Принц Х Царевич - 4

***

…Когда Войслава наконец-то кончила трещать без умолку и взялась за ножницы — в спальню к дочери вломилась сама царица. Благо постучала, перед тем как войти! Войславка успела в ужасе затолкать в платяной чулан скатившегося с постели любовника, а заодно с ним и нихонца. В чулане было тесно — но не от нарядов. Платьев тут вообще было маловато. Зато имелось много того, чего, по идее, в спальне у девушки быть не должно, как то: старые доспехи, ржавые копья, конская сбруя с пыльной попоной и так далее, в том же духе. Хродланд не преминул воспользоваться теснотой и вынужденным молчанием: обнял принца обеими лапищами, притиснул к себе спиной. Кириамэ беззвучно оскалился, точно волчонок, ощутив сзади через одежду кое-что определенное, беспардонно, пусть и мягко, трущееся о весьма конкретную часть его тела. Он, разумеется, отомстил за шутку тут же — пнул под коленку, пырнул локтем в голый живот. Правда, локоть ушиб о стальные мускулы. Нахал из рук его не выпустил, хотя выдохнул от боли протяжно, не смея вопить в голос в присутствии тёщи, (которую пока что не следует радовать новостью о том, что она вдруг сделалась «тёщей»). Зажмурился, состроил жалобную физиономию. В ответ на отмщение — принялся дуть теплым дыханием в ушко. И чуть слышно нашептывать всякие пошлости и глупости. Не удивительно, что, едва Войслава отперла чулан, принц оттуда вылетел стрелой. На середине комнаты развернулся, приготовившись к кровопролитию: машинально потянулся к поясу — но на боку не нашлось катаны. Не захватил оружие! То ли на счастье, то ли к огорчению. — Чем это вы там занимались?! — с подозрительностью окинула их обоих цепким взглядом Войслава. — У!.. — пискнула вдруг. Одну ладошку к щеке прижала, вторую руку в сторону Ёширо вскинула, пальцем ткнула: — Ушки?! — Я ж говорю — котик! Правда, милый? — хмыкнул Хродланд, в умилении забывая, что молодая жёнушка его не понимает. Та на удивление разобрала — может, по тону? Закивала в ответ, энергично затрясла золотисто-льняными кудряшками. Кириамэ будто в прорубь головой макнули. Кровожадность мигом слетела, сменившись зеленеющей бледностью. Подкошенный, упал в кресло перед зеркалом. Схватился за голову, за волосы, за острые ушки на макушке. На глазах неудержимо выступили слезы отчаянья. Неужели его зверя так легко пробудить? Неужели то, что полнолуние миновало, оборотня внутри него нисколько не волнует? Неужели ему грозит всю оставшуюся жизнь провести в постоянном страхе — страхе в любой момент лишиться разума? В таком случае, к дьяволу эту жизнь… Лучше сразу покончить с собой, пока зверь не захватил над ним власть, пока не натворил бед… — Опять окутался черной меланхолией? Кириамэ вздрогнул от легшей на плечо тяжелой ладони. — Простите, — он хотел подняться, но ему не позволили. — Я напрасно вас побеспокоил. Мне лучше уйти… — Пойдешь рыдать в темном, укромном уголке, предаваясь жалости к самому себе? Или рвешься покончить с жизнью? Последнее настоятельно не рекомендую! Впрочем, на первое у тебя тоже нет права. Если ты, конечно, считаешь себя мужчиной. Теперь уже две ладони на плечах мягко пригвоздили его к месту. — Ты настолько слабоволен? — наклонившись к самому уху, вкрадчиво произнес Хродланд. — Не хочешь даже попытаться справиться со своей надуманной проблемкой? — Она не надуманная, — угрюмо отозвался Ёширо. Но больше не дергался, остался послушно сидеть, повесив голову. Вокруг прыгала Войслава, пищала, восторгаясь волчьими ушками. Но решительно шлепнула муженька по руке, когда тот в любопытстве хотел приподнять полу атласного кафтана, чтобы взглянуть на помахивающий под тканью хвост. Пришлось Рорику поумерить любознательность. Но стричь унылого нихонца он женушке не позволил, хоть та и обиделась недоверием. Отобрал-таки ножницы и приготовленный гребешок. — Такие прелестные ушки беречь надо! — изрек нахал, осторожно, одним пальчиком проверив оные на бархатистость шерстки. — Прикройся хоть чем-нибудь, — буркнул Кириамэ, покосившись на вышагивающее вокруг да около тело. Нечего его шерстку щупать — на самом Рорике руно завидной густоты! Тот заржал, но завернулся в