Гость из мира Death Note

Подготовка к сдаче экзамена или зачета у Кати всегда проходила эпично и многострадально, оставляя в её чуткой, ранимой (да, чуткой, несмотря на мнение некой Маруси)душе глубокие незаживающие раны, а в глазах - неугасающую печаль. Особенно неугасающую в ночь перед самим важным событием, когда Катя, обкладываясь со всех сторон учебниками, конспектами (вернее, тем, что вышло из попыток их написать) и сладеньким, как могла старалась изо всех сил наверстать упущенное. Больше половины вопросов к экзамену Катя пыталась выучить в последний день и особенно ночь перед экзаменом. А на утро ехала в университет с деревянной головой, не прекращающейся тошнотой от тонн выпитого кофе, ненавистью ко всему миру и очень прискорбным видом святого мученика, подвергшегося пыткам и теперь готовящегося встретить свою несправедливую кончину. И все это одновременно с упорными попытками почитать ещё что-нибудь на перроне метро, в самом поезде, в легендарном сорок седьмом автобусе, на пуфике перед кабинетом, где проходит встреча с экзаменатором. И размышлениями, куда бы незаметно спрятать сотню шпор с ответами на все вопросы каждого билета. А также сокрушительными мыслями о том, что стоило бы, несмотря на гордость, обзавестись-таки микронаушничком на случай непредвиденных обстоятельств. И ей даже не придётся изображать болезнь и цеплять белый цветочек к одежде, как в фильме "Операция Ы". Двадцать первый век как-никак. Наоборот, стоит одеться во всё черное, начиная от трусов, заканчивая резинкой на волосы, потому что: экзамен для меня всегда похороны, профессор!.. Не то, чтобы Катя уж так боялась завала экзамена либо зачета, её напрягал сам процесс пересдачи. Ведь подумать только - угробить такое неимоверно огромное количество сил и все впустую?! Чтобы как последний неудачник выползти из кабинета, чтобы уже после сессии, когда большинство счастливчиков на зависть и злость сдадут всё до последнего маленького должка, снова впозти в него с зачеткой в зубах и мольбой во взгляде? Ну нет. Мы слишком великие для подобного. Вот бы ещё научиться добросовестно подготавливаться. "Сила воли может свернуть горы и сдать экзамены, блеать! Человек ничто без силы воли! - часто говорила Катя. - Кстати, кто-нибудь знает, где эта х*йня продаётся?" Как Катя не клялась, как не божилась, как не обещала самой себе и окружающим, чуть ли не махая перед их лицами крестным знамением, что на этот раз точно будет готовиться к экзамену заранее, распределяя билеты ровно на количество дней, данных на это, каким-то образом всё повторялось раз за разом. Виноваты, конечно, в этом были высшие силы, погодные условия и окружающие люди и животные. Да, и Ася была виновата по всем статьям. Только не Катя и не её хроническая лень. Начало этой сессии вообще как-то прошло мимо неё. События последних пары недель были настолько необычными, что почти напрочь вытеснили из головы все стандартные повседневные проблемы. Конечно, между всем этим маячили мысли, что надо бы что-то начать учить, вот вроде как и время есть, и все же зачет по английскому, как тот п*здец, подкрался незаметно, хоть и виден был издалека. И уже махал лапой и коварно ухмылялся, предвкушая все те неприятности, что сулила Кате встреча со злобной англичанкой, которая рада любому случаю опустить её ниже ватерлинии. Катя была абсолютно не готова, и ей было плевать. Она не могла вспомнить, когда последний раз она была так счастлива. Когда ей было так охуительно хорошо, что хотелось начхать на все проблемы. Что она и сделала. Будь она Марусей, то, наверное, предалась бы глубоким философским размышлениям о странности бытия и о том, какая странная штука жизнь. Ну и какие странные вещи порой происходят. Может быть, накатала бы об этом парочку стихотворений. Парочку десятков. Но Катя наоборот старалась не думать о происходящем, иначе точно можно свихнуться. Каким бы невозможным всё это не казалось, не было сомнения в том, что это правильно и всё в порядке. В конце концов, на самом деле, почему бы ей не встретить настоящего реального детектива Эла, не влюбиться в него и не... переспать с ним. Катя внезапно со смаком хлопнула себя рукой по лбу и тупо захихикала. Но, опомнившись, сразу замолчала, хотя глуповатый смех так и рвался наружу. Повернув голову набок, она