Another life

Все было белым бело, вокруг Кёнсу не было ничего кроме снега. Снег лежал под ногами, да и в любом месте, которого касался взгляд. И с неба тоже падали снежинки. Крупные, красивые, математически правильные. Кёнсу зачарованно смотрел, как они медленно опускаются ему на ладони, свитер и джинсы, как они окутывают его, скрывая миллиметр за миллиметром, секунда за секундой скрывая под собой. Поначалу Кёнсу это даже нравилось, снежинки сияли и переливались, словно на солнце. Но солнца не было, поэтому, думал он, они сверкали и поблескивали, отражая самих себя. Сияли изнутри. Их свечение было чем-то захватывающим, совершенно невероятным, потому что еще никогда парень не видел такого буйства красок и цветных отблесков. Каждый перелив был нового цвета и невероятной глубины, словно какое-то сокровище или чудо было сокрыто в них. Однако когда великолепные снежинки облепили его до шеи, парень заволновался, чувствуя их ледяные и колкие прикосновения к оголенной коже. С каждой новой снежинкой, приставшей к нему и слившейся с остальными, Кёнсу нервничал сильнее, а они продолжали наступать и опускаться ему на щеки, на уши, на нос и на глаза. Ресницы залепило, рот заморозило, ноздри забило. Кёнсу, наконец, действительно испугался, ощущая только сейчас невероятный холод, морозящий внутренности, и недостаток дыхания, сжигавший легкие. Кёнсу понял, как легко обманулся их мнимой красотой и чистой, сияющей белизной. Кёнсу потерял всякую связь с окружающим миром снега. Кёнсу чувствовал, как снежинки проникают в кожу, попадают в вены и несутся к сердцу, замораживая. «Кай…» *** Кёнсу стоило больших трудов проснуться. Его тело словно налилось свинцом, не способное даже двинуться на пустой кровати. С приоткрытого окна тянуло холодом, а большая часть тела парня находилась без одеяла, позволяя морозному, ледяному воздуху окутывать и замораживать. - Что? – дверь в ванную отварилась, выпуская посвежевшего Чонина с влажными волосами, облепившими лицо, - Ты звал? Кёнсу еле оторвался от кровати, стараясь подвинуться чуть выше и принять сидячее положение. Ощущение тяжести еще не успело полностью его покинуть. - Нет, - чуть хрипловато и весьма удивленно ответил парень, стараясь привести спутанные сном мысли в порядок. - Да? – Чонин тоже удивился, но тут же пожал плечами, не придавая этому значения, - Значит показалось. - Ты куда-то собираешься? - Да, с утра мне нужно быть в театре у Криса, а затем с обеда до вечера на работе. Надеюсь, сегодня смогу закончить пораньше. - Ты… - Кёнсу смутился, - Ты ведь не оставишь меня одного? - После того, что приключилось вчера и в театре, и в баре… - Чонин серьезно задумался, беря с сушилки чашку, - Не уверен, что тебе следует всюду ходить со мной. - Чонин, я правда не могу остаться один, - голос Кёнсу звучал тяжело. - В чем твоя проблема, Кёнсу? – спокойно спросил Чонин, уже заваривая чайный пакетик, опуская его вниз и поднимая наверх. - Я слишком долго был один, меня это пугает, - честный ответ привел парня в тупик, а рука с пакетиком замерла в воздухе, но глаз он не поднял. – Меня уволили с работы, а новую я не мог найти в течение 3 месяцев. Каждый новый «выходной» сводил с ума, да и деньги кончались. Я почему-то решил, что неизвестность лучше ожидаемого конца, хотя всю жизнь жил по правилам, контролировал любое событие. - У тебя была хорошая работа? – Чонин оторвался от разглядывания чашки с чаем. - Вполне, - согласился Кёнсу, складывая ноги и притягивая к себе подушку, которую тут же обнял, словно она была его поддержкой в таком нелегком разговоре. – Я работал в рекламном агентстве, небольшом, но успешном. Нам принадлежит реклама «Crunky Chocolate», - Кёнсу смущенно улыбнулся. - Прости, не смотрю