Сейретейский ливень

Небо, укутанное тяжелыми серыми тучами, словно прохудилось над Сейретеем, и сильнейший ливень с самого утра заливал притихшее Сообщество Душ. Сверкающие молнии озаряли все, вплоть до подножий самых отдаленных гор Руконгая, а мощные раскаты грома раз за разом сотрясали каменные строения Сейретея, заставляя стекла в окнах испуганно звенеть. Во многих отрядах Готей-13 тренировки на плацу сегодня были отменены из-за не способствующих погодных условий. Во многих, но только не в шестом. «Ну еще бы! Да чтоб этот деспот, поведенный на правилах, хотя бы раз задумался, а не вредит ли это его подчиненным… а есть ли необходимость заставлять их прозябать под ливнем несколько часов кряду… а стоит ли так не жалеть своего единственного лейтенанта…» - продрогший и вымокший до нитки, Абараи Ренджи трясущимися руками заваривал жасминовый чай для капитана. - «Не-е-ет! Скорее все пустые в Уэко Мундо передохнут, чем он проявит хоть каплю снисходительности!» - Абараи сердито ударил кулаком по столу, от чего ароматная жидкость в высокой чашке хлюпнула и несколькими каплями перекатилась через край. Уставший и измученный лейтенант даже не заметил этого – после изматывающей тренировки под проливным дождем ему хотелось хоть немного передохнуть, однако тайчо, скорее всего, уже ждал свой полуденный чай, и скорее всего, уже был недоволен его задержкой. Устало выдохнув, Ренджи с чашкой на подносе поплелся в кабинет капитана. Кучики-тайчо, казалось, даже не заметил появления своего лейтенанта, и лишь когда тот, громко кашлянув, подошел к столу, медленно повел взглядом на часы. - Ты опоздал, Ренджи, - вяло отметил капитан, продолжая аккуратно выводить иероглиф за иероглифом в очередном документе. - Простите, тайчо, это все из-за проклятого ливня! – Ренджи аккуратно поставил на стол чашку с ароматной жидкостью и почтительно отошел на два шага. – Бойцы едва не утопились на плацу, вот и пришлось задержаться немного. - То есть ты сейчас мне хочешь сказать, что случись шестому отряду сражаться где-нибудь в болотистой местности, мои бойцы все дружно перетопятся еще до самой атаки противника. Так, лейтенант? – Бьякуя недовольно поджал губы. - Нет, тайчо, только не под вашим командованием! – выпалил Ренджи на одном дыхании. Коротко вздохнув, Кучики потянулся к чаю, и уже было поднес чашку к губам, как вдруг несколько капель, сорвавшись с её дна, приземлились прямо на свежесоставленный документ, и, смешавшись с еще не высохшими чернилами, образовали в нем огромные жирные кляксы. «Ну все… теперь цветущая Сенбонзакура будет последним, что я увижу в этой жизни!» - мысленно вздохнул Ренджи, когда гневный взгляд капитана прошелся по нему, словно кнут. Однако шикая не последовало. Вместо этого измученному и голодному Абараю пришлось потратить весь свой обеденный перерыв на выслушивание полуторачасовой лекции об аккуратности в целом и этикете чаепития в частности. Единственным утешением в сложившейся ситуации была возможность в открытую глазеть на тайчо, не выискивая для этого никаких уловок и предлогов. Его красивые правильные черты лица так и приковывали к себе жадный взор, его неброское изящество жестов манило и завораживало, его бледная кожа с виду казалась холодной будто мрамор и лишь Ренджи был способен различить в глубине его глаз настоящее пламя, полыхающее с таким неистовством, что, казалось, способно было поглотить огонь Рюджин Джакка. Ренджи всегда с одного взгляда мог распознать это пламя. Ведь, в конце концов, оно уже обжигало его. Когда-то… - Дедушка, как же я рад тебя видеть!!! – юный парнишка с темными волосами, собранными в высокий хвост на затылке, и озорными серыми глазками со всех ног кинулся к воротам тренировочной площадки – на встречу входящему старцу в капитанском хаори. – Ты сегодня потренируешь меня? Правда? – в глазах юноши заискрилась надежда. - Прости, Бьякуя, но сейчас у меня нет на это времени. Однако ты не должен расстраиваться, - поспешил добавить Гинрей, увидев погрустневший взгляд парнишки. – Сегодня к нам обещала зайти Шихоуин Йоруичи. Думаю, она с радостью обучит тебя одной из своих знаменитых техник. Разумеется, если ты как следует попросишь её об этом. - Вот еще! – надменно фыркнул тот. – Не собираюсь я ничему учиться у этой чертовки, и уж тем более просить её! - Не говори так, Бьякуя. Йоруичи не зря называют богиней скорости – её