Глава 5 (часть 1)
20 июня 2015 г. в 20:12
Примечания:
Не бечено.
Прим. Беты: и в ближайшие полторы недели, к сожалению, нормально бечено не будет - бета едет на побывку к родственникам в Казахстан(((
Поэтому - до чего дотянулась с мобильника, то исправила.
«Знаете, у меня всегда были странные отношения со смертью, да и не только со смертью. "Знаете", хм. На самом деле, я сижу, тупо уставившись на это обращение. То, что эти записи никто никогда не прочтет итак ясно. Но почему множественное число? Понятно, что писать "дорогой дневник" — выше моих сил. Но "знаете"?! Надо же. Думаю, И. заподозрила бы в этом жажду аудитории.
Так вот, можете не верить, но я никогда не был эмпатичным ребенком. Правда-правда. Окружающие были для меня не столько объектами для изучения (это бы еще можно было понять), сколько источниками стресса.
В детстве я практически убил котенка, просто кинул об стену. Когда я рассказываю об этом, мне почему-то никто не верит.
Т. каждый раз сжимается, выслушивая эту историю, а потом еще с полчаса причитает: "Нет, ты не мог! Признайся, что все выдумал!".
Хотя он-то точно знает, что нет, не выдумал.
Просто котенку чем-то понравились мои ноги, и он объявил сезон охоты. Я несколько раз отодвигал его, но это только раззадоривало мелкого хищника. А потом мне надоело уворачиваться, я взял его за шкирку и кинул, не глядя, в надежде, что он улетит подальше и перестанет мешаться. На пути к "подальше" оказалась стена.
Вообще, если кому из нашей компании и полагалось мучить животных, так это Т. или Ф. Но внешность обманчива.
Наш безумный ученый обожает котов, у него их целая стая. И, по правде сказать, только благодаря им он еще жив. В отличие от самого Т., коты после дня голодания поднимают такой ор, что дальше заниматься своими научными изыскания уже просто не получается. Приходится идти кормить прайд, а заодно и себя.
Ну, а Ф... Достаточно узнать его историю, чтобы понять, что к чему. Хотя он тоже не без греха: лет в пять чуть не утопил морскую свинку, отправив ее в плавание на куске пенопласта. Свинью, оказавшуюся сухопутной, спасли родители, а он долго раскаивался.
Я же, выслушивая нотации от Наны, заставшей судьбоносный полет, чувствовал только раздражение. Из-за какого-то блохастого комка вдруг стать плохим в глазах самого дорогого человека! При этом, котенок начал первым, но виноват почему-то Тсуна.
О, женщины, вам имя — вероломство!
Как вы понимаете, любви ко всему живому мне это не добавило. Любое дышащее существо казалось источником потенциальных проблем и не то что бы я так уж ошибался.
А вот трупы меня вообще никак не задевали. Я потом долго не мог понять, почему Данте обходит их по дуге, а иногда вообще начинает ни с того, ни с сего реветь. И из каких соображений Нана со скандалом отбирает у меня дохлых кошек и мышей.
"Люди, ау!" — хотелось закричать мне, — "Мертвые не кусаются!"
Наверное, у меня уже тогда были какие-то психические отклонения. В пределах нормы, конечно. Но и таких было достаточно, чтобы заметно выделяться среди сверстников.
Меня, например, совершенно не волновало, насколько прочно у собаки прикреплен хвост, а вот как сделать так, чтоб ни одна шавка не подходила ближе, чем на два метра, — да.
Удивительно, что я не попытался придушить брата в младенчестве.
Когда перечитываю это предложение, оно кажется невообразимо жестоким, не так ли? Но от правды не сбежишь.
Младенец — бесполезное существо, от которого много шума и мало толку.
Более того, родительское внимание — крайне ценный в понимании ребенка ресурс, почти весь уходит на ненасытного троглодита. Хотя до этого ты был центром мироздания!
Избавиться от такой помехи — вполне рациональное решение.
