Забудь, оставь и не проси...

– Спасибо, – отвожу взгляд и спрашиваю. – Куда ты вчера дел фотоаппарат? – А? Не помню, – Джон смущён. – Сейчас поищу. Идёт к входной двери и начинает оттуда: правильно, так можно восстановить последовательность действий. Не метаться всполошено по квартире, а спокойно отыскать потерю. Действительно, Джон победно снимает кофр с полки у двери: – Вот. – Спасибо. Заряжаю новую пленку. Отснятое в ходе расследования мы оставили полиции. Впрочем, я бы и не стал экспериментировать с доказательствами, пусть их проявляют профессионально. А я попробую свои силы фотолюбителя на нынешней плёнке. Правда, фотолюбитель я довольно-таки относительный – мне интереснее поскорее перейти к проявке и печати, но перед тем надо что-то отснять. Задача: сделать кадры разных цветов. Вероятно, в печати будут интересны контрасты. Оглядываюсь. Смайлик на стене. Хорошо. Щёлк. Череп на каминной полке. Щёлк. Книжные полки. Щёлк. Джон. Щёлк. – Что ты делаешь? Поразительная неспособность понять очевидное. – Развлекаюсь, – отвечаю я и ухожу на кухню. Делаю ещё пару кадров, и Джон не выдерживает. Прибежав следом, он отнимает у меня фотоаппарат. – Хватит снимать беспорядок! Хочешь увековечить наш быт, так хоть приберись сначала! – Я вовсе не собирался запечатлевать наш быт. – А что тогда? – Заполняю пленку. Недавно я нашёл в доме оборудование для проявки и печати. И миссис Хадсон любезно разрешила им воспользоваться. – Понимаю. Это тоже твоя любимая химия. – Да, – хорошо, когда не надо дополнительно объяснять. Разумеется, даже из этой затеи можно извлечь практическую пользу... наверное. Но мне просто хочется размяться. – Я сам отсниму, договорились? – Спасибо. – Это тактическая ошибка: Джон тут же начинает наводить фотоаппарат на меня. – И ты весьма обяжешь, если не будешь фотографировать меня непричесанным и одетым в домашнее. Люди весьма предсказуемы. Не стоит и надеяться на то, что Джон оставит меня в покое, пока не получит желанные кадры. Ухожу в спальню. Но вскоре мне там делается скучно. Прежде чем выйти и стать объектом фотоохоты, я лениво одеваюсь и расчесываюсь. Джону повезло: он и растрепанным хорошо выглядит, а мне, со специфической внешностью, необходимо следить за собой. Тогда удается выглядеть эффектно. Как и следовало ожидать – стоило мне показаться в дверях, как в глаза блеснуло вспышкой. Дайте дураку веревку, так он и повесится. – Джон, не будь ребенком. Не надо меня подстерегать. Он выглядывает из-за камеры и спрашивает: – А ты согласишься позировать? – Несколько кадров – и ты оставишь меня в покое. Джону очень идет это довольное и немного лукавое выражение лица. Он командует, где мне встать, и устанавливает фотоаппарат на каминную полку. О, совместное фото. Закатываю глаза. Джон замечает и со смешком говорит: – Зато я смогу доказать внукам, что действительно был знаком со знаменитым Шерлоком Холмсом. – Только не надо грубой лести. Раз я обещал, значит, будут совместные кадры. Джон ставит фотоаппарат на автоспуск, подбегает ко мне, и пытается взлохматить мне волосы. – Что за детский сад, – перехватываю руку Джона, а он заразительно хохочет над своей попыткой и моим возмущением. Не могу не улыбнуться, глядя на него. И очень хочу наклониться, чтобы поцеловать шею Джона сейчас. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я пошёл на поводу своих желаний? ЩЁЛК. Ещё по негативу я понял, что первое фото из совместных будет неудачным. Слишком запрокинул голову Джон. Слишком откровенно смотрю на него я. Потому, печатая этот кадр, я позволил себе отступления от нормального процесса, и на фото получились два до изумления зелёных смешных человека. Даже Джон не стал возражать против того, что это фото я выкину. Хотя некоторые другие кадры со мной он чрезмерно отстаивал. Но я соврал. Высушив снимок, припрятал его. Все-таки он вышел забавным. *** Мориарти исчез с горизонта, будто его и не бывало. Обрывки его сетей вяло шевелятся в интернете – люди ищут связь с консультантом и не получают ответа. Джим поиграл со мной и пропал вместе с куском памяти. Будто это была единственная его цель – лишить истинных воспоминаний об Уотсоне. Сама по себе амнезия не проходит. Есть шанс, что всё так и останется, но подобный вариант развития событий меня не устраивает. Я пытаюсь вспомнить. Старательно расспрашиваю Джона и окружающих о тех месяцах, надеюсь расшевелить истинными подробностями действительные воспоминания и вытеснить ложную память. Но пока могу лишь заново привыкать к тому, что такое жить с Джоном. Жить с Джоном – это внезапно узнать, что у него есть девушка по имени