простыню, наподобие древних эллинских философов. И не важно ему было, что простыня, обвив драпировкой могучие плечи, снизу оказалась коротковата. Кириамэ горько вздохнул: крепкие коленки Хродланда — это то, что будет преследовать его мысленный взор до самого последнего мгновения жизни? Впрочем, мучиться придется недолго. Как только покинет спальню… — Ты не волнуйся, сейчас поправим это безобразие, — ласково мурлыкал Рорик, хотя Кириамэ было уже решительно наплевать, каким в гроб ложиться. — Мне можешь доверять смело! Я ведь на братце Зигурде руку набил. Сколько раз приходилось его шевелюру в порядок приводить после наших бурных гулянок, лишь бы спохватившаяся мать не заметила, что мы во дворце неделю не ночевали. Да и полезное это умение, — поправил он собственную ухоженную гриву, наклонившись к зеркалу. — Ведь разбойникам не положено в логове цирюльников держать. А родословная обязывает за собой следить. Он уверенно защелкал ножницами. Кириамэ уж не вздрагивал от ненавистного лязга лезвий, что доносился до его слуха, словно сквозь вату… — Они у него шевелятся! — повизгивала в восторге Войслава. — Глянь-ка, туда-сюда крутятся! Царевна забралась на кровать с ногами, укутала колени широким подолом сорочки, обняла руками. Не сводила горящего взгляда с живописной картины, любовалась! Кириамэ с тоскою понял, что именно сейчас он окончательно перестал быть для сестрицы личностью, достойной ревности. Теперь он сделался в ее глазах чем-то вроде домашнего любимца, которому простительно залезть в супружескую постель в любое время и заснуть на подушке, дрыгая мягкими лапками… Умилительно безобидный. Ушастый, хвостатый, невероятно милый. Котик? Да, в этом она была, очевидно, полностью согласна со своим суженым. — Раз у тебя две пары ушей, — загнул теорию, аки философ, Рорик, — выходит, слух у тебя сейчас вдвое острее человеческого? — Они не принадлежат мне. Они — часть оборотня, — уныло отозвался Кириамэ. — Так же как и хвост. Не я их отращиваю, сами возникают и сами исчезают… Но ведь вправду заметил «названный братец»! Он прислушался — и к удивлению смог отчетливо уловить стук сердца царевны! Сердечко частило и сладко замирало, в особенности, когда разлюбезный Рорик наклонялся слишком низко к нихонцу, одаривал слишком нежными прикосновениями. Впрочем, об этом открытии принц не скажет, незачем. Обойдется догадливый герцог Кухблюмемарк. — Но ведь ты их ощущаешь? — Нахал тихонько пощекотал ушко, отчего оное запрядало и забавно сложилось, прижавшись к голове. — Да, — вынужден был согласиться Ёж. — Но по собственной воле шевелить ими я не могу. — Да я родными ушами по своей воле тоже шевелить не умею! — искренне удивился Хродланд. — Переведи-ка Войславке, забавная получилась шутка. — А позволь на хвостик поглядеть? — ластился Рорик. Будто мало ему удовольствия пятернями в шелковистое серебро волос влезать, гладить бархатные уши, крутить голову нихонцу и так, и эдак, якобы ради удобства и для ровности стрижки. — Нет, — буркнул принц. — За всё мое старание, что тут цирюльника изображаю? — разобиделся Хродланд. — Невысока цена, знаешь ли! Кириамэ пожал плечами. Перевел его просьбу Войславе, спросил разрешения. — Обойдется, охальник! — отрезала сестрица сурово. Рорик вздохнул с безмерным огорчением. Велел еще перевести: — Жена, тащи тогда щипцы! И раскаленных угольев!! И снова расхохотался на подозрительный взгляд названного братца. Так как спальни в тереме обогревались печами, которые топились этажом ниже, во избежание угарного запаха, — в отсутствие привычных каминов щипцы для горячей завивки пришлось греть над свечой, что было делом не скорым. Пока Хродланд завивал легкие волны, красиво укладывал локоны, не забывая любоваться творением собственных рук, Кириамэ успел выслушать от него множество советов и наставлений. Бывший разбойник вжился в позу оратора. Напирая на свой уже не юный возраст, на имеющийся обширнейший опыт, он благодушно расточал поучения… Впрочем, Ёширо и на себя досадовал не меньше: вправду, как мальчишка, развесил все четыре уха, то и дело попадался в словесные ловушки, выбалтывая то, о чём говорить с бывшим недругом был