Сын Джашина

Порой внешность слишком обманчива…

      Хидан Матсураши, преступник S класса, кровавый жрец кровавого Бога, стоял и думал, как можно быть такими невнимательными. Альбинос прищурил свои малиновые глаза и осмотрелся. Он сидел на стене Конохагакуре, лениво опираясь на косу. Сердце мерно стучало, доказывая, что ему смерть ни по чём. Невнимательные АНБУшники сновали туда-сюда, даже не заметив проникновения в гакуре. Хидан поморщился: и как можно быть настолько слепыми??? Фыркнув, мужчина уже хотел было спрыгнуть со стены, как в тот переулок, что он приметил ещё в прошлый свой визит сюда, затащили мальчика. Седовласый пригляделся: уж не джинчурики ли это, Наруто Узумаки?.. Так и было. Неужели, в кои-то веки, Судьба не только благосклонна к нему, но и делает адепту Кровавого Бога столь замечательный дар?!.. Хидан затаился — неизвестно, что будет дальше, а вмешаться сейчас, — значит, потерять шанс. Мужчина настроился на бой, так как вошедшие в переулок явно не были божьими одуванчиками. Он провёл пальцем по лезвию косы и, слизнув выступившую кровь собственного производства, перевёл взгляд на тех, кто держал ребёнка. И недобро, зло сощурился. Тонкие алые губы расползлись в кривой ухмылке.       Было видно, что малыш плачет. Слёзки текли по его щекам, падая на землю и взметая маленькие фонтанчики пыли. У Хидана проскользнула мысль, что увидь это Дейдара, пол-Конохи было бы взорвано, Данзо бы познал искусство взрыва, а малыш игрался бы с вылепленным из глины биджу. Уж больно напарник кукольника-Сасори любил… детей. Как бы странно это ни звучало. Мысли на миг заставили уголки губ Хидана дёрнуться, но в тот же миг — всё встало на свои места, а лицо Жнеца приобрело нехорошее, хмуро-злое выражение. Хидан перевёл взгляд на переулок, думая, как бы ему половчее грохнуть этих уродов. Пачкать своего Бога такой дрянью не хотелось. Тем временем события в переулочке набирали обороты. Матсураши заметил, как тот мужик в одежде АНБУ, с прикреплённой к спине маской скалится, что-то говорит своим напарникам. Мальчика-блондина, которому можно было едва ли дать три годика (хотя альбинос знал не по наслышке — мальцу пять), раскачивали. Хидан видел — его могут бросить или на стену, или на «зачинщика» этого безобразия. Больше нукенин ждать не собирался, но опоздал.       Слева от Матсураши появился юноша в форме АНБУ. Каштановые волосы выбивались из-под маски, а в прорезяхдля глаз сверкала неистовая злоба, даже ненависть. Аура этого, с позволения сказать, разумного, источала злобу и… зависть?.. Хидан коротко и зло хохотнул. Коса очертила круг, чиркнув по каменной крыше и выбив небольшой сноп искр. В глазах заплясали черти. Кто же у нас это? Учиха? Они брюнеты поголовно. Ниакуранэмаре? Тогда где презрение?! Или… стойте, стойте! Это, наверное, Ябицукаси! Хотя, приглядевшись, Хидан узнал в нём старого знакомого — Тензо Ямато. Макутонщик скалился под маской. Хида встал и провернул в руках косу, думая, что на сей раз ему таки-удастся заполучить этого парня в жертву Богу. Джашин был бы доволен такой жертвой, но… Это оказался древесный клон. Крови в нём не было — только чакра. Коса Хидана впитала и это, усиливая своего хозяина, а после появилось ещё несколько древесных копий Ямато, среди которых затесался и он сам… — Не засматривайся на джинчурики, он — наш, — злобно прошипел Тензо, не снимая маски. Хидан фыркнул. «Размечтались, ушлёпки!.. дети — Священны!.. Даже Джашин-сама не переваривает насилия над ними и жестоко карает тех, кто осмаливается поднять руку на невинные души. А ты, падаль, будешь долго мучаться в объятиях моего кровавого Бога даже просто за эти слова!» — пронеслось