Неправильно... или? - 6. Здравствуй, реальная жизнь...

      Едва за Кэтрин закрылась дверь, я принял, пожалуй, самое опрометчивое решение в своей жизни, которое, впрочем, казалось мне единственно верным. Решительно войдя в комнату дочери, я открыл комод и начал изучать его содержимое. Следом досмотру подверглась школьная сумка, после я заглянул под кровать.              Амата беспокоилась о Кэтрин. Странная замкнутость, отчужденность. После занятий в школе дочь пропадает, ежедневно, практически на все время вплоть до моего возвращения из клиники! Раньше, до своих десяти лет, она была, конечно же, такой же нелюдимой и редко общалась со сверстниками, но по крайней мере, всегда находилась у меня на виду и я мог быть уверен, что она не встрянет в какую-нибудь историю, не спутается с плохой компанией.              Видно было, что прибытие Фредди просто совпало с возвращением Кэтрин домой и поэтому он решил выручить подругу, сказав, что та все время была с ним. У мальчика несколько извращенные понятия о дружбе и взаимопомощи, впрочем, возможно, для него помочь подруге — дело чести. Амата... Насколько сильно теперь ухудшатся ее отношения с дочерью и есть ли между ними хоть капля той дружбы, которую я видел всего лишь три года назад? Тогда, по крайней мере, Кэтрин ходила с Аматой в класс, они вместе приходили, общались... А сейчас выясняется, что моей дочери по каким-то причинам неприятно общество Аматы. Даже более того — она считает дочь смотрителя... крысой. На уголовном жаргоне это слово эквивалентно "предающему своих", "ворующему у своих". И меня удивляет, что дочь выражается на лексиконе довоенных заключенных. Где она могла узнать эти слова? Впрочем, доброхотов полно. Именно поэтому я сейчас роюсь в ее вещах, опасаясь найти там что-то...              В тумбочке лежал пакетик со странным белым порошком. Я почувствовал, что на моей голове прибавилась пара седых волос, кстати, сами волосы приняли "вертикальную стойку".              — Ты роешься в моих вещах, — спокойный голос дочери раздался за спиной. Непривычно спокойный. Не вопрос, не возмущение. Просто констатация факта.              — Что это такое? — я взял в руки пакетик с веществом.              — Наркота. Ширяюсь на досуге от нелегкой жизни..              Все тот же спокойный голос. Не отрицает. Признает. Или же издевается? Господи, как я могу лечить обитателей этого убежища, если не в состоянии понять своего собственного ребенка? Как я мог проворонить ее "новое увлечение"? Черт меня подери, это же я во всем виноват! Всегда старался объяснить, как плохо тем, кто принимает наркотики, употребляет алкоголь и табак, при этом забывая о том, как сладок запретный плод!              Слова "запретный плод" вызвали у меня в голове еще одно "озарение", после чего я снова полез в тумбочку дочери, уже боясь увидеть "их". Господиииии!!! Пачка презервативов действительно обнаружилась под ворохом нижнего белья. Господииииии!!!              — Что это? — просипел я.              — Гандоны, — пояснила мне дочь, глядя как на тупого.              — И что ты с ними делаешь?              — А ты как думаешь?              И все это с непроницаемым выражением лица.              Поняв, что неприятной находкой больше, неприятной находкой меньше — значения не имеет, я снова погрузился в исследование тумбочки. На свет появилась полупустая бутылка водки, бутылка пива, какие-то таблетки без маркировки, ссыпанные в баночку, а также пара механических деталей непонятного назначения. Апофеозом стала пачка шприцов, какая-то колба и внушительная бутылка столярного клея. Завершил "картину маслом" журнал с полуголыми женщинами. О, господи, я понимаю, если бы это были мужчины, но... За что мне это?! Когда я успел упустить своего собственного ребенка?!              Трясущимися руками я сгреб весь найденный скарб в охапку, после чего, подумав, все же переложил улики в непрозрачный пакет. Схватив за руку дочь, я кинулся в сторону клиники, на ходу вызывая Джонаса. Да, разумеется, у ассистента выходной, но мне как никогда нужна его помощь, в противном случае я словлю сердечный приступ еще на этапе анализа крови Кэтрин.              Странно спокойная дочь послушно шла за мной, куда ведут. Ни паники, ни страха перед будущей ломкой... Спокойно, Джеймс, еще не все потеряно, возможно — ты сумеешь ей помочь. Кому я вру — доподлинно известно, что снять наркомана с иглы практически невозможно, что уж говорить о сочетании со всеми остальными способами проведения досуга.              ***              — Все чисто, док, — доложил Джонас. Я все это время сидел на стуле, хватаясь за сердце и нервно теребя в руках то карандаши, то скрепки. Кэтрин сидела напротив меня, по-прежнему не выражая никаких эмоций на лице.              — А порошок?              — Краситель.              — КРАСИТЕЛЬ?!              — Так мы к гинекологии переходим, или нет? У меня есть дела поинтересней, чем с вами сидеть — одним широким движением дочь расстегивает молнию комбинезона. Джонас моментально отворачивается и пулей вылетает из кабинета, а мне почему-то становится стыдно. Девочка же, сидящая напротив меня, уже спустила до колен трусы и без толики страха или стыда раздвинула ноги.              — Ты из-за стола встанешь, или тебе и так видно, что шире тампона там ничего не бывало?              — Тампона? У тебя что...              — Да еще три месяца назад.              — Почему я ничего об этом не знаю?              — Я должна была написать рапорт по этому случаю?              — Ты должна была обратиться за помощью в...              — В чем? Жалоб нет, начался цикл в пределах установленных для этого сроков, ни разу не нарушался, не сопровождался болью или обильной кровопотерей. А тампонов у нас только одна разновидность на все убежище, так что в помощи с выбором я тоже не нуждалась.              — Почему не прокладки?              — Промежность в них преет, — откровенно говорит дочь. — Да и протекают периодически, надоело кровь с трусов отстирывать.              — Оденься, пожалуйста.              Когда девочка выполнила требуемую манипуляцию, я нажал на кнопку вызова ассистента.              — Заходи, Джонас.              — Не могу не спросить...              — Лучше не спрашивай... — предупреждающе произнес я. Мой ребенок — это мой ребенок и нечего тут...              — Я ни с кем не сношалась ни в одну дырку, не делала нелегальных абортов, не беременна, не балуюсь глубокой мастурбацией инородными предметами. Что еще тебя интересует?              Теперь я понял, что это было. Это был ВЫЗОВ, самый настоящий! Вместо того, чтобы начать оправдываться, девочка спокойно приняла заблаговременно навешенный на нее ярлык и не стала ничего объяснять. Но зачем? Почему?              — Кэт, я вообще-то хотел уточнить, зачем тебе понадобился столь странный набор вещей? — уточнил Джонас.              — Кстати, а таблетки...              — Обычная перекись, док! Итак, по порядку.              Первым в "списке" оказался журнал с полуголыми женщинами.              — Глянь на обложку, — пояснила ассистенту дочь.              — "Парикмахерское искусство от А до Я"?! — Джонас два раза перечитал название, прежде чем понял, что именно держит в руках. — Но почему женщины полуголые?!              — Может, для того, чтобы мужчины в этот журнал иногда заглядывали? А может, у издательства был контракт с производителями нижнего белья на скрытую рекламу? Вернись в прошлое и спроси.              — Это, — в руке Джонаса возник пакет с красителем.              — Открой седьмую страницу журнала.              — И?!              — Ленту видишь? Там белая, с зелеными разводами, мне нужна была черная, только с красными. В автомате же я нашла ленту нужного цвета, а рисовала разводы сама, кисточкой.              И тут я вспомнил! Ее костюм на Хэллоуин, где она решила изобразить из себя вампира! Я так и не смог выяснить, откуда взялось то красно-черное платье и кто помог ей сделать прическу! А прическа была именно такая, как на развороте журнала... Только да — у моей дочери волосы придерживала не бело-зеленая, а черно-красная лента.              — Теперь это, — в руке Джонаса появилась бутылка пива.              — Инструкцию к прическе прочитай.              — При избыточной чувствительности к химическим лакам заменить оные можно, нанеся на волосы небольшое количество пива перед укладкой... — Джонас начал давиться хохотом и передал журнал мне.              — Не хотела волосы химией травить, вот и взяла пиво.              — Таблетки перекиси.              — Отчищала краситель с волос после праздника. Оказалось, что он их пачкает. А производитель нагло врет, что "покрашенные данным составом вещи не линяют".              — Водка.              — Для придания устойчивости красителю нужно было обработать спиртосодержащим раствором. А тут Элен Делория как раз полупустую бутылку не допила, захрапев прямо на полу кафетерия. Я и прихватила, все равно она с похмелья не вспомнит, где шкалик оставила.              