Принц Х Царевич - 4

Как и обещал Хродланд: ступили на волшебное полотенце, взявшись за руки — и тут же очутились в царском тереме. Легко и просто, никакого головокружения, никакого ощущения полета. Шаг — и на месте. Чтобы ненароком не промахнуться, Хродланд велел Пересвету думать о самом большом помещении в тереме. Тронный зал вполне для этих целей подходил, и в послеобеденное время там обычно никого не бывало, что кстати: сообщники похитителей не должны узнать о возвращении царевны раньше времени. Однако прошмыгнуть в личные покои совершенно незамеченными у них не получилось. — В… вернулись? — выдохнула обомлевшая Василиса Никитична, с коей столкнулись в одной из галерей дворца. — Вернулись!! Берендей, смотри!! Дети вернулись!! Пересвет едва сумел уговорить матушку сбавить голос. Кириамэ усмехнулся: не верилось ему раньше, что Войслава в родительницу голосистая пошла, но вот доказательства, на лицо. Подоспел царь — тоже загудел: — Ну вот! А ты переживала!.. И опять пришлось умолять не выдавать их досрочного возвращения всему свету. — Живые?.. — Чмок-чмок. — Здоровые?.. — Чмок-чмок-чмок. — Целые, невредимые?.. — Чмок… Василиса Никитична перемежала отрывистые вопросы первонасущной важности суетливыми материнскими поцелуями: сперва Пересвет попался и был притянул за уши, чтобы пригнулся, иначе не дотянуться. За ним смиренно подставила щеки Войслава, не смея не то что перечить, как обычно — даже пискнуть не могла, чем безмерно удивила родителей. Третьим матушка выловила попытавшегося спрятаться за спинами Берендеевичей Ёжика. Чмокнула троекратно, прижала к груди: — Ох, ты ж мой родненький! Отстранила, оценивающе оглядела: — Похудел-то как! Осунулся! Не заболел часом? — и обернулась к Пересвету, грозно брови сдвинув: — Ты чего за мужем плохо смотришь? Стоило вас из дома отпустить! Он же скоро просвечивать будет! Заморить его хочешь совсем?.. Принца между восклицаниями за плечи потрясала, доказывая его тщедушное состояние. Соболья шапка, конечно же, с головы свалилась. По плечам рассыпались серебристые волосы. Берендей Иванович похлопал супругу по спине, чтобы она прекратила ругать младшего сына и обратила внимание на зятя, побелевшего во всех смыслах слова. Матушка внимание обратила. Нихонца отпустила. Рукой прикрыла открывшийся в изумлении рот, сердобольно заохала. — Как это понимать? — потребовал у сына объяснений Берендей Иванович. Кириамэ, не смея слова вымолвить, метнулся было улизнуть прочь и подальше. Но мимо царевича проскользнуть не удалось — Пересвет за запястье крепко схватил. И жесткие пальцы не разжал, как тот ни дергался, точно птица в силках. Пришлось Ёжику смириться, за спиной супруга замереть. — Это долгая история, — сказал Пересвет. — Будет еще время рассказать. — Ну уж ты как-нибудь покороче! — обрела дар речи царица, грозно повысила голос. — Хоть в двух словах — но сейчас и немедля! Я ж места себе не найду!! Что с ним стряслось? Заболел? При смерти, да? Не скрывайте от нас ничего!.. — И за сердце схватилась одной рукой, за царя — другой. — Я здоров, не волнуйтесь за меня! — робко возразил Ёжик. Но Василиса Никитична от него отмахнулась без доверия, воззрилась на сына ожидающе: — Признавайся! Как до седых волос мальчишку довел? Пересвету ничего не оставалось, как вздохнуть и выдать правду. Почти правду: мол, Войславу помогла найти лесная ведьма, на которую напали разбойники. Разумеется, они не могли оставить старушку без защиты, от разбойников отбились успешно. Беда только в том, что во время драки Ёжика колдовским зельем облили. Случайно. Отчего волосы и побелели. — И надолго они белыми останутся? — уточнила Василиса