Принц Х Царевич - 4

— …Ничего я не молчала! Я вчера полночи тебя вызвать пыталась, а ты всё не отвечал! С бабами там развлекался, небось? Да чего «душечка»! Я тебе десятый год, как женаты, всё «душечка»! Я к тебе с важной вестью — а ты!.. Как ни спешил Пересвет, а возле одной двери не мог не задержаться. Голос Забавы — обиженный, ревнивый, плаксивый. Гадать не надо — с муженьком беседует, со Светополком. Интересно, с помощью чего? Тарелочка с золотым яблочком у Василисы Никитичны хранится. — …«Чего-чего»! Сестрицу твою зарёванную мальчишки домой вернули. Мне о том тебе говорить не велели, чего-то там про тайных лазутчиков мямлили. А как же я тебе не скажу, если я жена тебе? А ты — кобель шелудивый! Шляешься невесть с кем и черт знает где! Золото-то не зря с собой прихватил — за баб звонкой монетой расплачиваешься, да?.. Царевич рискнул — приоткрыл дверь чуть-чуть, щелкой. Пока невестка рот не захлопнет — ничего не увидит и не услышит, такая у нее привычка глухариная. Интересно, в руках у цесаревны зеркальце, что ли?.. Большего разглядеть или подслушать не удалось — вопль, разнесшийся по всему терему, заставил Пересвета вспомнить о причине спешки. — АААА!!! ХО-ЧУ-У ЗА-А-А-МУ-У-У-Ж!!! ПОШЛИТЕ ВЫ ВСЁ ПРОЧЬ, К ЛЕШЕЙ БАБУШКЕ-Е!! ПОНЯТНО?! Я! ХОЧУ! ЗА! МУЖ!! Орала определенно Войслава. Даже Забава услышала — буркнула благоверному прощальное напутствие и выскочила в коридор. Но царевича под дверью не застигла — его уж и след простыл. Царевна голосила, рыдала, выкрикивала проклятия, била посуду, рвала всё, что под горячую руку попадалось — и весь этот шум и разрушения умудрялась производить одновременно, даже без пауз, чтобы дыхание перевести. Разумеется, о том, чтобы дальше скрывать ее присутствие в тереме, не могло быть и речи. Как выяснил Пересвет, непредупрежденные няньки решили подопечную переодеть. Причем, покорную и на удивление послушную любому слову, вздумали нарядить ее в красивое платье с рюшами, чтобы порадовать матушку-царицу. Войславка, кстати, такие платья и раньше терпеть не могла. Да не знали няньки про подвеску! Опрометчиво расстегнули цепочку, освободили лебединую шею, не подозревая подвоха. Как только чары повиновения спали — так няньки и раскаялись в содеянном. Им первым же досталось. Потом прибежала матушка, только нос в светелку сунула — тут же обратно за дверь пришлось спрятаться, от летающих тарелочек и блюдечек. Даже хрустальные розетки для варенья взбесившаяся царевна не пожалела — украсились стены светлицы темными пятнами и подтеками смородинового, персикового и яблочного вкуса… Пересвета множество женских рук удерживало от безрассудства — но он смело шагнул в комнату к разъяренной безумице. И дверь за собой запер. Признаться, царевич сразу же пожалел о своем геройстве. Как увидел сестрицу — так сердце в пятки и ухнуло. Войслава дышала и хрипела, точно буйволица, клюнутая пеликаном в одно место. Не орала уже — голос сорвала. Какое платье? Какие рюши? От органзы с атласом не осталось воспоминания. Комната походила на поле брани. Впрочем, так оно и было. — Зачем припёрся? — просипела сестрёнка. Устав метать посуду в стену, метала убийственные молнии покрасневшими глазами. — Поговорить, — довольно твердо произнес Пересвет. Внутри трепетал, конечно, но не дай бог, чтобы сестра почуяла его неуверенность! Не просто покусает. Съест. Как сдобный пирожок. Косточкой не поперхнется… — Ну, так говори! — приказала Войславка. Не села — бухнулась без сил в кресло, лоскутки от рюшей легким стожком окутали далеко не хрупкую девичью фигуру. — Странно, что ты один припёрся, без своего любовничка. Жалко родную кровь стало, да? Он