Запах Вереска

Все ночи в разгар лета Всю весну шел душистый дождь Все дни долгой зимы Проливались огненным дождем на нашем пути На нашем пути На нашем пути На нашем пути На нашем пути И огни неистовствуют И огни неистовствуют Но мы все мчимся Мчимся по скалам Мчимся по скалам Katie Knight-Adams - "Riding on the Rocks"

Он любит эти теплые рассветы, когда они золотом играют на обнаженных плечах. Он любит чуть холодные ветра за то, что те путаются в серебристо-белых волосах. И солнце, что сияет в серо-голубых глазах. Он смотрит в них и уже знает, что будет до самой своей смерти любить их сияющую глубину. Спокойную, нежную и теплую, словно летние озерные воды. А на алых искусанных губах застывает та самая ленивая улыбка, что он помнит с самой первой встречи. Он смотрит, запоминая каждую черточку, каждую линию. Словно слепец, ведя самыми кончиками пальцев. Спускаясь к подбородку и очерчивая ключицы. Лаская мерно вздымающуюся грудь одним лишь взглядом, и вдыхая запах полевых цветов. Жадно глотая его и запоминая вкус вересковых цветов на языке. Слыша биение сердца, и оглохнув для всего остального мира. И нет больше ни одной преграды, ни одной стены, что может их разделить. Только несколько сантиметров в одной постели, которые он может преодолеть, стоит только протянуть руку. И в объятиях снова жар обнаженной кожи. На губах тают первые, пока еще невинные поцелуи, и пальцы крепко-накрепко переплетаются. Шепот льется в уши блаженным звуком, превращаясь в весенний жар в крови. А серо-голубые глаза смотрят в ответ, и в них загорается сумасшедший огонь. Не имеет больше значения, что ночь была полна любви. Что ворвались они в замок через чердак восточной башни. Чудом не разнеся его к чертовой бабушке. Не видя ничего и не обращая внимания на вопли Эрики о попытке захвата замка. Судорожно срывая друг с друга одежду и буквально разрывая ее в попытках, наконец, добраться до желанного тела. Только бы почувствовать и поверить, что уже все. Что кончено и они дома... вместе. Они и не соображали ничего в эту минуту. Цепляясь друг за друга и целуясь взахлеб. Очерчивая пальцами узоры старых шрамов, зарываясь в полуседые растрепанные волосы. Прижимая ближе, бесстыдно выгибаясь в крепких руках. Вскрикивая каждый раз, когда кожу царапают острые когти. Подставляясь под укусы звериных клыков, сумасшедше смеясь, ловя такой же шальной взгляд. Пальцы дрожат так сильно, что с трудом можно развязать шнуровку штанов. Сапоги летят в сторону, и слышится треск разрываемой рубашки. А под лучами солнца на ворохе разорванных одежд извивается крепкое золотистое тело. Закидывая серебристо-белую голову и со стоном сквозь зубы, раздвигая стройные ноги. Кайрен знает, как сладко лежать между ними и как умопомрачительно, когда они сжимают бока. Он помнит каждую родинку, чертя новые линии от одной к другой. Языком, прослеживая весь путь, и рыча, слыша всхлип, когда губы смыкаются на набухших сосках. - Ри... - шепот сотнями языков пламени проникает под кожу и горит в венах. А мутные грозовые глаза распахиваются так беззащитно, и крик пробирает до самого нутра. Только, у альфы нет сил остановиться. Он жадно вылизывает своего Небесного с ног до головы. Проходясь по внутренним сторонам колен и поднимаясь все выше. До крови кусая бедро и пробираясь к сочившемуся члену. Влажно проведя от мошонки до самой головки. Жадно насаживаясь ртом и урча от бешеного восторга, чувствуя пряный вкус на языке и пальцы, дергающие волосы. Алан изгибается под ним и почти встает на лопатки, когда пальцы грубо проникают в анус. Влажные, скользкие от собственного семени. Они проходятся по простате и заставляют его орать, не в силах сдержаться. Он кусает губы, царапает железными когтями пол и захлебывается воздухом. Ноги дрожат, а оборотень, еще шире раздвинув его колени, спускает голову ниже. От нового прикосновения кожу словно бьет ток. Медленные, сильные движение языка с пальцами заставляют его потерять всякую связь с реальностью. Чернота топит в себе серебреную радужку, и широко распахнутые глаза смотрят невидяще. Локти дрожат так сильно, что практически не держат. Теперь