в голове Хидана. — А ты, жук древесный, не вякай, не то, бля буду!.. Расхуярю, как Джашин — черепаху! — ерепенился блондин. Тем временем в переулке…       …дела были совсем плохи. Мальчика, раскачав, буквально «впечатали» в стенку. Когда плачущий малыш, ударившись и сломав себе пару костей, отскочил от стены, словно теннисный мячик, его снова подхватили под уже окровавленные ручки. Ребёнок старался не плакать, о чём свидетельствовала прокушенная губа. Мальчика ударили в живот, отчего из его рта вылетела аленькая струйка. Зрачки расширились настолько, что почти исчезла радужка, оставив тонкую льдисто-голубую каёмку вокруг чёрной, как сама Бездна, будто бы даже радужки. В ней периодически вспыхивали алые всполохи, но позвать на помощь Кьюби мальчик не мог, — то ли сил не хватало, то ли что… Болезненная гримаса исказила лицо мальчика, будто бы привыкшего к такому. По щеке скатилась уже давно не одинокая слезинка. И, хотя, будучи ещё младше, Нару-кун приказал себе быть настоящим ниндзя и не плакать, сейчас слёзы лились сами по себе, против его воли, и он проклинал себя за слабость. Губы блондинчика запачкались в крови, внутри ревел Кьюби, но Йоко, не способный помочь. Мальчика ударили ещё раз — теперь уже ногой в челюсть. Что-то неприятно хрустнуло, ребёнок вскрикнул и заплакал ещё сильнее. Кость челюсти прорвала кожу и теперь неприятно выглядывала, пугая «избивателей» белёсым блеском. Для краснолунца же это стало последней каплей.       Коса взметнулась, полы плаща затрепетали от ветра. Нукенин ускользнул от «захвата» Мокутона, косой продырявив несколько клонов. Те вспыхнули и исчезли, словно их и не было. Нукенин сложил несколько печатей, матерясь себе под нос. — Развейся, бля! -шепнул он. На охранной стене селения «Коноха» осталось лежать пять брёвен и один вымотанный АНБУшник. — Чо, таракан бешеный, попался, блять?! Хуле ты смотришь, как избивают ребёнка! Ебанько, запомни: дети священны! — и Хидан начертал кровью Тензо знак Джашина-самы. Треугольник с вписанным в него кругом получился довольно большим, и Ямато побледнел. Хидан же резко повернул косу и воткнул её себе в сердце, зло ухмыляясь. Последним, что слышал капитан Тензо Ямато в своей жалкой жизни, стало: «Сдохни, сукин выблядок!» голосом Хидана и плач маленького Наруто Узумаки…       Хидан, покончив с ублюдком, что звался АНБУ Конохи, спрыгнул со стены. Плащ громко хлопнул на ветру, от чего-то поднявшемся, а белоснежные короткие волосы встрепал ветер. Алые глаза сузились почти до состояния щёлок, делая остроскулого Хидана похожим на какую-то смертельно опасную змею. Или, скорее, скорпиона. Хидан вгляделся в лица каждого из тех ублюдков, которые оказались между ним и ребёнком. Запоминая тех, кого он ещё долго и со вкусом будет убивать… Или нет, — потому что маленький мальчик, чьи пшеничного цвета волосы испачкались в крови, а кости выглядывали из-под порванной ними же одежды, с каждым вдохом причиняя всё больше боли ребёнку, — не оставляли шансов на долгое и кровавое веселье. Хидан сплюнул, и сделал первый шаг, на который земля отозвалась треском. Чакра Матсураши выходила из-под контроля, вырываясь наружу потоками и завихрениями, а сам член Акацуки пребывал в бешенстве и не считал нужным контролировать себя. Трехлезвенная коса тихо свистела в воздухе, предвкушая кровавое пиршество и излучая потоки подавляющей Ки… В любом случае, ребёнку его чакра не навредит. Его бесили эти люди, что били священное дитя. Джашин-сама благоволил к чистым, не запятнанным душам, и говорил охранять их, пока они не прогневят его. Он окликнул зачинщика всего этого безобразия: — Эй, яро! * А, ну, отвали от