Никитична, не вполне понимая, где же сын ей врет. Вроде видно, что говорит чистую правду. А всё равно что-то не так, чует ее материнское сердце! Пересвет пожал плечами: — Ведьма — дряхлая старушка. О чем ее ни спросишь — всё-то она знает, да ничего не помнит. Может, смоется белый цвет. Может, придется ждать, пока отрастут черные заново. Леший разберет эту алхимию. За «лешего» Пересвет получил от матери воспитательный шлепок, чтобы не относился столь легкомысленно к проблемам мужа. Войслава не удержалась, мстительно хмыкнула. Матушка уставилась на дочурку с подозрением: — Правду они говорят? Или что-то страшное скрывают? Рассказывай всё, что знаешь! Царевна, повинуясь, открыла рот, вобрала полную грудь воздуха… Пересвета пронзила мысль: слишком общий приказ! Эдак сестрица сейчас всё и выложит! И то, что родителям знать не надо — тоже распишет в шокирующих подробностях! — Просто подтверди мои слова! — поспешно бросил он спасительную просьбу. И сестрице, разом помрачневшей, ничего не оставалось, кроме как послушно повиноваться новому указанию, перечеркнувшему требование матушки. — А ему и белый идет, — сказала, чуток успокоившись, царица. — Очень интересно смотрится. — Оригинально, — ввернул книжное словечко царь-батюшка. — Я ж тебе говорил? — подмигнул Пересвет мужу. — А ты весь извелся! Руку принца можно было смело выпустить — никуда теперь не убежит! Василиса Никитична с жаром поддержала сына: обняла любимого зятя за плечи, принялась убеждать, что случившейся оказии стесняться совершенно не нужно, мол, белый цвет прекрасно контрастирует с синими глазами и черными ресницами! А уж сколько новых нарядов она для него приготовила за время их разъездов — замечательно хорошо будут с новым цветом сочетаться!.. Ёж молча слушал и вежливо улыбался. Оглянулся на царевича, украдкой тоскливый взгляд бросив, умоляя о спасении. Но супруг с широкой улыбкой руками развел: таковы любящие родители, приходится терпеть, куда деваться! Войслава обиделась ужасно. Похищали ее, спасали — тоже ее! А как вернули — так и опять никому не нужна стала? Да что ж за семья-то такая, черствая! Раз променяли родную дочь-красавицу на декоративного зятя — так и отпустили бы ее на волю! Нет же, запрут под замок, да так до старости не увидеть личного счастья... Царевна будто сама себя сглазила. Спохватившись, Пересвет распорядился увести и запереть сестрицу в укромную светелку, приставив только самых доверенных служанок из свиты государыни. И строго-настрого велел родителям и дальше изображать тоску по пропавшей дочери, дабы ничем не выдать себя перед вражескими шпионами. Увлеченная изменившейся внешностью любимца-зятя и открывшейся перспективой шитья новых нарядов, Василиса Никитична категоричный тон младшему сыну простила без ворчания. Берендей Иванович же согласился подыграть при условии подробных разъяснений — за ужином, с рюмочкой наливки в честь благополучного воссоединения семьи. За ужином к ним присоединилась Забава, страшно скучающая в отсутствии Светополка. К сожалению, от этой любопытной сороки возвращение сестры скрыть было невозможно. — Ох, а ведь Светополку-то нашему Береднеевичу весточку тоже надо послать! — засуетилась Забава. — Чего он там по лесам шастать будет зря! Но Пересвет ее остановил. Попытался объяснить, почему нельзя брата предупреждать, чтобы весть не перехватили недруги. Но плюнул за тщетностью попыток и просто попросил отца запретить ей строго-настрого. Немного поохав и поахав над злоключениями Войславы, невестка быстро переключила внимание на диковинку — жар-птичек, которые довольно хорошо перенесли путешествие. Сверкающие пичуги с удовольствием