бы меня сразу прирезал, без напутствий. — Он мне не любовник, — не удержался, зло прошипел царевич. — Он мой муж. — Объелся груш… — вяло отозвалась Войславка. Облокотилась на ручку кресла, скучающе подпёрла ладонью щеку. Со столика, чудом оставшегося не перевернутым, взяла необъяснимо сохранившуюся вазочку с вишневым вареньем — отхлебнула по-хамски через край. Вряд ли она собиралась слушать младшего брата, к которому никогда не питала уважения. Скорей всего, решила передохнуть — и поразмыслить, что бы еще эдакого учинить. — Как думаешь, если будешь и дальше бушевать, отправишься в монастырь, в сырую келью под замок, или под венец? — процедил Пересвет. Главное, не повышать голос, как бы ни бесила его сестрица своим видом. Нельзя забывать, что под дверью сейчас притаились десяток перепуганных и очень любопытных нянек во главе с самой царицей. Войслава от раздумий отвлеклась. Обернулась к брату — само внимание! Поняла намек, хриплым шепотом переспросила: — Ну и? — Баранки гну, — пояснил Пересвет. — Если хочешь, чтобы мы с Ёжиком представили родителям Хродланда твоим спасителем на белом коне, то возьмись за ум, будь добра. — Ты? Мне поможешь? Сосватаешь? Так я тебе и поверила! — фыркнула царевна. — Да твой ненаглядный сам на моего Рорика глаз положил. Отдаст он мне его, да ладно! Пересвет пожал плечами: — В келью так в келью… — Нет, стой! — приказала сестрица. — Говори сейчас же, что ты о знаешь о Рорике! — Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы что-то требовать? — насупился царевич. — Как вы познакомились? — не отступалась Войслава. — Что у него за отношения такие с Ёжиком? Я ж не слепая! Не потому ли твой ненаглядный согласен на мою свадьбу, а? Постарается, всё устроит! Всё сделает, чтобы выдать меня замуж. Ведь коли под одной крышей жить будем — самому же удобно будет по ночам к нему бегать. Чтобы тебе, братец, изменять! Пересвет едва удержал руку — до мурашек захотелось влепить зарвавшейся сестрице пощечину. Но вместо бесполезного рукоприкладства (всё равно умнее не сделается), развернулся к двери и бросил мрачно: — Нет, даже Хродланд такой жены не заслуживает. Заплачу ему за твою охрану — столько нервов потрепал с тобой. И пускай дальше на свободе гуляет. Еще будет мне благодарен. — А?.. — распахнула рот Войслава. — Пойду, расскажу матушке, как ты над похитителем измывалась, — решил Пересвет. Взялся за дверную ручку. И едва успел пригнуться от полетевшей в голову вазочки с вишневым вареньем. — А ну стой!!! Не смей его отпускать!!! Я хочу только его!! Ты должен мне помочь!! — А должен ли? — хмыкнул братец. Пересвет чувствовал себя злым урюком, когда шагнул за порог светелки. Выжат до последней капли сока. Краем усталого сознания подивился на затихшую матушку: царица взирала на младшего сына с небывалым уважением. — Амулет послушания! — продемонстрировал царевич жемчужную подвеску, держа ее, словно дохлую мышь за хвостик. — Похитители надели, чтобы не сбежала. А когда сняли — скопившиеся чувства протеста вылились. Все и сразу. Непреодолимым потоком. Матушка и няньки переглянулись между собой, пытаясь уяснить услышанное. — Простите меня, — явилась миру царевна из-за спины брата. — Я не хотела. Не смогла удержаться. Состроила виноватую мордашку, в искренность которой Пересвет ни за что бы не поверил. А вздохнувшим с облегчением женщинам сошла за чистую монету. Ну и хорошо. Пересвету пообедать так и не пришлось. В животе недовольно урчало — но времени не было, он спешил обратно в рощу, не забыв захватить теплый кафтан для мужа. Наверняка уже продрог на холоде! Много ли ему надо для простуды, жира-то подкожного