Сара, с которой мы, оказывается, были знакомы, но её я тоже забыл. И расстроиться от очередного упущенного эпизода – от чего же ещё? Жить с Джоном – это подсесть на его комплименты, как на наркотик, и огорчаться, если он не восхищен моими действиями. Хотя расстройство я стараюсь не демонстрировать. Жить с Джоном – это всегда вовремя принимать лекарства, потому что обязательно напомнят. И периодически подвергаться утомительным допросам по поводу самочувствия. Кроме того, выслушивать, как он беспокоится из-за обыкновенного головокружения, стоит в нём признаться. А ведь после сотрясения мозга это естественно, врачу ли не знать. Жить с Джоном – это узнавать его привычки: от любимого сорта пива, до времени, когда он начинает зевать – и почему-то не терять к ним интереса. Жить с Джоном – это постоянно одергивать себя, напоминая, что я предпочитаю нынешнее положение друга положению любовника, которое быстро останется в прошлом, как это всегда происходило раньше. Жить с Джоном – это смеяться гораздо чаще, чем до встречи с ним. Жить с Джоном – это бегать по крышам не в одиночку. *** Квартира последней жертвы находится на последнем этаже дома напротив. Есть шанс, что маньяк выслеживал её с этой крыши. Мы взбегаем по лестнице, и голова опять начинает кружиться. Я замедляю шаг, пропуская Джона вперед. Крыша со скатом и Джон, споткнувшись о выступ кровли, начинает падать. Я успеваю рефлекторно схватить его и остановить падение раньше, чем соображаю, что именно произошло. Смотрю на стоящего рядом ошарашенного Джона, а перед глазами разворачиваются сцены того, что случилось бы, если бы я не успел. Джон на асфальте. Джон в больнице. Похороны… Мне дурно. Голова кружится, сердце бьется, как при беге, ноги подкашиваются, так что я едва успеваю опереться о дверь чердачного выхода. И Джон – только что едва не погибший Джон – кидается ко мне с вопросом: – Шерлок ты как, тебе плохо? – Нет, мне хорошо, я просто в восторге. Смотри под ноги внимательнее, Джон! Я не всегда смогу тебя поймать! – Рявкнув на друга, обнаруживаю, что ноги уже не дрожат. И иду проверять свою догадку к парапету. Там действительно недавно сидел наблюдатель. Что ж, это вписывается в самую вероятную из концепций. Мы сдаем полиции Томаса Хейна Катбуша до исхода дня. Неизвестная нам девушка – или несколько – теперь останется в живых. Сон не идёт. Воспоминания о предательской слабости угнетают. Нормально ли, что за месяц головокружения не уменьшились? Возможно, стоило соблюдать режим, о котором в один голос твердили врачи и Джон? Показателен ли приступ на крыше? Скорее нет – это психосоматическая реакция на испуг. Я отчаянно боюсь потерять Джона. Он слишком важен для меня – сильнее, чем я думал, сильнее, чем должно волноваться даже за друга. И возникает один вопрос: правильно ли я интерпретировал это острое чувство зависимости от другого человека? Мелкие детали складываются в картину. Жить с улыбкой Джона, жить с его дыханием за спиной, ощущать себя хорошо просто в его присутствии и ревновать к Саре. Жить с одобрением Джона. Жить со страхом потерять Джона. И навязчиво, болезненно желать обладать Джоном. Какая странная дружба. Довольно прятать голову в песок. У этого чувства есть другое, слишком красивое имя – влюблённость. Я влюблён. Убийственно. Сердце бьется заполошно, будто радуется новой свободе. Глупости какие! Я прекрасно обходился раньше без подобных эмоций и подозревал, что просто не способен на них. У моего организма нет желания самостоятельно взбадриваться дофамином и адреналином, так что мне приходится даже прилагать некоторые усилия для повышения производства нейромедиаторов. И вот, пожалуйста, новые фокусы! Но что с этим делать дальше? В голове каша. Ничего не делать, само пройдет, или… Избавиться от чувств… Хотя его присутствие… Выставить Джона из дому немедленно… Сразу не выйдет, ну ладно, за неделю-то я от него точно избавлюсь… Пойти к нему сейчас же и сказать, что я… Нет, не спешить. Подготовить позиции, составить план и затащить в постель… А вдруг он… Попробовать переспать с кем-то другим… Отвлечься... Жалкая пародия на нормальный мыслительный процесс. Пожалуй, я слишком тороплюсь. А ведь я пока даже не понял, чего собственно хочу. Так, стоп. Любые действия нужно предпринимать, успокоившись. Я умею наводить порядок в своей голове, я смогу быть спокойным даже в таких обстоятельствах. Просто нужен новый, более спокойный ритм, это сердце сбивает меня с толку. Нахожу в мыслях файл с мелодией Бетховена, если не хватит мысленного проигрыша – достану скрипку. Я смогу успокоиться и всё решить. С этой мыслью я засыпаю.