склевывали сдобные корочки, приводя цесаревну в пискливое восхищение. Видимо, заразившись визгливыми возгласами, либо просто переев, птички взялись выводить трели. Причем очень громко и пронзительно, так что у всех головы разболелись с непривычки. Да в глазах зарябило от вспышек — птички весело распрыгались по клетке. По просьбе Василисы Никитичны клетку из трапезной залы вынесли — и Забава последовала за ними, не желая расстаться с новинкой, прихватив блюдо с калачами. Пересвет вздохнул с некоторым облегчением. И только в наступившей тишине заметил, что принц тоже сбежал под шумок, пожелав спокойной ночи родителями, но ни слова не сказав супругу. Пришлось царевичу одному за двоих отдуваться, рассказывать о спасении сестрицы, о своем путешествии по западным королевствам — вопросов у родителей накопилось много! Однако повествование вести приходилось очень аккуратно, что требовало огромных усилий и сосредоточенности. Внутренний голос уверял Пересвета, что посвящать матушку с отцом во все подробности приключений просто нельзя. Например, про Хродланда вообще лучше пока молчать. Про грехопадение сестрицы — тем более! Ну, похитили ее, заперли — и всё. А они с Ёжиком, с помощью лесной ведьмы, место, где держали сестру, вычислили — и туда прямиком прибыли. Ясмин якобы и сама бы справилась, да с их помощью вернее получилось. Так что теперь Шеморханка там осталась, вместе с переметнувшимся на их сторону наемником подкарауливает заказчиков похищения. На этом месте рассказа Василиса Никитична нахмурилась. Её ведь уверяли, будто Ясмин сразу нашла способ связаться со Светополком, а затем успешно организовала побег Войславке. Берендей Иванович кашлянул. Царица обернулась к благоверному с подозрением. Пришлось государю виниться: нарочно матушку дезинформировали, чтобы переживала меньше. Ради ее же блага! За признание во лжи влетело не только царю, но и отсутствующему Светополку досталось: — Удумал! — всплеснула руками Василиса Никитична в крайнем негодовании. — Родной матери врал в глаза! И до того правдоподобно, у меня и мысли не возникало ему не поверить! Вот же вырастила прохиндея на свою голову! Вот и пусть теперь за свое вранье по лесам бродит, так ему и надо! Будет ему наказание! Берендей Иванович был слегка не согласен, ибо старший сын забрал с собой изрядную сумму золотом для выкупа, и потому было бы желательно, чтобы он возвратился по возможности скорее. Чтобы отвлечь родителей от невеселых размышлений, Пересвет постарался расписать вояж по соседним королевствам в самых ярких красках. Поехидничал над королем Мейнхардом, который был вынужден устроить рыцарский турнир, чтобы найти смельчака, согласного жениться на его сестрице, да всё равно победитель струсил, сбежал от великой чести. Про то, как сам чуть не угодил в постель к Хильде, Пересвет ни полсловом не обмолвился. Вспомнил, какое отвратительно горькое пиво отведал в окрестностях Вельфэльзена. Агилольфанна же в его изображении оказалась избалованной капризной девицей, а не страшной ревнивой девой-драконшей. Эпизод с подземельями Тюриля и укрощением настоящего дракона вообще получился веселой прогулкой! Но всё равно, как бы ни приукрашивал события, как бы ни преуменьшал грозившие им опасности, Василиса Никитична остро переживала по каждому маломальскому поводу. Даже видя сейчас перед собой сына, здорового и невредимого — всё равно слезами платочек оросила. Засиделись допоздна. Царевич уж охрип, когда родители наконец опомнились и отпустили сына отдыхать с дороги. Однако взбудораженность и сонливость — состояния несовместимые. Как-то не так Пересвету о ждущей его постели сейчас думалось, не