Неправильно... или? - 6. Здравствуй, реальная жизнь...

      Пришла в себе от ощущения, что меня сейчас вывернет наизнанку. Впрочем, ощущение это практически сразу же пропало после того, как на лоб легла чья-то прохладная ладонь. Появилось странное покалывание в кончиках пальцев, потом — все тело окутало странное тепло и возникло ощущение, как будто я плыву куда-то по очень теплой воде. Верней, в чем-то теплом, похожем на воду, но при этом — пригодном для дыхания. Иначе ведь, если бы это была именно вода, я бы задохнулась и умерла, верно?              "Рин, пожалуйста, говори со мной. Нет, не так... Просто думай, я услышу то, что ты хочешь сказать."              Чей-то голос. Очень теплый, родной. Сразу вызывает очень хорошие эмоции. Тем не менее, вспоминаю о том, что надо задавать вопросы.              "Кто это?"              "Я."              Странно, но меня удовлетворил этот ответ. Не было в тот момент никакого желания уточнять, что "я бывают разные", требовать от собеседника идентификации личности. На самом деле — меня волновали вопросы куда более насущные.              "Я ведь никого не убила? Тот человек ведь наверняка не хотел ничего дурного, а я..."              Из глаз полились слезы. Впрочем, применимо ли понятие "глаза" и "слезы" в том случае, когда ты просто перестала чувствовать свое тело, как таковое?              "Никто не пострадал. Не бойся. А Джастину не повредит лишний раз усвоить, что не ко всем можно подкрадываться со спины. Он вообще тебя за Брианну принял, но это уже его проблемы. Не твои. Не бойся. Никто на тебя не злится."              Последние фразы собеседника вообще стали отрывочными и словно бы... Да, словно бы доносились уже сквозь вату.              В какой-то момент получается открыть глаза и я вижу над собой склонившуюся женщину. Лет тридцать пять, может сорок, но выглядит нормально. То есть не заплывшая жиром, вполне себе фигуристая, с короткой стрижкой и чистыми волосами и лицом, что для условий Столичной Пустоши само по себе достижение.              — Где я? Кто вы? — более менее связно просипела я.              — Холли, жена Вэнса. В Мерешти. Твой брат о тебе беспокоился, — быстро произнесла женщина.              Брат? Я удивленно посмотрела на нее и уже в тот момент поняла, что речь идет о Мэтью. И поторопилась пояснить незнакомке ее ошибку.              — Прости. Просто вы оба достаточно похожи, чтобы принять вас за семью. Да и он сказал, что ты — единственный родной человек для него.              Глаза полезли на лоб. Я точно сплю. Серьезно? Мэт так сказал?! Про меня?! Ущипните меня, я точно сплю.              — Как давно я здесь? — уточнила я, понимая, что времени наверняка прошло достаточно много. По ощущениям — я выспалась, а следовательно, как минимум часов семь-восемь. Ответ меня ошарашил еще больше, чем откровения Мэта при незнакомых людях.              — Три дня. Твой... приятель от тебя ни на шаг не отходил.              И тут я поняла, что поставила себя в очень невыгодное положение с точки зрения взаимоотношений с Мэтом. За его дочь меня принять нереально, это факт — он выглядит старше, но не настолько. За сестру — да, еще можно, пожалуй, да и относится он ко мне соотвествующе. Но вот что подумает человек, который слышал от этого самого Мэтью, что я ему самый родной человек и при этом кровное родство я сама стала отрицать... Блять, ну точно Холли теперь решила, что мы с Мэтом любовники или что-то в этом роде. Забавно — но по непонятной мне причине я не могу рассматривать его в таком ракурсе даже в шутку. Почему? Разница в возрасте? Нет, сомневаюсь — в принципе, в том же убежище мне это никогда не мешало рассматривать мужчин лет на десять-пятнадцать старше в качестве возможных партнеров.              Нет, я никогда не висла на представителях противоположного пола, но тем не менее, запросто могла отметить, что у того вот — сильные руки, у этого — красивые глаза, а этот наверняка отлично целуется. С Мэтом такого не возникало? Почему? Иногда мне начинало казаться, что стоит только собрать список всевозможных странностей, как получится вывести какую-то важную формулу, или получить знание, которое бы объяснило все. Начиная от моих собственных странностей и заканчивая поведением напарника.              — Где Мэт? — подумав, спросила я. Как ни крути, а больше задерживало здес смысла не имеет — я наверняка могу встать... Да, точно, я встала. И даже идти могу! А гостеприимством новых знакомых мы и так, я думаю, злоупотребили.              — Спит в общем зале. Он от тебя все это время не отходил.              После слов Холли что-то оборвалось внутри. Странно так, как минимум странно. Поведение Мэта... Оно полностью не соответствовало каким-то стандартам. Его отношение ко мне... ну не относятся так к человеку, которого знают несколько дней!              Общим залом называлась площадка, на которую в былые времена попадали люди сразу же при входе в метро. Сейчас же выход был завален, так что сразу в месте, где начинались эскалаторы, получался небольшой тупичок, из которого в комнату, где сидел до этого Иэн и в ту, где сейчас находилась я, вел небольшой коридорчик. Видимо, раньше это были какие-то служебные помещения.              Коннор действительно нашелся на одной из коек. Спал, неловко подвернув руку под голову. Одеяло давно слетело на пол, впрочем, напарник этого во сне, понятное дело, не почувствовал. Присаживаюсь на корточки, чтобы поднять его и невольно останавливаю взгляд на лице спящего. Осунулся, под глазами темные круги... Одновременно почувствовала и стыд за то, что заставила за себя беспокоиться и странное удовлетворение. Хотя почему странное? Пожалуй, в последние дни я себя чувствую как выброшенная на помойку собака, а тут хоть кто-то беспокоится.              Мэт во сне поежился. Вот блин! Не хватало еще, чтобы заметил, как я на него таращусь... Еще подумает что-то не то... А впрочем, кто говорит, что он способен подумать что-то не то? У меня вот при взгляде на него и мысли единой про это самое "не то" не возникает. За кого там Холли его приняла, за моего брата? Ну и пусть будет как брат. А там разберемся, что к чему.              Накрываю спящего одеялом и, заметив, что с противоположного конца зала за мной внимательно следят глаза молодого парня, делаю несколько шагов по направлению к нему. По тому, как он попятился, нервно прижимая кулаки к груди, понимаю, что это тот самый Джастин, который умудрился спутать меня с Брианной (хотя у нас даже прически разные, не то что комплекция) и огреб от меня хороший удар телекинезом, ибо правильно голос сказал — нехуй подходить со спины к кому ни попадя. Тем не менее, извиниться стоило бы. Ну так, ради галочки.              — Прости за то, что было три дня назад, я не нарочно.              — Ага, да без проблем, — парень поглядел секунду на меня круглыми глазами, после чего как-то бочком пробрался к эскалатору и был таков.              — Девочка моя, ты для него теперь — страх номер один, — обернувшись, я с удивлением замечаю прямо за своей спиной Мэтью.              — Когда ты успел проснуться?              "И встать у меня за спиной" — эту фразу я не озвучила. Странно, но на Мэта, верней, на его присутствие за спиной, негативной реакции, то бишь желания долбануть хорошим таким воздушным ударом, не возникало.              — Только что. Если ты в порядке, предлагаю разобраться наконец-то с делами в Арефу и двинуться в сто шестое — лично я хотел бы следующую ночь провести в полной безопасности. Позже объясню, — махнул рукой напарник.              — А насчет дел в Арефу... прошло ведь три дня! Неужели до сих пор ничего не предприняли? — запоздало изумилась я.              — И как бы это выглядело? Двое людей отправились на поиски Семьи и не вернулись, понимаешь?              — А, точно... — я почесала переносицу и привычно поправила левый хвостик.              — И причешись уже нормально — сколько можно-то с этими хвостами ходить, не маленькая девочка же.              — А ты подстригись, а то скоро люди в твоей ориентации сомневаться начнут, — огрызнулась я и, развернувшись к Мэту спиной, отправилась на поиски Вэнса.              ***              Обратная дорога до Арефу заняла у нас ровно полминуты. Ну само собой разумеется — навороченная системка быстрого переноса, которую Мэт, по его словам, "частично — собрал, а частично — позаимствовал не совсем законным путем" существенно облегчала жизнь. Хорошо, что Иэн с Аланом не пошли сразу с нами — после получаса уговоров было решено, что они дождутся нашего возвращения...              От возвращения нашего ровно через пятнадцать минут — именно столько потребовалось, чтобы рассказать обо всем Эвану Кингу и сообщить ему о предложении Семьи, у Вэнса глаза на лоб полезли чуть ли не в буквальном смысле этого слова.              — Ну и как вы это сделали? — с растерянностью уставился он на нас. — Нет, пойми правильно, после того, что она с Джастином вытворила, я ничему не удивляюсь, но...              — Как сделали — все равно не скажем. И не научим, для этого особые умения нужны, — с ленцой произнес Мэтью.              — Успокойтесь. Я не собираюсь лезть в ваши дела. Особенно, если вспомнить, чем мы обязаны вам с Рин, — глава Семьи протянул мне странный сверток, напоминающий... ну да, туго смотанный рулон бумаги. — Чертеж один, тебе понравится, — пояснил он.              — Спасибо, — я аккуратно уложила сверток в сумку, после чего мы с Вэнсом еще немного поговорили... да ни о чем, просто о том, как живут они в Мерешти, какие есть места в округе, куда можно залезть (эту тему включил Мэт, которого эти интересные места, кажется, интересуют больше, чем все остальное, вместе взятое). Как бы то ни было, оставаться дальше в депо нам смысла не было и именно поэтому мы с напарником уже ровно пять минут спустя стояли напротив входа в Убежище 106. Я уже говорила, что обожаю систему быстрого путешествия?              — Только один вопрос у меня есть — как ты собираешься отпереть дверь, открывающуюся изнутри при помощи электронного механизма, воздействовать на который никаким образом нельзя? — поинтересовалась я, когда мы прошли по небольшому, вырубленному в скале туннелю и оказались напротив массивной стальной круглой железки. Тридогнайт как раз сегодня выступал. Опять повторял про моего отца и про то, что "кто-то еще вылез из этой дыры". Ну и заодно сообщил о весе дверей в убежищах (откуда только информацию-то такую надыбал, умник?), а также о том, что обычным способом эту дверь не открыть.              Что, кстати, вполне закономерно — если бы существовала возможность открыть дверь убежища, которое было запечатано двести лет назад, снаружи, то все имеющиеся в округе подземные укрытия были бы давно разграблены...              — Мэт, а что, если тут до сих пор кто-то живет? — неожиданно спросила я.              При собственных словах по коже пробежали мурашки. А что, если там живут люди, которые также, как и мои сограждане вынуждены подчиняться какому-нибудь фанатику, считающему, что лучшим вариантом будет жить под землей и даже не давать справедливой информации о ситуации на поверхности? Нашему появлению вряд ли обрадуются в такой ситуации.              Однако прежде, чем я успела что-то сказать, напарник приложил руку к стальной обшивке и прикрыл глаза, словно концентрируясь. Какое-то время была слышна только тишина, но вот раздался скрип, сирена, оповещающая об открытии двери и, конечно же, начала отодвигаться в сторону сама дверь.              — Знаешь, я не думаю, что кто-то живой здесь действительно есть. Если бы были, то рано или поздно кто-то также, как и из твоего родного сто первого, выбирался бы наружу. А раз ничего об этом за столько лет неизвестно, то и живых мы тут вряд ли найдем.              ***              — Ну, по крайней мере, вменяемых живых, — поправился напарник около часа спустя, когда выяснилось, что нам таки придется зачищать убежище от свихнувшихся обитателей.              А все дело в чем? А в том, что здесь проводились какие-то эксперименты с использованием специального газа. Суперсолдата они создавали, мать их за ногу да об стену! Ох, сколько бы жизней ни прошло, но тупости всевозможных нелегальных ученых организаций я радоваться не перестану... хм, странная какая-то фраза...              Что-то орущее несется на меня с битой наперевес. Долетает уже труп, поскольку бита против дробовика не котируется, мягко говоря.              Мэт тем временем взломал информационную сеть убежища и, в промежутке между боями, успевал мне рассказывать о проводимых здесь экспериментах. Подробных записей не сохранилось, но суть была более чем ясна — изначально от применения газа действительно повысилась устойчивость людей к боли, усилились боевые способности и возросла реакция, но потом, вполне ожидаемо, кстати, они стали сходить с ума. Как при таком раскладе они умудрялись жить здесь двести лет и даже рожать таких же двинутых потомков — неизвестно.              — Им можно помочь? — спросила я Мэта.              — Ох, ну вырубай ты свой пацифизм, он тебя до добра не доведет. Вот любят некоторые подыхать молодыми...              — Я задала вопрос.              — Ну и какой ты ответ хочешь от меня получить? Прошло как минимум пять поколений, которые были рождены с определенным дефектом нервной системы. Это не какие-нибудь Маугли, которых, в принципе, можно обучить и социализировать, это в конец ненормальные люди, которых уже нереально перевоспитать просто потому, что сама их структура сознания не дает такой возможности.              — То есть, сколько не учи, но они так и будут продолжать набрасываться на всех, кто от них отличается, верно? — на меня неслось еще одно "тело" на этот раз с ножом. Ну, нож против дробовика тоже немного не подходит. Нет, разумеется, если бы они пытались подкрасться сзади и перерезать горло, то еще вопрос, кто бы выиграл, но вот несясь с ножом наперевес по коридору против пары вооруженных людей... Хм, ну все понятно. Ладно, раз нельзя из них сделать нормальных и вменяемых, все, что остается — убить. Пожалуй, так будет даже лучше.              Тем не менее — зачистку сто шестого лично я проводила с тяжелым сердцем. Да, знаю, я не виновата в том, что с этими людьми сделали и не моя вина, что их уже нельзя вернуть в нормальное, вменяемое состояние, но все же... все же...              — Мэт, подожди, так этот газ все еще здесь? — неожиданно дошло до меня.              — Девочка моя, такие вопросы вообще-то нужно задавать в самую первую очередь. Но тем не менее, раз тебя это, наконец, заинтересовало, я отвечу. Да, этот газ до сих пор здесь, но ни тебе, ни мне вреда он не нанесет. Как, впрочем, не подействует целый ряд других веществ, используемых на прекрасной Столичной Пустоши.              — Еще интересней... — пробормотала я.              — Когда ты в последний раз болела? Инфекции, простуда, ветряная оспа, свинка, коклюш, чем там еще дети в вашем мире болеют?              — В нашем мире? Так ты что, не отсюда?              — Дошло наконец-то, — оскалился напарник, снося выстрелом еще одно "тело", несущееся на нас, на этот раз, для разнообразия, с монтировкой.              Темный коридор свернул налево. Странно, но сейчас напарник не выдавал каких-то негативных реакций на попытки расспросить о его прошлом. Ну, верней, сделать какие-то предположения о его предыдущем местоположении. Уверена, если бы еще пару дней назад я задала вопрос о параллельных мирах, он бы наверняка начал брызгать слюной и орать на меня, а сейчас просто язвительно огрызается. Прогресс, определенно прогресс.              Потом я задумалась над его вопросом. Хм... Болела... Ну, в детстве болела, было дело. Но пожалуй, после того случая в пятнадцать лет...              — Что еще за случай?              Проверив щит и обнаружив, что он на месте, я с грустью констатировала, что все, приплыли. Я уже размышляю вслух, а это, как известно, плохой признак, очень плохой.              Пока разбирались с обитателями замечательного убежища 106 и жгли их трупы в крематории (ну а что? Мэт сказал, что из этого убежища можно сделать отличную базу, а нахера нам на нашей базе вонь разлагающихся трупов?!), я успела рассказать Коннору про свою жизнь в убежище. Про радтаракана в десять лет, про то, как меня безуспешно пытались убить в пятнадцать...              — Ну, а раньше ты не могла об этом сказать? Я то уж испугался, что у тебя какое-то преждевременное развитие пошло на все и сразу.              Испугался? Да ну? Можно подумать, что моего напарника можно чем-то испугать...              Закинув в горящую печку очередной труп, мы продолжили обсуждение темы, верней, продолжил Мэт.              — Видишь ли, Рин, определенная развертка всех этих сверхъестественных фишек должна идти в течении достаточно длительного времени. То есть нельзя так, чтобы раз — и ты начала сразу читать мысли, поднимать в воздух предметы, демонстрировать скорость и реакцию выше, чем у обученного бойца, при этом не имея фактически никакой подготовки. Грубо говоря, для достижения определенных возможностей нужно, чтобы у тебя... ну, сначала, апгрейд прошел на нервную систему, мозг, мышцы, кости и все остальное.              — Ты говоришь обо мне, как о каком-то компе.              — Ну, по сути, наш мозг сродни навороченному компьютеру, который можно разгонять практически для бесконечности.              — А что, если этот разгон будет... ну, слишком быстрым?              — Тогда произойдет то же, что и с процессором, если его разогнать слишком быстро и слишком сильно — перегорит к чертям собачьим.              Я передернулась. Да уж, сравнение Мэт самое что ни на есть подходящее подобрал.              — Тебе этого бояться не нужно — если брать во внимание начало развития даже в те же десять лет, то за девять лет твой организм в процессе роста мог пойти по нужному пути развития.              — Слушай, Мэт, а зачем нам база в сто шестом?              — Ну, прежде всего, лично мне Мегатонна не нравится ни капли. Ну признай уже наконец, что вот такое вот неизвестное никому укрытие с нормальной ванной и способной работать еще сотни лет канализацией куда лучше этих хибар.              — Допустим, признаю.              — Кроме того, не факт, что в нашей компании не появятся со временем те, кого в Мегатонну просто не протащишь. Среди тех же разумных гулей запросто могут найтись ребята достаточно... кхм... ебанутые, чтобы составить нам компанию. Впрочем, я не сомневаюсь, что кое-кто также найдет нам и разумного супермутанта, и парочку роботов и чего-нибудь еще эдакое на закуску.              Вздохнув, я перевела разговор на другую тему. О будущих планах вообще говорить не хотелось, если честно. Да и вообще ни о чем говорить не хотелось. Наверное, просто слишком много свалилось за это время на меня.              А может быть, оказавшись в таком же убежище, как мое собственное, я невольно словила депрессняк от тоски по дому и по оставшимся там приятелям. Неизвестно.              После зачистки убежища мы провели небольшую ревизию, то есть подключили двух роботов помощников, заставили их отдраить до блеска две квартиры с общей кухней, после чего я сварганила нам ужин.              Странно это было — сидеть на кухне, пить чай и, закусывая кексами, слушать Мэта. Ну и самой болтать. Ни о чем. Хм, пожалуй, таких вечеров у меня не было в убежище. Ну, разве что когда с Ханной начала жить. А с отцом было одиноко. Он вечно был занят. Не работой, так какими-то левыми делами, и на меня порой времени у него не оставалось. Находилось лишь тогда, когда надо было прочитать мне нотацию, или придолбаться без повода к теме "почему ты неизвестно где, а не дома?". Интересно... А может быть, я дома не была только потому, что мне там были не рады? Занимайся он мной, интересуйся моей жизнью, а не просто оценками — возможно, все было бы иначе с самого начала? Хотя нет, так бы все пришло к тому, что я бы и из убежища не сбежала, и с Мэтом не познакомилась...              В комбезе у напарника вид вообще домашний и какой-то по-настоящему родной. Может быть тут роль ассоциация играет, ну вроде как я отчасти дома себя чувствую?              Как бы то ни было, но такая версия Мэта мне нравится больше, чем то угрюмое чучело, с которым приходится общаться обычно. Ну, верней, приходилось общаться раньше — сегодня почему-то напарник со мной на редкость дружелюбен. Неужели из-за той отключки? Возможно, возможно...              За ужином рассмотрели схему шиш-кебаба, как называли в Семье это устройство. Прикинули, что хлама нам хватит для того, чтобы этот самый шиш-кебаб воспроизвести. Потом Мэт принялся исследовать снятые с трупов пип-бои и что-то бормотать себе под нос, а на мои вопросы — послал меня нахер. Поскольку я из тех людей, которые после того, как их послали, возвращаются отдохнувшими и с магнитиками, я не обиделась и отправилась отмываться, благо время было и вода горячая, кстати, тоже.              Кроме того, в отличии от нашего убежища, данное комплектовалось полноценными ваннами. Эх, хорошо! Пробалдев два часа и отмывшись до скрипа, я экипировалась в один из чистых и новых комбинезонов и отправилась посмотреть, как дела у Мэтью. Оказывается, пока я отмывалась и стиралась, этот хмырь умудрился заснуть чуть ли не мордой в тарелку. Разбудив и уточнив, почему он не выбрал в качестве места для сна кровать, я получила маршрут дальнейшего следования и отправилась стелить койки.              Эх, балдеж! Прямо хоть бери и книжку пиши о том, как бедная маленькая заброшенная всеми девочка наверстывает упущенное в детстве... Хм, а откуда во мне проснулся этот нытик? Брысь отсюда, я тебя не знаю.              Ведь если подумать — уж если и кому жаловаться, то не мне. Росла в тепле, светле, радскорпионы не кусали, пожрать всегда было... Ну, родительского внимания, конечно же, не хватало, а кому его, по-честному, хватает? Даже в довоенное время родаки всегда были заняты работой, друг другом, устройством личной жизни и как раз-таки лучшим вариантом семьи было "не пьет, не бьет". Поскольку при другом раскладе получалась либо чрезмерная опека, что тоже на пользу не идет, либо же какой-нибудь псих невменяемый, который и людям полноценно доверять не сможет. Хм, а я разве могу? Мда, странные у меня размышления начались.              — А ты что тут мостишься? Я вообще-то один сплю.              Вот так вот эта сука всего лишь двумя фразами перечеркнула всю идиллию. Нет, мне ночевать не впервой в одиночку, да и вообще — я как-то не настаиваю, но... твою мать, Коннор, я же не в койку к тебе прошусь! На пустошах совместная ночевка со мной тебя не волновала, а тут он, гляди-ка, о приличиях вспомнил.              