Принц Х Царевич - 4

После завтрака, не забыв клетку с дремлющими жар-птицами, они сели на добрых (после порции овса) коней и поехали к волшебному ручью. Теперь Пересвет отправлялся к границе заповедного леса совсем в другом настроении! То и дело недовольно фыркающего коня пятками подгонял в нетерпении. Впрочем, дорога долгой не казалась, скрашенная оживленной беседой. Царевич решительно потребовал у робко прячущего глаза супруга немедленных объяснений касательно всех накопившихся животрепещущих вопросов: почему тот называет себя демоном? Чем ему серебристо-белые волосы не хороши? Как его угораздило в волка обернуться? Каково это — бегать на четырех лапах? И как ощущаешь себя, имея хвост и ушки на макушке?! Про последнее, самое интригующее, Кириамэ предпочел умолчать. — Помнишь, я рассказывал тебе о тёще моего брата? — начал он объяснения очень издалека. Пересвет бросил дурака валять и сокрушаться о пропавшем хвосте — принял серьезный вид и заставил коня поравняться с лошадью принца. — Еще бы не помнить! Она тебя своей большой грудью соблазнить хотела, верно? — Не совсем, — сдвинул брови Ёширо. — Я рассказал тебе не всю правду. — Что-то меня это не удивляет! — хмыкнул Пересвет. Но насторожился, слушать стал еще внимательнее. — На самом деле мать императрицы давно догадывалась о нашей связи. И строго хранила секрет, который мог бы отправить нас на смерть, всех троих, вместе с маленьким наследником. Да и остальных моих детей и любовниц тоже, скорей всего. — Ужас какой, — поежился царевич. — Помнишь, я говорил тебе, что однажды она застала меня наедине со своей дочерью? Пересвет покраснел, кивнул. — Мы занимались не тем, о чем ты подумал, — рассмеялся Кириамэ. Но фальшивый смешок быстро умолк, принц мрачно вздохнул: — Молодая императрица от скуки забавлялась, перекрашивая мне волосы. Ей нравилось играть со мной, как с куклой. Я для нее был не то любовником, не то сыном… Она знала, что мои волосы потеряли цвет из-за перенесенного отравления, и переживала из-за этого едва ли ни больше, чем я сам. А доверенный лекарь императора — он у нас прекрасный аптекарь, но не слишком хороший алхимик. Составленные им краски не давали стойкого цвета. И по настоянию императрицы лекарь придумывал всё новые составы, а я испытывал их на себе… В ту ночь, когда тёща императора вошла в спальню к дочери без предупреждения, она застала картину, заполнившую набожную душу женщины суеверным ужасом. Ее дочь весело проводила время наедине с синеволосым синеглазым демоном! — Предыдущая краска не смылась полностью. А новая оказалась слишком слабой. Произошла алхимическая реакция, и мои волосы в ту злополучную ночь приобрели чистый сапфировый цвет — ровно под оттенок глаз. Этот цвет оказалось очень сложно исправить. Пересвет затаил дыхание: представил слишком ясно, как его принц должен выглядеть в таком цветовом решении… Аж вспотел, пока пытался отогнать мысленный портрет, плотно загородивший взору окружающий реальный мир. — Мать императрицы поставила нам условие: она будет молчать и впредь. В могилу унесет тайну о рождении наследников. Но перед тем как дать клятву, она просто обязана была проверить, действительно ли я человек. Не демон ли. — Она только из-за синих волос решила, будто ты демон? — ужаснулся Пересвет. — Синие или белые волосы — разница не велика, — улыбнулся Ёж. — В нашей стране у людей бывают только черные волосы и только карие или черные глаза. Это ваши края богаты разнообразием — рыжие, золотистые, русые, каштановые! У вас не будут коситься на человека из-за неправильного цвета глаз. — Ну, если только на красные глаза удивятся, — растерянно пожал плечами царевич. — И те с перепою не редкость… Кириамэ мягко улыбнулся. Он начал исповедь, с трудом пересиливая себя. Теперь же ему хотелось рассказать мужу всё, не оставляя