Вода и Огонь

      Свет проникал сквозь плотно закрытые веки, неприятно раздражая глаза. Энна зажмурилась, протестующе застонала и попыталась прикрыть лицо рукой, но он никуда не исчез. Вялое сознание отчаянно цеплялось за остатки сна, и она никак не могла понять, что происходит и почему так болит голова.       «Кто, чёрт возьми, включил такой яркий свет?..»       — Ох-х…       Одолевший её приступ тошноты окончательно сбросил сон, и лежать в такой позе стало совсем неудобно. Энна облизала губы, отмечая горький привкус чего-то химического во рту и, пару раз моргнув, окончательно открыла глаза. Ещё некоторое время мир перед ней вертелся и изгибался, словно она смотрела сквозь выпуклую линзу, и желудок вертелся и подпрыгивал вместе с ним. Когда всё, наконец, встало на свои места, и тошнота отступила, Энна осторожно села, оберегая от резких движений и без того гудящую голову, и осмотрелась.       Маленькая комната без окон и дверей, квадратная и с низким потолком. Совсем близко к узкой койке, на которой Энна и пристроилась, стояли небольшой стол и табурет, в стене слева находилась ниша обыкновенного санузла — бачок и раковина почти впритык друг к другу. Из крана монотонно капала вода, и в тишине комнаты дробное «кап-кап-кап» казалось настоящим грохотом. Неприятный, навязчивый звук, от которого хотелось заткнуть уши.       И ещё тут всё было белым: и стены, от которых исходил ровный мягкий свет, и потолок, и пол, и даже мебель; Энна, которой оставили её удобную неброскую одежду, оказалась здесь единственным тёмным пятном. Однотонность окружения дезориентировала и заставляла сознание вытворять какие-то странные шутки — стены то сливались с потолком и полом, то вновь вставали на места. Должно быть, какие-то побочные действия газа, которым Энна надышалась в хранилище Блэкмура. В итоге её снова затошнило, а на спине и лбу выступила неприятная липкая испарина.       «Ну что за проклятье…»       Справившись с разбушевавшимся желудком, Энна поднялась с койки и медленно обошла свою камеру. Почти идеальный квадрат — три шага вперёд от койки, три от стены до стены — был теснее, чем казался на первый взгляд: она могла без труда дотянуться до стола из любой точки комнаты. Не разгуляешься.       «А выход? Где выход?»       Энна торопливо, но тщательно ощупала стены в попытке найти дверь, чувствуя, как от накатывающих волн страха у неё мелко подрагивают пальцы, но панели были подогнаны так плотно, что она едва смогла зацепить ногтями их края. Если где-то тут и был проход, то спрятали его очень хорошо.       Она рухнула на табурет, чувствуя себя невероятно слабой и измождённой, её колотило нервной дрожью, да так, что зуб не попадал на зуб.       «Почему никого нет? Ну? Почему никого нет?!»       — Эй?!       Не может быть, чтобы люди по ту сторону комнаты не заметили её пробуждения. Энна ожидала допроса, да чего угодно, но никак не одиночного заключения в маленькой белой коробке.       — Эй! Там есть кто-нибудь? — она постучала кулаком по стене и прислушалась. Но ей снова никто не ответил, ни звука с той стороны.       Энна вытянула ноги под стол и прикрыла глаза. Тело напоминало хлебный мякиш, и хотелось то ли спать, то ли умереть, то ли всё вместе. А вот страха почти не было, только растерянность и ощущение какой-то нереальности происходящего: словно она наблюдает за всем со стороны и ещё окончательно не решила, не снится ли ей всё это. Чтобы придать мыслям какой-то порядок, Энна доползла до раковины и ополоснула холодной водой лицо и шею. Надо было как-то утрясти кашу в голове и подумать о своём положении.       «Итак: где я?»       Она вернулась на табурет и тяжело выдохнула, поёрзав на месте. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что эта комната находится совсем не в особняке Блэкмура. Тогда где? Сознание услужливо подкинуло верный ответ: где угодно. А это важная часть, потому что нельзя просто выйти, надо знать, куда потом бежать. И ещё не факт, что Блэкмур вообще имеет к её заточению хоть какое-то отношение, в ту ночь она его даже не видела. Несмотря на все догадки, эта информация не была проверенной, и Энна предпочитала не сводить всё к туманным домыслам. Да и сейчас куда важнее было выяснить, что с ней теперь собираются делать.       Она обеспокоенно покусала губы. Если верить легенде, то нечто, что свяжет её со шкатулкой, с Валионой — в общем, ничего хорошего, да, — но что именно? Ответа она не знала, но для себя решила, что с тем, кто охотился на неё, как на какое-то животное, сотрудничать не станет. История знала слишком много людей, одержимых идеями мирового господства, и ничего хорошего из этого ещё не выходило. Энна не собиралась становиться частью чьих-то безумных планов.       Её мысли остановились на Нуаде. Удалось ли ему сбежать? Или сейчас он сидит в таком же молочно-белом боксе без окон и дверей? Энна поёжилась, представив себе принца в подобных условиях: дикий зверь, загнанный в клетку. Нет, не мог он вот так попасться. Ей хотелось верить, что Нуада её вытащит. В конце концов, у неё не было причин сомневаться в этом, раньше он всегда ей помогал — нехотя, но помогал. Кажется, ей даже удалось убедить себя в том, что так всё и будет.       Она старалась дышать медленнее и не позволяла панике овладевать собой. Рано или поздно кто-нибудь сообщит ей, чего именно от неё ждут, и тогда уже можно будет что-то думать, строить предположения, пытаться выбраться. В любом случае, она не останется здесь, выход должен быть.       Ей почти удалось привести мысли в порядок, когда в стене за спиной что-то щёлкнуло, и часть её стала отъезжать в сторону, открывая проход. Энна вздрогнула и буквально подпрыгнула с табурета, лихорадочно соображая, чем, в случае опасности, сможет защититься. Мебель на поверку оказалась крепко прикрученной к полу, а больше ничего и не было. В горле вдруг пересохло, а желание увидеть кого-нибудь живого, чтобы разобраться в происходящем, резко сменилось на противоположное.       Дверь открылась полностью, и в комнату вошёл мужчина, по меркам Энны так просто огромный: на две головы выше неё, с необъятными руками, перекатывающимися под плотной футболкой мышцами, с бритой головой и неожиданно мягкой улыбкой на грубом лице. Милая такая, широкая улыбка, точно у дедушки на скамеечке, и оттого до чёртиков жуткая.       — Не бойся, птичка.       