ни капли нету!.. Царевич немножко обеспокоился, обнаружив отсутствие супруга на излюбленном месте. Березка с облупленной корой (уже пятая в ряду) — вот она, щепки свеженькие. А принца нет. И в ближайшей округе нет. Заподозрив неладное, Пересвет обежал овраг кругом. Тщетно. Прислушался к тишине — ничего. Только ветер нехорошо эдак свистит. Теперь беспокойство одолело царевича ужасным приступом. В горле пересохло, сердце забилось, в пустом животе заурчало, громко и неприятно. Он поднялся на пригорок, пробежался по тропинке дальше, в неприветливый лесок, где голые осинки чередовались темно-хвойными ёлками… — Ёжик! — вскрикнул Пересвет, обрадовавшись. Но радость мигом померкла — рядом с мужем увидел компанию бородачей. Все в алых кафтанах дворцовой стражи. Вернее, не рядом, а вокруг него, обступив кольцом. — Что п-происходит? — заново и с новой силой перепугался царевич. Зачем тут столько богатырей? К чему? Случилось нечто из ряда вон выходящее, если их столько набежало… Или же… — Пересвет, всё хорошо, — твердо произнес Кириамэ. — Они мне ничего не сделали. — Не успели! — заржал один русобородый. Видимо, он тут был за главного. — Пока еще. — Что происходит?.. — растерянно повторил царевич, переводя взгляд с одного лица на другое, на следующее. Ёширо был вроде бы спокоен — но только внешне. А богатыри недобро посмеивались, не спускали колючих глаз с нихонца. Картинки вспыхнули в памяти царевича, наложились одна на одну. Только шапки, похожей на стог гнилого сена, не хватало, чтобы сразу сообразить! — Не трогайте моего мужа!! Ёжик, это же те самые!.. Пересвет ринулся вперед. Но куда ему — широкоплечих верзил специально отбирали для службы во дворце, чтобы представительней выглядели. Сразу три пары ручищ крепко схватили царевича, не рыпнешься! — Не смейте его трогать! — потребовал принц. Ёширо был не то чтобы крайне зол — он кипел от ледяной ярости. Его обманули, как простака! Заманили в элементарную ловушку. Закончив вымещать накопившееся раздражение на неповинной березе, он перевел дух — и в воцарившейся тишине услышал подозрительные голоса. Пошел на звук, приведший его сюда, в еловый лесок. Тут перед ним развернулась картина: бугай в кафтане стражника тискает девушку в сарафане с передником, какие носят горничные. Девица пищала и пыталась отбиваться. Когда принц потребовал девчонку отпустить, верзила заржал — и выпустил подружку. Та кокетливо на принца ресничками стрельнула, фартучек оправила — и, чмокнув притеснителя в бородатую щеку, убежала. А Ёширо окружили выступившие из-за ёлок многочисленные стражники. Кириамэ на испуг было не взять. Нет, он даже не думал убегать — сыновья императоров не убегают. Тем более бородачи не спешили нападать первыми, видимо, для зачина собирались разговоры разговаривать. И он уже наметил, на кого вначале обрушит вакидзачи, кого затем вырубит, а кого следует только убивать, никак не ранить… Но тут явился спутник жизни. Когда Пересвета схватили, холодная ярость в один миг перекалилась в жгучее бешенство. С великим трудом Кириамэ удерживался от поспешных выпадов. Если предатели желают сначала поговорить — пусть, вдруг удастся узнать что-то полезное. Вот только царевич оказался заломан в грубый захват и морщился от боли. — Отпустите его! — приказал Кириамэ. — Вам нужен только я. — Угу, — сообразил кто-то умный, — мы его отпустим — а он подмогу приведет? — Кого? — презрительно фыркнул принц. — Стражу? Вы же все здесь. Мужики заржали одобрительно. Но от намеченного убийства не отступились. — Вы! Мерзавцы! — подал голос Пересвет, упрямо пытаясь выкрутиться из державших рук. — Я же вас всех знаю! — Вот