Коллекционер

Лиза сама начала разговор на подходящую тему. Это было после урока биологии, где им пришлось препарировать лягушек - Амели уже занималась этим и в прежней школе, так что особой брезгливости у нее это не вызвало. Лиза же, напротив, морщилась от отвращения. А после, когда они шли по школьному коридору, заметила: - Это было ужасно. Убить лягушку, чтобы описать, что у нее внутри... Мерзость. Ты как считаешь? Амели хмыкнула. - Считаю, что наука требует жертв, - проговорила она. - Как мы можем изучить внутренности живого существа, не вспоров ему брюхо? - Это звучало цинично, но Амели и в самом деле так думала. - Да, ты права, - нахмурилась Лиза. - Но это тяжело. - Брезгуешь? - улыбнулась Амели. - Я не вижу в этом ничего страшного. Ну, в лягушачьих внутренностях. И вообще в трупах в целом. Если я хочу стать патологом, иначе и быть не может. - А ты хочешь стать патологом? Почему? - Не знаю, честно говоря. Всегда хотела быть врачом, с детства решила, что после школы пойду в медицинский колледж... Ну, а пару лет назад определилась со специальностью. - Амели и сама толком не понимала, почему у нее появилось такое желание, а уж объяснить его не могла тем более, а потому просто задала встречный вопрос: - А ты куда планируешь податься? Раз ты в биологическом классе, то тоже что-то связанное с медициной? - Психиатрия. - "Бинго", - пронеслось в голове Амели, пока ее собеседница продолжала: - У меня бабушка была психиатром, и мне раньше, помню, очень нравилось расспрашивать ее о работе. Всегда хотелось понять, отчего у людей появляются те или иные отклонения, как с ними бороться, ну и все в таком духе. Вдруг однажды мне удастся изобрести лекарство, способное полностью излечить человека от, скажем, шизофрении? - Глаза рыженькой на этих словах загорелись лихорадочным блеском. - Ну, или не от шизофрении, а... да неважно, от чего. Главное, я очень хочу работать в этой сфере. - Мне кажется, психи куда страшнее покойников... - протянула Амели. - И потом, в медицинском колледже тебе все равно придется изучать патологоанатомию, внутренности... Да даже сейчас, в школе. - Понимаю. И стараюсь бороться со своей брезгливостью. Раньше было гораздо хуже. А вообще, сейчас я... Нашла себе подработку. В психиатрической клинике. Вернее, это скорее практика - она поможет мне при поступлении. - Послушай, но психиатрические больницы - разве это не места, где людям делают лоботомию, превращая их в овощи? Это ужасно, ты не находишь? - на самом деле, Амели хотелось скорее перейти к интересующему ее вопросу про клинику Николь Хаббард, но нужно быть осторожнее, и потому девушка просто говорила то, что приходило ей на ум. - К тому же, чтобы сделать человеку лоботомию, разве не надо разрезать ему мозг? Лиза сморщилась. - Да, это так. Но лоботомия не имеет отношения к науке. И ее делают только в самых тяжелых случаях. Я не считаю, что это хороший метод, не подумай. Она не может излечить человека от психического заболевания. Только сделать его спокойным и послушным. Так, чтобы удобнее было медперсоналу. У нас в больнице есть несколько таких... И это страшно. А я собираюсь посвятить свою жизнь тому, чтобы найти альтернативу лоботомии или электрошоковой терапии. Я хочу найти лекарство. Или хотя бы то, что смогло бы притупить буйные реакции тяжелых пациентов, не лишая их личности. Моя бабушка тоже занималась этим... Но во времена ее молодости предпочитали лоботомию. - А тебе не страшно работать среди психически нестабильных и больных людей? Что ты вообще делаешь в клинике? - Я выполняю обязанности санитара, - разъяснила Лиза. - Правда, не одна, за мной приглядывают... Потому что я несовершеннолетняя. Ну, и к тяжелым пациентам меня не подпускают - если у них случается обострение, они могут быть буйными, и тогда их надо связать... А я едва ли на это способна, - пожала худыми плечами девушка. - Обычно я хожу с одной из медсестер, и она объясняет мне, что да как. Потому что когда я получу образование, хочу работать там официально. - А как тебя вообще туда взяли? Я думала, психбольницы - места сугубо закрытые, куда кто попало не попадет... - Это все из-за бабушки. Она была там главврачом. Поэтому меня там знают и поэтому приняли. До лечения, разумеется, не допускают, но за некоторыми больными позволяют ухаживать. Вообще, большинство пациентов - совершенно обычные, приятные в общении люди. Никого не держат взаперти, ни над кем не издеваются, если только не случается обострение. В основном же психбольные - спокойные, малообщительные люди... Думаю, они очень