посмотрела на спящего рядом Эла. Впервые его лицо во сне было расслабленным и умиротворенным, а не усталым и напряженным, он не хмурился, словно даже во сне его что-то беспокоило и не давало покоя. Нет, ну подумать только! Ей никогда в жизни не пришло бы в голову, чем обернется глупая покупка Марины. Какая-то дурацкая синяя тетрадь. И теперь её жизнь разделилась на две части: в одной она знала о существовании параллельных вселенных, в другой - нет. Параллельная вселенная. Хоспади. Звучит как третьесортном фэнтезийном романчике, ей-богу. И все же... Все же стоило отправиться в другой мир, пережить хренову кучу неприятностей ради того, чтобы детектив L однажды прижал тебя к шкафу в твоей собственной квартире. Это было так неожиданно, что она поначалу просто замерла на месте, позволяя себя целовать и лишь удивленно глядя перед собой широко распахнутыми глазами. Этого... не может быть. На секунду ей подумалось, что это, наверное, какая-то шутка. И он решил что-то проверить или... черт знает, зачем он это делает и чего добивается. И первым же порывом стало желание отстранить его, посмотреть в глаза и спросить, какого хрена он творит. Что она и сделала. Он отстранился почти сразу, едва она уперлась одной рукой ему в грудь, другой - в левое плечо. Почти. Она хотела спросить "Что за херня?" или что-то в этом духе, но так и не смогла родить ни одного членораздельного звука, лишь недоуменно нахмурившись и разведя руки в вопросительном жесте, почти беззвучно шевелила губами. Но, кажется, выражение её лица было красноречивей некуда. Поначалу его лицо было непроницаемым, во взгляде детектива мелькнуло что-то неясное, потом черты изменились, приобретя знакомую детскую непосредственность. - Тебе неприятно? - поинтересовался он будничным тоном, глядя на неё казалось наивными глазами. Выглядел он так, словно бы и не сделал ничего необычного и искренне удивлен такой реакцией. И тон был скорее заинтересованным, словно речь шла о результатах эксперимента, и её реакция ничуть его не смутила и не обидела. Катя не знала, что ему ответить. Точнее, она вообще никогда толком не знала, как с ним правильно себя вести, да и вообще не стремилась ломать над этим голову, даже близко не рассчитывая таким образом хоть как-либо повлиять на его к себе отношение. Так как прекрасно понимала, что ему, скорее всего, вообще безразлична и её личность, и их взаимоотношения. Они сосуществовали рядом, она была чем-то вроде фона для великого детектива, который вряд ли был способен воспринимать её серьезней, чем она - десятилетнего ребенка, если бы тот внезапно начал рассуждать, скажем, о политике. Катя, конечно, периодически старалась поддеть его, остроумно или уж как получится сострить, но лишь для того, чтобы напомнить о своём существовании и быть для Эла чем-то посущественнее шума радио, когда то включено, чтобы не так скучно было находиться в тишине квартиры. Или телевизора. Наивная детская попытка. Но она слегка согревала. И бесила. Точнее, бесили собственная глупость и нежелание оставить великого детектива в покое, но что уж тут поделать. Все мы не без наивности и других недостатков. Если бы не сохранившееся ощущение прикосновение его губ, она бы решила, что это ей почудилось, и ничего не было. Но это было. Губы жгло, ей хотелось облизнуть их, но она сдержалась. Так вот оно значит как - целоваться с Элом. Но, хоть он и был целомудренным, этот поцелуй, но вызвал такую бурю эмоций, что еле хватило сил сдержаться, чтобы попытаться прямо сейчас, в эту секунду узнать, что еще он умеет. Будь он обычным парнем, всё было бы намного проще. И в данной ситуации тоже. Она не стала бы задавать глупых вопросов, и всё пошло бы как по маслу. Просто и легко. Но перед ней был Эл. И несмотря на то, что он не сделал ничего плохого - скорее наоборот, не стоило себе врать, это было желанно и похлеще, чем ушат прохладной воды посреди сводящей с ума от зноя пустыни, - вызывало какие угодно мысли, но не те, которые обычно бывают, когда тебя целует тот, кто тебе не безразличен. Ладно, надежда и обогретое самолюбие всплыли где-то в глубине души, но Катя не спешила давать им волю и обольщаться раньше времени. Но они были, а как же иначе? Мда. Глупая ситуация. Она вроде как радоваться должна, а вместо этого пытается понять