молодец! — заржал старший. — А этот голубчик в глаза признавать не хочет! — Вы для меня все на одну харю, бородатые, — презрительно пожал плечами Ёж. — Ты и ты! — воскликнул Пересвет. — Вы со мной в Тюриль ездили! — Верно, — кивнули узнанные. — А твой красавчик нас с позором домой доставил — голеньких, как младенчики, да в ленточках! С бантиками на срамных местах. Уж больно нам было радостно, когда нас таких нарядных царица-матушка узрела! Пересвет осекся. Но выхватил взглядом следующих: — А вас мы от дурмана спасли! Когда вы всей дружиной, во главе с дядькой Изей, маялись в степях, околдованные до одурения! — Только из всей нашей дружины мы в живых и остались, — кивнули те мрачно. — Чудом. Остальных наших братанов твой приятель собственноручно на куски покромсал. — А меня ты не вспомнишь! Не сможешь! — хохотнул еще один. — У меня после свадебных игрищ харя месяц распухшей, перекошенной оставалась! При всём честном народе, на главной площади! Своими подлыми приёмчиками — и всех чуть не до смерти! — Неужели мало показалось? — произнес с насмешкой Кириамэ. — А ты, голубчик, сабельку-то свою отдай, — подошел старший. — Если не желаешь, чтобы твоего ненаглядного царевича мордой по земле повозили. — Да мы легонько! Громко орать не будет, постесняется перед женушкой! — подхватили те трое, что вцепились в Пересвета. Кириамэ вынул из-за шелкового пояса вакидзачи вместе с ножнами, отдал старшему русобородому. — А теперь, соколик, раздевайся, — велел бородач принцу. — Что?! — заорал Пересвет, но его одернули, чтобы рот лишний раз не разевал. — Ты что это, брат, от Чумкума заразу похабную подцепил? — заржали кругом. — Или удостовериться желаешь, что он не девка? — вторили другие остроумцы. — Вот огорчение выйдет, если вправду девкой окажется! Неужто твоих дюжих молодцев и всё Чумкумово войско смогла одна девка одолеть? И тебя так отделал, что чуть живой притащился! Только на колдовстве и выжил!.. Эй, ты чего руки распускаешь? — Помолчи, когда не спрашивают. Ни царевич, ни принц не обернулись к короткой потасовке, вспыхнувшей и тут же погасшей среди богатырей. Впрочем, называть этим громким званием предателей язык не поворачивался… — А может, ему волосья сперва обкромсать? — предложил один рьяный. — И мордашку фингалами разукрасить. Ну, чтобы достовернее мертвяком смотрелся. — Да можно и поглумиться! — высказался кто-то, в конец охамев, так что остальные даже присвистнули. — Раз уж придумали такую историю!.. — Какую историю? — спокойным тоном осведомился Кириамэ, обратив прожигающий взгляд на старшего. — Да ты не стесняйся, расстегивай пуговки-то! — ласково велел тот. Ёширо, словно подчиняясь силе, небрежно откинул волосы с плеч назад и стал неторопливо расстегивать верхние пуговки на вороте. — Да, вот так, будь послушной девочкой! Все опять заржали. Переминались с ноги на ногу, предвкушая зрелище. Пересвет, которого мощные лапищи так пригнули, что пришлось коленями встать на холодную, влажную от осенних дождей землю, лихорадочно оглядывался, перебегая испуганным взглядом от одной морды к другой. Иначе не назовешь: если смотреть снизу, то хари получались чисто бесовские. — Ну? — поторопил принц старшего, берясь за третью пуговку, но не спеша ее расстегивать. — Решили мы тебя убить, — снизошел пояснить русобородый. — Попортил ты нам крови, довольно. Обставим всё дело, будто Изяслав Панкратьевич в сём лиходействе виновен. Замутился у старикашки разум — хуже, чем бывало прежде. Подстерег свою зазнобу… — мужики опять загоготали. — …да и взял силой. После чего умертвил. А может и наоборот! Откуда нам-то знать? Сперва убил, потом отымел. — Так оно