От одних только этих слов у Энны все внутренности сжались в плотный холодный ком. Не бояться? Страх тисками сдавил горло, и стало трудно дышать. Резко пришло осознание того, какой же наивной дурой она была ещё минуту назад, когда решила, что сможет вот так просто во всём разобраться. Да одного взгляда на этого жуткого человека, стоящего сейчас перед ней, хватило, чтобы понять: никуда она не денется. При необходимости он задавит её, как муравья, и даже не заметит.       — Меня зовут Гэри. Как Гэри Мур, только я не пою и не играю на гитаре, — он подошёл к столу и сел так, что Энна стояла прямо перед ним — рукой достанешь. Дверь за его спиной скользнула на место, сливаясь со стеной и вновь отрезая комнату от внешнего мира. — А тебя как зовут, птичка?       Энну опять затошнило, и она облизала пересохшие губы.       — Вы прекрасно знаете, как меня зовут, — у неё создалось ощущение, что этот человек опасен именно настолько, насколько выглядит. И ещё эта его улыбка… от неё кишки скручивались в клубок, и вставали дыбом мелкие волоски на руках и шее. — Где я? Что вам надо?       Последняя фраза вышла совсем не такой решительной, как она рассчитывала, но это исключительно из-за сухости в горле. Энна как можно увереннее смотрела на Гэри. В конце концов, не убьют же её.       «О господи, а если убьют?!»       — А ты хорошенькая, — вместо ответа сказал Гэри. — Только очень бледная. Занятно, никогда не встречал альбиносов.       Энна, напуганная своими же собственными мыслями, во все глаза уставилась на него. Зачем он вообще здесь? Такие амбалы обычно стоят в охране с автоматами наперевес… ну, ей так всегда казалось. Но уж никак не приходят по-дружески поболтать с пленником в камере. Энна лихорадочно соображала, как ей себя вести. Для смелости и бравады явно было не время, а сделать вид, что напугана… да ей даже притворяться не придётся! Она нерешительно подняла глаза на Гэри.       — Я ведь имею право знать, что происходит?..       — Может, хочешь есть?       Сбитая с толку, Энна открыла и опять закрыла рот. Гэри пугал её больше, чем Нуада — у того не было такого… странного выражения в глазах, словно он рассматривает вскрытую на уроке биологии лягушку, решая, куда ткнуть булавкой, чтобы задёргалась лапка.       — Это… не так важно, — уже совсем неуверенно ответила она. — Я хочу…       — Разумеется, — Гэри вытянул ноги под стол. — Ну, чуть позже принесу что-нибудь перекусить. А пока, может, поболтаем? Вот ты с чем сэндвичи любишь? С кетчупом? С горчицей, может быть?       От дурного предчувствия у Энны засосало под ложечкой, хорошо хоть больше не тошнило. Она ожидала допроса. Или хотя бы чётко поставленных задач, — Гэри ведь нужен был какой-то определённый результат? Но… никак не это. Не разговоры о еде.       — Где я? И зачем здесь? — повторила она, и от дрожи в собственном голосе ей самой стало противно. Она прокашлялась и уже смелее продолжила: — Вы собираетесь меня здесь держать?       — Вот, так уже гораздо лучше. Где ты? Очень далеко, знаешь ли, практически у чёрта на рогах, не думай об этом. А погодка там… — Гэри поднялся и, почти галантно протянув руку, пригласил Энну сесть, но она в ужасе отшатнулась, точно он предлагал ей яд. — Кошмарная просто.       Гэри вдруг схватил её за локоть, невероятно болезненно вывернул руку и слегка нажал. Энна закричала — не столько от боли, сколько от неожиданности и испуга.       — Если надавить чуть сильнее и ударить…       — А-а! Пусти! Не надо…       Энна приготовилась было к неприятному хрусту собственных костей, но Гэри резко отпустил, и она буквально упала на табурет, задыхаясь от страха и прижимая к себе ноющую руку. Что вообще только что случилось?!       — Пожалуйста, скажите, что вам надо…       — Тебе бы не понравилось, холод собачий, — Гэри продолжал, будто ничего только что и не произошло. — Каждая вылазка — полное дерьмо.       «Какого чёрта происходит?!»       — Но я уверен, что тебе тоже есть о чём рассказать. Например, о твоём друге. Занятный, скажу тебе, парень. Кто он? Где живёт?       Вся сжавшись в комок, внутренне Энна всё же ликовала. Похоже, что принца поймать не удалось.       «Какое облегчение».       — Я ничего о нём не знаю, — и это почти не было ложью. — А живёт он… где-то под землёй, глубоко в переходах, — она продолжала старательно делать вид, что напугана больше, чем есть на самом деле. Подставлять Нуаду? Ну уж нет. — Он всегда сам приводил и уводил меня.       Должно быть, Энна говорила достаточно убедительно, или Гэри не посчитал нужным давить на неё. Он молча покивал, а потом наклонился куда-то под стол и через секунду достал оттуда небольшой мягкий футляр. Положив его на стол, он расстегнул молнию и вынул шкатулку — ту самую, из-за которой всё и началось.       — Знакомая вещица, птичка?       Энна мельком осмотрелась, пока Гэри отодвигал футляр в сторону и ставил шкатулку ближе к ней. Она бы рванула к двери, будь та открыта, попыталась бы бежать. Или напасть. Сделать хоть что-то. Если бы не понимала, насколько это бессмысленно, и если бы не страх, липкими щупальцами ползущий по спине и шее. Она ведь понятия не имела, куда ей нужно идти. И как долго она сможет бежать? И что будет, если после этой попытки её поймают?       Энна бросила взгляд на Гэри и вздрогнула — он смотрел прямо на неё. Нет, сейчас о побеге и думать нечего. Он не даст ей отсюда выйти, его маленькое предупреждение, после которого до сих пор болела рука, было крайне показательным.       «А если меня будут пытать? Нет-нет-нет, ну что за ерунда? Не будет такого!»       Мысль неприятно кольнула сознание, и Энна, не сдержавшись, даже непроизвольно всхлипнула. Нет, к такому она определённо не готова. Совсем не готова!       Гэри постучал по шкатулке указательным пальцем.       — Открой её.       — Что? — Энна нерешительно помотала головой, но продолжила куда менее решительно: — Не стану я… этого делать.       — Открой-открой, птичка, я должен посмотреть.       Притрагиваться к шкатулке совсем не хотелось, но хватило одного взгляда Гэри, чтобы Энна тут же передумала. В конечном итоге, он мог просто заставить её сделать это.       «Это ведь всего лишь благоразумие, да? Я ведь не делаю ничего дурного?»       — Хорошо.       Энна протянула руку и притронулась к шкатулке. Щёлкнул невидимый механизм, и крышка поднялась, открывая взгляду уже знакомое бархатное ложе и иссиня-чёрный камень в нём, мерцающий оплавленными краями.       