шунпо во много раз превосходит твое и даже мое! Кроме того ты просто обязан попробовать освоить уцусеми и… - Ну нет! С чего это я, следующий глава великого клана Кучики, должен чему-то у неё учиться? – лицо парня вспыхнуло от злости. - Бьякуя… - Гинрей покачал головой. – Именно потому, что ты являешься следующим главой нашего клана, я обязан настоять на твоем обучении и совершенствовании этих техник. Наше знатное имя – это, прежде всего, огромная ответственность: мы должны защищать как наш клан, так и обычных простолюдинов, а для этого мы должны быть не просто сильными, а самыми сильными. Понимаешь? Сильный шинигами должен уметь защитить себя, а самый сильный должен уметь защитить других. В этом вся суть. Так что хочешь ты того или нет, а учится техникам Йоруичи тебе все-таки придется! Рано или поздно… - Ничего мне не придется! – в глазах Бьякуи сверкнула ярость, а пальцы сжались в кулак. – Не смей мною командовать… ты мне не отец! – обиженно крикнул он и, развернувшись к воротам, немедленно сорвался в шунпо. Оставшись в одиночестве посреди тренировочной площадки - той самой, на которой он когда-то, сотнями лет ранее, обучал сына, Гинрей лишь тяжело вздохнул. Сколько бы лет не прошло, боль от утраты стальными когтями раздирала измученное сердце старика. И никому из знающих его шинигами было невдомек, что всегда холодный и рассудительный глава клана Кучики в душе так и не смог простить себе его ужасной гибели. Тем временем юный Бьякуя, преодолев несколько небольших улочек, оказался на холме недалеко от собственного поместья. Там, в тени огромного разлогого дерева, покоились два мраморных надгробья, украшенные высеченной эмблемой отряда. - Мама, папа, вот я и пришел, - грустно улыбнувшись, парень коснулся рукой холодного мрамора, будто здороваясь с умершими. – У меня все хорошо. Правда сегодня дедушка уже достал своими требованиями, но в остальном все в порядке: я много тренируюсь и готов поспорить, что сейчас сильнее всех своих ровесников! Я хорошо учусь, я много читаю и становлюсь умнее. Я почти счастлив, честно! Только… сейчас мне так жалко, что вас нету рядом… - Кучики-младший опустил взгляд. Рука медленно соскользнула с плиты, оставив на коже ощущение мраморного холода, в озорных серых глазах блеснули слезы. Но Бьякуя тут же сердито смахнул их рукой: как следующий глава великого клана, он не может позволять себе подобной слабости! В конце концов, его родители были великими шинигами, на которых равнялись и продолжают равняться многочисленные ветви клана. И погибли они достойно, так что история их передается из уст в уста и не заплакал над ней лишь тот, кто и не слышал вовсе. Сам Бьякуя слышал её сотни раз: впервые, когда был еще в колыбели. Гинрей Кучики, склонившись над ребенком, лишь ему мог поведать всю свою печаль, терзавшую сердце после страшной битвы, в которой он не смог спасти единственного сына. В то время все Сообщество Душ было охвачено безумным мятежом черни, и Руконгай пылал пожарами сражений все сильней день ото дня. Все шинигами были отозваны из мира живых для подавления массовых восстаний, и еще потому, что на текущий момент сообщество душ не слишком отличалось от преисподней – и отправлять туда безвинных умерших явно не имело смысла. 13 отрядов Готея дни и ночи пытались подавить восстание, однако действовавший в то время запрет на использования оружия по отношению к душам, не являющимся шинигами, лишь усугубил проблему, превратив одиночные восстания во всеобщий мятеж невиданных размахов. Не признающие власти Сейретея простолюдины, убив нескольких шинигами, уверились в том, что они смогут уничтожить Готей и править загробным миром самостоятельно. Уверенность заменила им знание, а жажда власти ослепляла, лишая возможности мыслить здраво. Все это привело к тому, что сотни повстанцев день ото дня сгорали в пламени Рюджин Джакка, пытаясь пробиться за стены Сейретея, а почти все отряды были брошены в различные концы Руконгая для борьбы с мятежниками. По приказу Ямамото за стенами города остались только третий и шестой отряды, призванные охранять население, если повстанцы все-таки ворвутся внутрь. - Отец, я не понимаю, что за глупцы сидят в совете сорока шести и почему разрешение на использование оружия мы получили лишь когда вся эта чернь едва нам стены города не снесла! – высокий статный мужчина с правильными красивыми чертами