А еще и дурой себя выставила. А может, обидно от того, что уже настроила себе каких-то планов и ожиданий? Думала, фильмец какой-нибудь вместе посмотрим, поболтаем о чем-нибудь. Раскручу напарника на какой-нибудь интересный рассказ о паралелльных мирах. Нет, естественно, я понимаю, что у этого пособия на кафедре психиатрии куча неприятных тем, но мог же он мне рассказать что-то хорошее, может даже смешное? Такие ведь моменты у каждого были, демоны меня подери! А он...              Тем не менее, со второй койки постель сгребла молча. Прихватила и сумку, которую, слава всем известным богам, еще не разбирала.              — Ладно, нет проблем. Если что — я у себя.              После чего прошла через общую кухню в свою квартиру даже не подозревая, что веселая во всех смыслах ночка только начинается.              ***              Ну что, доволен, идиота кусок? Молодец, у тебя были все шансы провести нормально хотя бы эту ночь, но ты их талантливо упустил, имбецилл безмозглый...              Вообще-то привычка разговаривать с собой у меня раньше не появлялась. Хотя, пожалуй, после длительного проживания в темных мирах и работе в одиночку этого следовало ожидать. Как и того, что я полностью разучился общаться с людьми. Особенно со странными людьми, такими как Рин. Впрочем, а когда я с ней мог найти общий язык? Да никогда. У других, кстати, тоже не все гладко получалось, но именно она в конце концов налаживала мосты, подбирала ключ к каждому сердцу, протягивала руку. Главное было вовремя заметить этот момент и не оттолкнуть ее от себя окончательно. А у меня этого почему-то не получается.              А может, просто боюсь сблизиться. Ведь что со мной случится, когда она все вспомнит? Вот и я о том, что ничего хорошего. Из лучшего друга я в один миг превращусь в подонка, ублюдка и врага номер один, а я... выдержу ли я это? Соберись, Мэт, и вспомни, зачем ты здесь на самом деле. Главное — она. А все остальное... Зачем вообще давать себе повод задумываться о том, что все еще можно изменить к лучшему? Вот и я о том же, что незачем.              Ход мыслей прервала боль в голове. К глазам и лбу словно приложили куски раскаленного железа. Чтоб тебя! Никогда не угадаешь с этими чертовыми приступами. Когда же это все закончится?              "Минимум три месяца, никаких волнений, желательно без физических и психических нагрузок", — услужливо подсунула память фразу Нии. Конечно же, обойдешься тут без нагрузок. Да в нашей базовской больничной палате я сто пудов уже сдох бы со психу. Ну, или настолько заебал всех требованием отчетов по делу Кэтрин Андерсон, что они бы меня сами убили. И были бы абсолютно правы, кстати — я не представляю, как бы кто-нибудь другой вместо меня с ней справлялся.              Кому я вру? Кто-нибудь другой как раз-таки бы замечательно справился с этим ребенком. Любая особь женского полу из ее окружения. И, кстати, общий язык бы нашел кое-кто намного легче. Приходится признать, что ей даже первый встречный будет намного ближе, чем я. Собственно, ролью первого встречного мне и приходится довольствоваться и, черт подери, как же я этому в глубине души рад...              А ведь я здорово струхнул тогда, в Мерешти. Как ни странно, больше всего я испугался того, что она все вспомнит вот прямо сейчас и тогда — плакали планы на будущее, потому что будущего никакого уже не будет. Мы бы даже в Сто Шестое не полезли бы. Демоны, а ведь я матерый эгоист, оказывается. Впрочем, эта черта характера есть у каждого, даже у тех, кто позиционирует себя, как альтруиста.              Пить захотелось. О том, чтобы позаботиться о воде заранее, я малость позабыл. Да и вообще — не ожидал, что меня "накроет" сегодня. Ладно, до кухни дойдем, а там видно будет. Уже встав на пол понял, что это будет сложней, чем представлялось поначалу. Глаза открыть даже не пытался — слишком это больно. Хорошо, что ориентироваться наощупь я наловчился еще в бурной юности. Даже с закрытыми глазами возникало ощущение корабельной качки. Трясущимися руками хватаясь за все, что можно ухватиться, и каким-то чудом умудрившись даже ни разу не упасть, я добрел до выхода из комнаты.              А вот что было после того, как зашел в кухню и сделал пару шагов к тому столу, за которым мы сидели пару часов назад и на котором, я отчетливо помню, остался стоять чайник с водой?              