за собой больше никаких гнетущих секретов. — Если бы мать императрицы признала меня исчадием преисподней, это обернулось бы адом для всех, — продолжал он ровным голосом, будто рассуждал о чем-то, совершенно не касающимся его лично. — Демон, проникший в семью императора! За это казнили бы не только меня, но и всех членов семьи. Всех придворных, всех слуг, даже охрану дворца. Разве только самого императора пощадили бы — заставили бы отречься и отправили бы в горы, в монастырь, в строгое заключение до самой смерти. — Какой кошмар, — признал Пересвет. — И дворец предали бы очищающему огню, чтобы обезопасить город от скверны, — добавил принц. — Варварство! — вздохнул Пересвет. — Если бы сожженного дворца показалось бы недостаточно, сожгли бы и столицу, — подумав, сказал Ёж. — Хватит! — взмолился царевич. — Это правда, — пожал плечами Ёж, улыбнулся, но невесело. — Ты не знаком с нашими демонами, простыми средствами от них не избавишься… Он обреченно вздохнул, а у царевича сердце сжалось. — Когда я в раннем детстве был отравлен, все думали, я не смогу выжить. Я провел две недели на грани между жизнью и смертью. Но всё-таки удержался за этот мир. Мне посчастливилось заплатить за свою жизнь лишь волосами. Тогда даже лекарь посчитал, что не обошлось без вмешательства потусторонних сил — якобы, пока я бродил на перекрестье миров живых и мертвых, в меня вселился демон, который и помог мне выкарабкаться к свету. Потом меня несколько лет тайным образом возили по монастырям, монахи гундосили надо мной долгие молитвы… Но демона изгнать так и не удалось, нормальный цвет не возвращался. Наконец, один из настоятелей имел мудрость убедить мою мать в том, что ее сын чист перед богами, а вместо молитв уместнее использовать краску. — Но это же так несправедливо! — шмыгнул носом Пересвет, украдкой утер непрошенную слезинку. — Ты же не виноват ни в чем! — Демоны не избирают своими сосудами безупречных, добродетельных людей, — с равнодушием возразил Кириамэ. — Видимо, моя душа была порочна уже от рождения. Пересвет сквозь слезы выразительно поглядел на мужа и постучал себя костяшками пальцев по маковке, ясно давая понять, что он об этом думает. Но Ёж только смешливо фыркнул на его странную мимику. — Помнишь, я говорил, что мать императрицы захотела провести со мной ночь? Якобы ради того, чтобы можно было пустить слух о нашей с нею предосудительной связи, из-за которой появился бы повод изгнать меня из страны. Это было так, однако я не сказал тебе всей правды. Одна ночь растянулась на три дня и две ночи. Она увезла меня за город. Я не сопротивлялся, не пытался сбежать — этим я подписал бы смертный приговор молодой императрице и всем нашим детям. Теща императора была умной и очень набожной женщиной. Она регулярно посещала монастыри, любила вести долгие беседы с монахами и книжниками. Поэтому ей были известны способы, как отличить демона от человека. Она прекрасно знала, что демоны проявляют себя только в исключительных ситуациях. Не задумываясь, она подвергла принца разнообразным пыткам — не смертельным, но мало сказать неприятным. Она переборола свой суеверный ужас перед демонами — и проводила испытания самолично, чтобы ни одна живая душа больше не узнала страшного секрета. Она перешагнула через собственную тайную любовь к принцу, потому что это противоестественное чувство могло быть вызвано дьявольскими чарами. Он был слишком красив для человека! Очаровал против ее воли — наверняка в этом виновато колдовство! Поэтому она хлестала его плеткой, морила голодом, льдом и холодом — но он легко сносил эти испытания, питаясь собственной гордыней, не позволяя себе жалоб или стонов. Его стойкость также вызывала смятение и вселяла в ее сердце еще большие подозрения. Видя, что такое воздействие не дает результатов, она решила заставить