скрытые мотивы. А может, их и нет. Но тогда она уж совсем не понимала, с чего вдруг такое внимание к ней, простой смертной? - Зачем ты это сделал, Эл? - наконец устало спросила Катя в открытую. Пытаться разгадать Великого детектива ей не по зубам, да и к чему? Ей не хотелось заниматься распутыванием его мыслей, желаний и поступков. Пусть этим занимается кто-нибудь поумнее, кто-нибудь вроде Киры или... Она не успела закончить мысль. - Если я скажу, что ты мне нравишься, это простое объяснение устроит тебя? - сказал он спокойно и открыто без тени насмешки или подначивания. - Или мотивы L должны быть более запутанными и непонятными? Что-то в его словах заставило сердце пропустить удар, а потом заколотилось, как бешенное. Он что вправду, он что, серьезно?.." - пронеслось в голове. А затем, она, не отдавая себе отчета, пробормотала, внутренне почему-то леденея от страха: - Тогда поцелуй меня. Снова. Она боялась, что он откажется. Что что-нибудь обязательно случится. Что не может быть всё так хорошо. Очнулась она лишь тогда, когда снова почувствовала неуверенное прикосновение его губ. И вдруг поняла, что он смущен и растерян. И сам волнуется не меньше. И это как будто заставило её осознать очевидную истину, простую до нелепости, что казалось невероятным, как она раньше об этом не думала. Он просто мужчина. Пусть невероятно гениальный и великий детектив, но сейчас он был таким человечным, что всё сразу стало на свои места. Зачем вообще нужно искать сложные объяснения? У неё закружилась голова от этих мыслей, а когда они встретились взглядами, и она заметила у него в глазах и растерянность, и нежность, и страсть одновременно. Вот бы он всегда так смотрел на неё, лишь на неё одну. Его глаза - всегда непроницаемые и словно стеклянные, сейчас такие живые и полные какого-то скрытого отчаяния, которое, казалось, он больше был не в силах держать внутри. Этого было достаточно, чтобы забыть все сомнения, и обняв его, запуская пальцы в его черные волосы, наконец ощутить жар его тела. Она целовала его губы, лицо, шею. Он тихо стонет, откидывая голову назад и подставляя шею для поцелуев. Эта его податливость сводит с ума. Ему хорошо с ней, и от этого сносит крышу. Хочется прижаться к нему посильнее, обнять покрепче, чтобы никогда больше не отпускать. Мой, наконец-то ты мой, думала она, теряя голову от счастья. Он, всегда отстраненный, далекий, чужой всем, сейчас принадлежит ей. Она и не представляла, сколько в нем огня. Словно все чувства, все время сдерживаемые, находящиеся под контролем, вырвались наружу. Они задыхались в объятиях друг друга, и она именно сейчас как никогда раньше понимала, как ждала его всё этого время. Сейчас, глядя на спящего рядом Эла, его строгое лицо с тонкими чертами, и вспоминая его ласки, она не могла поверить, что он раскрылся перед ней. Перед Ней. Это казалось немыслимым, но было именно так. Нет, он не сказал ей своего настоящего имени, не посвятил в тайны своей жизни. Они вообще почти не разговаривали. Но это было и не нужно. Эл пошевелился и медленно открыл глаза. Такой сонный, расслабленный, взъерошенный больше обычного, с еще расфокусированным взглядом, он был невероятно милым. Катя почувствовала. Как её переполняет любовь и нежность, настолько сильные, что она не помнила, чтобы испытывала когда-либо хоть что-то подобное. Она не думала, что такое вообще возможно. Эл зажмурился, моргнул, окончательно избавляясь от остатков сна. Наверное, стоило сказать что-то вроде: "Здравствуй, милый. Как спалось?" и подарить легкий волшебный поцелуй. Вместо этого Кате подумалось, как было бы смешно сейчас столкнуть его ногой с кровати, вопя «Доброе утро, любимый!!!» и посмотреть на его охеревшую физиономию. Но решив всё же оставить это на другой раз, она лишь приподнявшись на локте и подперев рукой голову, прищурившись, посмотрела на детектива сверху вниз. - Ты храпел. Очень громко, - с грустью и укоризной произнесла Катя и драматично добавила: - И разбудил меня. Эл посмотрел на неё, слегка прищурившись. Затем внезапно засмеялся. В голос. Негромко, словно пытаясь сдержаться. Катя смотрела на него с удивлением, затем фыркнула. Ну надо же. Она поистине невероятный удивительный человек, если смогла не только затащить детектива L в постель, но еще и заставить его смеяться.