привычными мыслями. Родные мягкие перины, по которым, казалось бы, так соскучился! Подушки и нежные одеяла… Постель, которую сладко делить с супругом… На душе у него было весело, настроение какое-то игривое нахлынуло. Тяпнув с отцом по последней рюмашке, украдкой от матери, — чтобы спалось крепче! — царевич со смешанными чувствами отправился к себе в личные покои. Пересвет улыбнулся: так и думал, что муж воспользуется свободным временем и по привычке залезет мыться. От усталости позволил себе роскошь покапризничать — не пошел в дворцовую семейную мыльню, а приказал притащить корытообразную ванну в смежную со спальней комнату. Царевич тихонько прикрыл за собой дверь и постоял, любуясь картиной. Нет, ничего предосудительного: с данного ракурса увидеть много не позволяли высокие бортики, украшенные свешивающимися углами мокрой простыни, брошенной на дно, чтобы уберечь от заноз. Над бортиком виднелась только светло-серебристая макушка. Любовался Пересвет исключительно волосами. Длинные, небрежно переброшенные через бортик — рассыпающиеся до самого пола. Словно тончайшая паутина, только еще поблескивают в мягком сиянии свечей настоящим серебром. Ни плеска, ни шороха. Похоже, принца сморило в горячей воде. Пересвет уставился на приготовленные бутылочки: бальзамы, краска… Не успел даже открыть? — Чего задумался? — вздрогнул он от вкрадчивого шепотка. — Засмотрелся? Царевич обернулся — домовенок! Собственной пушистой персоной. На кресле, как серая кошка, устроился — и на царевича насмешливо глядит. — Здравствуй, давно не виделись, — улыбнулся Пересвет, тоже голос до чуть слышного шепота понизил. — Да вот, будить не хочу… Слушай, а сможешь подколдовать немножко? Ну, чтобы заснул еще крепче! — Кто ж я тебе? Ведьмак? — фыркнул домовой. — Ой, а то ли на грудь не прыгал сколько раз? То ли обездвиживающий морок не наводил? Скажешь, не ты? — покачал головой царевич. — Да ты, часом, выпимши? — прищурил глаза-бусины нечистик. — Отец налил две стопки, — не стал отпираться царевич. — За счастливое возвращение. Видать, теперь считает меня достаточно взрослым, чтобы со мной чокаться. — Чокнулся, значит? — поехидничал домовой. — Значит, хмель в буйную головушку ударил? Поиграть захотелось? Ой, гляди, доиграешься! Он ведь тебе не кукла. — Имею полное право, — ухмыльнулся царевич. — Не хочу просто, чтобы брыкаться начал. Пусть лучше выспится, чем ссориться сейчас будем. Давай-давай, почародействуй, не вредничай! Домовой напыжился, что, вероятно, означало как неохотное согласие, так и процесс наведения сонных чар. Первым делом Пересвет забрал краску: и приготовленную бутылочку, и из спрятанного ларчика нахальным образом остававшийся запас изъял. Передал на ответственное хранение домовому, с наказом не отдавать обратно без его, царевича, разрешения. — Позабыл легенды-то? — проворчал домовой, заставив доверенные склянки исчезнуть. — Недаром ведь завет известен: не кради у красавицы лягушачью шкуру, не жги у невесты сброшенные лебединые крылья! Нет, все вы, царевичи, одинаковые — только своё упрямство тешите… Пересвет лишь ухмылялся в ответ на ворчание: — Он мне не невеста, а муж законный. Ну и что, если и своевольничает! Подумаешь, домашняя тирания, домострой. Его муж — значит, ему и решать, в какой масти тому ходить. Хочет Пересвет видеть своего супруга без всяких красок, в натуральном виде — полное его право! Утром, конечно, скандал предвидится. Но уж переживет как-нибудь царевич бурю, оно того стоит… Домовой проявил тактичность, оставил их одних. Однако наложенный морок с его уходом не развеялся — Ёжик крепко спал. И не чуял, как Пересвет над ним