прячущегося демона явить истинное обличие в пик наслаждения — для этого поила любовными зельями, от которых пленника выворачивало наизнанку. — Если бы меня стошнило сожранными младенцами, она этому не удивилась бы, — пошутил Кириамэ. — Сумасшедшая старуха! — всхлипнул Пересвет. От такого рассказа у него слезы по щекам катились, ничем не удержать. — Я благодарен ей, — возразил Ёж. — Если отравы и яды мне не страшны благодаря предусмотрительности матери, приучившей меня к ним постепенно и малыми дозами, то приворотные зелья на меня не действуют благодаря усилиям этой женщины. — Тоже мне, велика заслуга! — прорыдал Пересвет, беспомощно уткнувшись лицом в ладони. — Перестань! — рассмеялся Ёж. — Всё было не так ужасно. Грязно, мерзко — да, но не смертельно. Она была вынуждена так поступить со мной, и я ее прекрасно понимаю. — Да как же-е-е та-а-ак?.. За-а что-о-о тебя-я-я?! — рыдал, не мог остановиться, царевич. — Я не держу на нее зла, — заверил Кириамэ. — Только одно ей никогда не прощу — то, что после ее домогательств не могу больше любоваться женской грудью. Поверишь, и хотел бы — а тошнота тут же подступает, ничем не перебороть. Забавно, да? — Вот ведьма-а-ааа!!! — вскричал царевич, утерев нос рукавом. — Мало что изнасиловала — так всю жизнь наперёд еще тебе испоганила, зараза-а-аа!.. Ёширо подъехал поближе, передал царевичу платочек. Конь под Пересветом тащился еле-еле, то и дело недовольно оглядываясь за спину, косясь на всадника, ударившегося в рыдания, недостойные мужчины. — Знаешь, я долго не мог справиться с этим, — признался Кириамэ. — Кошмары снились, вспоминалось постоянно. Но после того, как побывал привязанным и беспомощным в постели у Зигурда… Понимаешь, после этого у меня что-то соединилось в разуме, как будто порванная веревочка узелком завязалась. Или словно рана вмиг затянулась. И с тех пор страх отступил. Понимаешь? Я перешагнул через это, оставил в прошлом навсегда — и всё только благодаря тебе! Иначе всю жизнь так и промучился бы. — А-А-А!!.. — только еще больше разрыдался Пересвет. Царевич остановил презрительно всхрапнувшего коня, сполз из седла — без сил припал к первой попавшейся березке. Обнял деревце, лбом к холодной белой коре прижался — и слезами облил от души. Кириамэ тоже спешился, подошел к мужу. Приобнял за плечи. Тот, икая от душащих слез, деревце отпустил — на принце повис. Кириамэ позволил уткнуться царевичеву мокрому носу в свое плечо. Потрепал успокаивающе по золотистым кудрям, которые уж давненько просили ножниц — уже по воротнику кольцами завиваются, скоро его собственный хвост по длине догонят… Мелькнувшая мысль о хвосте заставила вздрогнуть всем телом. Ёширо вспомнил ночное непотребство. То, как соблазнил всё-таки своего юного неопытного супруга. — Теперь я думаю: она оказалась права, — негромко произнес он. — Во мне действительно таится демон. И при дворе императора меня считали распутным принцем. Поселившись же в царском тереме, здесь, у вас, где в обычаях совсем другое поведение… Сравнив себя с тобой… Да, теперь я вижу, что бес сладострастия угнездился в моей душе слишком глубоко. Если б не моя тяга к плотским наслаждениям, ты и я могли бы стать прекрасными друзьями. Нашу дружбу не омрачила бы эта грязь похоти. Вернее, я не запятнал бы тебя, не совратил бы сойти с правильного пути — не завел бы в трясину адского греха… Пересвет ответил лишь рваным сопением в ухо принца. Если сейчас царевич хоть слово вымолвит в ответ — снова слезы ручьем польются. Ёжик так неправ!! Ну почему он всегда винит во всех грехах только себя одного?! Разве Пересвет не должен нести равную половину этого груза? Почему он настолько слаб духом, что сейчас не может проглотить комок в горле — и сказать очень важные слова?! Ведь именно сейчас должен это сказать! Принц воспринял молчание