Снова облизав губы, Энна притронулась к камню — и…       И — ничего. Ничего не произошло.       Она с облегчением выдохнула и, отодвинув шкатулку как можно дальше от себя, убрала руку.       «Какое счастье…»       — Да уж, птичка, неожиданный поворот, знаешь ли.       Огромная ручища сгребла её за волосы прежде, чем она успела что-то понять. Дёрнув на себя, Гэри отвесил Энне тяжёлую оплеуху, потом ещё одну. Для него удары, наверное, были так себе, не самыми сильными, но она была оглушена, и перед глазами заплясали красные пятна. Во рту появился привкус крови — она сильно прикусила язык и губу. Не смотря на болезненно сжатые волосы, Энна рванулась назад, но Гэри буквально втащил её на стол и, схватив сзади за ворот рубахи, швырнул оттуда на пол.       — Какие у тебя волосы мягкие, птичка, просто шёлк.       — Нет! Пожалуйста… пусти меня!       Не меняя положения, он ещё раз ударил её, не слишком сильно — так хозяин бьёт провинившегося пса по носу, — и поднял с пола.       — О господи… хватит! — Энна заплакала. — Не надо…       — Вот, вот так. Стоишь? — Гэри встряхнул её, пока она испуганно дрожала, закрывая лицо руками, и погладил по плечам. — Ну, не надо, птичка. Тихо-тихо.       Энна попыталась отстраниться от этих прикосновений, но тут же была поймана за запястья. У разбитого носа пузырилась кровь, и она закашлялась, когда та попала в горло.       — Насчёт своего друга ты, похоже, правды говорить не хочешь, ну да мы его скоро и сами поймаем, — Гэри толкнул её в сторону табурета, и Энна упала на него, часто дыша и дрожа всем телом. — А вот с этой вещицей давай-ка попробуем ещё раз.       Энна вытерла нос тыльной стороной ладони, но кровь продолжала течь.       — Пожалуйста, можно я…       Гэри наклонился и больно сжал её плечи своими лапищами, точно тисками.       — Я сказал — ещё раз.       Энна сморщилась от боли, бросила на него жалобный взгляд и протянула руку за камнем. На ощупь он был тёплым и приятным — таким же, как и раньше. И снова ничего не произошло.       — Что? — Энна положила камень обратно в шкатулку и посмотрела на Гэри. — Что должно произойти?       — А ты сама не знаешь?       Их взгляды встретились, и Гэри усмехнулся, выпуская её плечо.       — Отдыхай. Позже принесу сэндвичей. Ты же любишь сэндвичи?       Энна непонимающе уставилась на него. То ли Гэри был ненормальным, то ли её пытались сбить с толку. И, надо признаться, это работало.       — А, все их любят.       Он подобрал шкатулку, ловко убрал её в футляр и вышел в открывшийся проход.       Энна взвыла.       — Что вам надо?! — она ударила кулаками по столу. — Просто скажите, что вам нужно от меня!!       Она пнула пяткой по ножке табурета, прекрасно, впрочем, осознавая, что вся её ярость уходит впустую. Как самонадеянна она была, рассчитывая, что сможет выйти из всей этой истории целой и невредимой! Нуада обязательно сказал бы что-нибудь о её умственных способностях.       Энна думала о Гэри, об этом жутком человеке. Будет ли он каждый день приходить к ней? А что, если будет? Сколько придётся терпеть?       «Нет-нет-нет, не думай об этом, просто не думай».       Они, эти люди с той стороны комнаты, просто обязаны сказать, что им от неё надо. Иначе как же ей решить, что делать дальше? Неизвестность пугала, и Энна снова и снова яростно ударяла кулаками по столу, пытаясь выместить на нём всю свою злость!       А потом вдруг резко остановилась. Ну конечно! Эти, за стеной, понятия не имеют, как действует механизм шкатулки! Гэри не заставлял бы ещё раз притронуться к ней, если бы не ждал какого-то эффекта. И, когда ничего не произошло, он, естественно, разозлился.       Энна ощутила прилив облегчения, даже рассмеялась.       «С ума сойти! Просто сумасшествие какое-то».       Она вдруг заплакала.       Выхода всё равно не было, и если раньше она только предполагала, что на неё будут давить, то теперь, после знакомства с Гэри, точно об этом знала. Энна посмотрела в сторону закрывшейся двери и потрогала разбитый нос. Разумеется, её намеренно пугали, вот только подобное запугивание в момент могло стать чем-то большим.       ***       Энна пила прямо из-под крана, но её продолжал мучить голод. Гэри так и не принёс сэндвичей, и пустой желудок урчал и булькал, как барабан, наполненный жидкостью. Но это было не самым худшим.       Сперва Энна радовалась, что ей не выключали свет: возможность остаться в непроницаемой для звуков коробке в полной темноте приводила её в ужас. Но совсем скоро стало ясно, что и это — своего рода пытка. От постоянного света болели глаза, веки опухли и воспалились. В попытке нормально поспать Энна снимала рубашку, складывала её в несколько слоёв и накрывала лицо, но это всё равно не очень помогало. Она пребывала в странном полузабытьи, и сон, даже если у неё выходило в него провалиться, был поверхностным и не приносил облегчения.       Была и ещё одна проблема: в этом маленьком неподвижном мире времени будто не существовало. Энна пыталась считать дни, выцарапывая на стене метки вытащенной из лифчика косточкой, но из-за сбитых внутренних часов они обозначали сутки весьма условно. Пока выходило, что она провела в заточении четыре дня, а казалось, что больше. И это ощущение потерянности во времени давило не меньше, чем постоянный свет и тишина.       «Среди Слейтвуда, где склоны       Тонут в озере лесном,       Остров прячется зеленый.       Там, где цапля бьет крылом,       Крыс пугая водяных, —       Мы храним от глаз чужих       Полные до верха чаны       Вишен краденых, румяных.       Так пойдем, дитя людей,       В царство фей, к лесной воде, —       Крепче за руку держись! —       Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь…»       Энна читала вслух, когда тишина становилась совсем невыносимой. Например, своего любимого Йейтса. Раньше она и не подозревала, что отсутствие привычных звуков, вроде мелких шорохов, скрипа пола или тиканья часов, может стать таким гнетущим.       Хуже было только то, что в её комнату никто не заходил, внешний мир никак не реагировал на попытки Энны выбраться на волю. Она понимала, что так, возможно, и задумано, что это такой хитрый способ воздействия, — но это понимание никак не помогало избавиться от ощущения, что её бросили и забыли.       