несчастны. Психозы, шизофрения, диссоциативные расстройства... Навряд ли это может благотворно влиять на людей. Поэтому я и хочу помочь им. - А как люди попадают туда? Есть какие-то причины, по которым человек вдруг может свихнуться? - Ну... Некоторые заболевания врожденные, а какие-то проявляются под воздействием социума... На самом деле, это довольно сложно. Вот шизофрения, если она есть у человека, проявится рано или поздно независимо от каких-то душевных потрясений. Начнутся галлюцинации, бред... А есть расстройства вроде депрессии. Или такие, которые выявляются после какого-то события, которое сильно повлияло на психику человека. Помнишь, я говорила про девушку, Эванну Аддамс? Амели напряглась, как натянутая струна. Вот оно - ей даже не пришлось ничего выспрашивать, Лиза сама все готова рассказать. Только вот из-за такой ее общительности у Амели рухнула бесподобная теория о том, что одноклассница может быть как-то связана с маньяком. Хотя, наверное, надеяться на подобное было вообще глупо... Но Амели надеялась до последнего. - Это та, что когда-то жила в особняке, который купили мои родители? - спросила она, чуть подавшись вперед. - Верно. Она попала в клинику после того, как погибли ее родители - сгорели заживо у нее на глазах. В них ударила молния. - Да, ты говорила... - протянула Амели. - И что, ты знаешь эту Эванну? - Знаю. Она до сих пор находится на лечении. У нас ведь в городе только одна больница подобного рода... - И ты общалась с ней? - Эванна - одна из тех, за кем мне поручено приглядывать. Она милая, только очень тихая и напуганная. Почти не говорит после случившегося и боится людей до паники. Особенно незнакомых. И не выносит упоминаний о родителях, а гроза вызывает у нее истерику. Посттравматическое стрессовое расстройство - ведь несчастье случилось именно в грозу... - А ее навещают? У нее кто-то остался после смерти родителей? - За то время, что я работаю в больнице, не приходили ни разу. - А давно ты работаешь? - Любая деталь казалась Амели очень значимой в такой ситуации. - Пару месяцев. Вообще, у нас мало кого из пациентов посещают. Хотя приемное время есть. Но некоторые больные остались совсем одни, или родственники от них отказались по тем или иным причинам... Но есть и нормальные люди, любящие. Многих родные даже забирают домой на время ремиссии. Амели кивнула. Больше расспрашивать Лизу она не видела смысла - узнала все, что хотела: зачем ее одноклассница была вчера в психиатрии и как проявляется болезнь Эванны Аддамс. Дальше предстояло действовать окольными путями. Узнать часы приема в больнице и, главное, получить пропуск - навряд ли его дадут ей просто так. Нужно будет подумать над этим вечером. Амели очень хотела бы побеседовать с Эванной.

***

После уроков Амели еле отделалась от Лизы. Та непрестанно болтала, причем бóльшей частью пересказывала новой однокласснице всевозможные школьные сплетни, от которых к концу учебного дня у Амели пухла голова. Отношения студентов в стенах школы походили на какой-то бесконечно запутанный фильм с неясным сюжетом - впрочем, так было и в прежней школе, где училась Амели, но девушку это никогда не заботило. И все-таки она не могла сердиться на Лизу за ее болтливость: рыжая делала это из лучших побуждений, чтобы новенькой было проще влиться в школьный коллектив. К тому же, Лиза могла поддержать разговор и на какую-нибудь другую тему, вроде новинок кинематографа, например. Но за последние дни Амели твердо уверилась, что в больших количествах Лизу переносить тяжело - того и гляди заболтает до смерти. Так, когда девушки вышли во двор, рыжая, поправляя на переносице большие очки с толстыми стеклами, оживленно рассказывала про какого-то Джейкоба из математического класса, пока Амели выбирала удобный момент, чтобы вклиниться в поток ее речи. Наклнец, ей это удалось. - Да, этот Джейкоб - та еще сволочь, - проговорила она в ответ на заявление о том, что Джейкоб одновременно встречается с четырьмя девчонками (хотя Амели показалось, что Лиза, при всем своем праведном негодовании, сама была бы не прочь оказаться одной из них). - Вот, я же говорила! - рыжая набрала в грудь воздуха, чтобы сказать что-то еще, но Амели ее остановила: - Извини, но мне пора идти. Меня ждут. Лиза хотела было спросить что-то - очевидно, кто именно ждет девушку, - но, повертев головой по сторонам, очевидно, заметила Ника, который ждал Амели, сидя на лавочке. - Ладно, - улыбнулась рыжая, подмигнув подруге. - Гуляйте, общайтесь... - И она, попрощавшись, направилась в другую сторону. "Мы не встречаемся", - пробормотала Амели ей