по-своему: — Ты презираешь меня? — Н-нет, я п-просто… п-поражен… — выдавил через силу царевич. — Моим развратным поведением? — усмехнулся Кириамэ. — Н-нет! — мотнул головой тот. Отлип от супруга, отошел на шаг, но руками не отпустил. Покраснел мучительно. — Своим… — Своим? Поражен тем, что ты позволил овладеть собой против воли? Тем, что твой венчанный супруг невоздержан, распущен, похотлив… — Какой же ты эгоист, право слово! — воскликнул Пересвет, начиная злиться. Зато злость помогла справиться со слезами и голос больше не дрожал. — Всё к своей особе сводишь, любые вопросы! Ты ведь слышал то, что я вчера говорил? — Что ты вчера говорил волку? — уточнил Ёширо осторожно. — Да, — застенчиво выдавил Пересвет. — Нет, — сказал решительно Кириамэ. — Я был под воздействием колдовства. Всё стёрлось из моей памяти. — Врешь, ты всё прекрасно помнишь, — насупился царевич. — Что с того? Раскрыть всю жизнь перед бессловесным зверем — это одно. То, что ты сам готов повторить мне в лицо — совсем другое. Я не стану ловить тебя на слове. Принуждать признаться в чувствах — это хуже, чем заставлять отдаться телесно без любви. Это слишком низко даже для меня. Демона-оборотня. Проклятого принца. Пересвет засопел сердито. Ну ладно. От мрачных дум он своего мужа как-нибудь сумеет отучить. Только вернутся в терем — сразу же и приступит к перевоспитанию. А пока что лучше сменить тему. — Как ты вообще оборотнем сделался? — задал волнующий вопрос Пересвет. Кириамэ глаза отвел: — Так получилось. Телега перевернулась — и на меня вылилось содержимое одной из бутылей, которые тот молодой колдун у Яги-сан украл. Он не сказал неправды царевичу. Подумаешь, мелочь — не уточнил, что телега перевернулась уже после того, как он в оборотня превратился! Лишние детали Пересвету знать ни к чему. Тот и без подробностей напридумывает себе причин для возмущения. Так что вовсе излишне рассказывать и о том, что именно Чумкум-гей делал со своим пленником, пользуясь моментом полной власти. — Этот Чумкум, — Пересвет просморкался в платок и подозрительно уставился на смущенного супруга блестящими глазами, словно мысли читая, — он к тебе не приставал? А то Дунька мне сказала… — О чем ты? — отрезал принц. — Думаешь, на глазах дружины предводитель станет унижаться, проявляя собственный порок? Пересвет озадаченно похлопал мокрыми ресницами. Вздохнул, отгоняя беспокойные домыслы подальше. Словно пытаясь сбежать от последующих расспросов, принц поспешил вернуться в седло. Если не продолжат путь, увлекшись разговорами, опять под снегом ночевать придется! Не велико удовольствие! Впрочем… Оба вспомнили минувшую ночь — и в разговоре повисла неловкая пауза. — Послушай, а если бы я тебя случайно не… не поцеловал бы, — произнес в сомнении царевич. — Ты так и остался бы волком? На всю жизнь? — Соу-нээ… — протянул Ёж. — У меня еще был в запасе ручей. — Ручей? — не понял Пересвет. — Это тот, к которому мы сейчас и направляемся? — Это особенный ручей, — пояснил Ёж. — Это я уже понял! — Яга-сан мне рассказала, как снять заклятие оборотничества, — неохотно пустился в объяснения принц. — П… поцелуй любимого — на самом деле один из способов развеять чары. Самый быстрый и самый… верный. Но есть и другие возможности. Например, ручей… — Протекающий на границе заповедного леса и обычного мира? — сказал Пересвет. — Значит, этот ручей способен не только перенести человека из одного места в другое, но и снять колдовство? — Не совсем, — сказал Кириамэ мрачно. — На той стороне ручья в лучшем случае ко мне вернулась бы человеческая речь. Еще три года и три дня мне пришлось бы ходить в волчьей шкуре. — Почему это? — обиделся Пересвет. — Ты бы объяснил мне — и я бы тебя сразу… Ну, поцеловал бы сразу. Ёширо покачал головой. Тяжко вздохнул: — После колдовства ручья поцелуй бы уже