Энна снова и снова пробовала отодрать от пола табурет или отломать край стола, чтобы в следующий раз встретить Гэри хоть с чем-то. Но без инструментов толстое оргстекло, из которого была сделана мебель в камере, не поддавалось. Энна отчаянно искала выход и невероятно скучала по своему ножу-бабочке — как бы он сейчас ей пригодился! Несколько раз она даже пробовала выбить дверь, просто из упрямства, и, разумеется, с нулевым результатом.       Люди с той стороны комнаты, похоже, слишком сильно уверовали в то, что Энна станет ключом к секрету шкатулки, а теперь, когда ожидания не оправдались, искали иные пути воздействия. Энна с содроганием представляла себе всё разнообразие методов, которые мог применить Гэри, чтобы развязать ей язык в поисках знаний, которых у неё нет.       На пятый день организм Энны вспомнил о том, что принадлежит женщине — удивительное предательство, учитывая, что он забыл об этом на весь предыдущий месяц. И если до этого момента у неё и так была куча проблем, то теперь к ним прибавилась ещё одна: в комнате всё ещё была только раковина, и никто не спешил к Энне с предметами личной гигиены и предложением принять ванну. Теперь она постоянно чувствовала себя грязной, к тому же пришлось пожертвовать рукавами рубашки, а ей нравилась эта рубашка, чёрт возьми. Поскорее бы уже тем, за стеной, надоело издеваться над ней.       «С потемневшими очами       Он идёт на зов:       Не слыхать ему мычанья       Стада с солнечных холмов,       Не видать возни мышиной       Возле ящика с крупой,       Пенье чайника в камине       Не вдохнёт в него покой.       Он уходит от людей,       В царство фей, к лесной воде, —       Крепче за руку держись! —       Ты вовеки не узнаешь, как печальна жизнь…»       Порой Энне казалось, что она здесь не одна, и что кто-то в соседней камере слушает, как она читает стихи, и даже комментирует. Она прижималась к стенам и вслушивалась в тишину — долго, иногда часами. Вероятность, что она может быть не единственной заключённой, приносила облегчение. Но ей никогда не удавалось сосредоточиться на звуке настолько, чтобы разобрать слова. К тому же она боялась, что таинственный голос всего лишь плод голодных галлюцинаций.       Когда голод начал совсем уж крутить кишки, Энна стала молотить в стены руками и ногами. Устав, она возвращалась на койку и забывалась неверным сном, не позволяя мысли, что её навсегда оставят здесь, как неудачный образец какого-то жуткого эксперимента, поселиться в своей голове слишком надолго. Отдохнув, она снова начинала звать. Очень хотелось есть, и думалось только о еде. Она была бы рада даже Гэри, принеси он ей бутерброд.       Ещё Энна часто представляла себе принца — рассерженного, пахнущего пеплом, сырой землёй и металлом, с горящими огнём глазами. Настоящий ураган злости. Представляла, как он вытащит её отсюда. И, желательно, накормит. Тем странным светящимся супом, к примеру, она бы душу сейчас отдала за горшочек такого.       ***       — Выглядишь неважно, — Гэри потянул носом воздух и поморщился. — Пахнешь тоже.       Только что проснувшаяся и оттого растерянная, Энна потёрла лицо ладонями, чтобы побыстрее сбросить сон. Ну уж нет, бояться она не будет.       — Я тебе бутерброды принёс, с колбасой. Любишь колбасу? Я вот люблю.       Энна посмотрела на стол, где на подносе дымились два пластиковых стаканчика со свисающими оттуда ярлычками чайных пакетиков и лежало несколько бутербродов. Желудок тут же заворчал, растревоженный запахами и видом еды. Она сглотнула наполнившую рот слюну и облизала губы. Единственным, что портило аппетит, была лежащая среди всего этого великолепия шкатулка. Та самая.       Гэри не стал ждать, пока Энна решит, наконец, приступить к еде, схватил её за лодыжку и резко дёрнул на себя. Она скатилась на пол, поломав ногти на руках в рефлекторной попытке ухватиться за край койки, и больно ударилась затылком.       — На теле человека есть очень много таких точек, ударив в которые можно причинить очень, очень сильную боль, — нависнув сверху, Гэри взял Энну одной рукой за шиворот, а второй погладил её по щеке. — Например, на твоём хорошеньком личике, или вот тут, — он опустил руку ниже, — на горле. А ты такая хрупкая, птичка, можно и сломать случайно. Так что сядь, и жри эти сраные сэндвичи. Тебе ясно?       Энна вцепилась в его руку сведёнными судорогой пальцами, но Гэри легко стряхнул её с себя, словно какую-то букашку, выпрямился, и перешёл к столу.       — Ты любишь зелёный или чёрный? М? — он сел на табурет и пододвинул к себе один из стаканчиков. — Чай.       Дрожа всем телом, Энна кое-как поднялась на колени и только потом встала. Было больно, чёрт возьми! Она устроилась на койке и схватилась за стаканчик с чаем, за что тут же получила шлепок по руке.       — Зелёный или чёрный?       Энна осторожно посмотрела на него, в носу щипало от подступивших слёз.       — Чёрный.       — Хорошо, у тебя как раз такой. Вот видишь, птичка, отвечать на вопросы не так уж сложно.       Гэри непрерывно наблюдал за ней, но от этого ни чай, ни бутерброды не стали менее вкусными. Энна старалась есть не слишком быстро, чтобы не заболел пустовавший до этого несколько дней желудок, но всё равно управилась за каких-то пару минут, опасаясь, что её надзирателю может прийти идея лишить её даже такого удовольствия, как еда. Она не знала, когда её накормят в следующий раз.       — А теперь давай, — Гэри постучал по крышке шкатулки, — поговорим о деле.       Энна облизала пальцы и поёрзала на табурете.       — Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — голос был хриплым и срывался, и теперь, когда желудок был наполнен, снова захотелось спать. — Не знаю…       — Прекрасно ты всё знаешь, птичка, — Гэри допил содержимое стаканчика и вернул его на поднос. — Так что давай не будем тут в игры играть.       Он улыбнулся Энне своей доброй широкой улыбкой, от которой кому угодно стало бы дурно.       — Пожалуйста, хватит, — Энна сглотнула. — Я так устала, и не знаю, чего вы от меня хотите, прошу, ну пожалуйста, выпустите меня отсюда…       Она осеклась, потому что Гэри вдруг протянул руку в её сторону. На полпути он остановился и просто откинул со шкатулки крышку. Энна, не отрываясь, смотрела на камень. Она ненавидела эту вещь.       — Я не знаю ответов на ваши вопросы.       — Ну, если тебе хочется жить, птичка, то ты их найдёшь. Или, может, для мотивации тебе нужно что-то ещё? Мм, например, твой любимый дядюшка? Или твоя подруга? Лорна, кажется? Симпатичная, я бы с ней развлёкся. Или твой коллега…       — Не надо… — у Энны язык прилип к нёбу. Нет-нет-нет, только не они! — Вы ничего им не сделаете. Не смейте…       — Или что? — Гэри усмехнулся, видя её бессильное отчаяние, и кивнул на шкатулку. — Разберись с этой вещью, птичка, и не пытайся её сломать. Правда, не пытайся. Потому что я тогда тоже что-нибудь сломаю. Твои красивые хрупкие пальчики, к примеру, а тебе ведь ещё понадобятся руки, да?       — Но я не знаю, что мне делать! — Энна задыхалась от ужаса. — Понимаете? Не знаю!       Гэри пожал плечами.       — Понимаешь ли, птичка, кроме тебя ответов ни у кого нет, — он больно пнул её по ноге. — Так что заткнись и постарайся.       ***       Теперь Гэри приносил ей еду, немного и редко, так что чувство голода было постоянным, грызло изнутри, — но приносил. Наверное, его можно было назвать не самым худшим образцом надсмотрщика, хотя порой он вёл себя излишне грубо; его тычки не оставляли переломов, но синяки и ссадины оказывались крайне болезненными. Но больше всего пугало то, как неожиданно Гэри переходил от невинного на первый взгляд разговора к кулакам. Это всегда было внезапно, и Энна никогда не могла предугадать его дальнейших действий. И ещё он смотрел на неё так, словно она принадлежит ему, и он просто ждёт момента, когда сможет заявить на свои права.       Так, если верить её личному календарю, прошла ещё неделя. Стены вокруг сжимались всё сильнее. А ещё пахло, от собственного запаха просто тошнило. Как мерзко она, должно быть, выглядит. Нужна была ванна — большая, душистая ванна. Господи, как она хотела помыться. И поесть нормально. От мыслей о еде рот моментально наполнялся слюной.       Ещё Энна продолжала слышать голос. Когда белый квадрат комнаты начинал плыть перед глазами, голос звучал громче обычного. Как-то ей отключили свет — должно быть, какие-то неполадки. До этого момента Энна жаждала темноты, отдыха для измученных глаз, но в тот момент, когда она оказалась в абсолютном, непроницаемом мраке погруженного в оглушительную тишину замкнутого пространства, её охватил ужас. Она стала тихонько петь себе под нос и постоянно щипала себя за руку, чтобы сохранить хрупкое ощущение яви. И именно в этой темноте голос, наконец-то, обрёл форму.       «Красивые стихи».       Слова прозвучали в голове, и в первый миг Энна подумала, что начинает сходить с ума, хотя вряд ли безумие могло одолеть её так скоро.       — Что?..       Очень долго никто не отвечал, и она было решила, что всё это игра её воображения. Даже отругала себя за то, что поддалась наваждению.       «Не говори вслух. Они слушают».       У Энны перехватило дыхание. Она испуганно заозиралась и открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но её опередили.       «Молчи! Я же сказал — они слушают. Я там же, где и ты, только дальше. Намного. Ниже и… глубже».       А что, если это проверка? Если на самом деле это не такой же пленник, как она, а кто-то из людей снаружи? Энна поднялась с койки и стала взволнованно мерять шагами камеру, в темноте прикасаясь к стенам, чтобы убедить себя в реальности происходящего. Наверное, стоило рискнуть, в конце концов, она ведь ничего не теряла.       «Кто ты? Ты здесь давно? Как отсюда выбраться?»       «Эй, тише, так много вопросов. Меня зовут Коул, я уже давно здесь… не знаю… год? Может, два. Не уверен. А кто ты? Я тебя раньше не слышал. Ты здесь недавно? Как же давно я ни с кем не говорил вот так…»       Энна ошеломлённо рухнула на табурет. С ума сойти! Она общается с кем-то посредством мысли! И этот кто-то совсем рядом, здесь! Неужели она больше не одна?..       «Понимаю, ты рада. Но…»       «Как ты это делаешь? — Энна осеклась. — О, прости. Зови меня Энн, я здесь около двух недель».       При мысли, что кто-то провёл в подобной комнате больше года, у неё защемило в груди. Вполне возможно, что ей тоже придётся остаться здесь надолго.       «Послушай, Коул, — она только надеялась, что происходящее — не галлюцинация или какой-то хитроумный обман, — мы здесь одни? Есть ещё кто-то? Мне никто ничего не говорит. Только приходит этот…»       «Гэри? Да, он и ко мне приходит. Отвечая на твой вопрос: нет, мы здесь одни. До тебя были… другие. Но я больше их не слышу».       «Другие? — Энна затаила дыхание. — Кто?»       Коул надолго замолчал, и она, не выдержав, спросила:       «Эй? Ты здесь?»       «Да, просто… Блэкмур обычно быстро отрабатывает материал».       Значит, это всё-таки он, теперь уж никаких сомнений. Энна поёжилась от проскользнувшей в сознание мысли, что надо было позволить Нуаде убить Блэкмура ещё тогда, когда он хотел это сделать. Но нет, нет уж, она не желает быть ни убийцей, ни пособником убийства. Как бы там всё ни обернулось.       «Только не бойся! С тобой они, похоже, осторожны. Те, кто был здесь раньше, исчезали через несколько дней. Думаю, больше не хотят рисковать, ждут, что ты сама пойдёшь на сотрудничество».       «Что значит — исчезали?»       «Ну, — Коул замялся, — думаю, они мертвы. Говорю же — я больше их не слышу».       Вот так всё и заканчивается. Энне даже на мгновенье показалось, что она слышит, как с грохотом рушатся её надежды.       «Подожди. Стоп, я кое-что не поняла, — Энна отчаянно цеплялась за крупицы информации, не желая принимать мысли о, возможно, довольно скорой смерти. — Разве мы не единственные в своём роде?»       «Единственные? — Коул усмехнулся. — Нет, нас много. Просто кто-то слабее прочих. Мне повезло — я оказался сильнее своих предшественников, поэтому остался жив. Слабые Блэкмуру не нужны».       «И как же он понял, что остальные слабы?»       «Ну, это просто: та вещь, что они тебе дали, чем бы это ни было, она всегда ведёт себя по-разному. Видимо, то, как она отреагировала на тебя, привлекло особое внимание».       «Это какое-то безумие… — Энна подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. Ей всё больше казалось, что Коул вовсе и не Коул, а кто-то другой, и всё это — какая-то ловушка. Как же быть-то, а? — Но я даже не знаю, чего они от меня ждут. Гэри оставил мне шкатулку, но я понятия не имею, что с ней делать».       Коул снова медлил с ответом.       «Я… могу сказать только про себя. На самом деле не так весело быть здесь совсем одному, и если это тебе поможет…»       Энну передёрнуло. Как трогательно! Похоже, Коул совсем спятил в своей камере, если помогает ей, только чтобы было с кем поговорить. Впрочем, она была не в том положении, чтобы думать о моральной стороне вопроса, она просто собиралась выжить.       «Пожалуйста! Это обязательно мне поможет! Мои родные… Гэри угрожал им, — Энна надеялась, что такой аргумент добавит немного весомости её словам. — Я не могу просто ничего не делать».       «И готова дать Блэкмуру всё, лишь бы он оставил их в покое?»       Она задумалась, но только на секунду.       «Я не симпатизирую таким людям, как Блэкмур, но…»       «Не переживай, — перебил её Коул, — я тоже на этом попался. Прекрасно понимаю».       Энна заламывала пальцы, боясь упустить этот призрачный шанс.       «И ты мне поможешь?»       «Думаю, у меня есть идея получше. Я скажу Гэри. Немного позже, правда, надо сперва подумать. Как бы ему так намекнуть, чтобы никто не догадался о нашем разговоре?»       «Что? — Энна ошеломлённо застыла на месте. — Но… как же это?..»       Коул хмыкнул. В сознании этот звук казался каким-то странным. Безэмоциональным и холодным.       «Ты просто не знаешь, что такое одиночество. С тобой мне будет весело. Тебе понравится».       Контакт оборвался так резко, что Энна ощутила гудящую пустоту в голове и ритмичные удары собственного сердца. Она прислонилась затылком к стене, чтобы переждать головокружение, и закрыла глаза. Теперь, после разговора тишина в комнате казалась ещё более оглушающей, чем прежде. Зато включили свет, хоть какое-то облегчение.       «Вот чёрт!»       Похоже, Коул действительно сошёл с ума. Такой странный, такой жуткий, словно и не человек вовсе. Энна задрожала, только сейчас осознав, что он не стал бы ей помогать, если бы посчитал это недостаточно… весёлым. Какой, должно быть, ужас ощущали те, кому он в помощи отказал? Сидящие здесь, в полной изоляции, без малейшего шанса на освобождение…       — Господи, какой кошмар…       Энна, жмурясь, посмотрела на шкатулку, средоточие всех её бед. Если бы она могла, разбила бы её вдребезги. А теперь её предстоит ждать — долго ли? — когда Коул соизволит дать Гэри инструкции? Что теперь? Могло ли стать ещё хуже?       Когда Гэри пришёл в очередной раз, Энна успела совсем обессилеть от ожидания и переживаний, а голод и запах собственного тела начинали сводить её с ума. Страшно было думать о том, сколько ещё ей придётся провести времени в замкнутом пространстве тесной комнаты. И тем скорее хотелось со всем покончить.       — Птичка, а ты похудела.       Энна сидела на табурете, поджав губы, и исподлобья наблюдала за ним. Шкатулка покоилась у неё на коленях.       — Да расслабься. Знаешь новость? Эти активисты за зелёный мир, гринписовцы…       Дальше Энна не расслышала. Тяжёлый кулак врезался в солнечное сплетение, выбивая дыхание. Она рухнула на пол, скрючившись, безуспешно ловя ртом воздух. Шкатулка отлетела к стене. На какие-то доли секунды Энна потеряла сознание, а когда очнулась, внутри, в месте удара жгло и горело.       Гэри всё ещё рассказывал о деятельности «Гринпис», а она лежала на полу, постепенно осознавая весь ужас происходящего: ей придётся провести здесь очень, очень много времени. И после того, как Блэкмур получит желаемое, он посадит её сюда навсегда.       — Кстати, этот твой друг, — Гэри наклонился и вздёрнул Энну на ноги. Она едва не задохнулась и, не разгибаясь, опустилась на табурет. — Бросил тебя. Ну, да ты уже заметила, думаю. Только не думай, птичка, что он за тобой придёт. Скорее уж мы за ним.       Он наклонился к шкатулке и подобрал её.       — Ну, и как результаты?       — Их нет, — с трудом выдавила Энна. — Я не знаю, что должна сделать. Не знаю…       — Не знаешь, значит? — Гэри покивал. — Да, понимаю. Но результат должен быть. Чёрт, птичка, мне очень хочется сделать тебе больно, — он хмыкнул, — так что я буду рад, дай ты мне повод.       Энна похолодела от взгляда, которым он её одарил, словно ледяной водой облили.       ***       На стене было двадцать три отметки. Почти месяц. Господи, как долго… Энна лелеяла свою злость, храня её на потом, когда сможет выбраться отсюда. Это одна из тех вещей, что помогала ей оставаться в сознании.       Вчера Гэри показал ей фотографию Нэда. Она была сделана через окно дома тётушки Мардж, у которой он, видимо, до сих пор и гостил. Во время съёмки он говорил с кем-то по телефону и выглядел совсем неплохо, только лицо обросло колючей седой щетиной. И Энна душу была готова отдать за то, чтобы только это и было его самой большой проблемой.       Несколько раз она пыталась дозваться до Коула, но он не отвечал. С того памятного дня, как они говорили в темноте, Энна ни разу не слышала его голоса и в конце концов перестала пытаться. Видимо этот вид связи действовал только с одной стороны. Да и что бы она ему сказала? Как зла на него?       Впрочем, её одиночество теперь часто разрушал Гэри. Он приходил почти каждый день, приносил немного еды, спрашивал о результатах. Иногда он даже не бил её, так — пугал.       Птичка.       Энна вздрагивала каждый раз, как он её так называл, и рефлекторно закрывала руками лицо, где и так было достаточно синяков.       Птичка.       Должно быть, начальство здорово давило на Гэри, потому что он дико злился, когда у Энны снова и снова не было никаких результатов. И злился он вполне… показательно — так, что ещё несколько дней болело усыпанное синяками тело. Когда Коул говорил, что Блэкмур бережёт её, она, видимо, как-то неправильно его поняла. Может, имелось в виду, что он просто сохраняет ей жизнь?       Энна зевнула и прикрыла глаза: страшно хотелось спать. В последнее время она не высыпалась из-за странных, утомляющих сознание и тело снов. В них совсем не было образов, только запахи: моря, древесной смолы и костра. Они казались ей смутно знакомыми, но никак не выходило вспомнить, почему.       Немного позже появились и звуки — паруса, бьющего о мачту, свистящего в волосах ветра и речи на незнакомом ей, певучем языке, перебиваемой криками чаек. Энна протягивала руку вперёд, надеясь наткнуться на что-то в этой пустоте, но не могла найти опоры, зато запахи и звуки казались такими реальными, что ещё немного — и она почувствовала бы на лице солёный морской ветер и ледяные брызги…       С каждым днём сны становились всё материальнее, и Энна начинала склоняться к тому, что они принадлежат не ей, а кому-то другому. После её встречи со странным, скрытым от людских глаз миром, после знакомства с Нуадой и всеми теми поразительными существами, которых она видела, пока была с ним, и после Коула, способного вот так, играючи, говорить с кем-то на расстоянии с помощью одной только мысли, — это уже не казалось чем-то невероятным. Вот только чьи сны она видит? Да и сны ли это вообще?       