Моё чудовище

В госпиталь Джон не поехал. И не позволил везти туда Шерлока… Когда тот вернулся в нормальное, человеческое тело, никаких особых физических повреждений Джон у него не обнаружил. Истощение… обезвоживание… болевой шок… Как всегда ничего нового. Все, на что он согласился, так это персональный врач и пара сиделок… В другое время он сам без труда заменил бы любую сиделку, но с каждой минутой его собственное состояние приближалось к критическому… Все-таки он слегка слукавил перед Милвертоном о безвредности препарата… На какое-то время их дом в пригороде превратился в небольшой филиал Клиники Лондон Бридж Хоспитал. Гемодиализ… Новенькая, современная установка без устали перекачивает, фильтруя, его отравленную кровь уже пять часов… От гепарина Джона тянет в сон, и он все еще борется с мучительно-сладкими волнами. Майкрофт Холмс собственной персоной, похудевший, бледный до синевы, но все так же противоестественно идеально выглядящий в своей твидовой «броне», лично привез невысокую, крепкую женщину средних лет в медицинской форме. Он не отдаст его больше никому, ни Майкрофту, ни военным, ни психопатам всех калибров, ни черту, ни дьяволу… А Бог… Он и так на их стороне. В противном случае они бы не встретились… Джон не ревновал, глядя, как крепкие профессиональные руки сиделок приводят безвольное тело в порядок, моют, вытирают насухо, укутывают в чистое белье… Он не был против снотворного, что по настоянию врача размеренными секундами дарило Шерлоку легкий, лишенный сновидений покой… Пусть спит. Отдых, глубокий и безмятежный, да пара капельниц с физраствором помогут организму восстановиться, а набрать потерянный вес ему поможет Джон. Уж кто-кто, а он знает, что любит его большой кот. … Очевидно, что Джон все же уснул… Почувствовав чужое присутствие, словно пробежавший по спине холодок, он распахнул глаза и наткнулся на сочувственно-стальной взгляд «скромного британца неограниченной дальности действия». Джон почувствовал на своей груди лазерный прицел и не смог удержаться от соблазна проверить. Разумеется, на его домашней рубашке ничего такого не было. Мистер Холмс-старший сидел в его, Джона, кресле, заложив ногу на ногу, ничуть не беспокоясь о безобразных заломах на дорогущих брюках, что можно было расценить, как крайнюю степень беспокойства. Он тяжело вздохнул, словно последний час решал в уме чрезвычайно сложную задачу, но решить ее не смог и только что признал это… - Джон, нам надо поговорить. Джон недоверчиво посмотрел в его серые с кофейными крапинками глаза, враз постаревшие лет на десять, на то, как тонкая фарфоровая ладонь потерла высокий чистый лоб… - Иногда мне кажется, - начал Джон, - что природа, посмотрев на то, какими вы стали, решила, что чересчур переборщила с чувством долга… Подумала энное количество лет и, добавив щепотку любви, создала людей… Забавно? Животные, которые относятся к сексу слишком разумно и люди, которые обходятся со своим разумом слишком… сексуально. Она так и не смогла решить, у кого из нас больше шансов и прав на существование… Помучившись, она сдалась и позволила родиться Шерлоку… она просто смешала в одном создании наши достоинства и недостатки. И получилось что-то новое, что-то совершенно необыкновенное… Только у него получается думать так эротично и любить так умно… поверь мне. - Я должен его видеть. - Он провел в заключении больше двадцати лет, и, думаю, заслужил амнистию… - Я всего лишь старался его защитить… - Нет, мистер Холмс. Это Шерлок позволял его защищать. Он пытался искупить вину перед Вами… - Вину?.. – изящная, тонкая бровь изумленно приподнялась. - За то, что он, а не Вы провели последние годы в жизни Вашего отца рядом с ним. - Его вины в этом нет… - Конечно. Но подумайте, что он сейчас чувствует… Кем он себя чувствует… Вам не понять. - Ну, почему же?.. – Майкрофт задумчиво рассматривал