Поющие в шиповнике.

*** - Ленни, сделай потише! Восемь утра, а мозги уже разрываются от назойливой песенки, за которую хочется удавить ее создателя. Но младший братец все же убавляет звук на стареньком телевизоре и зачем-то тащится ко мне. - Ну, ты чего сердитый такой с утра? – бубнит он, обхватывая меня тонкими ручонками, тычется в бок носом виновато. Глупый. - Не выспался. Извини, малыш, - растрепав соломенную шевелюру брата, плюхаю сковороду на плиту, - Яичницу будешь? - А есть? - Сделаю. - Мне только с жидким желтком. Не пережарь! – улыбается мелкий, все еще вися на мне. - Если будешь на мне висеть, я даже до холодильника не дойду, - улыбаюсь ему, расцепляю ручонки пятилетнего альфы и бреду к холодильнику, переступаю босыми ногами на ледяном полу, - Одел бы носки лучше. И вообще, с мультиками завязывай и шуруй в ванную, зубы ты еще не чистил. - Чистил! – с готовностью возражает он, хотя веры ему ни на грош. И даже если он скроется в ванной, нет гарантии, что он не станет там вхолостую шуметь водой, измазав раковину в пасте, создавая видимость. - Знаю я тебя. Давай-давай, - подталкиваю его в спину, прогоняя из кухни, а он кривляется и вертится, и только у самой двери заявляет мне, - Вредный ты, Конни, - а потом дергает за футболку, - Поцелуй! - Вымогатель, - склоняюсь и целую маленький курносый нос-кнопочку, улыбаюсь его заливистому смеху, глядя как босые пятки скрываются на лестнице на второй этаж, и кричу вдогонку, - Носки надеть не забудь! И возвращаюсь на кухню. Надо приготовить завтрак хотя бы для него, о себе и думать нечего. Скорее всего, наш папаша-омега, опять спустил все на бухло или полночи тусовался в каком-нибудь клубе, а в магазин… «Какой магазин? Полный холодильник еды» ,- обычно отмахивается он от меня, - «Вечно тебе всего мало». И его не волнует, что из трех яиц в холодильнике одно окажется тухлым, в масленке осталось с чайную ложку сливочного масла, а в морозилке валяется какая-то кость… А у него двое детей, и самому младшему нужно хорошее питание, нужно мясо и молоко, и овощи, а в идеале еще и поливитамины, потому что Ленс тощий. У него даже ребра проступают! Про себя я уже молчу, давно смирившись с клеймом ошибки юности. Раньше ревел, когда папаша, напившись, говорил, что-де зря аборт не сделал, а теперь уже все равно. Перестал на него внимание обращать, сосредоточившись на учебе. У меня есть шанс поступить в хороший университет, получить грант на обучение, а для этого мне даже о сне придется забыть. Как меня еще с подработки не выкинули. Наверное, жалеют. *** Открыв холодильник, удивленно застываю на несколько секунд, а потом выгребаю яйца и бекон, которого при обычном раскладе там не водилось. Но если он есть, как есть упаковка йогуртов, связка бананов, которые так любит Ленни, и много чего еще – значит, у папаши новый хахаль. Странно, но я ничего не слышал ночью, наверное, они пришли уже после трех, когда я лег спать, окончательно замаявшись над физикой. Сегодня должна быть контрольная, опаздывать нельзя, а значит, мне просто некогда строить домыслы на счет того, кого мой безалаберный папашка приволок в дом. Некогда, да и не хочется. От сковородки уже идет дымок, прогрелась. Сразу бросаю на нее ломтики бекона, которые тут же начинают аппетитно скворчать, съеживаясь и покрываясь коричневой корочкой. Вилкой переворачиваю, спасаясь от стреляющего на руки жира и только, когда еще пара секунд отделяет состояние «хрустящий» от «горелый», снимаю его, выкладывая на сложенное вчетверо бумажное полотенце, убавляю газ и вливаю яйца. К моменту возвращения Ленса, тарелка с его любимой яичницей уже стоит на столе: два желтых «глаза» и беконная