ребёнка, заднеприводный хуесос, — насмехаясь, изрёк Хидя, не спеша подходя к соперникам. Трёх пьяных ублюдков так ещё никто не решался назвать. Хидан не стал разводить светские беседы, а потому просто и без лишних слов напал. И не важно, что человек подавился фразой «Шёл бы ты отсюда, блондинка»; и совершенно не важно, что за боем наблюдал Наруто. Джинчурики был почти без сознания, и Хидан волновался за мальчика, пусть даже подумать подобное о нукенине S-ранга было трудно. Было даже немного иронично — тот, кто должен охотиться на джинчурики и убивать их без лишних слов сейчас спасал мальчика, уже пять лет держащего в себе кошмар и ужас всего мира — девятихвостого демона-лиса Кьюби, но Йоко, кошмар и грозу всего живого… и так далее. Акацушник же сражался не за смерть, а за жизнь мальчика. Вопреки всему, никто из Акацке не был всемирным гадом. Просто они были умными людьми и знали, на что способны те или иные личности. Не желая попадать под влияние чужих им людей, и уж тем более, не желая становиться марионетками в руках глупых кукловодов, Акацке стали одной довольно дружной семьёй.       Хидан занёс косу для удара, сделал шаг и зацепил горло говорившего лезвием. Использовав «теневой шаг», Матсураши отрубил голову «уроду», хотя с внешностью у мужчины всё было в порядке. Вот только бесцветные глаза немного настораживали. В прочем, Хидану в первое мгновение было откровенно наплевать, — тот, кто трогал дитя, повинное лишь в том, что его родители оказались глупцами и не смогли его сберечь; тот, кто без лишних слов и раздумий, пусть даже в пьяном состоянии, вымещает свою злось на этом без сомнения милом и, должно быть, улыбчивом существе; тот, кто самоутверждается за счёт слабого и беззащитного — он не мог быть человеком. По мнению Хидана Матсураши, этого субъекта нельзя было даже человеком назвать, — он был дерьмом. Свиньёй, ублюдком, мразью, отравителем окружающего и просто неадекватным психопатом-садистом (коим себя Хидан, почему-то, не считал). В следующее же мгновение Хидан ухмыльнулся и вспомнил Сасори. — Бьякуган! — одновременно крикнули двое нападавших, но применить ничего из техник клана Хьюга они не успели — их тела превратились в две неравные розоватые части, а после и вовсе распавшиеся на кусочки. Распавшиеся, благо, очень грамотно. Отвлекшись на то, чтобы перекрыть кровотечение у Наруто, Хидан безжалостно вырвал у нападавших сердца и глаза. Запечатав их в фуин, он недобро ухмыльнулся — Сасори ещё поблагодарит его за столь редкую куклу. Хьюга, надо же!.. Хидан подхватил окровавленными руками не менее заляпанное кровью хрупкое тельце, спрятал в карман плаща свиток с запечатанным там «конструктором Хьюга» и исчез, оставив всю Коноху с носом. База Акацке, тремя часами позже       Смертельно уставший и весь в крови, Хидан зашёл в пещеру. Кровь капала с него так, как будто бы он попал, по меньшей мере, под ливень из неё. Алый плащ был разодран и подпален во многих местах, и, хотя ткань сама затягивалась, будто бы регенерируя, даже Хидан, бессмертная язва, выглядел ужасно. Лицо пересекала рваная рана, медленно стягивающая свои края, не оставляя следов. На руках у него был маленький мальчик, которого Хидан прижимал к себе так осторожно, как будто малыш мог в любое мгновение рассыпаться прахом, который развеет ветром. Пейн встрепенулся: нечасто Хидан приходил, измученный настолько сильно, да еще и с малолетним довеском на руках. Вся одежда краснолунца была в потёках крови, к груди он кого-то прижимал, а правая его рука висела плетью. Коса волочилась по земле, зажатая судорожно сжатыми пальцами нерабочей руки. За Хиданом тянулся кровавый след, который должен был