телевизор, - пожал плечами Чонин, ожидая дальнейшего рассказа. - О, но это ведь не только по телевизору было, - Кёнсу озадачился, но быстро пришел в себя, - Хотя без разницы, меня все равно оттуда уволили. Я пробовал ходить на собеседования, но не получилось пробиться через стену предубеждений. - Предубеждений? – Чонин поинтересовался, смущая Кёнсу еще больше, - Каких? - Ну… - парень сглотнул, на нервах путаясь мыслями, - Окружающие… видят во мне милого лупоглазого ребенка, но не взрослого человека, который может и умеет делать свою работу. Меня просто не воспринимают всерьез. - Прости, но… сколько тебе лет? – скептически приподняв бровь, спросил Чонин заранее ощущая, что сильно прокололся и сам. - Только не говори, что и ты туда же, - Кёнсу засмеялся. Первый раз Чонин видел, как этот странный парень улыбается: его красивые, пухлые губы растянулись и открыли ряд аккуратных белых зубов, а лицо стало практически неузнаваемым. Разница между серьезным, грустным и веселым, смеющимся Кёнсу была колоссальной. И эта разница ему понравилась. Еще больше захотелось помочь ему выбраться из той пучины отчаяния и проблем, в которой он оказался. - Мне 25, - оставив на губах лишь тень прежней улыбки, ответил парень. - О, - Чонин, только вырвавшийся из плена собственных мыслей, вновь озадачился, хотя в общем-то ожидал подвоха. – Мне 24. - Значит, я твой хён, - без особой радости констатировал Кёнсу, понимая, почему танцор так удивился. - Ты действительно вводишь людей в заблуждение, - полуулыбка появилась теперь и на губах Чонина. - В других обстоятельствах это было бы даже смешно, - Кёнсу посильнее обнял подушку и устремил грустный взгляд на танцора. – Но мне слишком тяжело дается. - Ну, люди часто видят в тебе не того, кем ты являешься, - Чонин говорил странным голосом, содержащим еще что-то помимо сочувствия к Кёнсу. - А ты? - Что я? – немного резко, словно защищаясь. - Брось, Чонин, - Кёнсу нахмурился, тут же отбросил подушку и встал, подходя ближе к столу и замершему парню. – Кай, ты обещал рассказать. - Я знаю, - Чонин выдохнул и уперся руками в столешницу. – Знаю, но обычно никому этого не говорю. Мне тяжело. - И мне тяжело, - Кёнсу тоже потупил взгляд. Парни молчали какое-то время, никто не решался заговорить. Чонин собирался с мыслями. Пусть он и сказал Кёнсу, что расскажет и о себе, воспоминания давались тяжело. Боль в сердце мешала формулировать мысль. Неудавшийся рекламист же думал над тем, имеет ли он право так неожиданно ворошить прошлое танцора, учитывая, что они друг другу ничего не должны. Да, Чонин выслушал Кёнсу и поддержал, если это так можно назвать, но он уже сказал, что понимает его тяжесть на сердце. Зачем тогда Кёнсу нужно лезть не в свое дело? - Чонин… - Кёнсу заговорил тихо, нежно, понимающе. - М? – отозвался танцор, поднимая голову, и тяжелым взглядом с отпечатком борьбы над самим собой уставился на рекламиста. - Не нужно, - слабая улыбка озарила лицо парня. Кёнсу надеялся, что Чонин поймет и успокоиться. Ему было тяжело видеть такого Чонина. Не сильного и холодного, а действительно страдающего, тем более если подобные чувства вызывали отголоски прошлого. - Что? – парень нахмурился, глядя на чуть покрасневшего брюнета. - Не рассказывай, - голос Кёнсу звучал твердо и серьезно, - Ты сказал, что понимаешь. И я тебе верю. На моем месте некрасиво вмешиваться в твою жизнь больше, чем есть сейчас. Я вижу, как тебя сложно. Твои воспоминания этого не стоят. Пожалуйста, не надо. Не мучай себя. - Кёнсу… - смесь удивления и благодарности на лице Чонина. - Что мы будем делать сегодня? – Кёнсу поспешил сменить тему на первую пришедшую в голову. – Театр, работа… или группа? - Группа? – медленно повторил Чонин, словно