Абрикосовый сон

Оливер недоверчиво уставился на запись в блокноте, а затем перевел взгляд на Рихарда. На его лице и в самом деле застыло выражение а-ля «извините за мою немоту, а также за то, что я вообще имел несчастье родиться и попасть вам на глаза». Альфе это не понравилось. Видимо, Рихард это заметил, так как слегка попятился. – Так, Рихард. Будь ты слепым, глухим или безногим по срать-я-хотел какой причине, это не повод для того, чтобы просить прощения. Ясно? – Оливер, сам не зная почему, разозлился, но, чтобы не пугать и без того расстроенного юношу, слегка виновато добавил: – Твой начальник – редкостная блядина, что назвал тебя инвалидом. Я отправляюсь на работу, там можно и рану продезинфицировать, и тебе немного о себе рассказать… то есть, написать. Тут недалеко, минут десять идти. Пойдёшь? Омега, услышав про рану, недоуменно уставился на него. Оливер покачал головой и ткнул пальцем в его колено. Чёрные брюки висели на нём лоскутком, открывая окровавленную ссадину. Бывший официант огорченно потрогал её и слизнул капельку крови. Было видно, как ему жаль испорченной одежды, и альфа, присмотревшись, удивился, насколько ярко эмоции отражаются на бледном лице, несмотря на тонкие черты. Оливеру показалось, что Рихард больше огорчён из-за порванной штанины, чем из-за того, что совершенно очевидно только что потерял работу, из чего он сделал вывод, что это не впервые. Он прикоснулся к щеке омеги, и тот, встрепенувшись и слегка скривившись от боли, уставился на него. – Ну, так как? Позволишь помочь? – Оливер смущённо улыбнулся и неожиданно получил в ответ чуть приподнятые уголки губ. Рихард что-то быстро настрочил в ежедневнике и протянул ему книжицу. «На извращенца ты не похож. На всякий случай – бегаю очень быстро.» Оливер чуть не расхохотался, глядя на сурово сжатые пухлые губы. – Пациент шутит, значит, не мёртв! Не собираюсь я ничего с тобой делать. Просто не смог пройти мимо, – честно добавил он. Рихард недоверчиво глянул на него исподлобья, а затем написал: «Спасибо, если сам не шутишь. Только мне нужно вещи забрать из этого места.» – Я подожду внизу. Если будут проблемы – махни, подойду. Омега слабо улыбнулся и, кивнув, зашёл обратно в кафе. Сумку, впрочем, не забыл прихватить с собой. Оливер приблизился к витрине, чтобы видеть, в какую сторону тот направится. Омега шмыгнул за барную стойку и прошёл в подсобное помещение. Клерк, облитый кофе, оторвался от вялого на вид салата и неприязненно проводил его взглядом, а хозяин, протирающий бокалы, что-то прокричал вдогонку. Альфа наблюдал. Через несколько минут Рихард вышел с небольшой спортивной сумкой и в олимпийке поверх рубашки, а затем сунул фартук и листок бумаги толстяку. Тот что-то сказал ему, вынул из нагрудного кармана несколько смятых купюр вручил омеге и презрительно помахал пухлой ладонью – мол, вали отсюда. Оливер, справедливо позволив себе вторую за утро сигарету, закурил. Наконец, разговор внутри был окончен. Альфа с облегчением развернулся ко входу в кафе, и тут Рихард, проходя мимо столика того самого клиента, остановился и, схватив со стола чашку с уцелевшими остатками кофе, завершил начатое – выплеснул черную жижу ещё на светлые брюки и показал неприличный жест. Бета застыл от гнева, хватая, как рыбёшка, ртом воздух. Оливер от смеха выронил бычок – вот же шельма! Тем временем, посетитель очнулся и что-то завопил, призывно махая руками хозяину. Омега беззвучно заржал в ответ на ругательства и ускорил шаг. Когда дверь открылась и он вышел, вслед ещё неслись крики красного, как рак владельца кафе. – А тебе палец в рот не клади, парень! – альфа восхищённо хлопнул его по спине. Рихард пожал плечами, всё ещё слегка трясясь от смеха. Написал, отдышавшись, несколько строк в ежедневнике, протянул Оливеру. «Давно хотел это сделать, он частый гость, ведёт себя, как свинья. Работу уже потерял, больше терять нечего!» Альфа, прочитав, одобрительно показал большой палец. – Здорово ты его, молодец. Ну, что, идем? Рихард, улыбнувшись, кивнул. По пути писать было не так удобно, поэтому он спрятал ежедневник в сумку. Солнце залило переулок, и Рихард шёл вперёд с прикрытыми глазами, заложив руки за спину. Оливер исподтишка наблюдал за тем, как свет качается блеском на мелких локонах, и как на щеках Рихарда, когда тот изредка улыбался каким-то неведомым мыслям, появлялись очаровательные