линии на своей ладони. - Вы так шутите? Это шутка? – Джон потянулся к аппарату, тихим сигналом сообщившем, что процедура окончена, нажал отбой и начал вытаскивать из своих вен иглы катетеров. - Вовсе нет. Я понимаю… - Я так не думаю. Он думает, что не заслуживает быть членом Вашей семьи… его мутация… - Джон… только он и может быть членом ЭТОЙ семьи… - Холмс, подался вперед, снимая ногу с колена и опираясь о них локтями. Его узкий, с мягкой ямочкой подбородок удобно устроился на сложенных в замок кистях. - Не понимаю… - Как всегда… У Александра Холмса и Генри Найта было два сына. Джон раскрыл рот, оценив свое непонимание по высшей шкале Холмсов… - Вы правильно поняли. Не прикидывайтесь идиотом. Я… я, а не Шерлок был первым… экспериментом. И отец отослал меня подальше, чтобы дать возможность нормально вырасти. А потом появился Милвертон с его военными заказами… Отец понял, что это шанс отработать технологию, которая позволит объединить, наконец, две расы и покончить с сегрегацией, когда наступит благоприятное время. У твина Холмса и человека Найта впервые появилась надежда на общее будущее. Кстати, та самая фотография… это я положил ее в книгу Шерлока. Надеялся, что однажды он ее найдет. - Почему Вы не рассказали ему? - Не было возможности. Сначала он был слишком мал… потом началась эта нелепая гонка… Милвертон думал, что Шерлок унаследовал свой высокоэффективный интеллект именно от него… Бедняга… Все, что отец включил в конечную ДНК своего младшего сына из родовой линии Милвертона, это лишь чисто внешние факторы… Рост, форма губ, нос, волосы… Чтобы у Чарльза не было сомнений в своем отцовстве и в том, что их «совместный проект» состоялся. Когда появился Шерлок, Милвертон потребовал его, как контрибуцию. Отец отказал и увез того в Лондон… Все, что произошло потом было обычным, хорошо спланированным убийством. Сначала Найт. Отец в ярости пообещал все рассказать журналистам… А потом произошел взрыв в лаборатории… Все документы отца изъяли и вывезли. Именно так думал мистер Чемпион. Решив, что получил все козыри на руки, ему оставалось лишь повторить работу Александра Холмса и проверить на практике, насколько гибрид способен к естественному воспроизводству потомства с твином и человеком соответственно… и для демонстрации этого ему потребовался Шерлок, выращивать новый эмбрион до половозрелого возраста у него уже не было времени. Но он кое-чего не учел. Сразу после рождения Шерлока, отец разделил документы на две части, одна была у меня, вторая в их доме в Сассексе. Сэр Чарльз сильно ошибался на счет Генри Найта. Тот не был обычным, заурядным человеком… Наш отец… да-да… наш отец, был талантливым инженером, создавшим и запрограммировавшим инкубатор для искусственного вынашивания плода. Да, Джон, нас действительно собрали в пробирке… Только в моей крови от твина чуть меньшее, чем у моего младшего брата. Но, по сути, Вы правы, Шерлок более человек, чем я. - Это… невероятно… и Вы должны были ему сказать… - Джон хмурился, кусая и без того воспаленные губы, не в силах окончательно решить, как ему следует отнестись к услышанному. - Ну, теперь-то он в курсе. - Он узнал это от чужого человека, не от Вас. Кстати, а про Вас он знает? - Пока нет. Он все еще думает, что я полноценный твин. И не понимает, почему я так не спешу вступать в брак… - И почему же? Майкрофт поднялся, одергивая слегка жилет и стряхивая с плеча несуществующую пылинку. - Потому, что один человек ждет меня уже семь лет… И как только Парламент примет Указ о равноправии гибридных браков и детей, рожденных в них, я опущусь, как это полагается у вас, на одно колено и смиренно попрошу у этого человека провести остаток своей жизни с одним не самым привлекательным, но, по его словам, самым озабоченным судьбой одного маленького государства, твином. - И Вы думаете, он ответит "Да"? - Я знаю, что он