находясь где-то далеко. - Твоя группа, Чонин, - напомнил Кёнсу, сводя брови на переносице. - Черт! – рекламист от такого громкого выкрика чуть со стула не свалился. – Точно! Получается, репетиция в театре завтра… Парень хлопнул себя по лбу и тут же из расслабленного Чонина превратился в беспокойного и очень сильно опаздывающего. - Назначили же на сегодня, - Чонин начал злиться сам на себя, но разглядев на лице Кёнсу испуг, тут же смягчился, - Спасибо, что напомнил. Я такой идиот. Бэкхён убьёт меня… Чонин простонал, выискивая в небольшом шкафу чистую одежду. - Мне собираться? – зачем-то спросил Кёнсу, осторожно двигаясь по направлению к ванной. - Конечно! – из ворота какого-то полушерстяного пуловера, натягиваемого поверх футболки, донеслось до парня. - Уже бегу, - ответил рекламист, внезапно сам себе улыбаясь и скрываясь за дверью. *** Собирались они в спешке, а ехали вообще на запредельной скорости. Кёнсу крепко (и надо сказать в первый раз) ухватился за торс Чонина уже после первой минуты езды. Руки обвили парня за талию и сжали, вытесняя дыхание. Для него, видимо, такие передвижения были в норме, но Кёнсу раньше не доводилось даже садиться на мотоцикл, не то что гонять на запредельной скорости. В итоге, Чонин очень попросил Кёнсу держать его послабее, когда они остановились на светофоре, на что парень засмущался, но хватку ослабил лишь после того, как заметил, что танцор перестал так гнать. Бэкхён уже стоял возле раскрашенных дверей в подвал, когда Чонин и Кёнсу прибыли. Чонин простонал уже во второй раз, но тише. Так, что только Кёнсу расслышал его. - Ты опять опоздал! – Бэкхён был зол. - Прости, Бэк, - Чонин сложил ладони и опустил голову вниз, поднимая их над головой в умоляющем, но недостаточно искреннем жесте. - Ты как всегда, - холодно констатировал парень, зная, что Чонина уже не перевоспитать. Он воспринимал их репетиции весьма несерьезно, как казалось остальной части группы. - Что поделать, - пожал плечами басист. - А он что здесь делает? – Бэкхён вскинул бровь, глядя на подходящего к ним Кёнсу. - Пришел со мной. - Опять? – в голосе вокалиста было нескрываемое удивление. - Бэкхён, что ты прицепился? – Чонин нахмурился. - Ты никогда не приводил никого больше, чем один раз. - А в чем, собственно, проблема? – танцор сложил руки крестом на груди. - Нет проблемы, - пожал плечами теперь уже Бэкхён, с интересом рассматривая молчавшего доселе парня. – Как тебя, напомни, зовут? - Кёнсу. - Здравствуй, Кёнсу, - блондин широко улыбнулся, - Меня зовут Бэкхён. Прости за мое поведение, этот придурок вечно выводит меня из себя. - Э, ничего… - Кёнсу удивленно замялся, но Чонин уже ушел вперед, в зал. - Ты пел прошлый раз. Весьма неплохо, - Бэкхён положил руку на плечо парню, направляя его к двери. – Хочешь и сегодня попробовать? Только уже по-нормальному. Мы все с удовольствием послушаем. Кёнсу был поражен. Такой поворот в отношении Бэкхёна к нему пугал, но было приятно, что вокалист, имеющий один из прекраснейших голосов, что слышал когда-либо Кёнсу, запомнил и так высоко оценил его средненькие умения, оставшиеся со времен всего лишь годового посещения музыкальной школы много лет назад. - А ты уверен? – все еще немного стесняясь, уточнил парень. - Конечно, ты и Чондэ понравился, - кивнул Бэкхён, открывая перед Кёнсу дверь. – И Чанёлю. - О, это неожиданно. - Угумс, - как-то не очень довольно произнес вокалист, разворачиваясь к парню. – Как тебе это сказать… Чанёль мой, – глаза Кёнсу расширились от удивления, - Поэтому будь любезен помнить об этом. - Ты… - не нашелся, что сказать Кёнсу. – Конечно. Но, прости, зачем ты мне это говоришь? - Просто, чтобы знал, - и вновь дружелюбная улыбка. Искренняя, что важно. Кёнсу