лица и темными как смоль волосами, частично украшенными кенсейканом, обеспокоенно прохаживался вдоль капитанских покоев. - Не говори так, Соуджин, ты ведь понимаешь, чего стоило им такое решение. Мы проводники душ, призванные защищать и охранять их покой, и мы не должны становится их палачами. И ты, как лейтенант, должен не хуже меня это понимать. - Да… - Кучики-младший тяжело вздохнул, - прости отец. Ты прав конечно. Просто я очень беспокоюсь о Хасуми и сам не понимаю, что несу. Она до сих пор не вернулась из мира живых и… - Не беспокойся об этом. Я лично распорядился, чтобы она оставалась там вместе с небольшой группой шинигами. В её состоянии лучше держаться подальше от всех этих мятежей. Кроме того сейчас все проходы между мирами запечатаны, так что даже если беспокойство о тебе заставит её ослушаться моего распоряжения – вернуться все равно не получится. - Все запечатаны? А как же тайный проход нашего клана в ущелье руконгайских гор? Ведь он-то все еще открыт? - К нему нам не пробиться – горы просто кишат повстанцами и дезертирами. Остается лишь надеяться, что Хасуми не рискнет поставить под такую угрозу свою жизнь… и жизнь твоего будущего наследника. А сейчас займись военными делами и постарайся не думать о плохом, - с этими словами Гинрей отправил сына проверять дозорных, чтоб хоть немного отвлечь его от смутных мыслей. Когда Соуджин вышел из покоев, над городом уже догорал закат. Кроваво-красное солнце окрашивало Сейретей каким-то неестественным цветом и с первого взгляда казалось, будто он охвачен пламенем, что еще больше усиливало ноющее чувство опасности в душе шинигами. Тряхнув головой, он быстрым шагом направился к дозорным, но, когда те уже почтительно склоняли головы, приветствуя Кучики-фукутайчо, вдруг встал как вкопанный, вслушиваясь в шум боя. Внезапно вся кровь отхлынула от лица лейтенанта, а сердце, пропустив пару ударов, вдруг ушло куда-то в пятки. Где-то очень далеко, в самом сердце гор Руконгая он почувствовал до ужаса знакомую рейацу. Ошибки быть не могло, эта рейацу принадлежала его жене. «Хасуми… Хасуми! О господи!!!» - не помня себя, Соуджин стремглав унесся в шунпо. - Лейтенант Кучики! Туда нельзя, там тысячи мятежников! Постойте!!! – завопили дозорные в один голос, но шинигами уже и след простыл. - Ямамото Генрюсай, я со своим отрядом немедленно выступаю к руконгайским горам. Группа наших шинигами оказалась в оцеплении врага. Я чувствую их рейацу – они все еще живы и все еще сражаются. Мы немедленно должны оказать им всю посильную помощь! – голос Гинрея был твердым и решительным, но глаза выдавали весь его страх и беспокойство, что было так несвойственно величественному роду Кучики. Сотайчо поднял прищуренный, опаленный бессонницей, взгляд. Трое гонцов-шинигами, стоящих подле в изорванных, забрызганных кровью косодэ и, судя по всему, прибывших из самых сердцевин сражений, испуганно потупили глаза. - Запрещаю! – коротко отрезал старик, нахмурив брови. – Кучики, там война! В семидесятый район стянулись два отряда и отбиваются на чем свет стоит. Шестидесятый район пылает, восьмидесятый уничтожен… а ты собрался в горы прогуляться?!! - Сотайчо! Там мой лейтенант… мой сын! С женой! С моим еще не родившимся внуком! И если им суждено умереть, то я умру там вместе с ними. Вы можете не отпустить мой отряд, но меня вам не остановить! – сверкая храбрыми, полными решимости глазами, величественным тоном произнес Кучики. - Гинрей, если ты сейчас уйдешь, то будешь считаться дезертиром! Третьему отряду не удержать оборону Сейретея, если повстанцы все-таки пробьются внутрь. А здесь сотни чьих-то сыновей, чьих-то жен, чьих-то внуков... Но если ты действительно решил пожертвовать всеми ими ради спасения своей семьи – что ж, мне и вправду не остановить тебя, - сотайчо поднялся из-за стола и проследовал к выходу, кивком приказав гонцам следовать за ним. Но в дверях все-таки обернулся и твердо взглянул на Кучики. – А если все же дорожишь чужими жизнями и собственной честью – тогда дождись рассвета. На заре вернется Шихоуин со своим отрядом, тогда и можешь выступать куда угодно, - с этими словами Ямамото покинул зал, оставив капитана шестого отряда осмысливать сказанное им. В глубоких раздумьях Гинрей-доно вышел из покоев сотайчо. Полыхающая где-то далеко рейацу сына и испуганно трепещущая рейацу его жены просто сводили старика с