улыбка. Ленни сначала удивленно пялится на яичницу, а потом вздыхает: - Можно я в зале поем? - Ага, - киваю, и он утаскивает тарелку, бутерброд с маслом и чашку с какао в гостиную. Хорошо хоть не отказался есть. Он хоть и маленький, но прекрасно все понимает, а от его разом погрустневшей мордашки у меня и самого сжимается сердце и кусок не лезет в горло. Нет, завтрак мне точно не светит, не хочу теперь уже. Поэтому и наливаю себе кофе, растворимый, мерзкий и безумно сладкий, и сажусь на кухне с учебником физики. Надо заучить все, чтобы от зубов отскакивало, да так, чтобы потом не забылось после контрольной, как кошмарный сон. Поэтому, стараюсь не усердствовать, а запоминать лишь нужное, на скорую руку решая на полях задачки, приводимые в книге. - Термодинамика? От голоса над самым ухом вздрагиваю, чуть не снеся локтем чашку, вскидываю глаза из-за очков и сталкиваюсь со взглядом хитрых голубых глаз. Их обладатель, выворачивая голову, пытается прочитать то, что я закрываю ладонями. - У меня контрольная сегодня, - фыркаю и отворачиваюсь вместе с книгой, закрываю руками голову и делаю вид, что усердно занимаюсь. - Джонас, - представляется он. - Рад за тебя, - тихо рычу в ответ. - А ты, значит, Конрад… - Тебе какое дело? – и прихлебываю из кружки, - Ты тут не первый. Альфа пожимает плечами и отходит к плите, ставит чайник, гремит посудой. Я же сосредоточенно хмурюсь и стараюсь не реагировать, даже на вполне закономерные вопрос «где стоит кофе и сахар?» - молчу, а сам краем глаза смотрю на него. У папаши определенно есть вкус: этот Джонас - подтянутый мужик, светлые вихры еще влажные, небрежно зачесаны рукой назад, кожа ровного золотистого цвета, с россыпью мелких родинок на спине. Он стоит ко мне боком, и я могу видеть красивую задницу, прикрытую низко сползшими джинсами, правильный изгиб талии и подтянутый живот. Он хмыкает, видимо почувствовав мой взгляд, и я спешу снова уткнуться в книгу, дожидаясь пока альфа закончит и свалит наверх. Только когда слышу удаляющиеся шаги, затихающие на втором этаже, я встаю, мышкой крадусь к лестнице и смотрю наверх, и только убедившись, что Джонас скрылся за дверью папашиной спальни, кидаюсь к вешалке. Его куртка висит с краю, замшевая, не из дешевых. Торопливо прощупав ее, извлекаю из внутреннего кармана бумажник. Какой же там бардак! Какие-то чеки, карточки и визитки, водительские права, смятые деньги… Деньги. Воровато оглянувшись, вытаскиваю у него десятку и прячу в карман пижамных штанов, прячу бумажник обратно и шмыгаю на кухню, успев ровно до того, как раздались голоса на втором этаже. *** - Вечером вернешься? – это мой папаша. Звук поцелуя и шлепка. Я даже знаю, по какому месту. - Конечно, малыш. Будешь меня ждать? - А то! – довольный, жеманный смешок, - Что на ужин приготовить? Вот те раз! Он никогда нам не готовил, и тем более не спрашивал. Снова поцелуй. - Что хочешь. Я прихвачу бутылку вина по пути с работы. Украдкой смотрю, как одетый Джонас сбегает по лестнице, подхватывает куртку с вешалки. Хлопает входная дверь. *** Папаша появляется на кухне в одних трусах, сладко потягивается, прогоняя истому, и смотрит на меня. - Все учишься, зубрилка? Молчу. Поднимаюсь со стула и подхватываю книгу. - Брата покормил? - Покормил, - нехотя отвечаю. Но меня уже не слушают. Папаша, включив музыкальный канал, вертит задницей под какой-то модный мотивчик, явно забив на мое присутствие, но потом оборачивается и недоуменно, и даже раздраженно смотрит на меня. - Ты еще тут? Или ботаников сегодня освободили от занятий? «Чтоб ты сдох, шлюха!» - мысленно рычу, показываю ему фак в спину и пулей выскакиваю из кухни, направляясь к себе.