* * *

В субботу утром Алина проснулась почти за целый час до начала зачета, что, наверное, было самым непонятным, загадочным, необъяснимым и удивительным явлением на Земле за последнюю сотню лет, так как обычно ей удавалось расстаться с кроватью приблизительно лишь в то время, когда до начала сдачи экзамена оставалось минут двадцать. Лишь тогда Алина осторожно выползала из-под одеяла и принималась вяло собираться в университет, так как предпочитала радовать преподавателя своим появлением в самом конце, когда у последнего уже не оставалось сил и терпения на тупость студентов. После того, как ответят самые безнадёжные, и препод сидит без сил, прежней бодрости и стремления дотошно мучить всех и каждого, подползала к его столу Алина Шухрай, скромно держа в руках зачетку, билет и листок с пометками, и неспеша отвечала, глядя на него невинными добрыми глазами, в которых читалось: "Мне бы это... хоть что-нибудь бы... Только не пересдачу". Поэтому сегодня, глянув на стрелки будильника, Аля ужаснулась и в благоговейном трепете тут же снова уткнулась носом в подушку. Однако снова заснуть никак не удавалось. Она была слишком возбуждена для этого, в голове роились тысячи мыслей: начиная от зачета, заканчивая предстоящей встречей с Элом и друзьями, по которым она уже успела немного соскучиться за время своего добровольного заточения. Поэтому, повалявшись в кровати ещё минут двадцать, разглядывая то потолок, то бежевые шторы, через которые пробивалось яркое утреннее солнце, она сдалась и принялась одеваться. Вопреки раннему подъему бодрости и энергии хватало на троих, а настроение было отличное. Даже несмотря на то, что к зачету по английскому она была готова слабовато, но это её не сильно беспокоило. Разве она не более-менее хорошо владеет этим языком в отличие от той же самой Кати? Пусть и не так отлично, как Маруся, но все же. Да и англичанка вроде бы её не ненавидит так уж сильно. А на крайний случай всегда можно пересдать. Впервой что ли? Одним зачетом больше пересдавать, одним меньше... Погруженная в такие оптимистические мысли, Алина не спеша собиралась в университет, напевая себе под нос какую-то популярную мелодию и радуясь тому, что вся эта история с потерей листа из Тетради Смерти стоила её такой малой крови: ну, пары седых прядок, убитых нейронов, часов сетования на судьбу, вытья с выдиранием волосин и пары лужиц из натуральных слез собственного производства. Прошла даже злость на мать, в принципе Алина никогда не умела долго держать негативные эмоции, и всегда с легкостью прощала обиды, особенно маме. Теперь, когда всё обошлось благополучно, в этом тем более не было нужды. Поэтому глядя на мать, готовящую завтрак, Аля не испытывала чувство раздражения, как на протяжении всего последнего времени при одном лишь взгляде на неё. А та после несчастной кончины сумки (как в общем-то и после кончины многих Алининых вещей, которых постигла печальная участь быть выброшенными без суда и следствия и возможности сказать что-либо в свою защиту) вела себя как ни в чем не бывало, вызывая желание устроить разборки вселенского масштаба. За всю свою короткую, но столь трагичную жизнь Аля что только не перепробовала для спасения своих вещей, но всё было тщетно. Ибо вряд ли даже Всевышний мог угадать, что из них мама, руководствуясь какими-то своими неведомыми простым смертным расчетами, излучениями из Космоса или советами из потустороннего мира, сочтет ненужным и подлежащим скорейшему выбрасыванию. Без предупреждения о том самой хозяйки, разумеется. И Алина закатывала истерики и скандалы. И прощала мать. И та её. Они ссорились и мирились. И так год за годом. Нацепив на лоб солнцезащитные очки, Аля неторопливо спустилась вниз по лестнице, и наконец, открыв тяжелую кодовую дверь, оказалась на улице. Солнечно и почти безветренно. В лицо ударил свежий весенний воздух, вдохнув который полной грудью, Алина испытала просто сказочное блаженство, щурясь от ярких теплых лучей. Настроение было просто великолепное, теперь чувство счастья усилилось троекратно, словно вместе с весенним ветерком она вдохнула в себя энергию мая. Алину посетило то чувство, когда несмотря на проблемы, прошедшие и грядущие, ты понимаешь, что на самом деле