Теперь уже хохотать начал я. Показал на странные механические детали, рядом с которыми дочь тут же поставила столярный клей.              — Пряжку делала. Ту, которая на талии была. Для этого выдернула пару дуг отсюда, винтик отсюда, скрепила все столярным клеем. Плохо держалось, кстати — сразу же после праздника пряжка отвалилась.              — Колба.              — Ну а в чем я по-твоему перекись разводила?              — Шприцы.              — А как бы я еще отмерила "ровно пять миллилитров воды на энное количество порошкообразного красителя"?              — Ну а это тебе зачем?! — я указал на лежащую передо мной пачку презервативов.              — Ну, там же в прическе нужны маленькие незаметные резинки...              — Так...              — А в автомате только темные, сразу видно будет. Поэтому я нашинковала гандон и таким образом, получила нужное количество бесцветных резинок.              Конвульсивно содрогнувшись от смеха, Джонас упал прямо на пол и начал РЖАТЬ. Я был близок к тому, чтобы тоже упасть. Но не от смеха, а от счастья. В обморок.              — А почему ты все сразу мне не сказала?              — Потому что ты примитивная углеродная форма жизни, привыкшая мыслить исключительно штампами. Если у человека есть секреты — то он обязательно делает что-то плохое и противозаконное. Если у него есть водка и пиво — он обязательно их пьет. На полуголых женщин любой человек обязан... ну, ты меня понял. Ах, да, еще потому, что подонков надо наказывать.              — Наказала?! Довольна?! — по лицу текли слезы смеха, руки дрожали еще сильней, а общее состояние было теперь совсем плохим: зрение потеряло четкость, голова начала кружиться и было такое ощущение, что пол куда-то уходит из-под ног.              — Не надо обвиняющих речей — ты сам во всем виноват. Требуешь доверия, а от самого тебя этого самого доверия не дождешься. Считаешь, что биологическое родство и мое положение младшей в семье просто обязывает сделать тебя посвященным во все мои тайны? Ошибаешься. Каждый человек имеет право на СВОЮ жизнь и СВОЕ личное пространство, а ты эти понятия нарушаешь практически все время. Я пошла домой. Надеюсь, что мне не потребуется составлять рапорт на предназначение каждой вещи в моей комнате?              Не дождавшись ответа, девочка встала из-за стола и с гордо поднятой головой пошла к выходу.              — Док, — ассистент подал мне стакан с успокоительным. Недолго думая, я махнул колбу с жидкостью и налил в эту же самую колбу водки из "заначки" дочери.              — Ты будешь?              — Наливайте, док, — судя по всему, Джонас сам был в чуть менее шоковом состоянии, чем я.              Разошлись мы только под утро.              ***              С момента "допроса" прошло три месяца и многое в моей жизни переменилось. Во-первых, отец на длительное время "завял" со своими придирками по поводу моих "исчезновений". А это было как раз кстати, поскольку мы с ребятами теперь занимались не только самообразованием, но и записью новых альбомов "Андеграунда". Среди моих одноклассников именно я, то есть мифическая фигура пианистки и, по совместительству — бэк-вокалистки группы, вызывает самый настоящий ажиотаж. Если остальные ребята из "Андеграунда" были старше, а следовательно — недосягаемы, то Рин наверняка была кем-то из одноклассников, но кем? Некоторое время парни вились вокруг Аматы, потом переключились на Лайзу Гарнмауд. В конце концов, девочка "под большим секретом" созналась, что да — именно она и есть младший участник группы Андеграунд.              К сожалению, не избежал ее "очарования" и Фредди, который вот уже целый месяц следовал за барышней по пятам, нося за ней сумку, занимая очередь в столовой... Смотреть противно! Самое обидное, что он это все говорил мне — настоящей Рин, которая никогда бы не позволила, чтобы кто-то перед ней так унижался! Почему унижался? Да потому, что Лайза, когда его не было рядом, осмеивала Фреда, называя его уродом и "социопатом" (где слово хоть такое выучила, шлюха тупая?!). Сказать об этом Фреду напрямую я не осмеливалась, поскольку он бы или не поверил мне, или же я бы оказалась в том положении, что и Амата три месяца назад. Наверняка меня бы сочли стукачкой, сказали, что лезу я не в свое дело и... и много чего еще.              