удобнее! — хрюкнули со стороны. — Но не интересно! — подхватили волнующую тему другие. — Дергаться же не будет? Визжать, царапаться! Эх-х!.. Старший поднял руку, и все шуточки замолкли. — Когда же разум у воеводы прояснится, — продолжал он, — то, не стерпев позора, старик тут же наложит на себя руки. Повесится на ближайшем суку. Ну как, правдоподобная история? — А с ним что будет? — кивнул принц на замершего царевича. Пересвет поверить не мог, что это всё наяву происходит! — Ну, — протянул старший. — Сперва-то его мы трогать не собирались. Но раз уж сам явился, что поделать! Может, тоже с ума сойдет? От горя. Когда найдет своего пропавшего любовника в растрёпанном-то виде. Побежит домой, спотыкнётся, с мостика в овраг упадет, бедняжка, шею свернет. Хорошая мысль? Поди, друг без дружки дневной свет чернее сажи покажется? Так чего напрасно мучиться! Вдвоем на Небеса и взлетите, голубки. Как положено любезным супругам — в один день и час с жизнью расстанетесь. — Интересная история получается, — задумчиво кивнул Ёж. Опустив голову, стал расстегивать пуговицы кафтана на груди. Мужики ожили, принялись подтрунивать, улюлюкать, гоготать… — Раз уж не миновать мне смерти, — негромко произнес Кириамэ, обращаясь к старшему бородачу, — может быть, окажешь милость, поведаешь, кому ты служишь на самом деле? Кто же та особа, так люто меня возненавидевшая, что желает убить ценой всех ваших жизней? Кто послал тебя подкупить мурзу? Я слышал, ты обмолвился… — С какой радости я должен расшаркиваться перед тобой? — оскалился русобородый. — Думаешь, опять удастся тебе всех порешить и сбежать? Так ты учти, тогда тебя спас только случай! Не смотри сурово, меня на испуг не возьмешь. Ашик предупредил, что чертово зелье срабатывает лишь один раз. Если, как вижу, ты сумел расколдоваться — то нет больше у тебя той зверской силы. А с тобой человеком мы справимся, будь уверен. Как тлю размажем. Сегодня никакая случайность тебе не поможет, не надейся. Кириамэ промолчал, лишь бровью неопределенно дернул, чем взбесил бородача до бычьего пыхтения: — Достойная получится кончина для такой собаки, как ты! — Словно харкнул ядом. — Хотя этого даже маловато. За то, как ты гадюкой вполз в царскую семью. Ладно наш позор — пережили бы! Ты царское имя обгадил. За это тебя бы на цепь посадить — и пытать по-темному недельку-другую. Чтобы взвыл, чтобы соплями захлёбывался. Чтобы умолял о прощении. За то, что сына нашего государя, как девку продажную, под себя разложил — и измываешься!.. Он схватил нихонца за грудки, встряхнул — и отпихнул с силой. — Ёж! — вскочил на ноги Пересвет. — Нет!! Не трогайте моего мужа!! Утратив на минуту бдительность, державшие его вновь скрутили руки за спиной. А еще кто-то подскочил и врезал под дых. Царевич белый свет в глазах потерял на мучительно долгие мгновения. Дыхание пресеклось. От боли на землю упал, носом в жухлую бурую листву. В рот, по-рыбьи пытавшийся глотнуть воздуха, тут же набилась лесная труха… Принц бросил взгляд на упавшего царевича. И этого хватило, чтобы с трудом удерживаемая алая ярость захлестнула сознание. Не оставив ни крошечного местечка для человеческих мыслей. Пуговицы не по приказу расстегивал. Спрятанный под одеждой танто оказался более чем кстати. Ближайших резанул вскользь по рукам. Рывок вперед — тупой болван держал вакидзачи за ножны, рукоятью вперед. Словно сам приглашал выхватить клинок. Жаль, не катана. Но бой-то ближний, ближе некуда — дотянется и укороченным клинком… Да, в самую первую их драку, на городской площади, на глазах у народа и царской семьи, богатыри проиграли с позором, по глупости недооценив