жизнь прекрасна. И пошло всё то, что портит настроение и нервы, к чертям собачьим! Довольно улыбнувшись, Алина надвинула на глаза очки - сегодня они были черными в тонкой оправе - и неспешной походкой направилась прочь от подъезда: сегодня коварному автобусу не удастся сбежать перед самым её носом. Но успев сделать лишь несколько шагов, она остановилась. Прямо к ней шел её дядя. Надо же, какие люди. Алина улыбнулась и поспешила ему на встречу. - Приветик, - весело поздоровалась она. - Какими судьбами? Дядя остановился в полуметре от неё. Выглядел он очень серьезно. - У меня к тебе срочное дело, - без приветствий начал он. - Э, да? Что за дело? - удивленно спросила Алина. О, тайны, интриги, расследования! Что же такое стряслось, что самому следователю понадобилась её помощь? Это типа как в кино: внезапно сбываются надежды и чаяния главного героя, и неожиданно для всех (кроме зрителя, разумеется) лишь он оказывается способным предотвратить мировую катастрофу, спасти мир от уничтожения и таракана Васю от депрессии. Алина так и представила себе в красках, как дядя хватает её за плечо и восклицает: "Племянница! Идем со мной! Лишь ты можешь всех нас спасти!" Алина хрюкнула. Дядя Паша никак не отреагировал на её реакцию, он лишь сказал: - Эл мне все рассказал. - Э..? - издала Алина, вытаращившись на него. Что?! - Мне нужен листок из Тетради, - быстро проговорил Павел. - Он у тебя? - Эммм.... да... - только и смогла промямлить Алина, шокированная таким внезапным поворотом событий. - Он у меня... То есть, ты теперь, получается, все знаешь? Про Богов Смерти и... - Если он у тебя, дай его мне, - перебил её дядя. Он протянул руку ладонью вверх. - Постой, но как он убедил тебя поверить? - с изумлением спросила Алина, тем не менее снимая с плеча шлейку сумки и чувствуя радость от того, что теперь дяде всё известно. Он в курсе, он при делах, и больше ей не придется ему врать. Он в команде. - Все вопросы потом. У нас мало времени. У Эла есть идея, как все это прекратить. Надо же. Дядя говорит о происходящем, как о чем-то само собой разумеющемся. Будто он уже давно знает всю историю и просто лишь сейчас дал об этом знать ей. Интересно, как давно он в курсе на самом деле? - Ладно, - растерянно пробормотала Аля, отдавая дяде сложенный вчетверо листок. Тот взял его спокойно и уверенно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, не дернулась рука. Он даже не глянул на ТО, что принимал от неё. Просто взял, словно всю жизнь только и занимался тем, что разбирался с Тетрадями Смерти и листками оттуда. Алина помнила, как сама впервые прикоснулась к ЭТОМУ. Одно лишь осознание того, ЧТО именно она держит в руках, заставляло нервничать. Она приняла лист - это самое идеальное орудие убийства - с внутренним трепетом и несмотря на явные доказательства реальности происходящего все еще с некоторым неверием. Она долго не могла оторвать взгляд от этого казалось бы обыкновенного непримечательного кусочка бумаги. Павел взял его и сунул в карман брюк, словно бумажку от назойливой жены со списком продуктов для похода в магазин. Даже не взглянул. Если он и давно всё знал и просто не раскрывал ей это, разве лист из самой Тетради Смерти он держал не впервые? Дядя слишком впечатлительный, чтобы никак это не прокомментировать. Алина нахмурилась, глядя в спину уже удаляющемуся дяде. Не "здрасьте", не "до свиданья". - А как давно ты всё знаешь? - крикнула она ему вслед. Тот не ответил, лишь повернул в сторону к автобусной остановке. Внутри внезапно всё похолодело. Быстро раскрыв сумку, она трясущимися руками не сразу нашла мобильный телефон. Сердце ныло от нехорошего предчувствия, словно его сдавила невидимая рука. Эл взял трубку уже через пару гудков. Едва на том конце провода раздался его хрипловатый голос, произнесший лишь одну фразу "Я слушаю", как Алина без приветствия быстро заговорила: - Слушай, Эл, ты говорил что-нибудь моему дяде про Тетрадь Смерти? Ты просил его забрать у меня лист из неё? Молчание длилось очень долго, а может, L ответил почти сразу? Но ответ обрушился неожиданно. - Нет, - уверенно прозвучало одно-единственное слово. Самое страшное слово на свете, заставившее сердце упасть в пропасть. Павел свернул за угол дома.