Как-то ей привиделась ночь, она поняла это по крику сов в тишине и сонному шевелению деревьев, было холодно и всё вокруг пахло мхами, стылой землёй и снегом. Весь мир, хоть и лишённый зрительных образов, ощущался иначе. Энна не смогла бы объяснить, что чувствует, спроси у неё кто-то об этом, но точно знала, что в своём видении она — это вовсе и не она, а кто-то другой.       И этот кто-то шёл и шёл куда-то, без отдыха и остановок. Это казалось Энне важным. Она чувствовала, что это важно. Но в то же время ей хотелось, чтобы незнакомец наконец остановился. Она так устала, а подобные сны совсем не несли облегчения, и каждый раз она просыпалась измождённой, чувствуя слабость в ногах и руках, во всём своём теле. И холод. Теперь она всегда мёрзла во сне, хотя в её камере было тепло. Порой Энна просыпалась и видела облачко пара, вырывающееся изо рта, словно только что дышала стылым зимним воздухом…       Тишину комнаты нарушил шорох открывающейся двери и звук шагов.       — Здравствуй, птичка.       Гэри вошёл и, прислонившись спиной к стене, прощупал Энну взглядом.       — Знаешь, мы тут пообщались кое с кем. Тесно так пообщались, знаешь ли. И вот что я узнал, — он оторвался от стены и взял лежащую на столе шкатулку. — Оказывается, нашу проблему очень легко решить. И знаешь, как?       Гэри достал из шкатулки камень и зажал его в своей огромной лапище.       — Мы поступали неправильно. Поразительно, как просто всё оказалось.       Как-то это было жутко. Похоже, что Коул, этот засранец, наконец-то расщедрился на информацию, вот только на какую? Чёрт, да может ей понадобится провести кровавый ритуал с принесением в жертву юных девственниц! И что тогда делать? Энна осторожно посмотрела на Гэри.       — Ох, сколько, должно быть, у тебя вопросов, — он подошёл ближе и свободной рукой потрепал её по щеке. — Да ты любопытная птичка, как глаза сверкают. Ну, сейчас ты будешь ненавидеть меня ещё больше чем раньше.       Гэри раскрыл ладонь, в которой сжимал камень, и протянул его Энне.       — Глотай.       Она в замешательстве уставилась на синий кристалл.       — Ч… что?       — Птичка, — Гэри раздражённо закатил глаза, — я ведь могу просто запихать его в тебя, мне это даже понравится.       «Коул, будь ты проклят. Что, всё действительно так просто? Или… всё-таки сложно?»       Энна сама ещё не решила. Перед ней был кристалл, и он был огромным.       — Я… я не могу… — она помотала головой. — Он же…       — Здоровый, — Гэри поймал её за подбородок. — Но не настолько здоровый, чтобы ты не смогла его проглотить. Или мне тебе помочь?       Энна оттолкнула его руку.       — Нет, я сама.       Она взяла камень и взвесила его в руке. Тяжёлый. Сейчас он казался ей куда тяжелее, чем раньше, и в разы больше.       «Я не смогу. Я не смогу. Я смогу. Вот чёрт. Была не была! Обратного пути всё равно нет».       Подержав камень ещё немного, Энна поднесла его к губам и взяла в рот. Кристалл ощущался как стекло, обычное оплавленное стекло, только немного солёное на вкус. Как море.       — Да глотай уже!       И Энна проглотила. А в следующее мгновенье подумала, что сейчас задохнётся, потому что камень застрял где-то в глотке, лишь через пару томительных секунд проскочив дальше.       — О… боже мой… — она часто дышала, ловя ртом воздух.       Гэри хлопнул её по плечу.       — Вот так, птичка, — он поднялся с койки и, взяв Энну за ворот рубашки, потащил к двери. — Идём.       Она так опешила от внезапной возможности выбраться из комнаты, что сперва начала сопротивляться, чем выбила из Гэри сухой хриплый смех, и только чуть позже, очнувшись, осмотрелась.       Её вели по длинному, белому, как и комната, коридору — ни дверей, ни окон. Но после замкнутого пространства клетушки Энне казалось, что окружающее её пространство огромно. И теперь в мире появились звуки — как раз те, которых ей так не хватало, естественные шумы, свойственные всем жилым местам: отдалённые разговоры, шаги, какой-то фоновый гул функционирующего здания.       Через несколько метров коридор кончился серой металлической дверью. Гэри распахнул её и втолкнул Энну в помещение, которое показалось бы ей гигантским, даже не проведи она целый месяц в небольшой комнатке. Оно было не просто большим, а превосходило по своим размерам склад в особняке Блэкмура.       На таком просторе Энна почувствовала себя очень маленькой, и её внезапно одолел приступ агорафобии. Наверное, это было нормально после длительного заключения, но осознание этого факта никак не помогало привести чувства в порядок. Хотелось забиться куда-то в угол потемнее и пересидеть там, пока перестанет быть так страшно. Здесь было слишком просторно, слишком много вещей…       «Соберись! Держи себя в руках! Не смей плакать или бояться! Пока что тебе не сделали ничего совсем уж непоправимого. Ни тебе, ни Нэду. И это значит, что Гэри — трепло. И Блэкмур тоже. И ты обязательно отсюда выберешься! И всё будет в порядке».       Кое-как справившись с острым приступом паники, она бегло осмотрела помещение, в которое её првиели. Здесь, как и в комнате, и в коридоре, тоже не было окон, зато оказалось несколько дверей — одна, в которую они вошли, и ещё две других: сбоку и в дальнем конце. Всю ближнюю стену занимали ровные ряды техники — мониторы, какие-то приборы, столы с ещё более странными приборами. Энна попыталась идентифицировать их, но уже через пару мгновений поняла, что не может этого сделать.       Но, очевидно, венцом всего было нечто, стоящее в центре — что-то очень большое, почти до потолка, круглой формы. Сейчас предмет был скрыт от глаз тёмно-серым непрозрачным чехлом.       — Что, под впечатлением? — Гэри подтолкнул Энну к боковой двери. — Тогда самое время помыться, птичка.       За дверью оказалось маленькое помещение с решётчатым полом, в потолке и стенах были душевые гнёзда. Вода ударила со всех сторон, так резко, что Энна вскрикнула от неожиданности.       — Вот так. Сбрасывай это шмотьё. И ототрись хорошенько. Пришло время познакомить тебя кое с кем, и лучше, если ты не будешь так вонять.       