противника. Но теперь они были готовы к тому, что за хрупкой внешностью скрывались скорость и мастерство прирожденного воина. Они приготовились сражаться всерьез! Смять! Размазать! Разделать, как цыпленка в мясной лавке! Они — лучшие богатыри! Отборная дружина! Во всём царстве сильнее воинов не отыскать! Что им тощий нихонец, которого плевком перешибешь? Даже пусть у него длинный нож в одной руке да коротенькая сабелька в другой. Смех, а не оружие! Игрушки!.. Только они не могли предугадать, что единственный противник вновь обманет их. Умения прекрасного мечника помножились на молниеносность оборотня. Зверь — вот кто сейчас скрестил с ними клинки. Безжалостный хищник, которому было чуждо благородство. Который не знал правил честного боя и милосердия к поверженному врагу. Причем хищник разъяренный — покушением на его законную собственность. Нет, он не обратился — ни хвоста, ни острых ушей в белых волосах. Однако сейчас он вряд ли был человеком. Демоном? Хай. Бакемоно. Акума. Соуно тоори дэс. [примечание: Да. Чудовище. Демон. Именно.] Лишь один из всех противников знал, видел воочию, каким кроваво-жестоким был этот зверь в прошлую их встречу. Но не подумал, что слова колдуна могут оказаться ложью. Поэтому не предупредил остальных. И расплатился за опрометчивость, умерев первым — в страшных мучениях, корчась на земле от боли, захлебываясь собственной кровью… Пересвет сумел наконец-то подняться на ноги, держась за живот. Как хорошо, что не пообедал… Через боль выпрямился. Поднял голову. И сердце пропустило удар в страхе перед увиденным. К нему направлялся принц. Побелевшие губы сжаты в тонкую нить. Глаза и половина лица закрыты взлохмаченными прядями. Другая половина — вымазана в алых брызгах. Волосы рассыпались бело-алым плащом, пряди трепещут под осенним ветром. Клинок вакидзачи опущен вниз острием — но это не значит, что он не собирается напасть, он всегда клинки так держит, даже если в следующий миг отмахнёт чью-то голову! Неужели Ёж впал в безумие? Не похоже, что битва отпустила его — крадется мягким шагом, пальцы на рукояти поигрывают, перехватывая удобнее скользкую от крови оплётку. Быстрый взгляд вокруг — кровь ручьями, отсеченные головы и конечности, распоротые животы, внутренности вывалены на землю тошнотворными грудами… Из живых на поляне остался только царевич. И принц. Неужели потерявший разум зверь примет и его за противника, которого следует уничтожить? Без жалости, без пощады, без раздумий. Пересвет понимал, что бежать бессмысленно. Коленки трясутся, далеко ему просто не укостылять. И зверь быстр, догонит в один миг, убьет. Вернее, если бросится догонять — тогда уж точно и его покромсает, без колебаний. Оставалось одно — стоять и ждать. Смотреть в глаза. Хотя, где они, под слипшимися волосами-то?.. Но вместе с ужасом подкрадывающейся смерти, сердце сжималось от странного, пряного, опьяняющего чувства: это его чудовище! Его прекрасный кровожадный демон! Пересвет не шевелился. Не позволил себе ни единого движения. Подпустил вплотную впавшего в беспамятство ярости зверя. Лицом к лицу. На расстояние затаенного дыхания. И зверь сам, первый, потянулся к его приоткрывшимся губам. Царевич с готовностью ответил жадному поцелую. И не смог бы сказать, в ком из них скопилось больше жажды. Оба впились друг в друга, вцепились дикой хваткой, терзая губы, прикусывая языки, вгрызаясь, выпивая один другого. Словно стремились пеленой пьяной страсти загородиться от смерти… Пересвет пытался не потерять голову под натиском. Он сумел забрать из его руки клинок, бросил на землю. И увлек за собою — прочь от кровавой поляны. Далеко, правда, увести