Включился я только от жуткой ломоты во всем теле. Мышцы сводило судорогой и единственное, что хоть немного облегчало боль — ощущение прохлады под спиной и головой. Так, я на полу... Поздравляю самого себя — в довершение всего я умудрился вырубиться на самом интересном моменте и как раз в том помещении, через которое по любому надо было проходить Ринке, вскочившей из-за грохота, ну или просто вышедшей попить или в туалет. Вот что мне стоило отключиться чуть раньше, или чуть позже?              Наверное, очередная волна боли заставила меня скривиться, потому что кто-то принялся шептать мне что-то успокаивающее. Впрочем, я и так знаю, кто — Рин, которая меня обнаружила и сейчас мысленно прикидывает, как возиться с "подарочком", на который не действует основная масса здешних лекарств. Так, к черту, надо подняться, успокоить ее, а там уж как получится...              — Рин... — хрипло позвал я, одновременно пытаясь приподняться хотя бы на локте.              — Мэт, все будет в порядке, слышишь? Я здесь, с тобой, все хорошо... — она воспринимает мою попытку заговорить за проявление страха. Ну да — естественно, она все меряет меркой обычного человека. А обычный человек с лихорадкой и судорогами, недавно потерявший сознание на пути в кухню, был бы напуган... Я же... Больно, тело все горит, никуда не делись раскаленные прутья из глаз, дополнительных "приятных" ощущений добавляют эти судороги, попеременно сводящие конечности. Но страха, пожалуй, нет. За себя бояться я разучился.              — Я в порядке, — тихо бормочу. — По крайней мере, психически.              Она замечает, что я пытаюсь подняться и помогает, подставляя руки и поддерживая, чтобы снова не упал. Пока доходим до ее комнаты, пытаюсь, насколько это возможно, объяснить, что именно со мной происходит. Да она, в принципе, и так примерно понимает... нарушение в работе нервной системы приводит к тому, что всевозможные вещества в организме начинают вырабатываться совсем не тогда, когда это нужно. Ну, а на фоне напряга для мозгов по созданию этих веществ и, главное, устранению всевозможных последствий, начинает зверски болеть голова и не только: список симптомов для каждого конкретного случая был разнообразным. В прошлый раз я готов был бросаться от злости на стены и шерсть становилась дыбом даже от случайно сказанного слова или подозрения. Сейчас вот, при "плановом" приступе, получил лихорадку.              — Как лотерея, понимаешь? Что вытянешь, то и твое. Это неопасно, но и не особо приятно, конечно... — сбиваюсь с мысли, когда голова касается подушки, а ко лбу прислоняется что-то холодное. — Что ты делаешь?              — То, что надо было сделать еще час назад, идиот, — едва слышно шипит она. — Почему не сказал, что тебе плохо? Почему я, черт подери, должна...              — Да ничего ты не должна. Я же не больной ребенок, чтобы со мной нянчится...              Блять, а она ведь будет нянчится. Обматерит последними словами, обзовет идиотом триста раз, если своими действиями буду делать себе еще хуже. Когда твердо встану на ноги, она, возможно, даже наплюет на нашу разницу в возрасте и врежет мне хорошенько... Но возится будет. Постарается снять жар и боль подручными средствами, будет отпаивать горячим чаем, без конца спрашивать меня о самочувствии...              — Ты единственный родной человек для меня.              — Нет! — вскакиваю, садясь на кровати, о чем тут же жалею: немного успокоившаяся боль возвращается с утроенной силой. Стискиваю зубы и пытаюсь нащупать руками что-то, за что можно ухватиться.              — Мэт, больно же, не дергайся и не...              — Да мне от твоих слов больно ты даже не представляешь как... — эмоции кипят внутри, требуя выхода. Бабам проще — та же Ринка может себе позволить втихую повыть, когда думает, что никто не видит. Если какой-нибудь салабон пятнадцати лет от роду на истерику сорвется, то тоже никто ничего против не скажет. Я же прежде всего должен был научиться держать авторитет. И не позволять истерике прорываться наружу. Но это не значило, что этих истерик, воплей души и всего такого прочего во мне было меньше, чем в ком-либо другом. — Ты ведь... Ты не знаешь меня и не понимаешь, что я натворил! И ведь когда-то все равно... Не простишь же, а я просто сдохну, если сейчас мы сблизимся, а потом это все изменится... Я больше просто не могу так!              — Мэт, тише, — она села рядом со мной на край кровати, обнимая, несмотря на вялые попытки сопротивления.              