он пытается вдохнуть хоть каплю воздуха, откинув голову. Но ему этого не дают. Снова и снова массируя все внутри. Заставляя выстанывать одно лишь имя и искать опору. Только вместо нее руки находят крепкие плечи. С тугими узлами мышц, что изгибаются под блестящей от пота кожей. Он не успевает вздохнуть, как пальцы и восхитительный шелковистый язык исчезают. А уже в следующую минуту его грубо тянут за волосы и впиваются в рот жадными губами. Ласкают, кусают до крови и вылизывают. Он льнет всем телом, обнимает плечи и, царапая спину, жадно раскрывается навстречу. Трется собственным языком и вылизывает чужой рот. Его тискают не жалея, царапают и кусают плечи, шершавые ладони сжимают ягодицы и, подхватив, сажают на крепкие бедра, вырывая из груди новый стон. Они движутся грубо, резко, трутся друг о друга и не отрывают глаз. Жадно следя за каждым движением с шальным наслаждением. Кайрен больше не может мыслить здраво. У него никогда этого не получается, когда поблизости Алан. Он даже связно разговаривать сейчас не может. Только рычать и, скалясь, кусать наливающиеся кровавыми засосами плечи. Вжимать в себя это совершенное тело, купая в собственном запахе, и гладить ложбинку между сжимающихся ягодиц. Он жадно смотрит на изломанную линию бровей, на распахнутые в новом стоне алые влажные губы и на совершенно дикие глаза. Алан податливо гнется в его руках и, царапая своими острыми когтями соски, заставляет жадно хватать ртом воздух. Потому что этого так много сейчас. А тот и не думает прекращать провоцировать своего медленно звереющего любовника. Он смотрит нагло, пошло облизнувшись и продолжая вылизывать соски оборотня. Прихватывая их зубами и продолжая толкаться в чужие бедра, поднимается по ключицам к шее. Слизывая капли пота и выгибая спину, когда каменный член оказывается между ног. Так восхитительно сладко трясь о промежность. Алан глухо стонет и, прихватив губами мочку уха, вылизывает, посасывает. Его пальцы запутываются в стоящих дыбом волосах и тянут ближе к своей шее. - Да... - стонет он, когда ему выкручивают руки за спину и вонзаются клыками между шеей и плечом... - Да... - рычит, когда грубо тянут ближе и царапают бедра... - Да!... Да!... Дай мне еще! - совершенно потеряв голову, кричит Алан, когда влажный член раздвигает стенки ануса до упора и заставляет захлебнуться воздухом от боли и наслаждения. Он кричит, выворачиваясь в стальных объятиях, скулит и всхлипывает, подставляясь рваным толчкам. Жадно слизывая с губ чужое дыхание, и черными глазами смотря на полузвериные черты лица напротив. Снова и снова, рвано, резко, с садистским удовольствием наслаждаясь пошлыми шлепками обнаженной кожи и криками. Алана уносит от каждого движения внутри. Его распирает и заставляет захлебываться скулежом, потому что он уже к чертям сорвал голос. А оборотень, на котором он так сумасшедше скачет, сыто и дико скалится ему. Царапает кожу до крови, вылизывает каждую новую рану и сводит с ума еще больше. Они вжимаются друг в друга так сильно, что уже даже невозможно двигаться. Только глубокие, резкие движения, от которых перед глазами взрываются новые сверхсветовые. - Аланрррр - хрипло, по-звериному рычит Кайрен и опрокидывает их на пол, - лио... - Как же хорошо... - вылизывая дрожащие губы своего волка, выстанывает Небесный, - блядь, как же хорошо... Колени так правильно сжимают крепкие бока. А в уши льется откровенный бред на совершенно непонятном языке. Кайрен глухо рычит и, окончательно потеряв контроль, грубо вбивает Алана в скрипящий пол. Царапая его спину и не в силах сдержать собственные стоны. Его тянут ближе. Мнут ягодицы и кусают шею. Они движутся бешено, совсем позабыв о нежности. Пытаются утолить свой голод, забыть тоску, душившую их все это время, державшую вдали друг от друга. Их тащит к самому концу на всех парах. Ломая последние предохранители, выжигая всю кровь и растворяя все кости в диком наслаждении. Еще немного... Еще одно мгновение... Ну же... Алан сжимает его внутри так сильно, крича, не в силах сдержать голоса. Он бьется в оргазме, словно умирает. Прижимая к себе изгибающегося и