смыть виднеющийся на горизонте дождь. — Кузя, мля, — еле выговорил альбинос-джашинист. — Подорви свою задницу и вылечи, к ёбаным мандавошкам, этого мелкого!.. — Какудзу маленько охренел от такого обращения, но послушно подошёл. И то, что он увидел, ему не понравилось. Ладно бы, состояние Хидана, — это ещё куда ни шло, в какие-то рамки вкладывалось. Но вот то, что он держал на руках маленького (!) избитого (!!) мальчика (!!!), которому на вид было не больше трёх лет, настораживало. Или Хидан спятил… или случилось что-то из ряда вон выходящее. Матсураши осторожно передал ему хрупкое, израненное тельце с затухающим биоритмом. Чакра почти не чувствовалась, будто бы связаная внутри маленького хрупкого тельца. Какудзу чувствовал, как малыша распирает сила, но ничего пока не мог с этим сделать. В таком состоянии снимать печати было бы просто зверским убийством малыша!.. Человек в маске тут же помчался в лабораторию, что находилась на третьем подземном уровне. Печать концентрации отправила в полет с кровати местного гения медицины и нукенина Конохи. Когда Какудзо добрался до лаборатории, там его уже поджидал Орочимару. Змеиный саннин, как один из лучших медиков, был хорошим подспорьем для нукенина Водопада. Вместе у них был очень неплохой шанс вылечить мальца и вернуть его к жизни. Пейн же встревоженно покосился на фанатика, болезненно морщащегося и матерящегося. — Что у тебя там?.. — спросил Бог. — Ещё пятнадцать кукол для Сасори, — скривился Хидан. Пейн нехорошо ухмыльнулся и крикнул в «пустоту» пещеры… — Дейдара, распизди тебя триебучим проебом! Бегом сюда!.. — «блондинка» не заставила себя ждать. Мгновенно вылетевший неизвестно откуда, Дейдара хищно ухмыльнулся, перебросился парой фраз с Хиданом и выбежал из пещеры, на ходу увеличивая птичку и готовясь произнести своё коронное «Кац!»… В любом случае, если уж Хидан признал, что порой искусство — это взрыв… грех не воспользоваться моментом. Кабинет Данзо-яро, днём позже       В кабинет ввалился, по-другому и не скажешь, израненный представитель клана Хьюго. Данзо брезгливо поморщился и с плохо скрываемой гримасой отвращения посмотрел единственным не замотанным глазом на докладчика. Мало того, что это недостойное создание из достойного рода посмело залить его кабинет кровью, так ещё и в невменяемом (почти) состоянии, пошатываясь, посмело явиться пред его тёмны очи; глаз, точнее. Из множественных ран того, а так же оторванной чем-то страшным руки и выгрызенного куска ноги, толчками шла кровь. Данзо знал: парень — не жилец. Что ж, ему же проще… — Докладывай, — скривился глава Корня АНБУ. — Хидана не догнали. Всех встретил Тсукури, отряд Карающей Длани погиб. Ворона не наблюдали. Тела Хьюг… — но тут докладчик рухнул от кровопотери в обморок, из которого так и не вышел. Ему повезло умереть в бессознательном состоянии в допросных казематах под чутким присмотром Ибики Морино. Данзо же велел убрать из его кабинета «эту падаль» и, злой, как чёрт, продолжил строить коварные планы… Знал бы этот гокибури*, что его ждёт через несколько лет, бежал бы со всех ног, но… Увы, даром провидца он не обладал на свою же беду. Исчезнувшего же Наруто Узумаки не нашли даже по прошествии месяца. Что, в прочем, не насторожило Данзо. Он знал, что мальчика просто обязан будет вернуться к началу Академии. Печать, поставленная на всех детях Конохи, просто не даст ему этого не сделать. А дальше... Дальше будет видно. Подобные «мелочные» проблемы начальник Корня предпочитал решать по мере поступления. __________ Яро — яп. «мудак». Эти и другие ругательства использованы в моём фф «Природа Зверя» по отношению к Данзо Гокибури — «таракан» (яп.)