ответит… - Провернуть такой закон будет трудно… - Ну, провернули же мы, как Вы только что сказали, однополые браки… Да и принц Чарльз получил свою леди Камиллу… - Грег… Это ведь инспектор Лестрейд?... Кстати, где он? - Зализывает раны после выяснения отношений с моими дикими соотечественниками. – Майкрофт улыбался так счастливо, что это выглядело почти неприлично. - Вы даже не представляете, что началось после эффектного бегства Шерлока прямо из окна второго этажа Carlton… Мне еще предстоит утрясать наши семейные неурядицы… Джон, как бы он неважно себя не чувствовал, тихо рассмеялся, представив картину во всей красе… - Первоначально я планировал просто женить Шерлока и передать в его руки семейный капитал… Но тут неожиданно вклинился, кто бы мог подумать!.. Джон Уотсон, и все понеслось под гору. Зато появилась замечательная возможность вернуть вторую часть документов по рекомбинации генотипа человек-твин, оказавшуюся в руках Милвертона. Поэтому пришлось придумать сказку о моих матримониальных интересах и предоставить Охотнику возможность сделать первый ход. - Бесчеловечно. Шерлок не заслужил… - Джон стер улыбку и проткнул Майкрофта злыми глазами. - Мы все такого не заслужили… И если Вы, Джон, думаете, что хоронить близких и подставлять под выстрел родную кровь легко, то Вы заблуждаетесь. - Я Вам этого не прощу. Холмс качнулся на пятках, заложив за спину руки. - Я знаю, – вздохнул он. - И не прошу извинений. Ни у Вас, ни у него… Шерлок все поймет сам. А Вы, Джон… Как Вам такой обмен? Ваша… лояльность на полную опеку над моим братом. Личные отношения вы, я надеюсь, выясните сами? … На следующий день Шерлок пришел в себя. Он быстро понял, где находится. Понял, что все закончилось. И не захотел никого видеть. Он сидел в комнате с плотно зашторенными окнами, не ел и молчал. Джон не настаивал. Шерлок своей двери не запирал, поэтому ничего не мешало каждый день приносить ему еду и убрать спустя время так и нетронутую тарелку. Джон рассказывал все новости по законченному делу, обо всем, что случилось после их освобождения, не обижался на ответное молчание, с наступлением темноты желал спокойной ночи и уходил к себе, оставив гореть маленький ночник. Отчего-то ему казалось, что Шерлоку так было легче… Но время и потребности молодого тела играли на стороне Джона. Сильный, крепкий организм отказывался признавать поражение. Ему хотелось двигаться. Ему хотелось жить. Ему страшно хотелось есть. Тем более, что толстые, упитанные, крайне соблазнительные стейки, заботливо приготовленные Джоном, лишь слегка прихватывала нежная хрустящая корочка, источавшая дивный, вызывающий желудочные спазмы аромат чуть обжаренного мяса, исходившего прозрачно-розовым, шкворчащим на горячей сковороде, соком. Продержавшись еще день, Шерлок урча уплел сразу два, оставив Джона в сомнениях, не вызовет ли такая плотная пища в пустом пищеводе несварение… Несварения не случилось, а стейки из холодильника стали исчезать с пугающей скоростью… Тело, наконец, получило возможность выздоровления, что, увы, совершенно не коснулось деморализованного сознания. … - Уходи, Джон. Ответа не последовало. Скрещенные ноги продолжали покачиваться в такт неслышной музыке. Прошла долгая, тяжелая, как свинец минута. - Ты что, не слышал? – по-прежнему глухой, хриплый голос прорезался едва уловимым раздражением, - у тебя что-то со слухом? - Нет, я слышал. Ты сказал «Уходи, Джон»… - руки на краю подоконника напряглись, ноги перестали качаться, Джон заерзал, усаживаясь поудобнее. Уходить он определенно не собирался. - Тогда почему ты все еще здесь? – Шерлок задрал подбородок, чтобы взглянуть ему в глаза. Бледная шея натянулась, как струна, вынырнув из широкого воротника, проступила в полутьме трогательной, отчаянной беззащитностью, которой до отвращения захотелось воспользоваться. Грубо и грязно. - Жду, - улыбаясь, Джон