воющего от наслаждения мужчину. В крови все еще гуляет хмельное наслаждение, и тела дрожат от пережитого. Воздуха все еще мало, и легкие пока горят. В мутных глазах отражение чужого взгляда, и руки не спешат разомкнуться. Они тянут ближе, в крепкие объятия. Гладят по влажной коже и зарываются в спутанные волосы. А взгляды прикипают друг к другу не в силах отпустить хоть на мгновение. Они целуются лениво. Губы касаются друг друга, все еще горящие и алые. Они медленно расплываются в улыбках и шепчут еле слышно. Только самим известные слова. Мягко, нежно. На ворохе разорванных одежд, на старом пыльном чердаке. Под светом последних золотистых лучей они по-настоящему счастливы... * * * Ничего не изменилось только для них двоих. А вот для остальных последние месяцы не прошли без последствий. Для кого-то хороших, а для кого-то они стали хуже смерти. И это только начало. Гор отрывает взгляд от бумаг, лежащих на своем столе, и мрачно смотрит на закат за окном. Слишком много перемен, слишком много событий, которые изменят не одну жизнь. И он вряд ли будет в силах исправить все то, что было сотворено. Да никто другой тоже не сможет. Кроме одного существа. Только и тот палец о палец не ударит. Не после последних событий. И Гор отлично понимает Салливана. От Вампирского Двора не осталось ничего. Всего лишь несколько семей, которые бежали из Англии так же, как и много веков назад. Они не вернутся, потому что не вернется и их Владыка. От него после событий, произошедших в Вене, нет больше никаких вестей. Так будет и дальше. А он сожжет последний отчет с координатами небольшой деревушки на самом севере Румынии. Вена... Она все еще остается самым страшным событием даже после целого месяца. Произошедшее широко освещали все медиа мира. Десятки погибших и сотни раненых, массовые разрушения и кризис, в который погрузилась страна. Случившееся было признано крупнейшим терактом со времен одиннадцатого сентября. Власти страны бросили все свои силы на поиски группировки, отвечающей за это, и искали этих самых террористов до этого дня. Впрочем, искать их они будут еще долго. Потому что люди позабыли о вампирах и оборотнях. Все они разом позабыли о детях ночи, живущих бок о бок с ними. Память не стерлась только у тех, кто знал с самого начала и предпочитал сотрудничать с ними. Словно кто-то рассортировал и разделил полезных и нужных от всех остальных. Это коснулось и правительств очень многих стран. Вследствие чего канули в лету секретные сведенья о Валгири и об Искре. О ней не помнили сами волки. Только некоторые из них, в числе которых были представители Волчьего Совета. Гор подозревал, что сделал Алан это только для того, чтобы держать это сборище в постоянном напряжении. Ведь теперь в лапах Кайрена Валгири была вся мощь, о которой они грезили все эти века. Только эти идиоты даже не догадывались, ЧЕМ именно владел черный альфа. Он мог бы править миром, мог бы получить все, что захотел бы, и властвовать вечно. Если бы он только хотел этого. Гор видел эту болезненную любовь в глазах Алана Салливана. Одного слова Кайрена хватило бы, чтобы получить к своим ногам всю вселенную и не только ее. Но в глазах альфы Валгири лежало одно лишь отражение Небесного с серебристо-белыми волосами. Валгири не стремились к власти. Зачем? Ведь она и так принадлежала им, особенно после того, как молодые кланы, верно следуя своим клятвам, продолжили идти по следам их лап. Остались только остатки власти почившего понтифика. Именно ими он должен был заняться и, к сожалению, не в одиночку. Кристофер Готфрид вместе со своей группой остался с ними. Прошло столько времени и столько совместных заданий, но до сих пор этот человек продолжал оставаться самой неприятной загадкой. С несуществующим прошлым, под руководством вампиров и характером, дрянным настолько, что порой так руки и чесались застрелить. Остались и Анарсвили вместе с Салливанами. Роды у Арнелии и тихо истерящие Анрис, Роберт и Крист запомнились ему надолго. Алан отказался истерить со всеми и полез в родильную палату через окно. Акушеров уже откачивал Кайрен. Последующие после этого недели две