ума. Однако кроме них он ясно чувствовал сотни и сотни чужих рейацу, испуганно трепещущих, неистово полыхающих и медленно но верно гаснущих раз и навсегда. «Там бой идет, там умирают сотни, которым не помочь, которых не спасти. И чего стоит там чья-то отдельная жизнь… чей-то последний вскрик, эхом отозвавшийся в глубинах гор» - тяжело вздохнув, Кучики направился к своему отряду. Шинигами, находящиеся в полной боевой готовности, испуганно перешептывались в ожидании приказа, когда над ними громом пронесся голос капитана: «Отставить! Шестой отряд выходит на рассвете. Не раньше!» - и, опустив взгляд, Гинрей ушел в свои покои, подальше от вопросов и возражений аристократии, готовой умереть за своего будущего главу. Над шестым отрядом повисла жуткая тишина. От ощущения, как яростно полыхающая рейацу их фукутайчо медленно но верно слабеет, бойцам перехотелось говорить. За всю ночь никто не проронил ни слова, ни один шинигами так и не сомкнул глаз, в душе молясь на ослабевающий лейтенантский огонек. И как только небо окрасили первые лучи восходящего солнца, не дожидаясь никаких приказов, отряд ровными шеренгами двинулся к южным воротам Сейретея. «Нет, не успеем!», «Уже не успеем!», «Черт! Если бы раньше на час или два…» - шинигами шестого отряда, владеющие шунпо почти в полном составе, обеспокоенно перекрикивались, несясь во всю прыть через тесные улочки Руконгая. На несколько десятков метров впереди них развивались белоснежные полы капитанского хаори Гинрея Кучики. «Один район в руинах, второй сожжен дотла, третий все еще полыхает… на славу потрудился карательный отряд!» - Гинрей кратчайшим путем вел своих шинигами к горам, поражаясь масштабами бедствий, постигших сообщество душ. Рейацу его сына, тем временем, уже практически исчезла. «Неужели не успею… неужели это конец?!» - Кучики неосознанно ускорился, на сотни метров отрываясь от своего отряда. «О! Вот, наконец-то, последний район! За ним только степь, за ней уже горы… Я совсем близко! Сынок, продержись…» За последними ветхими улочками руконгайских трущоб в лучах еще заспанного солнца искрилась зеленью и росой широкая степь, обрамленная столетними деревьями, скрывающими озерцо у подножья величественных гор. Не помня себя, Гинрей с отрядом несся по ней, гонимый призрачной надеждой спасти цвет своего клана – родного сына и его семью. Степь кончилась неожиданно, явив его взору тихое озеро, в которое склоняли ветви многочисленные деревья, окружающие его со всех сторон. Под одним из них лежала девушка в красивом шелковом кимоно, покрытым запекшейся кровью. «Хасуми!» - только и выдохнул Гинрей, склонившись над ней. Девушка медленно открыла глаза. - Гинрей-доно, простите, я ослушалась приказа… Я должна была удостовериться, что с Соуджином все в порядке, но… пройдя врата миров, мы не смогли потом вернуться. Соуджин нас нашел и попытался вывести безопасной тропой, но враг уже напал на след… Ущелье было узким, шинигами отбивались из последних сил, а мы могли уйти… я умоляла его уйти, они бы нас прикрыли, но… он остался. Сказал, что он Кучики… и остался! - внезапно её слова были прерваны мощнейшей вспышкой рейацу. Все обернулись к горам. В их сердцевине полыхнуло синее пламя, опаляющее камень до черноты одним лишь прикосновением. Полыхнуло, взвилось к небесам, и затихло. Все затихло. Рейацу Кучики Соуджина исчезла навсегда. Хасуми прожила двумя месяцами дольше. После смерти мужа, хоть она и носила под сердцем ребенка, её красота приковывала внимание всех знатных, наделенных властью мужчин Сейретея и десятки шинигами наведывались в дом Кучики под всевозможными предлогами, чтобы увидеть её хоть издалека. Хасуми же ни слова не сказала, ни на кого и не взглянула, а, умирая при родах, даже не пыталась бороться за жизнь. Тогда в горах она оставила Соуджина чтобы спасти сына, теперь оставляла сына, всем сердцем желая поскорее объединится с Соуджином. На все века. И до скончания времен. Бьякуя смахнул еще одну слезу, нежданно проступившую в уголке глаза. Он слышал эту историю сотни раз. Он всегда гордился родителями, но втайне мечтал превзойти по силе как деда Гинрея, так и отца. «Раз уж для этого я все равно обязан учится новым техникам, то, по крайней мере, смогу обойтись без помощи этой чертовки. Я знаю, кто меня научит!» – с этими словами Бьякуя, уверенно вскинув голову, направился в сторону тринадцатого отряда.