Также я не хотела, чтобы меня сочли предательницей — именно поэтому я не могла рассказать о том, что на самом деле "прекрасная девушка с красивым голосом и светлой душой" (как он сам охарактеризовал Рин после прослушивания одной из кассет) на самом деле вовсе не нуждается в том, чтобы за ней бегали, высунув язык. Ее расположения не нужно добиваться рабским служением, ей не нужны бесконечные комплименты по поводу совершенства ее фигуры, превосходности ума и просто изумительного юмора, потому что на самом деле она прекрасно знает, что обладает вполне приличным средним телосложением, не отличается особой внешней привлекательностью — мила, конечно, но разве бывают некрасивые люди? Мне таковые не встречались... Она знает о том, что умна, но, признаем честно, в большинстве случаев у нее от этого ума одно горе. У настоящей Рин чувство юмора соответствует давнему довоенному обозначению "мама врач и папа гробовщик работают на семейном подряде". Настоящей Рин не нужно было этого почитания — хватило бы лишь взаимности чувств.              Глупо, да? Влюбиться в собственного друга и одноклассника, при этом зная, что ты для него — всего лишь "свой парень". Что для него стала идеалом крашеная сука, которая присваивает себе твои заслуги и умения. Меня лишь одно удивляет: почему НИКТО из многочисленных поклонников не попросил Лайзу спеть? Неужели действительно им настолько нужен был идол для поклонения? Возможно, это еще одна причина, по которой Андеграунд не открывал окружающим своих истинных лиц — мы не хотели быть идолами, мы не хотели быть для всех прежде всего группой, не хотели этого раболепия. Раз уж людям свойственно проявлять такие глупые чувства, пусть лучше они будут предназначены мифическим фигурам, нежели точно таким же слабым и падким на лесть существам.              — Я даже имя ее на пароль поставил, — хвастается мне Фредди.              — Прости, что?              — Ты что, не слушаешь то, что я говорю?              Фред, я готова слушать все, что ты скажешь. Помогать с проблемами и решать вопросы. Или же просто выслушать, буде тебе понадобиться выговориться. Но лишь одно не могу слушать — этот влюбленный щебет, который предназначен человеку, который этого дара, твоей любви, и вовсе недостоин. Почему же меня потянуло на метафоры? Черт подери, что со мной вообще происходит?! Да, вот такая ты, сука, любовь...              — Я говорю, что приятно, когда имя любимой девушки навсегда остается в памяти компьютера как первые символы, что ты ввел при начале работы...              На словах "любимая девушка" сердце предательски защемило, но последующая фраза Фреда вызвала несанкционированный приток кислорода к мозгу, что не случалось со мной вот уже три месяца.              — Фред! Я говорила тебе, что ты гений?! — не удержавшись, я обняла друга и, чмокнув на прощание в щеку (непростительное поведение, но думаю, Фред это спишет на мою "сумасбродность" — могу ведь я хоть так его поцеловать?), несусь по коридору в сторону нашего "домика".              — Твен! — с порога кричу я, привычно переобуваясь в тапочки и переодеваясь в скромное домашнее платье, пару которых мы с Ани сшили для себя месяц назад. — Твен, я знаю, как нам доделать хакерскую программу! Я поняла, слышишь?! Мы сможем взломать любой компьютер, если...              — Что ты орешь? — осадил меня Марк, который от моего ора выронил паяльник себе на ногу и сейчас явно с трудом сдерживался, чтобы не высказать обо мне все, что думает, в самой нецензурной форме.              — Я знаю, как...              — Я понял, что ты знаешь. Но давай ты вдохнешь, выдохнешь, выпьешь воды, успокоишься и потом все по порядку расскажешь, м?              — Да, я... я сейчас, я быстро! — кидаюсь я к графину с водой, по пути выравнивая дыхания.              Меня зовут Кэтрин Андерсон, но среди Андеграунда — единственной моей отдушины в этом убежище, я известна как Рин. Мне тринадцать лет, меня все считают заучкой и ботаником, но не рискуют обижать, потому что к высокому ай кью у меня, вопреки "заштампованному" мнению о ботаниках, прилагается несколько десятков накаченных мышц и знание большого количества бойцовских приемов. Я впервые влюбилась, у меня есть "второе я", которое я, подобно многим подросткам, тщательно скрываю ото всех. В моей жизни есть тайна, которую я планирую раскрыть и масса возможностей, которые я использую на полную катушку! Если, конечно же, не помру от скуки прежде, чем эти возможности обнаружу.              Эх, а ведь возможности посыпались на меня как из ведра. Ну словно накаркала!