вслед, зная, что это не переубедит ее любопытную одноклассницу. - Как дела? - На губах Ника играла рассеянная улыбка, когда Амели подошла к нему и тронула за плечо. - Неплохо: я выяснила, что Лиза делала в психиатрии. Как ты узнал, что это я? - Хм.. По шагам. По прикосновению. Ну, и потому, что ко мне никто, кроме тебя, не подходит. Идем? - Николас поднялся с лавочки и направился в сторону автобусной остановки. - Рассказывай, что ты там выяснила? - Лиза хочет стать психиатром. - Ого! - Да. И она подрабатывает санитаркой в клинике Хаббард. Набирается опыта - мол, это поможет ей поступить в колледж. - Значит, ничего криминального? - Вроде бы. Хотя будь там криминал, она бы все равно об этом не сказала... Но она говорила легко и непринужденно, к тому же, сама начала этот разговор, так что я верю ей. - Хорошо. А что там с Эванной Аддамс? - Она лежит в той больнице. И у нее... как это... Посттравматическое стрессовое расстройство. И на его фоне, я так понимаю, еще какие-то сдвиги пошли, потому что улучшений не наступает. - Это Лиза сказала? - Про отсутствие улучшений - да. И про расстройство тоже. Остальное я сама додумала. Хотя я, конечно, не врач. Так или иначе, в ближайшие дни я планирую наведаться в больницу в качестве родственницы Эванны и поговорить с ней, хотя пока и не знаю, как мне это удастся. Ну, а сегодня продолжу исследовать тайный ход. - Я попробую подумать над тем, как можно получить пропуск в клинику. И еще, если ты дашь мне номера телефонов, позвоню Уилсонам и Хейлам - может, мне удастся узнать что-то. - Договорились. Тогда по домам, да? - Постой... Ты не против немного прогуляться? Я бы мог... сыграть тебе что-нибудь... Тут только Амели заметила, что у Ника за спиной висит чехол с гитарой. Девушка улыбнулась: - Давай! Николас заметно приободрился - до этого, было видно, он немного волновался, но теперь стал более решительным. - Я знаю место, - начал он, - небольшой пруд в парке - прежде я часто там бывал. Можно покормить птиц, да и просто отдохнуть...Идем? Амели кивнула. По дороге они зашли в магазин, и девушка купила хлеба для птиц, а затем Ник привел ее в старый парк и причудливо извивающейся тропкой, едва заметной в высокой траве, привел к небольшому прудику. Здесь, в тени деревьев, было безлюдно и тихо - только где-то в кронах щебетали соловьи, а по темной водяной глади скользили утки. - Здесь никогда не бывает народу, - пояснил Николас. - Место очень укромное, я наткнулся на него, когда мне было лет тринадцать. Случайно: сбежал из дома, поругавшись с родными, пришел в парк, свернул на незнакомую тропинку... И теперь знаю путь сюда в прямом смысле на ощупь. - Несмотря на двусмысленность последней фразы, юноша широко улыбнулся: видимо, с этим прудом у него было связано много светлых воспоминаний. - Итак, Амели, - продолжил Ник, вынимая гитару из чехла и усаживаясь поудобнее. - Какая музыка тебе нравится? Амели задумалась, присаживаясь рядом и подставляя лицо хрупким солнечным лучам, пробивающимся между густо-зеленой листвой. - Ты знаешь что-то из Aerosmith? И тут Николас буквально расцвел. Он не сказал ни слова, но очевидно было, что он рад был услышать название именно этой группы. Его пальцы привычно забегали по струнам гитары, настраиваясь, а затем из инструмента полилась знакомая Амели мелодия. А затем Николас запел - голос его показался девушке немного более высоким, чем голос Стива Тайлера, но пел Ник ничуть не хуже. В его пении был надрыв, такая душевная боль, что у Амели защемило сердце. Это была ее любимая песня не так давно дебютировавшей рок-группы, песня, которую Николас Палетт, кажется, чувствовал каждой клеточкой своего тела. И он продолжал петь, словно растворяясь в собственном вокале. Yeah, I know nobody knows Where it comes and where it goes I know it's everybody's sin You got to lose to know how to win... Амели беззвучно шевелила губами, боясь своим голосом разрушить ту внутреннюю боль и вместе с тем силу, веру в лучшее, которую вложил в свое исполнение Ник, но в итоге не сдержалась и запела в унисон - сама песня обязывала. Sing with me, sing for the years Sing for the laughter and sing for the tears Sing with me, if it's just for today Maybe tomorrow the good Lord will take you away... Амели словно провалилась куда-то в иное измерение. Ей было бесконечно уютно здесь, возле этого маленького прудика, слушать завораживающее пение Ника и не думать ни о чем... Но песня оборвалась, гитара умолкла, и Николас поднял голову. Амели заметила, что по щеке его из-под темных очков тянется мокрая бороздка, оставленная слезой.