хлопочет. Царевич, наверное, с фарфоровой куклой так осторожничать не стал бы. Ни звука громкого себе не позволял, ни резкого движения. Снежно-серебряные волосы тщательно вымыл, щедро разрешая самому себе окунуться в странное, необычное наслаждение ласкающей мягкости, нежности, затопившей сердце, готовое, кажется расплавиться… Закончив с волосами, за мочалку взялся — не мыл, а гладил. Потом осторожно поднял из ванны, придерживая за плечи, бережно прижал к груди, не боясь промокнуть — облил из кувшина теплой водой, смывая хлопья ароматной пены. На руки подхватил, в свежую простынь завернул — в постель отнес, где осторожно всего вытер, от кончиков влажных прядей до пальцев ног, в который раз удивляясь отсутствию ненужных волос на гладкой, шелковой коже… Вот только пупырышки… Проклятье!! Царевич опомнился, заторопился — это ведь его в жар бросило! А мужу после остывшей ванны и простудиться недолго! Хватит вожделеющее любопытство тешить — уложил скорее под теплое одеяло, подушки удобно поправил. Будучи оставлен, наконец, в покое, принц, не открывая глаз, глубоко вздохнул, повернулся на бок и свернулся клубочком. У Пересвета от этой нежной доверчивости в животе сладко заныло. Закончив возиться с мужем, царевич поспешил обратно к корыту. Так сердце колотилось, что помочь мог только ушат холодной водицы, вылитый на голову. Да и некогда ему в ваннах нежиться — это ж надо слуг ждать, пока остывшую воду сольют да новую на кухне разогреют, сюда принесут… Нет, намылился быстренько, стоя, ополоснулся остывшей в бадейке водой— и довольно. Перед тем как в спальню вернуться, Пересвет кликнул прислугу, чтобы прибрались. Но пригрозил: если хоть какой шум услышит — прибьет! Царевич, закрыв дверь спальни, даже не сразу понял, отчего у лакеев глаза от его слов сделались квадратные. А ведь оказывается, никогда раньше не позволял себе в подобном тоне приказы отдавать! Вправду взрослеет, что ли? Усмехнувшись, он нырнул под одеяло. Обнял своего принца, тихонько прижался к спине, уткнувшись носом в пахнущие цветочным ароматом влажные пряди… Согреть скорее жаром собственного тела!.. Черт!! А ночное-то кимоно забыл на него надеть! Приготовленное лежит на кресле в соседней комнате. Но вставать, идти туда, шугать лакеев, всё-таки осмелившихся бряцнуть ведром… Нет, на это у царевича сил не имелось. Не было сил у него отлепиться от мужа, не тереться щекой о выступающие косточки позвонков между лопатками, где такая нежная кожа… Не стискивать в своих руках это тощее недоразумение… Вот утром за всё получит царевич в полной мере, сомневаться не приходится. Утром Пересвет проснулся от не слишком нежного тормошения за плечо. — Где моя краска для волос? — пока еще сдерживая гнев, поинтересовался Ёширо. — М-м?.. — разлепил веки царевич. — Краска? Где? — терпеливо повторил Ёж. — Я не спрашиваю тебя, почему я совершенно не помню, как оказался в постели, голый, со спутанными в колтуны волосами. Ложиться спать, знаешь ли, не высушив голову, не расчесавшись — очень глупо! Я не спрашиваю, почему проснулся в обнимку с тобою, тоже полуголым, вдруг забывшим надеть ночную рубашку, хотя нынче далеко не жаркое лето. Нет, не объясняй! Я сам в состоянии понять, что этой ночью между нами не случилось ничего постыдного. Слава Небесам, потому что мне не хотелось бы обнаружить себя безучастным участником действий сам можешь догадаться какого рода... Нет, царевич отказывался вникать в такие сложные конструкции речи, толком не проснувшись. Вздохнув, Ёж закончил с потоком обвинений: — Я ничего не хочу знать. Я спрашиваю тебя просто: где моя краска для волос? Куда ты ее спрятал? Пересвет глубокомысленно почесал