склонился, собрав все свои силы, чтобы не коснуться сердито надутых губ. Наблюдать за непониманием, окрасившим это лицо нервным румянцем, ему нравилось. - Ждешь?.. Чего? Нет, он и, правда, НЕ ПОНИМАЛ… - Когда ты передумаешь. - С чего ты решил, что я передумаю? - Однажды ты попросил меня остаться… Ты такой непостоянный… Шерлок посмотрел несчастными глазами и уронил голову на руки. - Милвертон был прав, я чудовище… и тебе лучше… Джон соскользнул на пол и уселся рядом, прижавшись плечом. Шерлок вздрогнул, словно его ткнули раскаленной кочергой, но головы не поднял. - Шерлок, - шепнул Джон, склонившись к уху. От теплого дыхания кожа на щеке и шее молодого мужчины покрылась бесноватыми мурашками. – Шерлок, я сейчас скажу кое-что, а ты поправь меня, если я ошибусь, хоть в чем-нибудь… Я знаю тебя вот уже почти полгода, и в первый же день ты назвал меня едой. Я видел все твои приступы ярости и, что хуже, скуки… я смотрел, как ты ешь сырое мясо и слизываешь с пальцев кровь… я знаю, как ты выглядишь под кайфом… я заработал пневмонию, пока ты носился под дождем… если ты забыл, я провел с тобой ночь… классную ночь, если тебе интересно… и вообще-то не одну… ты спас мне жизнь, а я убил человека… Меня не пугает бардак, что творится в твоей голове… Почему ты решил… кто тебе сказал, что меня испугает бардак, что творится в твоей крови? Да мне вообще плевать, твин ты… человек… пришелец… Я собираюсь прожить свою жизнь рядом с тобой, заносчивый, беспринципный, беспардонный засранец, самый невозможный, самый замечательный и крутой из всего населения этой гребаной планеты, с которым мне посчастливилось провести самые счастливые сто шестьдесят семь дней… Голова приподнялась, и Джон заметил в темных, как дымчатый сапфир, глазах вместо отчаяния, сломленного безразличия и тоски сердитое недоверие. - Ты что, считал? - Ага… - Джон рассмеялся. – А еще от тебя шерсть по всему дому… Как хочешь, но или давай купим новый пылесос, или убирать будешь сам. На похудевшем, пепельно-сером лице пронеслась целая толпа перепуганных, совершенно незнакомых владельцу эмоций, и последняя, зацепившаяся за мечущееся сознание, проступила виноватой растерянностью. - Я уберу… сам… - длинные ресницы захлопали, прищемив Джону сердце, полоснув по нему дикой, невыносимой болью. …«непрестижный»… ненужный… …куда подевался тот уверенный, роскошный самец на шикарной тачке, походя флиртующий с самыми выгодными фамилиями? …может, это Джон на него так разрушающе действует?.. как на Супермена криптонит?.. Бережно, очень нежно Джон обнял за плечи замершего Шерлока, прижал к своему плечу его голову, пригладил ладонью растрепанные черные прядки, защекотавшие шею, и невесомо поцеловал пульсирующую на виске венку. - Я никогда не попрошу у тебя больше, чем ты сможешь мне дать… Но позволь мне быть рядом и любить тебя так долго, как захочется тебе самому. Обещаю, я уйду не позже того момента, когда ты от меня устанешь… В кольце его рук молчали, сопели и, похоже, слегка шмыгали носом… - Пожалуйста… - донеслось оттуда достаточно решительно. – Пожалуйста, останься… Это было слишком. Слишком больно. Слишком нежно. Слишком серьезно… - У меня есть одно условие. Джон немного отодвинул совершенно сбитого с толку, растерявшего остатки самообладания Шерлока, готового пообещать что угодно, лишь бы Джон прекратил эту пытку. - Ты моё, персональное чудовище… И я сверну шею каждой… красавице, на которую ты рискнёшь положить свои очаровательные глазки. Ты меня понимаешь? Чудовище осторожно промолчало… … Джон от него не бежал, боже упаси! И что напридумывал себе Шерлок, что он нафантазировал в своем перегруженном впечатлениями мозгу, никому было не ведомо… Но эта кара господня… этот несносный подарок небес… эта неуправляемая стихия… эта жаркая волна настигла, догнала, забрала в плен опоясавших кольцом рук, что нежнее