В детский сад я не ходил и, соответственно, штатный психолог обошел меня стороной. А Нана... Я тогда был слишком мал, чтобы осознавать: такое мне не простят. А ей не хватало чутья понять мои заскоки.
Так как эти строки никто никогда не прочтет, пишу откровенно: Данте спасла чистая случайность — мне вовремя прочли "Книгу Джунглей". Казалось бы, ничего особенного, но я всерьез задался вопросом, почему Багира с Балу стали опекать человека? Не просто воспитать и использовать, нет, они любили его.
В общем, исследовательская жилка спасает жизни и таким вот образом.
С тех пор я следил за братом с неизменным интересом, особенно забавно было наблюдать, как Лягушонок познает мир. Нана без проблем оставляла нас одних, я таскал брату сладкое со свадеб (работа в брачном агентстве имеет свои преимущества), соседи умилялись, но особой привязанности между нами не было. А может, мы просто не задумывались об этом.
Все изменилось после ухода Емицу. Нана замкнулась в себе, иногда она весь день могла провести в кровати, а я был занят тем, что учился убивать.
С Маммоном я познакомился в меру случайно, спасибо интуиции, просто внезапно ноги завели меня на окраину города, в какой-то тихий переулок. Позже учитель признался, что я сразу ему понравился. В тот же момент, как не заорал, будучи забрызганным кровью.
Наверное, нам повезло: он был достаточно прагматичным, чтобы всерьез воспринимать ребенка, а я по жизни был не из пугливых. Та же кровь не вызывала никакого ужаса, у меня при перенапряжении из носа и не так хлестало. Разве что брезгливость, чужая ведь. В общем, вместо того, чтоб с визгом удрать подальше, я с удовольствием наблюдал за работой аркобалено.
А потом попросился в ученики, сразу после нахождения фотографии своей семьи, в процессе обшаривания карманов мертвецов.
Учеба вызывала у меня смешанные чувства. Мне нравилось играть с реальностью, создавая все более интересные иллюзии, а вот убивать… Это было противно, даже не столько само убийство, сколько его вынужденность. Одно дело месть или эксперимент — тонкая игра, сведение человека с ума при помощи мелких иллюзий. Другое — работа мясника.
Но реальность неумолима. Одна из семей уже откуда-то знала про нас, и я не имел права только защищаться, это привлекло бы внимание к Намимори.
Мне оставалось меньше недели до семилетия, когда я убил во второй раз, на пару с учителем, вырезав весь клан. Если во время первого столкновения пламя сработало само, то в этом случае я не смог одним ударом выжечь противникам мозги. Пришлось действовать вручную. Добивать беспомощных — не об этом я мечтал. И дело не в этических нормах, просто это скучная, монотонная работа, в которой не требуется особое мастерство и ты уже не чувствуешь себя чертовым гением, так шестерка.
Хорошо хоть женщин и детей Маммон взял на себя, не из жалости — побоялся, что съеду с катушек.
Я брел домой, изучая алые пятна на своих любимых зеленых ботинках, и понимал, что уже ничего не будет как прежде. Ученичество продолжится и в процессе мне придется заявить о себе, от мафии я теперь никуда не денусь. Стоило ли это того? С одной стороны, суицид меня никогда не привлекал, но и жизнь по чужим правилам — тоже. Тогда я, конечно, это так четко не формулировал, но понимал, что выбрали за меня.
Дома меня не встречали. Нана, наверняка, так и не выходила сегодня из комнаты. Было холодно, декабрь выдался морозным. В гостиной я нашел Данте. У ребенка зуб на зуб не попадал, но мелкий упорно строил пирамидку, кубики то и дело рассыпались, но он упорно продолжал. Свет в гостиной не горел, скорее всего, брат просто не мог дотянуться до выключателя. Он не плакал у постели мамы, не кричал, не капризничал. Сидел, позабытый всеми, и своими руками создавал, наверное, замок, почти наверняка волшебный.
Более одинокого зрелища я не видел ни до, ни после. И удивительно, но именно тогда я увидел в этом смешном зверьке личность.»