Блодхарт стоял на ушах под рев трех младенцев, с которыми, как ни странно, смог найти общий язык только черный альфа. Стоило ему только взять их на руки, как все трое затыкались и смотрели на него внимательными взглядами. Из-за чего Диана бросала на мужа очень странные задумчиво-пакостливые взгляды. Анрис обижался, потому что на него эти мелкие так ни разу не реагировали, Роберт ревновал, Арнелия закатывала глаза, а Тамара не сводила влажных глаз от Алана, тихо обнимающего со спины Кайрена. Гор смотрел на них в эти минуты и, наконец, спокойно вздыхал. За все годы семья впервые была так спокойна и цела. Большая шумная орава, где Эдвард, Уолтер и Эрика все еще смотрели на Алана взглядами маленьких детей и искали его тихих улыбок. Где Джулиан смущенно помогал добродушно смеющейся Арнелии, а Роберт расспрашивал о поведении молодого Уолтера, уверяя, что в случае чего ему открутят все его стратегически важные места. Отец слушал тихие распоряжения альфы, а Анарсвили, крепко обнявшись, сидели у горящего камина. Именно в эти минуты он и замечал прислонившегося к косяку двери Готфрида. С таким же покоем следящего за остальными и с какой-то печальной улыбкой на губах... Давно надо было выкинуть из головы и этого человека, и все посторонние мысли тоже. У него еще было полно дел. Свадьба через несколько дней, лунная охота и светило в генной инженерии, за головой которого он должен был отправиться. А у него на руках была тонкая папка со скудной информацией об объекте и хищный, шоколадно-золотистый взгляд перед глазами... * * * В старой церкви снова звонят колокола. Двор полон весело кричащих детей и смеха взрослых. С самого утра там негде иголку обронить. И все спешат, все выкрикивают друг другу поздравления. Гости приезжают с самого рассвета, а в кухнях замка вовсю кипит работа. Улицы украшены цветами и праздничными лентами. Дорогое вино позвякивает в деревянных ящиках. Даже миссис Мардж по такому случаю щедро наварила своей фирменной настойки. Шутка ли, у альфы Валгири свадьба сегодня. Народу много, веселья тоже должно быть на уровне. Именно поэтому Уоли, пакостливо хихикая на пару с Кристом, прячут внушительные ящики пиротехники от всевидящего ока Гора. Эрика щебечет о великолепном костюме Алана с самого утра, и полусонный Эдди, в обнимку со своими малышами, поддакивает и снова впадает в сон. Дамы семейства отгоняют от столов своих мужей. На что обиженный Роберт плюет и затаскивает Маркуса с Анрисом на сеновал. Фирменная настойка миссис Мардж хорошо идет. Что же касается женихов, то те друг друга не видели уже три дня. И Кайрен уже скучает. Этому не мешают даже тонны бумаг, которые ему подсунул для изучения Маркус. Дел за все это время накопилось внушительно. Целая куча, которая все еще лежит на краю стола. А он вертит в руках поблескивающий на свету брачный браслет и думает, что он будет великолепно смотреться на Алане. Который в данную минуту активно прессует Ватикан. Ведь после случившегося кардиналы вынуждены начать экстренные выборы нового Понтифика. Только все это всего лишь красивый спектакль, потому что новым главой католической церкви станет кардинал-епископ Пелл. А милое семейство Салливанов, которому по гроб жизни предан этот человек, будет держать церковь под своим цепким контролем. Они с Робертом уже успели обсудить всю выгоду от этого. Губы расплываются в наглой усмешке и касаются кромки металла. Ветер играет с прозрачными шторами и доносит умопомрачительный аромат цветов. Он вдыхает полной грудью и слышит сотни тихих шепотков, которыми теперь полон Блодхарт. До него долетает озорное хихиканье, и виден свет блуждающих огоньков под самой дверью. Внизу Джер гоняет слуг и ворчит Гор. Опять что-то не поделил с Кристофером. Кайрен хмыкает и поднимается из кресла. На столе остается лежать галстук. Диана убьет его, когда увидит, но лучше смерть, чем эта чертова удавка. И потом, Алану его шея нравиться в любом виде... Колокола звенят до тех пор, пока последний гость не вступает в церковь. Двери распахнуты настежь, и свет мягко играет в разноцветных витражах. Повсюду венки цветов и лент. Слышен тихий