шелка… Мягкие, теплые губы обожгли шею и уютное местечко прямо за ухом, прихватили вспыхнувшую, пунцовую мочку, получив в награду первый стон. Одна рука накрест обняла за талию, удерживаясь за бедро, вторая обвилась поперек груди, накрыв ладонью забившееся в любовной агонии сердце. Вжавшись спиной в гостеприимное тепло, Джон потянулся, почти ломая позвонки, через плечо в погоне за поцелуем. Но бессовестные, восхитительные губы ускользали, дразня и мучая, а руки удерживали нетерпеливо забившееся тело на месте. Дыхание смешалось в почти свершившемся прикосновении, жарко, жадно, безнадежно… Джон хрипел и рвался, когда жестокий «агрессор» сжалился и позволил губам сомкнуться. Никогда еще ТАК не кружилась голова, словно они глотали чистый кислород… веселящий газ… Все поплыло, смазывая реальность, невесомо подбивая под колени… Терзающий злой рот властвовал, завоевывая все новые рубежи, пробуя языком гладкость зубов, ребристую твердость неба, упругую непослушность языка. А потом у них закончился воздух. В легких, в комнате, на планете… вместо него мир заполнило темное, сжигающее нутро желание… …и ковер в гостиной оказался неплохой альтернативой кровати, безнадежно недостижимой, как параллельная вселенная. У Шерлока сильные решительные руки, тонкие бережные пальцы и влюбленные безбрежные глаза, в туманной прохладе которых Джон с таким наслаждением тонул… Ему нравилось, как Шерлок его раздевал. Медленно, неторопливо, словно это было главным занятием его жизни. Джон смотрел из-под опущенных ресниц, как изящные пальцы сражаются с петлями и пуговицами, чувствуя, как по его лицу скользит взгляд надвигающегося шторма. Шерлок приспустил его рубашку, обнажив загорелые, гладкие плечи, притянул замеревшее, притихшее в ожидании тело, принял его благодатное тепло своей грудью, запуская под сползшую ткань обе ладони, оглаживая, лаская плавные изгибы спины, покатые выступы лопаток, упругий прогиб поясницы, маленькие, трогательные ямочки под ней… Джон млел, Джон сходил с ума, Джон умирал от нежности. Эти руки творили с ним какое-то невероятное волшебство, заставляя отбросить, перечеркнуть, забыть весь свой предыдущий опыт. Каждое ощущение было новым, острым и пряным, как горячий глинтвейн, как глоток выдержанного неразбавленного рома... Он подался вперед, покачиваясь в такт и едва дыша густой, влажной патокой с отчетливым привкусом пороха и миндаля. - Джооон… - выдохнули ему в макушку, и он только тут заметил, что от облаченности перешел к абсолютной, полной наготе… Шерлок его изучал, исследовал, создавал в своих Чертогах его объемную модель. Плечи, ключицы… крепкие, плотные с мягкой ямочкой между ними. Поцелуй упал в нее, словно лепесток яблоневого цвета… …и Джон с удивлением понял, что его лопатки коснулись пушистого ворса ковра… …все вокруг… все, от ковра до спинок кресел и корешков книг пахло его Шерлоком… Он вздрогнул, когда губы легко, а потом все требовательнее сомкнулись на затвердевшем соске. Маленькая сладкая молния, ударившая в пах, скрутила мышцы в тугой, упругий узел. Что испытывал при этом Шерлок, Джон не знал, потому что его помутневшим от желания глазам на обозрение была представлена лишь коротко и неровно обкромсанная шевелюра, похожая на растерзанное ветром гнездо, свободный разбег широких плеч, мерно сходящиеся лопатки, широкие ленты перевитых мышц, плавно перекатывающиеся под ровной, молочной кожей. А его довольный, утробный рык отдавался частыми спазмами у Джона в животе… Пальцы все скорее пробегали по натянутому струной телу, извлекая трепетными прикосновениями редкостные, восхитительные звуки. Миновав холмы плеч и задержавшись на остро-затвердевших сосках, он услышал прерывистый всхлип и едва слышный выдох… Когда трассирующая очередь поцелуев оставила багровеющие отметины на поджавшемся животе, он уверенно возвращал выгнувшееся ему навстречу