не сработал. — И заставил лошадь вперед уехать. — А… — опешил царевич. — Постой-ка! Яга объяснила тебе? Выходит, она сразу узнала, что ты — это ты?! Принц голову еще ниже опустил. — А почему же она ничего не сказала мне?! — воскликнул Пересвет, рассердившись на бабку не в шутку. Подстегнул коня, чтобы снова поравняться, чтобы можно было не со спиной виноватой разговаривать, а в лицо посмотреть. — Вот же ведьма! Ей бы только похихикать! Ей бы только поиграть!! Поиздеваться!.. Кириамэ буркнул: — Не проклинай ее. Это я просил ничего тебе не говорить. — Ты? — не понял Пересвет, почудилось, будто ослышался. — Ты шутишь? Ты сам просил ее молчать? Ёширо кивнул. Глаза на царевича не поднимал. — Почему?! — заорал Пересвет. — Ты же видел, как я за тебя волновался! Как места себе не находил! Да я б тебя тыщу раз твою пушистую морду расцеловал бы!! Ты что же? Как же так?! О чем ты вообще думал?! Принц только жмурился болезненно, терпя ураган возмущения. Ни жестом, ни словом не пытался остановить. Только губы сжимались упрямо. — Так ты… — открылось наконец Пересвету. — Только не говори мне, что ты вообще ничего не хотел мне рассказывать! Верно? — Он понизил голос до вкрадчивого ядовитого шепота, от которого, хуже чем от криков, принц ежился и хмурился, словно от ударов плетью. — Ты, похоже, совершенно не собирался высовывать свою серую волчью морду из кустов. Так ведь? Я правильно тебя понял? Если бы ибирцы не вернулись — и не пришлось бы тебе защищать меня, то ты бы… Ты бы не вышел ко мне вообще? Остался бы здесь в лесу? Волком жить? Оборотнем? Бросил бы меня?! Нарочно попался бы в капкан к охотникам — чтобы освободить меня от своего общества раз и навсегда?! Кириамэ, не выдержав, прикрыл глаза рукой: — Я не хотел, чтобы ты видел меня в таком облике. — Ты хотел, чтобы я тебя вообще больше никогда в жизни не увидел!! — разошелся в сердцах царевич. — Сбежать от меня решил, таким интересным способом! Воспользоваться удобным моментом! Подвернувшейся возможностью! И наплевать, как я буду убиваться без тебя! Сокрушаться, что не уберег мужа! Что не сохранил тебя! Что позволил вместо себя погибнуть от руки врагов! Не жалко тебе меня было?! — Я… Я не знал, что ты так станешь… — выдавил из себя принц. — Что я от горя с ума рехнусь?! — перебил царевич. — Я же не знал… — тоскливо отозвался Ёж. — Я же представить не мог, что ты на самом деле чувствуешь. Что от меня скрываешь… Пока ты сам не рассказал… Открылся, думая, что тебя простой волк слушает… — Мало ли что я мог наговорить первому встречному зверю! — ядовито откликнулся Пересвет. — Я был вне себя от горя — мужа потерял! Вот и нёс чепуху! Чего душу с горя не распахнуть-то? Бессловесная животина всё равно ничего никому не рассказала бы!.. Кириамэ застыл в седле, словно каменная статуя. Прошло несколько томительно долгих минут напряженного молчания с одной стороны и раздраженного сопения с другой. — Не злись на меня, пожалуйста, — попросил принц. — Придумал оправдание своему зверскому поведению? — фыркнул Пересвет. — Да, придумал. Я ведь вправду не знал, что это колдовство обратимо. Пока Яга-сан не рассказала. — Необратимое колдовство оборотничества! — сердито скаламбурил царевич. – Как чудесно! — В тот момент мне действительно было страшно. Я боялся, что навсегда останусь зверем. Понимаешь? Пересвет не понимал. Ему представить такое было жутко. — И что, если бы так и случилось? — продолжал Ёширо. — Что тогда? Ты взял бы меня с собой? В царский терем? Оборотня? Мало над тобой смеются, что ты женился на парне, на иноземце. А если бы все узнали, что твой муж — еще и оборотень? — Да хоть жаба заколдованная! — вспылил Пересвет. — Мне всё равно! Если у этой жабы, кроме жутких бородавок и противной слизи, будут синие глаза и черные… хм, — он взглянул искоса, поправился: — …в