смех, и на лицах - улыбки. Миссис Макмиллан вытирает платочком влажные глаза, а рядом от уха до уха улыбается хозяин «Серпа». За спиной ухмылялись племяннички, а будущий тесть вместе с женой и другом явно делали ставки на тотализаторе Эбота. Но он даже не смотрел на них. Потому что на верхнем ярусе, облокотившись на каменную балюстраду, стоял Алан. Одетый во все белое. Без костюма и с закатанными до локтей рукавами рубашки. Солнечные лучи запутались в его растрепанных волосах и словно кутали в себя. На его губах играла мягкая улыбка все то время, пока он спускался по боковой лестнице и шел к нему. Она не сходила все то время, что преподобный Солмерс вещал им что-то о брачных клятвах. Половину этого Кайрен благополучно пропустил, невнятно угукнув в конце и сгребая в объятия смеющегося Салливана. Сцеловывая и слизывая этот смех с красивых губ. Плевав на возмущенно сопящего священника и на еле сдерживаемый смех Дианы. - Он еще не сказал «ДА», - ехидно произнесла вампирша, чем заслужила кукиш. - Да согласен я, согласен, - между короткими поцелуями произнес Алан и, зарывшись пальцами в завязанные в хвостик волосы, притянул альфу ближе. - Говоришь, согласен на все? - проурчал Кайрен, посасывая дрожащие губы, и руки его медленно поползли вниз по крепкой спине. - Полегче, голубки, - хохотнул Крист, - у вас на носу еще одна церемония. Попридержите коней. - А давайте вы без нас, а? - пробормотал уже еле соображающий Алан и с пьяной улыбкой поймал ладони альфы у самых своих ягодиц. - Поддерживаю, - проворчал Кай. - Даже не думай! - возмущенно сверкнув глазами, выдала Диана, - ты, похотливое животное. И убийственный взгляд Кайрена не подействовал ни капли. А Алан смотрел на своего волка и слышал шелест крыльев за спиной... * * * День летит быстро. Он бежит под веселый смех и поздравления. Он блестит в улыбках и завистливо сверкает во взглядах незнающих. Потому что красота льнет к тому, от чьего одного холодного взгляда стынет кровь в жилах. Потому что, как бы много не было богатства, здесь явно дело не в деньгах. Потому что молодой муж смотрит на своего супруга жадными глазами. Улыбается порочно и ищет среди других, если теряет хоть на миг. Его глаза не видят других, они скользят равнодушно по роскошно одетым женщинам и мужчинам. Они не понимают, почему этот пепельный блондин из миллиона выбрал именно этого мужчину. За что можно терпеть ТАКОЕ рядом с собой? Алан слышит все их мысли и презрительно ухмыляется. Им никогда не понять, никогда не узнать. У них в головах одни лишь низменные мысли. Их желания до абсурдного примитивны, а внутри грязь. Они заискивающе смотрят в его глаза и натыкаются на стылый холод. Он теперь всегда живет внутри. Тьмой мурлычет под самым сердцем и скалится на других безумием. От этого ему больше никогда не уйти. Но здесь, где стая тянется к нему, холод отступает. Они его тепло, его дом. Они кутают его в себя и шепчут сотнями голосов своих душ. И среди них та самая, что смотрит из тьмы золотом глаз. Ему стоит только поднять взгляд, и Кайрен уже рядом. Он тянет в свои объятия и, зарывшись носом в шею, шепчет на старом языке. Алану нужно всего лишь несколько секунд, чтобы разобрать слова и удивленно застыть. А в следующую минуту он расслабленно гладит сцепленные в замок пальцы на своем животе и откидывает голову на сильное плечо. - Услышан ты, воин. И покой твой будет вечен под сенью крыльев моих... День несется, не зная отдыха. Он полон изысканной музыки и светских разговоров. Где улыбаются учтиво и произносят речи в честь молодоженов. Подарки один другого богаче. Шампанское просто великолепно, и пары чинно движутся под вальс. Супруги улыбаются благосклонно, и Маркус явно уже успел провернуть под шумок еще несколько сделок. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза Алана и Кайрена. Потому что ему все еще стыдно, и не имеет значения, что Алан простил его в самый первый день своего возвращения. Еще очень долго он не сможет простить себя. День гаснет быстро. Он тонет в багряном закате и стремится к линии горизонта. Мягким розовым окрашивая облака и тая под голоса людей. Он уходит вместе с последними задержавшимися гостями и умирает, когда на небе вспыхивают первые звезды. В свои права вступает ночь. Она ползет медленной змеей по кромке облаков и крадется первым туманом по линии леса. Накрывая его с холмов и дыша первой прохладой. Ночь приходит смехом и рокотом. Сверкает сотнями огней и блестит в звериных глазах. Она горит в первых кострах и дышит ароматам вересковых цветов. Порочная и страстная, с пряным вкусом предвкушения. Дикая и свободная, как те, кто собрался под сенью древнего леса. Слыша шепот древней, первой силы, что испокон веков жила здесь. В самом сердце, где белое древо раскинуло свои крепкие корни, роняя свои кроваво-алые листья. Здесь притворяться больше незачем. Нет ни фальшивых улыбок, ни лживых слов. Сила не простит, не примет. Стая знает, ей ведомы все тайны. Она ждет так же, как и их вожак. Черный альфа обводит взглядом всех тех, кто пришел на праздник, и щурит золотые глаза, когда видит членов Волчьего Совета. Этих он рад был бы вообще не видеть на своей земле. Но врагов своих он предпочитает держать к себе еще ближе. Он слушает их поздравления и криво скалится, чуя откровенную фальшь и опасение. А еще они хотят узнать правду. Они хотят увидеть Искру своими глазами. Они не ждут того, что это будет именно так. Не ждут того, что врывается на поляну диким вихрем и пронизывает своей мощью. А из тьмы и тумана появляются они. Словно разрывая воздух своими крыльями, и опускаясь среди теней костров. Позволяя огню озарить Небесного с голубыми нечеловеческими глазами и двух молодых наследников Валгири за его спиной. Они кланяются своему альфе и встают рядом со своими улыбающимися парами. А перед ними остается Дагура. В последний раз махнув своими пепельными рваными крыльями и свернув их за спиной, словно длинный плащ. На нем нет никаких украшений, кроме венка из вересковых цветов на голове. Одежда совершенно лишена роскоши. Одна лишь черная туника без рукавов поверх штанов, облегающих крепкие ноги. С длинными вырезами до пояса и развязанной шнуровкой, открывающей шею и грудь до самого живота. И это уже не тот взгляд, которым на него смотрели еще утром. Это уже что-то темное, хищное. Полное обещания и жара. Это страстная улыбка на чувственных губах и дьявольские огни в глазах. Кайрен смотрит, не в силах оторвать глаз, и совершенно по-звериному тянет воздух. А Небесный медленно идет к нему. Босиком ступая по мягкой траве и подкрадываясь, словно хищный зверь. Покачивая бедрами, отлично зная, что это так легко доводит альфу до предела. А зверь все смотрит жадно, впитывая каждое движение и голодно облизываясь. В них нет ничего светлого. Нет ничего, что принадлежало бы дню. В глазах ночь и все ее страсти. В объятиях нет ничего романтического, и нет чувства той легкости, что присуща другим парам. Это два древних существа, проживших на земле не одну сотню лет. Их движения полны власти и огня. Объятья крепки и пронизаны обладанием. Кровь черна, как и то, что давно разделено на два сердца. Она перемешивается и течет по запястьям в чашу. И глоток из нее похож на огнем горящий поцелуй. Белое древо скрипит, и на его стволе появляется новый узор. А на руке щелкает браслет. Навечно срастаясь узорами и переплетая две жизни в одну. Под древние молитвы и торжествующий рев стаи. В уши льется тихий шепот, повторяя слова, что были сказаны давным-давно. Черный волк сгребает своего Небесного и поднимает выше. Воя торжествующе и слыша такой же громкий смех. И любимые руки зарываются в черный с проседью мех, притягивая ближе, продолжая гладить по плечам. - Господи, я всю жизнь об этом мечтал, - не отрывая умиротворенного взгляда от брата, тихо произнес Маркус и прижал к груди улыбающуюся жену. - О том, что он, наконец, женится? - проурчал довольный Уолтер и продолжил вылизывать шею похихикивающего Джулиана. - Когда он напялит этот дебильный венок, - блаженно ответил серо-бурый волк... Кайрен любит смотреть, как танцует Алан. Он сходит с ума, видя медленное движение бедра и резкий разворот. То, как движется гибкий стан и как убийственно сладко блестит кожа обнаженных рук. А тот и