Дверь закрылась с той стороны, и Энна снова осталась одна. Но на этот раз в её распоряжении были щётка и мыло, а это уже хоть что-то. Она, не стесняясь, стянула с себя одежду и с наслаждением мыла и скребла своё тело и волосы, пока они не стали скрипеть. Удовольствие от чистоты временно выместило из её головы все прочие мысли, так что когда воду вдруг выключили, она даже немного растерялась.       Гэри вошёл в помещение, равнодушно осмотрел Энну с ног до головы и бросил ей чистое бельё — трусы и майку, ничего больше.       — Скверно выглядишь, птичка, я бы даже сказал — птенец. Одни кости, честное слово. Одевайся и давай на выход.       У Энны не было сил даже покраснеть, после такой чистки её с новой силой потянуло в сон, навалилась страшная слабость. Она как могла быстро оделась и, на ходу отжимая волосы, следом за Гэри вышла обратно в просторное помещение. С таинственного предмета в центре как раз сняли чехол, и теперь перед Энной возвышалась сфера — действительно огромная.       — Ну, вперёд.       Гэри отступил назад, и Энна растерянно заозиралась; кажется, у неё была некоторая свобода действий, хоть и временная, и пара ребят с автоматами, дежуривших у дверей. Она вздрогнула. Здесь было холодно, и голые ноги начинали мёрзнуть. Энна даже с какой-то грустью подумала о тёплой комнате, в которой провела всё это время.       — Птичка, шагай к этой хреновине, пока мне не надоело пялиться на твой тощий зад.       Не слишком вдохновляющее напутствие, но Энна послушно сделала шаг вперёд. Вблизи было видно, что сфера сделана, кажется, из немного затемнённого оргстекла, и стоит на толстой, напичканной какой-то техникой подставке. Она походила на огромный рождественский шар, только без блёсток и красивых, укрытых снеговыми шапками домиков. Сбоку было большое окно, закрывающееся на толстые металлические винты. По их длине и глубине закрутки можно было сказать, что стекло очень толстое, не меньше нескольких сантиметров.       — Мы долго делали эту вещь, мисс Маррей, и я думаю, что вышло совсем неплохо.       Энна не узнала этот голос, и обернулась, чтобы посмотреть, кому он принадлежит. В паре метров от неё стоял мужчина — высокий, чуть за сорок, вполне благообразного вида, седой и в очках. На нём был врачебный халат.       — Мы и предположить не могли, что понятие «носитель» может быть истолковано гораздо буквальнее, чем нам казалось. Мисс Маррей, — он добродушно, и от того ещё более жутко, улыбнулся ей. — Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Гжегож Новак. Эта сфера, — он с какой-то любовью указал Энне на стеклянный шар, — поможет нам, наконец, прийти к решению проблемы. Уверен, вам тоже хочется, чтобы всё поскорее закончилось. Я ведь прав?       Энна поморщилась, не в силах справиться с эмоциями.       — Вы врач?       — Можно и так сказать, — он опять улыбнулся ей.       Ну конечно, врач, скорее уж Доктор Франкенштейн. Энна перевела взгляд на сферу, потом опять на него. От осознания происходящего ей резко стало дурно.       — Вы… хотите, чтобы я залезла туда? Меняете камеру на шар?       — Не совсем так, — Гжегож потёр подбородок. — Понимаете ли, не думаю, что для вас это станет очередным заключением.       Энна вспыхнула.       — Что это значит? Это будет чудесным избавлением и решением всех бед?       — Боюсь, у тебя нет выбора, птичка, — Гэри перехватил её поперёк пояса, когда она уже тянула руки к напуганному Гжегожу, в попытке его придушить.       — Пусти меня!       — Ваш дядя, мисс Маррей, — Гжегож подошёл к Энне достаточно близко, чтобы она смогла разглядеть Нэда на протянутой к ней фотографии. Он читал газету, сидя на крыльце и кутаясь в плед. — Он в полном порядке. Постарайтесь, чтобы так и оставалось.       У Энны слёзы подступили к глазам. Нэд. Как же она соскучилась, но как же ей было страшно!       — Давай, вперёд, — Гэри с силой толкнул её в сторону сферы, и буквально впихнул в открытый проём. Как только Энна оказалась внутри, дверь тут же щёлкнула, упруго встала на место, и послышался звук заворачивающихся винтов.       «Мама, мамочка… страшно».       Она смотрелась, провела пальцами по серебристому покрытию, делающему стены непрозрачными изнутри: теперь не было видно ничего, что происходит снаружи, зато Гжегож и Гэри прекрасно могли видеть её.       — Нет-нет-нет, пожалуйста… Пожалуйста, не надо, не запирайте меня здесь!       — Не бойтесь, мисс Маррей, — голос Новака казался глухим и далёким из-за разделяющего их толстого слоя стекла. — Если что-то пойдёт не так, мы тут же остановим эксперимент.       — Нет! — Энна ударила ладонями в стены сферы, и бессильно заплакала, когда со дна стала подниматься вода. — Нет, не надо! Что вы делаете?! О, Господи, что вы делаете?..       Не смотря на объёмы сферы, вода невероятно быстро заполняла её, и очень скоро под коленками защекотало от бьющего снизу потока, а пятки окончательно закоченели — вода была ледяной.       — Вы спятили?! — Энна замолотила в стены кулаками. — Выпустите меня! Что вы делаете?! Господи, да я же просто утону!..       — Мисс Маррей…       — Пожалуйста, не надо… пожалуйста… — вода уже поднялась выше бёдер, и Энну стало отрывать от дна сферы, поднимая выше. Она отчаянно хваталась за стены, пока её голова не коснулась вершины.       — Выпусти меня, долбанный псих! Нен…       Вода накрыла с головой, Энна в последний миг успела сделать вдох и задержать дыхание, но этого не должно было хватить надолго. Она никогда не была чемпионом по плаванию, и теперь ей казалось, что воздух в лёгких кончается с удивительной скоростью. Слишком быстро! Она начала паниковать и безрезультатно молотить в стены ладонями. Что ощущают они — люди там, снаружи, видя, как она безуспешно борется за жизнь? Триумф?       «Пожалуйста, кто-нибудь. Боже, если ты существуешь…»       Энна больше не могла не дышать. Она отчаянно дёрнулась в последней попытке справиться с неизбежным, а потом вдохнула. Вода рванулась в горло и лёгкие, и Энна, дёрнувшись, спазмически вытолкнула её обратно, тут же заглатывая новую порцию. В груди взорвалось болью, будто разрывая изнутри, но это продолжалось не долго, хотя и показалось целой вечностью.       В какой-то момент Энна перестала сопротивляться; на смену боли пришло ощущение эйфории, какой-то странной лёгкости в сознании и теле. Свет стал меркнуть, и превращаться в серое, как стены сферы, полотно.       Наверное, вот так и чувствуют себя утопленники. Не такой уж плохой конец…