маковку. Изрек: — Я ее выкинул. Как лягушачью кожу. Принц не стал уточнять, при чем тут лягушки. Вздохнул с заметным раздражением. Пересвет струхнул. Постарался принять уверенный вид, одновременно отползая вглубь кровати, подальше от этой фурии, присевшей на краешек. — Ты же слышал: вся семья решила, что тебе идет этот цвет, — заявил царевич. — Так что походишь светленьким. Для разнообразия. И волосы отдохнут от алхимической дряни, здоровее будут. Ты же не хочешь облысеть раньше времени? Сказал — и одеялом прикрылся, ожидая… чего угодно. Но принц сверкнул глазами. И не сказал ни слова. За всё утро царевича ни единой фразой не удостоил. За полдня не произнес ни звука. Перед обедом только буркнул, что со своевольным злодеем за один стол не сядет. Объявив таким образом голодовку, ушел в рощу за садом, разгонять тоску упражнениями в фехтовании. Благо взамен сломанной катаны еще оставалась вакидзачи. — Ну, уж прости меня за то, что я хочу видеть тебя в настоящем твоем виде! — не отступался Пересвет, ходил по пятам, хотя упрямство принца уже начинало порядком утомлять. — Я всё-таки твой муж и имею право настаивать!.. — Ты хочешь сказать: диктовать мне свою волю? — соизволил разомкнуть уста Кириамэ. — Вроде того, — с облегчением выдохнул Пересвет. Наконец-то хоть слово услышал в ответ! Поспешно поправился: — Лишь в мелочах! На «мелочь» принц обиделся еще хуже — понятно, не считал свою внешность пустяком. Царевич прикусил болтливый язык, да уж поздно — ляпнул на свою беду! — Сначала краска, потом что? — ядовито уточнил Ёж. — Запретишь мне бриться и велишь отпустить бороду? Или прикажешь в уши вдеть серьги? Либо вообще — амулет покорности нацепишь? Не ожидая ответа, он развернулся и зашагал прочь — к своему излюбленному месту тренировок, недалеко от оврага. Ну, значит, еще одна неповинная березка будет беспощадно ошкурена в щепки, причем без участия стали… Пересвет не сразу пришел в себя. Вот же сказанул Ёжик! Хуже царевича научился ляпать. Это ж представить невозможно — чтобы он, да небритый! С белыми волосами и черной бородой?.. Пересвет, зажмурившись, резко тряхнул головой, прогоняя жуткую картинку прочь от внутреннего взора… Или не такую уж жуткую? Это ведь, смотря как бородку подстричь… Ежели аккуратную, как Хродланд носит… Нет!! Жуть!! Тьфу, чего только в глупую голову ни взбредет! И почему вдруг серьги? Какие еще серьги?! Кольцами или подвесками? Черт, и те, и другие Ёжику были бы к лицу… Да черт знает что такое!! Царевич плюнул и решил идти обедать. Надо стоять на своем! Муж он ему венчанный или кто?! Если говорит — пусть слушается!.. Конечно, Пересвет прекрасно понимал, что уже через четверть часа сам изведется настолько, что прибежит обратно, извиняться, молить о прощении. Однако у него в запасе целая четверть часа! И этим временем нужно распорядиться с умом — в первую очередь пообедать. Страсти страстями, а за завтраком, глядя на мрачную мину муженька, царевич и куска проглотить не смог. Хорош же он будет при извинениях — злой и голодный! Нет, мириться надо в благодушном состоянии, плотно подкрепившись… Тем более, нет причин за супруга особо волноваться. Ясмин успела доложить, что за время их разъездов кадайские убийцы в царском тереме перевелись. Впрочем, сейчас бы принцу парочка ниндзей не помешала — нашлось бы, на ком душу отвести, в кэндо поупражняться… Пересвет вздохнул, зябко поёжился. В роще было ощутимо прохладно. Казалось бы, только недавно играли со змеенышами в Заполошном лесу, на фоне золотого листопада. А тут вернулись — листву северным ветром сдуло начисто, все деревья голые стоят, ветками горестно машут, зиму ждут, со