был ошеломлен. «Что за?..» - думал он. Какие странные у Чонина друзья. *** Кёнсу быстро понял, что ревнивый Бэкхён просто очень серьезно относился к барабанщику Чанёлю, который еще в прошлый раз проявил дружелюбность по отношению к совсем не знакомому парню, учитывая, что все думали о Кёнсу в странном ракурсе, виной которому был Чонин. Бэкхён больше не проявлял враждебности, смеялся с Чондэ и Чанёлем, прикалываясь вместе с ними. Кёнсу же думал, что Чонин не вписывается в это место. Чонин был слишком спокойным, слишком серьезным, слишком холодным для горячих в поведении одногруппников, которые, даже играя, умудрялись издеваться и подкалывать друг друга. В такие моменты басист спокойно ожидал окончания шутки или (что чаще) потока шуток, чтобы вновь продолжить играть со всеми. Иногда перебирал пальцами струны, чтобы закончить побыстрее балаган, что творился, когда Бэкхён и Чондэ внезапно устраивали баттл высоких и низких нот. Кёнсу же наблюдал. Видел, что практически никто не обращает особого внимания на отсутствие Чонина в играх и шутках. Чанёль радостно улыбался, иногда бросая взгляд в сторону басиста, но особенно не зацикливался на его хмуром или безразличном лице. Кёнсу силился понять, но не мог. То ли это было его нормальное поведение и комфортная ситуация, то ли Чонину было неудобно среди этих ярких «троллей», как Кёнсу для себя решил. Ни минуты без стеба. Ни минуты без улыбки. Они пели грустные и серьезные песни, такие, как в первый раз, когда Кёнсу присутствовал на репетиции. Каждый вокалист и участник отдавал себя на все сто, и сложно было сказать, что минуту назад или после окончания песни эти парни могли вести себя иначе. Закончив основную часть репетиции, Бэкхён и Чондэ позвали Кёнсу к микрофону. - Какую песню ты хочешь спеть? – участливо поинтересовался Чондэ, пока Бэкхён перебирал их ноты, ища взглядом что-нибудь интересное на случай, если рекламист не знает точно. Кёнсу краем глаза уловил брошенный на него взгляд Чонина, в котором были несколько искорок интереса. - Если можно, Linkin Park – Not Alone, - смущаясь, попросил Кёнсу. - О, хороший выбор, - Бэкхён поджал губы и покачал головой. – Чанёль, ты же знаешь ее? - Обижаешь, - парень криво ухмыльнулся и подмигнул вокалисту. - Тебя обидишь, - парировал он, переводя взгляд на Чонина. – А ты сможешь сыграть? - Да, - тихо ответил басист. - Я буду на синтезаторе, - сообщил Бэкхён, подходя к инструменту. Кёнсу встал к микрофону и закрыл глаза, ожидая мелодию, пропуская ее через себя, как он любил это делать. Услышав первые аккорды, Кёнсу вдохнул и выдохнул, набираясь смелости, чтобы закончить начатое. Ему нужно было расслабиться, а музыка лучше всего для этого подходила. Чонин играл так, словно не первый раз исполнял эту песню. Словно пальцы не просто знали игру, а сами двигались, отдельно от басиста. Песня лилась мягко и нежно, но в то же время сильно и со смыслом. Кёнсу некогда ненавидел эту песню, сейчас же она казалась путеводной звездой в море бесконтрольного существования. Глядя сквозь прикрытые глаза на вслушивающихся в мелодию и ноты, а так же в его пение парней, Кёнсу надеялся, что когда-нибудь, подобно Чонину, будет окружен только теми людьми, с которыми ему будет хорошо, а так же будет заниматься тем, что ему действительно интересно. Он любил рекламу, он был уверен. И он хотел продолжать, но сил на это не имелось, и пока взять было неоткуда.

you go / giving up your home go / leaving all you’ve known You are not alone You are not alone You are not unknown You are not alone