Хотелось выть. От боли, от ощущения тоски и безысходности, от очередного воспоминания о прошлом. О понимании, что это прошлое на самом деле никогда, действительно никогда не вернуть.              — Отпусти... — из-за того, что сорвался на крик, голос охрип.              Вместо того, чтобы последовать приказу, она лишь сжала меня еще крепче. Сквозь комбинезон чувствовалось тепло ее тела, сама она рядом сейчас... Рядом, несмотря ни на что! Это казалось сном. Хорошим, добрым, теплым сном, и оттого еще более горько было осознавать, что скоро это все закончится и меня снова окунут мордой в грязь. В жизненную действительность, где она уж точно не будет сидеть вот так рядом и говорить со мной.              — Мэт, а теперь слушай меня. Я правильно понимаю, что ты натворил что-то не особо хорошее и теперь боишься, что я об этом узнаю, так? Говорить не надо — просто кивни или мотни головой. — Дождавшись моего кивка, она продолжает говорить. — Скажу один раз — твое прошлое меня не интересует никаким боком. Между нами — я не думаю, что человек вроде тебя по собственной воле совершит что-то ужасное или непоправимое, ну как ни крути, а на злобного гения ты не тянешь ни при каком раскладе. Выпытывать у тебя ничего по этому поводу не буду: захочешь — расскажешь сам, не захочешь — дело твое. Если даже я узнаю о тебе что-то очень неприятное — обещаю, я по крайней мере, выслушаю лично от тебя, почему ты так поступил и... И не стану тебя ненавидеть. Знаешь, после того, что мы пережили и после того, что я вижу сегодня... Кто-то тебя уже заставил сполна за содеянное заплатить и, мне даже кажется, отобрал слишком многое. Не понимай неправильно — это просто... ну как ассоциации какие-то в мозгу проявляются, глядя на тебя.              — Знаю, у самого так... — прошептал я, скривившись от боли. — Я не верю тебе. Ты ведь даже сама не знаешь, о чем говоришь и... не давай таких обещаний. Особенно сейчас, когда ты готова сказать все, что угодно. Чувствую себя, как будто вырываю у тебя это обещание, пользуясь нынешним своим состоянием...              — Ничего ты не пользуешься и не вырываешь. Мэт, ну если ты сам относишься ко мне, как к младшей сестре и говоришь, что я тебе единственный родной человек, то что ты ждешь от меня? Каждый получает то, что готов отдать взамен, помнишь?              Странно, но после ее слов валится с души камень. Дэвид, а может быть, ты все-таки был прав и у меня есть шанс все исправить? Вернуть все, как было раньше... Ну да, не можешь же ты все время ошибаться...              Забавно, но эти примитивные компрессы действительно помогают — боль на какое-то время уходит и даже становится немного легче переносить лихорадку. Большой недостаток — ткань слишком быстро нагревается. Ну да, сколько там у меня по местному Цельсию... Градусов сорок? А жаропонижающие-то не подействуют, только ждать, пока само пройдет. Ринка в ужасе, даже несмотря на то, что я ей уже сказал, что ничем страшным мне это не грозит.              На какое-то время впадаю в забытье, впрочем, полноценно уснуть мне в ближайшие пару суток не светит. Рин, естественно, тоже... Чувствую укол совести за то, что ей приходится с моими проблемами возиться, когда своих хватает.              Ко лбу снова прикасается прохладная ткань. Облегченно вздохнув, открываю глаза. Хочу ее видеть...              Оторопь... Именно это я испытал, глядя на девушку с серебристыми волосами, уложенными в сложную прическу и светло-голубыми глазами без зрачка.              — Арэйн... — пытаясь не провалиться в беспамятство, фокусирую зрение. Это галлюцинация... Не может же этого быть. Она не может принимать облик той, кем была в первой жизни... Или может?              В руке девушки появляется меч. Один из тех самых, способных уничтожать души врагов раз и навсегда. Я должен бояться, но давно уже разучился... Все, что я чувствую — облегчение и даже радость, что наконец-то это закончится.              Лезвие на собственном горле, улыбка на губах и последний взгляд в светлые глаза, в которых нет ничего — лишь ненависть и... разочарование.              — Ты этого не стоишь, — с издевательской усмешкой поизносит девушка и, убрав меч, разворачивается ко мне спиной и уходит.              — Стой! — я пытаюсь кинуться следом. Заставить ее сделать то, что она собиралась еще минуту назад. Но я не могу вскочить с кровати. Не могу даже пошевелиться... — Не смей меня бросать...              — Тссс... Я тебя никогда не брошу, все будет хорошо, все хорошо. Держись... — шепот раздается над ухом, а в следующую секунду все исчезает.