снегом, с холодами, с вьюгами… Надо будет в спальню забежать, захватить кафтан потеплее для принца, как бы не продуло его после фехтования… Как бы сейчас дождь не начался? Такие тучи противные по низкому небу ползут… Роща незаметно перетекла в сад. Тропинка под ногами превратилась в дорожку, посыпанную мелким камешком. Пересвет рассеянно поглядывал по сторонам, погруженный в размышления. Еще недавно цветущий и благоухающий, звенящий птичьими трелями, зелено-розово-пестрый, теперь сад был уныл и чёрно-сер. Только трава еще упрямо зеленела, вернее — бурела, растратив былую яркость. Да кусты живой изгороди так и уйдут под снег с густой темной листвой… Царевич невольно вытянул шею и привстал на цыпочки, выглянув поверх кустов изгороди. Внимание его привлек дворцовый стражник — мелькнул между деревьев, куда-то направляясь. Дежурит? Дозором обходит даже сад? Видно, поэтому ниндзи в тереме и перевелись, если богатыри взялись наконец за голову и даже сад стали охранять… Откуда он кажется знакомым, этот русобородый стражник? Пересвет в сомнениях почесал темечко, вдруг кольнувшее тупой болью. Что-то в нем было... Угу, еще бы нет, если во дворце служит! Наверняка царевич его видал раз сорок на дню, а в упор не замечал. Вот и примелькался. Другое дело сестрица! Она всех конюхов, поваров и даже привратников знает в лицо. Всё детство им докучала, всячески доставала от скуки и безделья. Или Светополк — ему знать всю дворцовую охрану положено поименно, как-никак над ними прямой начальник. А Пересвет — что с него взять? Привык с малолетства, как к опасной мебели, к которой лучше близко не подходить — всё мерещилось, будто секира из руки задремавшего охранника выпадет и ему по голове стукнет… Ну, раз уж теперь приказано и сад дозором обходить, значит, на обед можно потратить целые полчаса, не беспокоясь!.. Пересвет предугадать не мог, что очень скоро горько пожалеет о своем легкомыслии. Дорожка круто вильнула, царевич свернул за угол… И мысли о бородаче вылетели из головы. — Ой! — не сдержал возгласа Пересвет. Едва не столкнулся с воеводой, дядькой Изей собственной персоной. Вот уж по кому не соскучился! — Простите, Изяслав Панкратьевич, я вас не заметил. Воевода отпрыгнул от царевича с резвой не по годам прытью. Глянул как-то выжидательно ли, напугано ли, не то виновато. Но расщепил густую бороду с проседью в крепкозубой желтоватой улыбке и загудел негромко: — Пересвет мил Берендеевич! А я как раз вас послан искать. — Кто послал? — уточнил царевич. — Мать ваша. Послала меня. Говорит: иди-ка подальше! За сад подальше, говорит. — Зачем? — спросил царевич. — Да вроде что-то с Войславушкой Берендеевной связано. Мне толком-то не сказали. Велели вас найти — и звать скорее. Пересвету не потребовалось много времени чтобы сообразить: с Войславой что-то не так! Раз мать первого встречного за ним посылает. Бежать надо. Коротко поблагодарив, царевич припустил по шуршащим от палой листвы дорожкам. Потом только дельная мысль осенила: до мужа добежать было бы быстрее — и уж с ним вместе поспешить к Войславке. Один-то Пересвет с сестрицей может и не справиться, вдвоем было бы надежнее, мало ли… Вот только успел здравую мысль додумать, когда ноги уже принесли к терему! А бежать обратно показалось долго. Да и что там такого могло с Войславкой приключиться? Нет, надо вообще проверить, прежде чем Ёжика тащить… Оставшись посреди садовой дорожки в одиночестве, воевода ухмыльнулся в бороду, подкрутил жесткие усы пальцами. И, развернувшись, бодро зашагал в сторону оврага. Быстрым шагом. На ходу едва ли не подпрыгивая воодушевленным козликом. И песенку фальшиво насвистывая.