Парень чувственно допел последние строчки, вкладывая себя в их значение. С последним аккордом, барабанным ударом и зажатой клавишей синтезатора в Кёнсу что-то сломалось. Стало невыносимо тяжело и грустно. Он словно осознал, насколько одиноко и бессмысленно его существование. Словно понял, что желая для себя идеальной жизни, а потому контролируя все ее аспекты, разрушил все сам. Одобрительные взгляды и аплодисменты Чанёля и Чондэ добавили масла в огонь. Кёнсу сорвался с места и выбежал на улицу, прижимаясь спиной к разрисованной стене и пытаясь отдышаться. У него не было истерики, как вчера, но депрессивное осознание собственной ущербности в попытках догнать неведомое спокойствие и оправдать ожидания разрушало его изнутри. Слез не было, только ненависть к самому себе. Жизнь Чонина казалась теперь такой идеальной, практически мечтой. И что же мог такой со всех сторон окруженный идеалом человек бояться рассказать, когда Кёнсу, полнейший неудачник, выложил как на ладони все свои проблемы? Что мешало Чонину посветить рекламиста в подробности своей жизни, учитывая, что, пусть они и не были друг другу кем-то, они точно не были никем. И его странная реакция на песню. Его тихий голос, его такое неспокойное отношение, столь разительно отличающееся от их первой встречи. Тогда Кёнсу даже побаивался Чонина, сейчас же откровенно не понимал. Что с ним? - Кёнсу, - мягкий голос вырвал парня из размышлений, представляя их виновника. - Что? – чуть более резко, чем нужно, ответил темноволосый рекламист. - Что-то случилось? – Чонин облокотился на стену возле Кёнсу, медленно спускаясь по ней и в итоге оказываясь в непосредственной близости. - С чего ты взял? Все нормально. - Ты убежал, - с нажимом в голосе проговорил парень. - Вышел подышать воздухом, - пожал плечами Кёнсу, чувствуя легкое раздражение. - Кёнсу, истерики и злость тебе не помогут сейчас, - Чонин опустил голову и вздохнул. – Единственное, что ты можешь сделать, чтобы взять ситуацию под контроль… - Но я не хочу ее контролировать! – Кёнсу взорвался, резко поднимаясь и всплескивая руками. – В моей жизни был один сплошной контроль и планирование. Я больше не хочу так жить! - А как хочешь? – ровным голосом спросил Чонин, поднимаясь вслед за Кёнсу, но все еще приваливаясь к стене. - Не знаю… - буркнул парень, - Как ты, например. - Ты думаешь, моя жизнь настолько хороша? – Чонин удивленно приподнял бровь, но в голосе чувствовалась так же и горечь. - А нет, что ли? – переспросил Кёнсу, - У тебя есть группа и друзья. У тебя есть работа и друзья. У тебя есть танцы, театр и друзья. Куда бы ты ни водил меня эти дни, везде есть что-то правда интересное и друзья. Пусть ты сам держишься с ними отчужденно и холодно, они все равно твои друзья. - То есть хорошую жизнь ты определяешь количеством друзей? – музыкант теперь смотрел чуть насмешливо. – Все ее аспекты и проявления? - Нет, - Кёнсу помотал головой. – Но мне правда нравится, как ты живешь. - Мне тоже, - отозвался Чонин, - Но я тебя уверяю, можно жить лучше. Ты никогда не пробовал, поэтому не знаешь. - А ты пробовал? – не успев прикрыть интерес в голосе, вырвалось у Кёнсу. - Когда-то давно, лет 7-8 назад, да, - гитарист поджал губы, - У меня была совершенно другая жизнь. Я сказал, что нынешняя мне нравится, потому что ее я выбрал сам. Та же была много лучше по тем аспектам, которые ты не перечислил, но мне она была навязана. Я был обязан жить так, а не иначе. И в моей бунтарской молодости я пошел против «должен» и выбрал «хочу». - Твои родители заставляли тебя?.. - И да, и нет, - Чонин как-то невесело улыбнулся, - Там много чего случилось. Чонин замолчал, Кёнсу боялся спрашивать. Он обещал больше не лезть в прошлое музыканта, но проблема состояла в том, что очень хотелось. Хотелось узнать, хотелось понять, хотелось до конца войти в жизнь Чонина и, возможно, остаться там. Не для того, чтобы мешать, но