не жалеет своего альфу. Не видя взглядов чужаков и продолжая изгибаться в диких языках костров. Утягивая за собой и заставляя забыть обо всех других. Прижимается к груди, чтобы в следующую минуту уйти из рук. Смеется своим колдовским голосом и, оказавшись снова в его лапах, откидывает голову, позволяя оставить след клыков. Они танцуют, не размыкая объятий. Движутся то медленно, то быстро. Покачиваясь так чувственно, словно занимаются любовью. Дышат друг другом и почти стонут от наслаждения. Вокруг кипит праздник. Он похож на дикую колдовскую ночь. Вино льется рекой, и кровь кипит в венах. Лес шумен и полон громкого смеха. Стая празднует и будет танцевать до самого утра. Потянув за собой своих гостей и принимая их щедрые дары. Под золотой луной и под шепот древних сил. Ночь в своих правах, она пьяна и ступает по небу медленно. Ее огни крадутся по земле и овладевают всем существом. Она зовет за собой, манит жаром воздуха и обольстительной улыбкой из тьмы. Кайрен именно сейчас смотрит на одну такую. Он слышит за спиной гомон праздника и абсолютно уверен, что никто не замечает их. И Алан пользуется этим. Он стоит, прислонившись к дереву за линией костров, и нагло ухмыляется. И черный оборотень отлично знает, что это значит. Через секунду Салливана уже нет на месте. Серебристые волосы мелькают в лунном свете, и слышен его громкий смех. И, как всегда, Кайрен ведется. Им словно по пятнадцать лет. Весьма скверное поведение, но об этом они подумают потом... когда-нибудь. А сейчас черный волк с наслаждением тянет воздух и срывается с места. Следуя по сводящему с ума запаху мимо темной рощи и все еще слыша дразнящий шепот. В самую гущу, за кустами дикой смородины и тонкой ленты тихой речки. Он крадется в тумане, и запах становится ближе. Ведя его мимо старых деревьев. Все ближе, пока чужое сердцебиение не отдается внутри. Он, наконец, догоняет, одним броском повалив вскрикнувшего и смеющегося Алана на траву. А вот теперь не до этого. Потому что в этой возне невозможно не возбудиться. И Алан стонет, раскинувшись под огромным зверем. Раздвигая ноги и выгибаясь навстречу когтистым лапам. Его глаза черны, и губы блестят от слюны. Он вновь сладко стонет и тянется к жарким губам перекинувшегося Кайрена. Вылизывая и позволяя буквально трахать собственный рот. Поцелуй влажный, глубокий. Со вкусом крови на прокушенной губе и сладостью вина. Ткань рвется под руками, обнажая белые плечи, и Кай абсолютно счастлив, что придется повозиться только со штанами Алана. Он переворачивает их и, сжимая упругие ягодицы, тянет ближе к своим бедрам. Трясь возбужденным членом и ловя губами новые стоны. Они рвут шнуровку в две пары рук, и стоит ему только коснуться сочащейся плоти, как губы Алана распахиваются в немом крике. Он трется жадно, сладко и только прижимается ртом к его губам. Накрывает ласкающую его руку своей и, зарывшись другой в волосы Кая, тянет еще ближе. - Ри, - стонет глухо он, - я так хочу тебя... Ты чувствуешь?... Чувствуешь? - Мой, - хрипло рычит Кай, - мой... Никому не отдам... Они падают на траву, перекатываются, не размыкая объятий и не переставая целоваться. Ласкаются судорожно и стонут от наслаждения. Шепчут отрывисто и цепляются друг за друга, словно не могут и минуты провести отдельно. И не отрывают пьяных взглядов друг от друга. - Я люблю тебя, - целуя теплые пальцы и не отрывая взгляда от поголубевших глаз, шепчет Кай. - Бездна, я так сильно люблю тебя. - Я знаю, - судорожно дыша и гладя изломанную линию брови, улыбается Алан, - моя единственная земная любовь. Любви полна каждая минута, каждая секунда. Она горит на кончиках пальцев и шепотом ложится на зацелованные уста. Касается своим жаром кожи и цепочкой темных следов зацветает по линии вен. Она бьется сумасшедшим пульсом и эхом оседает в самом сердце. Любовью полна вся ночь. Глубокой и темной, как страсть и первый стон обладания. И руки, которые будут держать долго и крепко. Губы, так трепетно ласкающие каждый миллиметр, зовущие и нежные. Любви будет полна целая жизнь. Она уже блестит первой росой на вересковых лепестках венков, лежащих под луной...