данном случае, белые волосы, то мне совершенно без разницы! Мне совершенно без разницы, слышишь? Всё равно, что за чудище будет ночевать со мной в одной постели! И кто и что будет обо мне при этом болтать! Ты понял? — Бака, — грустно улыбнулся Ёж. — И заплети наконец косу! — ворчливо приказал Пересвет. — Скоро весь мусор на себя со всего леса соберешь. Дотянувшись, он вытащил из серебристой пряди запутавшуюся сухую сосновую хвоинку. Кириамэ повиновался, собрал волосы в хвост, принялся заплетать — раз уж супруг столь настойчиво просит. Пересвет с трудом отвел зачарованный взгляд от его пальцев, быстро перебирающих пряди. Вспомнил, что самое время вернуть шнурок для волос. С момента, когда царевич этот шнурок подобрал на месте кровавой бойни на лесной дороге — так и носил завязанным на шее, пряча под рубашкой. Минувшей ночью принц его не заметил, потому как эту самую рубашку царевичу под горло задрал, смял… Пересвет поспешно загнал поглубже свежие воспоминания, ожегшие щеки пылающим румянцем. — Аригато, — мягко откликнулся Ёж, взяв протянутый шнурок. У Пересвета в руках осталось снятое со шнурка кольцо: обручальное, серебряное. То самое, в форме дракона, на которое во время венчания осуждающе косился патриарх Федор. Он глубоко вздохнул. Решился. Хотя, что тут решаться-то? Уж обвенчаны давно, назад пути нет. Пожалуй, никогда и не было. Царевич заставил своего коня пойти вплотную бок обок с лошадью принца: — Дай руку, кудасай, — буркнул, пряча взгляд. Ёж, закончивший со шнурком, с удивлением взглянул на насупившегося супруга, но руку подал. — Вот, возьми, возвращаю, — сказал Пересвет, заставив себя поднять глаза на мужа. Мучительно покраснел: — И поклянись, что никогда больше от меня не сбежишь! Никогда не бросай меня, понял? Он надел мужу на палец кольцо. Как в день их свадьбы. Но только сейчас они оба были верхом, а руки их соприкоснулись над лесной тропинкой, ведущей к границе заповедного леса, к волшебному ручью, который должен помочь им вернуться домой. О, ками-сама, случается же в жизни ерунда… [о, боже] Глаза принца распахнулись в неподдельном восхищении: — Ты нашел его? — выдохнул он. — Я-то думал, я его потерял навсегда! — Не стоит благодарности, — совершенно смутился царевич. — Клянусь, — сказал принц серьезно, хоть на губах играла смущенная улыбка. — Я всегда буду с тобой. Только смерть сможет нас разлучить. Кириамэ разглядывал свое вернувшееся кольцо с таким вниманием, будто впервые увидел. Но неожиданно нахмурил брови. О кольце в мгновение словно забыл, в руке поводья стиснул. — Что такое? — забеспокоился Пересвет. — Ты не помнишь, какие перстни были на том мерзавце, что Войславу похитил? — глухим от злости голосом произнес Ёж. — Н-нет, — сглотнул в нехорошем предчувствии царевич. — А я вот сейчас вспомнил, — сказал принц. И губы сжал с брезгливостью и решительностью. Ну, верно кое-кого убить собрался. — В решете Яги-сан эти перстни были прекрасно видны. Печатки с гербами. — Ты же не думаешь, что это он?.. — осторожно уточнил Пересвет, внутренне холодея. Но язык прикусил, чуть ведь имя не сорвалось — а вдруг Ёжик не на того подумал? Хотя нечего за миражи цепляться — на кого еще он мог подумать, кроме как… — Негодяй за всё заплатит, — прошипел Ёж. — Этот подлец осмелился поднять руку на твою сестру. Юрусэнай. [нет прощенья] Он пришпорил лошадь, заставив пуститься вскачь, что на лесной тропинке было не безопасно. — Погоди! — тщетно попытался остудить его ярость царевич, бросился догонять. — Нельзя же так сгоряча? Вдруг нам что-то неизвестно? Что-то важное? Он же не какой-нибудь насильник-бандит, в конце концов! Это даже хорошо, с одной стороны, что она попала в его руки, а не к кому-нибудь другому! Он ведь порядочный человек! — Он порядочный … …! Ненавижу! Убью!!.. — донеслось издалека. * * *