оборотня не удалось — налетел сзади, развернул рывком, прижал спиной к дереву. И вновь накинулся с поцелуями, похожими на укусы. Царевич не противился рукам, шарящим по его телу. Его самого накрыла душная волна жадности. Его ладони ласкали вздрагивающее в предчувствии наслаждения тело любимого чудовища с не меньшей страстью. Он хотел его. Хотел всей душой, всем существом. Наконец, зверь устал от дразнящих ласк. Потребовал большего. Издав глухое рычание, грубо развернул царевича к себе спиной, обхватил за пояс, заставил прогнуться. Одежда под когтями жалобно затрещала. Еще мгновение — и царевич потеряет слабую защиту в виде штанов… Пересвет сглотнул. Не всё его сознание поглотила красная пелена, к сожалению, он всё еще был способен понять, что именно его сейчас ожидает… Мир вокруг словно перестал существовать. Только стук собственного сердца… Хотя нет. Мир вокруг никуда не девался. Чёрррт бы этот мир… Нет, он не мог предугадать такого позора. Такого!!! — ААА!!! Стой!! — выкрикнул Пересвет в смятении. — Ёжик, очнись!! Руки принца замерли. Отпустили его. Ёж прекратил урчать от нетерпения, замолк — отодвинулся. Царевич схватился за приспущенные штаны, суматошно принялся натягивать обратно. Черррт!!! Он сам успел возбудиться до боли!! И от круглых глаз дядьки Изи это тоже не укрылось. Как Пересвет мог его не заметить!!! Лежит вот в кустах, в ветках-прутьях — всего в пяти шагах от того дерева, к которому Ёж мужа притиснул! Локти-щиколотки связаны, рот какой-то тряпкой заткнут. Конечно, он молчит!! А что ему еще остаётся делать?! Лежать — и смотреть!! И ждать, когда эти двое сумасшедших очнутся от морока страсти — и обратят на него, несчастного старика, внимание. — Д-доуста?.. — тихо спросил Кириамэ. [что такое?] Дрожащей рукой провел по лицу, размазывая брызги крови еще больше. Волосы с глаз откинул назад. На царевича вопросительно уставился. Заметил, наконец-то, неуклюжие попытки того вернуть изрядно порванные штаны на место. Покраснел, отвел глаза смущенно, не понимая… И наткнулся взглядом на воеводу. — Ёжик!! — всполошился Пересвет, кидаясь к нему. Леший со штанами, не простудится с распоротой прорехой во весь зад. Мужа ловить надо, чтобы не рухнул от потрясения! Тот, распахнув глаза, открытым ртом глотал воздух, за горло схватившись сведенными пальцами. Пересвет поддержал, не дал упасть, принц вцепился в него, повис, видать, ноги держать отказались… Отдышавшись секунду-две, тут же рванул прочь, как подстреленный! — Не туда!! — заорал царевич. Поздно его ловить: к месту кровавого побоища выскочили. Принц, как подкошенный, упал на колени, безумным взглядом озирая учиненную мясорубку. — Ч-что? — пролепетал он. — Что здесь было? — Всё нормально! — ляпнул уверенно Пересвет, обнимая мужа. Того колотило от нервов. — Ничего не нормально… — выдохнул Ёж. Память услужливо подсовывала картины случившегося, одна страшней другой. — Это я их всех… Он обернулся к Пересвету. Уставился, ища хоть какую-то подсказку: — И тебя… тоже я… чуть не… — Я в порядке! — торопливо заверил царевич. Порывисто обнял дрожащего мужа, прижал затуманенную голову к своему сердцу. Но тот вырвался. Поднялся на ноги, хоть и пошатывало. Взял протянутую Пересветом руку — решительно потащил его в сторону терема. — Погоди! — струхнул царевич, поддергивая на ходу штаны. Но принц не слушал его, спешил, быстрым шагом, почти бегом. — Куда? Зачем? Дай хоть обговорим, как это объяснить можно! — Это невозможно объяснить, — отрезал Кириамэ. Оба благополучно забыли про несчастного воеводу. Дядька Изя беспомощно дергался в путах, мычал, тоскливо глядя вслед удаляющейся парочке.