Another life

Кёнсу находился в своей квартире уже несколько часов подряд. Выходные, он ненавидел их. Немного прибрать практически не жилое за будние дни помещение – четверть беды, приготовить завтрак, обед и ужин на одного – еще четверть, но оставалась незаполненная половина. Целых 12 часов, не считая сна, когда были только он и его небольшая, совершенно пустая, не считая мебели, квартира. Хорошая работа, хорошая машина, хорошая квартира и один он, До Кёнсу. Теперь выходных слишком много, так он думал. И ведь парень никогда не сомневался в выборе. Не сомневался, кем хочет стать, не сомневался, где хочет учиться, где хочет работать. Начиная со средней школы, затем старшая и университет. Вплоть до названия фирмы и должности. И он получил все планируемое. Иногда ему казалось, что планирования было слишком много: от счетов за кредитную карту до точного списка продуктов на неделю. Практически все было спланировано и выверено. Новое, сложное, выходящее за рамки приносило головную боль и страх. Кёнсу боялся незапланированного. Он даже друзей планировал, со временем лишившись почти всех, а с оставшимися лишь созванивался, чтобы узнать, что у них все в порядке. Его уже не спрашивали о делах, у него всегда все одинаково. Родители навещали его в заведомо обговоренное время. По праздникам. Со временем Кёнсу так привык, что нарушение распорядка приносило уже не головную боль, а раздражение и злость. Он выходил из себя на внезапные предложения прогуляться или совершенно случайные визиты друзей, знакомых, посторонних людей. «Надо что-то менять», - однажды Кёнсу проснулся с такой мыслью, но что именно требовало перемен от него ускользало, пока на работе не решили провести сокращение персонала. Кёнсу уволили. Это было первое неконтролируемое изменение, привлекшее в его жизнь неразбериху и проблемы. Но в Кёнсу был стержень. Он, пусть и был уязвим перед обстоятельствами, не позволял себе сдаваться. Парень искал новую работу, исправно ходил на собеседования, посещал собрания и тренинги, жил на сбережения, специально, намеренно, запланировано оставленные на черный день. Он был уверен, что даже неконтролируемое можно контролировать. Второй неконтролируемой проблемой оказалось предубеждение. Невысокий, типичный для Кореи брюнет, но нетипично красивый, с выразительными глазами, солнечной улыбкой на пухлых губах в форме сердечка, от которой в уголках глаз собирались лучики-морщинки, парень всегда и везде привлекал внимание. Но обратная сторона монеты была ужасна практически для любой попытки устроиться на работу – его не воспринимали всерьез. Его отметали на собеседованиях без объяснения причин раз за разом, пока Кёнсу не потребовал эту причину. «Нам нужен кто-нибудь более… презентабельный». «Вы нам не подходите». «Честно? Вы похожи на ребенка, вам правда есть 25?» Шли месяцы, запланированный запас неконтролируемо кончался. Депрессия только росла, въедаясь в мозг, в мышцы, в кожу. Самооценка, которой, казалось, уж некуда было падать, просто испарилась. Исчезла. Кёнсу чувствовал себя дерьмом. Никому не нужным, всеми забытым дерьмом. Но кто был виноват? В тот день, когда Кёнсу от безысходности бросил все свои тщательно спланированные домашние дела, от которых он чувствовал себя хоть чуточку более защищенным, светило солнце. Яркое, нетипичное для зимы, оно грело даже сквозь занавешенные окна просторной гостиной. Вытирая пыль со столика возле окна, Кёнсу почувствовал, как луч света скользнул по его коже и прошел, казалось, сквозь нее, растворяясь и гоня кровь в жилах с новой силой. С другой, не запланированной силой, заставляя прикрывать глаза и облизывать губы от какого-то необъяснимого и совершенно безумного удовольствия, ощущая в организме прилив решимости. По истечении пары минут парень был уже по-уличному одет и в последний раз оглядывал свое прежнее место жительства. Он всеми фибрами надеялся, что если и вернется сюда, то уже совершенно в другой жизни.