хотя бы стать одним из его друзей. Из тех, кто каждый день находился возле него, ловил улыбки, взгляды или просто разговаривал по делу. *** По окончанию репетиции Чонин быстро собрался, махнул на прощание Чондэ, Чанёлю и Бэкхёну, которые, к слову, абсолютно не были удивлены такой спешкой, схватил Кёнсу за локоть и стремительно покинул помещение. Нервно поглядывая на часы, парень завел мотоцикл и резко тронулся с места, заставляя Кёнсу от страха обхватить его за талию и прижаться к спине. Ехали они не долго, но только потому, что быстро. Да и для Чонина, как известно, правила дорожного движения не существовали. Проехать на красный, свернуть на запрещенном повороте, завысить скорость до предела – нормальное явление, но не для Кёнсу, который с грустью вспоминал свой небольшой автомобиль марки Suzuki. Скоростная езда явно не для него. Рекламист наивно предполагал, что смен видов деятельности у суперзанятого танцора больше не будет, но ошибся. Мотоцикл так же резко, как и стартанул, остановился возле одной из известных, но не очень крупных Сеульских типографий, которую Кёнсу знал не понаслышке. Все-таки он работал в отделе планирования, а его агентство имело связи почти со всеми типографиями, печатающими рекламу в газетах и журналах. - И… - Кёнсу не знал с чего начать, - Что мы тут делаем? - Я здесь работаю, - быстро вытаскивая ключи и ставя байк на подножку, ответил Чонин. - Тут?.. В смысле, еще и тут? – удивлению парня не было предела. Ему казалось, что с брюнета достаточно уже имевшихся занятий, хотя и представить, чем он тут занимался, тоже было сложно. - Мне в баре не дают 7 смен, поэтому я дорабатываю две тут, - пояснил танцор, убирая шлем под сиденье. – Пошли скорее, я итак уже опоздал. - А это ничего? – засомневался Кёнсу. - Это твой звездный час, Кёнсу, - хитрая улыбка на лице Чонина смутила рекламиста еще сильнее. - В каком это смысле? - Чем быстрее управимся, тем быстрее отправимся домой, - и Чонин подмигнул ему, забегая по невысокой лестнице вверх. - Мне надо будет что-то делать? – удивился Кёнсу, следуя за мотоциклистом. - Ничего сложного, - пожал плечами Чонин, тяня дверь на себя. *** Оглядывая огромные перевязанные кипы газет и журналов, завалившие все столы и пол, Кёнсу старался не задохнуться, но ему это удавалось с трудом. Казалось, в этой типографии решили побить все рекорды и за раз отпечатать недельную норму тиражей всех возможных газет, журналов и рекламных листовок. Завалена была каждая горизонтальная поверхность, кое-где горы связок опасно накренились, рискуя вот-вот обрушиться. Кёнсу доселе никогда не видел подобного безобразия, приходя порой по делам, но натыкаясь на аккуратно разложенные стопки или вообще на пустоту. Хватая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды, парень перевел взгляд на необычайно веселого Чонина. Ему самому смешно не было вообще. - Все это?! - Да, - с немеркнущей широкой улыбкой, почти смешком, ответил темноволосый танцор, тут же подхватывая по связке в каждую руку. – После закрытия вечерняя смена оставляет работу для грузчиков. - И ты делаешь это каждый раз? – пораженно уточнил Кёнсу, на автомате последовав примеру Чонина, но все еще не до конца понимая ситуации. - Ну, почти, - он на секунду задумался, - Иногда меньше. Больше вроде еще не было, - Чонин внезапно заливисто рассмеялся. Кёнсу поверить не мог, что Чонин может быть таким веселым. - Ты находишь это смешным? – ощетинился рекламист, резко останавливаясь на пути к грузовикам. - И да, и нет, - опять неоднозначный ответ. - Смеешься надо мной или это нервное? – прищурившись глядя на Чонина, спросил парень. - И то, и другое, - вновь смех, да такой, что Чонин согнулся пополам. - Чонин! – Кёнсу повысил