тело или, наоборот, подхватывал его под поясницу в едином движении, заставляя коснуться своей пылающей плоти, и тогда их стон пел красивым унисоном… Шерлок понимал, Джон позволяет, дарит, отдает… готовый в любой момент принять ответный дар… И, может быть… когда-нибудь… однажды… когда Шерлок примет это в свое будущее, когда уверенно признается себе самому, что готов… Он загадает то, единственное желание, которое завоюет в одной странной игре в честные вопросы… Губы, руки, тела, в неутомимом единоборстве сплетались в один организм с двумя сердцами; вздохи, стоны и крики отражались в них, рождая все новые и новые звуки… И уже было невозможно понять, кто из них эхо в этой сложно-настроенной деке диковинного музыкального инструмента. Шерлок знал, чего хочет. Он отлично видел свою изнемогающую от нетерпения цель. Впившись сильными пальцами в качнувшиеся навстречу, распахнутые бесстыдным приглашением, бедра, он нырнул хищным коршуном в светлую, медовую поросль, где тяжело покачивал лоснящейся головкой, гладкий, нежнее тончайшего бархата, член, сочащийся прозрачной, мускусной каплей. Измученный ласками Джон, закричал, когда Шерлок заглотил его, как леденец, сразу до половины, стиснув губами жестко, почти жестоко… а потом еще… и еще… все глубже, прижимая языком венку и отсчитывая каждый удар взбесившегося пульса… Загоняя на беспощадный и яркий пик удовольствия, Шерлок выпускал и пленял распростертое под ним покорное, плавящееся тело, зажигая у него на скулах пунцовый, лихорадочный румянец… Оргазм не подступил, он обрушился, заполнил собой весь мир, выбивая воздух из легких, а мысли из головы. Джон заметался, выплескиваясь в глубокую гортань, позволяя Шерлоку лакать свое семя и слизывать его кончиком шершавого языка с припухших губ, словно солоноватое молоко. Выброшенный за грань реальности, он не сразу почувствовал в себе чуткие растягивающие пальцы, прохладно-скользкими движениями готовивше его к новому вторжению… И когда мучительно-напряженный агрессор, наконец, проник, сначала всего на дюйм, а потом еще… и дальше… он лишь взглянул в потемневшие от вожделения, нереальной, придуманной красоты глаза и выдохнул единственное, что помнил… что казалось ему самым важным на все времена… - Шерлооок… А потом его распахнутый рот глотал и глотал загустевший, пряный воздух, бессильно пытаясь протолкнуть его в измученные легкие, пьянея от единственной мысли, что его сейчас разорвет к чертовой матери от этой невозможной наполненности… от все увеличивающейся в его теле жаркой плоти… от все разрастающейся в его сердце беспощадной любви… Силясь понять, кто из них прекраснее, он потерпел неудачу и присудил боевую ничью… А потом тело отозвалось острой, сладкой судорогой, когда Шерлок начал двигаться тягуче-плавными махами, наращивая амплитуду и время от времени меняя угол проникновения, чтобы коснуться набухшей простаты… И тогда Джон захлебывался счастливым безумием… В нем было тесно, влажно и так нестерпимо горячо, что Великий Лондонский пожар казался просто тлеющей лампадой… Шерлок врывался в него страстно, почти грубо, рыча и всхлипывая, взлетая на самый верх плато наслаждения, откуда его в небытие одним страшным ударом смел оглушительный, похожий на смерть, оргазм… …шепот и крики… звезды и кометы… все пало к их ногам в стремительно кружащем водовороте… … Ночь… Дождь хлещет не переставая… Мокрая ветка стучит в стекло зеленой рукой… В прогоревшем камине потрескивают багровые угольки… Тонкие фарфоровые пальцы бездумно перебирают спутанные пшеничные прядки коротких мягких волос… - Джон, почему мы миримся именно в постели? - Потому что это единственное место, где ты перестаешь думать… - Тебе так не нравится, как я думаю? - Нет… Ты думаешь… очень… эротично… - Джон? - Ммм?.. - Давай, сыграем в одну игру… - Ты снова хочешь проиграть? - Нет, сегодня я собираюсь выиграть… END…?