совершенно не намерен. — …Если ты с ним переспал в ту же ночь, когда превратился обратно в человека, то почему боишься снова с ним спать? Не пойму я тебя! — Мы не!.. — осёкся принц, краснея в пунцовость и злясь неимоверно. Хорошо хоть Войслава ни слова не понимает, не то вообще провалился бы на месте. — Это было не то, о чем ты подумал. — Ты ж кончил? — с недоумением, с искренним простодушием поймал на слове наглец. — И он кончил. И было вам обоим хорошо, верно? — расплылся, гад, в ухмылке. — Отчего же сразу не продолжили в том же духе? — Да оттого, что!.. — вскинулся было Кириамэ, но прикусил язык. Хмыкнув, Рорик попросил его не крутить головой, дабы не ожегся. И принялся строить самые дикие и несусветные предположение относительно мужской мощи принца или его возлюбленного. Ёж долго не вытерпел, рявкнул, дернув хвостом. Выдал всё, что думает! И — всё, о чем волновался. Рорик с трудом оторвал заинтригованный взгляд от его спины и того, что пониже. — Ну и дураки малолетние, — припечатал он. — Пойми, у зверя внутри тебя нет собственных желаний! У него одно стремление — помочь тебе. Тебя обуяла жажда крови — волк тебе помог прикончить всех сволочей, спас жизнь тебе и твоему мальчишке. Ты до безумия хочешь овладеть своим царевичем — волк и в этом тебя полностью поддерживает! А ты вместо признательности — зверюшку голодом моришь? Даже куриной ножкой не угостил? Какой же ты, право, неблагодарный. Кириамэ, насупившись, молчал. — Ключом к снятию колдовства был, я так понимаю, поцелуй? — ухмыльнулся Рорик. Принц вскинул глаза, но опять не произнес ни слова. — Тебе одного поцелуя, конечно, мало! — ехидно протянул Хродланд. — Да тебе и одной ночи с возлюбленным недостаточно. Представь, с обычным оборотнем как было бы: выжил после битвы, сохранил разум, нашел дорогу домой, приполз в родную избу, семья его признала, жена поцеловала — человек счастлив, дух волка от него уходит! А ты? Тебе и дом этот не родной, и семью до конца своей пока не считаешь. А уж «жёнушка» у тебя вообще глупая и сама не понимает своего счастья. Откуда у зверя возьмется уверенность, что больше тебе помогать не нужно? Так и останется он при тебе, в тебе — пока ты не обретешь спокойствие в душе. — Не бойся зверя, он лишь отражение твоих чувств. Ты боишься — и он будет волноваться, отсюда твое волнение удваивается, отсюда и выть тебе хочется да утопиться. Вот хоть меня возьми для примера! Ты меня откровенно недолюбливаешь, верно? Поэтому твой зверь сразу проснулся, ощерился на меня. Но сейчас что? Я прикасаюсь к тебе, стригу твои волосы! Однако ты терпишь — и зверь тоже, хотя и не засыпает, насторожен. Так же и с твоим царевичем. Твой волк любит его не меньше твоего! Отсюда и страсть в тебе усиливается вдвое. Ты можешь с ума сходить от вожделения, но зверь никогда не позволит тебе сделать ему больно. Понимаешь, котик? — Откуда тебе-то знать? — проворчал Ёж. — Я же сын ведьмы, — напомнил Хродланд. — Немножко знаю. Он стиснул щеки принца горячими ладонями, заставил развернуться в сторону зеркала, взглянуть. И сам пригнулся, пристроил колючую бородёнку к его плечу, пристально посмотрел на него через отражение. Без шуток, без ухмылки: — Ты глупый. Но очень хорошенький. Прямо как твой муженек. Вы созданы друг для друга. Вам судьбой предначертано быть вместе. Кириамэ задумчиво воззрился на себя, неузнаваемо нового. В жизни представить не мог, что когда-нибудь будет так выглядеть! Спереди, надо лбом вроде бы осталось, как прежде — но из-за завивки щипцами в то же время совершенно по-другому… А эти романтичные, слабо вьющиеся локоны… Черт знает что такое! Кудрявый седой нихонец с синими глазами… Со звериными серыми ушками. Недоразумение он, а не нихонец. Слава богам, императорская родня не видит, и отец не дожил до такого позора. Войславка, танцуя, подлетела вихрем оборочек-кружавчиков. Водрузила названному братцу на кудри свой подвенечный веночек из шелковых роз с жемчужными подвесками. Кириамэ почему-то особо отметил, что Дарёна всё-таки успела дополнить венок листочками из парчи. Серебристая парча на серебристых локонах смотрелась последним штрихом кошмара. ***