голос, но и ответной улыбки сдержать не смог. Чонин выглядел действительно впечатляюще всегда, но улыбка добавляла его лицу новые краски. Словно его напускная холодность испарялась ненадолго, давая место тем самым запрятанным в глубине сердца и сознания чувствам. Он сразу выглядел еще моложе, ярче и милее. - Прости, - вдоволь насмеявшись, Чонин поднялся на ноги, - Я просто действительно не знаю, что бы делал без тебя сегодня. Тебе придется мне помочь. - Конечно, - тут же согласился Кёнсу, внутренне радуясь, что, наконец, сможет быть полезным, - Я только за, правда побаиваюсь количества. - Ну и отлично, - благодарно улыбнулся Чонин, - Каждая связка имеет номер, соответствующий номеру выезда грузовика, их всего пять. Это не сложно, ты разберешься. И парни принялись за работу. Таскать такие тяжести, настолько однообразно и абсолютно бездумно, для Кёнсу было ново, но видя, как старательно и воодушевленно Чонин справляется с такой по-глупому сложной работой, ему тоже хотелось не отставать и сделать все максимально хорошо. Это его первый физический труд за долгое время, потому что профессия рекламиста не предполагала под собой каких-либо нагрузок такого рода. Спустя пару часов Кёнсу уже чувствовал ломоту в спине и онемение в руках. Его не привыкшее к труду тело ныло и просило отдыха, но парень старательно скрывал любое проявление слабости ровно до тех пор, пока не запнулся на ровном месте и не повалился на пол вместе с кипами утреннего выпуска какого-то ежедневника. С тихим «ой» Кёнсу сел на пятую точку, но встать даже не попытался – так болели руки и плечи. Парень лишь облокотился на одну из стопок, прикрывая глаза. - Эй, чего расселся? - немного устало, но с весельем в голосе, спросил Чонин, подходя ближе и усаживаясь рядом и вкладывая в скрюченные пальцы Кёнсу бутылку с водой. - Это ужасно, Чонин, - испуская вздох отчаяния, ответил Кёнсу, не торопясь откручивать крышку – сил просто-напросто не было. - Знаю, - просто согласился танцор, - Но выбора у меня все равно нет. Мне нужно платить за квартиру, что-то есть, да и театр отнимает некоторые деньги… - Тебе там не платят? – Кёнсу резко открыл глаз и поднял голову, но спустя мгновение тяжело простонал, чувствуя, как боль отдается в шее и позвоночнике. - С театром все очень сложно, - ушел от ответа Чонин, допивая разом остатки в своей бутылке и поднимаясь. Кёнсу в этот момент задумался о театре, на автомате решив все-таки открыть свою бутылку, правда пальцы его не слушались, поэтому спустя несколько мгновений парень, все еще находившийся в собственных мыслях, почувствовал, как из его рук осторожно выскальзывает предмет, а затем возвращается на место, но уже без крышки. Сознание Кёнсу витало где-то между Крисом, Исиным и Чонином, пытаясь понять, но не приходя к разумному объяснению. - Что не так с театром? – парень бросил на Чонина обеспокоенный взгляд. - Не забивай себе голову, - отмахнулся танцор, подхватывая в обе руки по связке. – Можешь отдохнуть немного, я вижу, что ты устал. Мы все равно почти закончили. - Нет, - Кёнсу немного оскорбился, считая, что итак достаточно висел на шее Чонина, - Чем быстрее мы закончим, тем быстрее пойдем домой. Тебе тоже нужен отдых. Я, в отличие от тебя, целыми днями только штаны протираю на горизонтальных поверхностях. - О, какая забота, - протянул Чонин, усмехнувшись, - И какая глупость. - Почему? – Кёнсу нахмурился, поднимаясь с пола. - Я привык к такому ритму, а ты – нет, - парень пожал плечами, а затем чуть подкинул кипу вверх, удобнее перехватывая за веревку, тем самым напрягая руку. – Нет смысла храбриться и перенапрягаться. Красивый изгиб мышцы в черной футболке с коротким рукавом притянул взгляд рекламиста. Кёнсу почему-то