ямочки. Мужчине показалось, что найдёныш – словно большая губка, впитывающая солнечное тепло: мерцающая, размеренно дышащая, спокойная, обнажённая… Подняв руку, чтобы вытереть капельку пота, которая появилась отнюдь не от излишне тёплой погоды, альфа обнаружил, что пропустил у виска маленькую ранку – не заметил, пока умывался после бритья. При очередном взгляде на омегу ему стало стыдно за свой внешний вид – потертые джинсы, старые добрые кеды, что служили ему уже не первый год и обычная серая толстовка с рекламой какого-то фастфуда. Рихард же умудрялся выглядеть утончённо даже в похожей простой одежде. Неожиданно омега повернулся, прикрыв лоб ладонью, и взглянул Оливеру прямо в глаза. Выражение лица было настолько хитрым и довольным, что тот понял: Рихард знал о том, что новый знакомый пялится на него, и намеренно красовался. Оливер почувствовал себя невыносимым дураком, и в то же время счастливым от того, как странно начался день. Впереди показался знакомый фонарный столб, и за кирпичным углом, вечным полем битвы рекламных объявлений, показался знакомый карниз с искусственными подсолнухами. «Национальная кухня» – гласил стенд у входа, ниже шли написанные цветными мелками названия блюд и цены. За цветами наверху показалось и название, «Уголок Гарри». Кафе действительно было уголком, прячущимся в тупике, который образовывали стены трёх высоток. «Похоже, что Сэл уже на месте», – отметил про себя Оливер, увидев прикованный к железной раме мопед. Сэл, или Салливан, был вторым официантом. Напарник-альфа на десять лет его старше выглядел духовным воплощением рабочего класса – слегка разочаровавшимся и вечно усталым. Семьи у него не было. Он редко улыбался, глаза прятал за тёмной отросшей чёлкой, был полноват, любил пиво с креветками (к которым иногда присоединялся и сам Олли), мечтал увидеть море и никогда не говорил лишнего, что значительно облегчало им общение. Суровое выражение лица, несмотря на все невзгоды, было весьма привлекательным для посетителей: одинокие омеги средних лет не уставали строить хладнокровному здоровяку глазки. Глазки улетали в молоко. Оливер никогда его не спрашивал о личной жизни, да тот и не стремился рассказывать. Рихард, привлекая внимание, подёргал Оливера за рукав и вопросительно ткнул пальцем в вывеску. Оливер улыбнулся, надеясь про себя, что улыбка не вышла слишком плотоядной. – Вот и пришли. Кафе пока закрыто, так что сможешь в зале дух перевести. Посетителей по утрам совсем немного, вот к ланчу понабегут… Альфа взглянул на окровавленную коленку и нахмурился: – Не болит? Омега изобразил на лице безразличие, хотя видно было, что ссадина доставляет неудобства. Оливер хлопнул его по плечу, стараясь, чтобы прикосновение не показалось слишком долгим: – На всякий случай перевяжу. И не спорь! Рихард выдавил ухмылку. «Чужая душа – потёмки…» – грустно подумал Оливер. Немота странного знакомого определённо не располагала к пониманию. Тем не менее, как никогда в жизни ему хотелось его достичь. Он гостеприимно распахнул скрипучую дверь, пропуская омегу вперёд, затем прошёл сам. Короткий узкий коридорчик привёл их в помещение, похожее на нору хоббита. Стены были обиты светлым деревом; по всей длине были прибиты антикварные подсвечники; на полках, что теснились между ними, стояли картинки, фигурки, вазочки и прочая дребедень. Мягкий свет из-под навесного потолка утешал обожжённое утренним солнцем зрение. Кроме широкой барной стойки в зале умещались семь столиков на четверых и еще три, огороженные ширмами, на двоих. Альфа привычно вдохнул запах из кухни: Гарри, хозяин заведения, вероятно, уже поставил булочки. Рихард во все глаза смотрел на пёструю армию пустых бутылок разных спиртных напитков и коробок из-под них, что были гордо выставлены на отдельном навесе над стойкой. – Это, как и фигня на полках, – коллекция Гарри, хозяина. Он всё обустроил по своему вкусу, – пояснил Оливер, стягивая толстовку и оставаясь в обычной чёрной футболке. Омега одарил его презрительным взглядом культурного ценителя, ясно говорящим: «сам ты фигня, а это – предметы интерьера!». Альфа только и мог, что пожать плечами. Читать выражения лица Рихарда ему казалось гораздо более занятным делом: мимика была настолько живой, что, казалось, речь тому не принадлежала никогда. А принадлежала ли когда-нибудь? Этого он пока не мог знать. Но точно знал, что узнает.