожидания, а теперь этот хладнокровный взгляд проигравшей, отсутствие на лице и в сердце эмоций. Как ребенок, впервые в жизни открывший существование обмана, кицунэ испытывает настоящую обиду и злость. Она вновь произносит имя проигравшей, но уже вкладывая силу и требуя полного подчинения. Но ничего не изменяется. - Что? – тихо шепчет кицунэ, медленно отступая на шаг назад. А в глазах юты снова начинают плясать золотые огоньки. Она обнажает руку, нежно демонстрируя лисе костяные четки. - Чётки из 108 черепов монахов-даосов?! Лиса вздрагивает: - Но это невозможно! Я знаю твоё имя! Это не может остановиться меня! Почему мои силы слабеют?! Кицунэ зажмуривает глаза, напрягая все свои силы, пытается забрать жизненную энергию своего врага, но между ними стена, ложь, ошибка. Неужели имя… - ...Ненастоящее, - отвечает на мысли лисы нежный голос юты. - Невозможно, - снова повторяет девушка, отступая ещё на шаг, - как ты собиралась изгнать Ама-но-дзаку, не называя своего имени? Это же ложь. Он бы стал только сильнее! - Я просто знала, что ты - не Ама-но-дзаку. - Как? Почему?! Вместо ответа девушка поднимает с пола серебряную цепь. - Нет! – уже умоляет кицунэ. Последняя надежда умирает вместе с последним напряжением сил. Бешеный всплеск энергии кицунэ, загнанной в угол, стонущий призыв чёрных демонов. Последнее, что запомнила лиса, - это удивительно хладнокровные черты лица сражающейся ведьмы, отражающей натиск ёкаев и запечатывающей врата Онимона, а затем цепь, облегающую шею, тихие собственные мольбы о смерти и такой жестокий ответ: - Мне всегда хотелось иметь серебристую кицунэ... Слабое, но гордое шипение: - Даже юта не сможет приручить девятихвостую лису! И серебристый смех в ответ: - А я и не юта. Тебя пленила истинная каминтю* [Каминтю* - (япон.) «человек-божество». Шаман, которого выбирают боги – ками]