занервничал и закопошился, тут же находя руками свои связки и стремительно удаляясь к выезду номер три. В Чонине все было хорошо, и это все смущало Кёнсу. *** Добравшись до дома, Чонин подхватил спящего Кёнсу на руки и с удивлением обнаружил, как мало тот весил. Конечно, парень с его ростом и комплекцией не мог быть очень тяжелым, но и такая нездоровая легкость тоже была странной. Поразмыслив, Чонин решил, что парень похудел на нервной почве, ибо его затяжная депрессия вполне могла к этому привести. Чонин настоял, чтобы еле плетущий ноги Кёнсу сел на мотоцикле не позади, а вперед, аргументируя тем, что не хочет падения парня во время езды. Рекламист переоценил свои силы, но Чонин понимал, что ему тоже тяжело дается жизнь нахлебника, и был с ним согласен. В течение первых пяти минут Кёнсу силился не заснуть, но затем неосторожно откинулся на плечо танцора, открывая взору водителя небольшое ушко, белую кожу на шее и аккуратный кадык, чуть подрагивающий при рваном усталом дыхании. Парень безмятежно провалился в сон, чувствуя тепло Чонина, а он, в свою очередь, боролся с желанием прильнуть губами к молочной коже. Когда Бэкхён говорил о вечно меняющихся «друзьях» Чонина, то имел в виду его бесконечных половых партнеров, которыми танцор разбавлял свою слишком занятую жизнь. И знали об этом все именно потому, что ввиду этой занятости, Чонин не всегда мог привести их к себе в квартиру. Танцор занимался сексом и в гримерке театра, и в студии группы, и в туалете паба, в котором работал. Он даже в типографию приводил нескольких любовников, раскладывая тех прямо на рабочих столах или в подсобке. В принципе, часто новые увлечения сами его находили, но итог оставался всегда одним и тем же. Это не происходило слишком часто, но и редкостью назвать подобное было сложно. Чонин откровенно заблуждался, считая, что Кёнсу еще ребенок, определяя его по возрасту как едва совершеннолетнего. Он совершенно не ожидал, что парень будет старше него, поэтому до сегодняшнего дня гнал все неподобающие мысли в его отношении. У Чонина строгие принципы. Жизнь его научила, что люди без принципов чаще выигрывают, но только с принципами можно называть себя человеком. Чонин считал важным второе. Занеся в квартиру и уложив на кровать мирно сопящего парня, Чонин задержался возле, вглядываясь в лицо Кёнсу. Красивый, даже сексуальный, но погрязший в проблемах. Выслушав утром его историю, танцор внутренне удивился, насколько они похожи на самом деле. Только Чонин сбежал от семейного благосостояния и навязанной женитьбы. Он выбрал между семьей и самим собой. Теперь семьи у него нет. Кёнсу облизал во сне губы, повернувшись на спину, а Чонин едва не задохнулся от понимания, что уже целую неделю его не посещают мысли о том, как побыстрее затащить кого-нибудь в постель. Причем они с этим парнем спят на одной узкой кровати все эти три долбанных дня, что знакомы, но танцор до сих пор чувствовал себя до странного спокойно. Не в силах сдержать сиюминутный порыв, Чонин осторожно нагнулся, пробуя на вкус пухлые губы Кёнсу, а затем быстро отстранился, с близкого расстояния разглядывая небольшие темные круги под глазами и густые ресницы. Челка парня падала на лоб аккуратными прядями, но Чонин все равно провел по ней рукой, дабы она – не дай Бог – не помешала сну Кёнсу. Чонину понравилось до дрожи, как, в принципе, и в тот раз в клубе, но поступить с Кёнсу как с остальными, он не мог. Ворвавшийся в его жизнь парень занял какое-то особенное место, даже сам того не подозревая. Так быстро и сумбурно, абсолютно неконтролируемо даже для Чонина. И в то же время предложить что-то большее в текущих обстоятельствах нереально, поэтому единственный вариант - оставить все как есть.