Что тебе рассказать?

В принципе, Хантер не казался таким уж мудаком. Он вел себя холодно. Жестко. Его решения были радикальными, а взгляд буквально стальным - но мудаком он не был. Во всяком случае, так мне казалось. Или хотелось, чтобы так было, потому что прошло уже несколько дней после его перевода, но я так ничего о нем и не узнал. Он совершенно не общался со мной за дверьми хоровой. Вообще ни с кем не общался. Даже Джефф, затычка в каждой бочке, и тот не мог найти путь к его сердцу. Или хотя бы рту. Он реально практически не открывал рот. Много болтал в хоровой. Блестяще отвечал на уроках. Ну кроме французского. Французский у него получался ужасно смешным, но Хантер был настолько упрям в своем стремлении, что я не сомневался: спустя пару лет такого упорного труда он заговорит куда лучше меня. Если захочет, конечно. Боже, он вообще может добиться всего, чего захочет. С таким упрямством. С такой целеустремленностью. Если я звучу как влюбленная девчонка, просто намекните, и я себя ударю. В итоге, шел третий день пребывания Кларингтона в Далтоне, а все, что мы знали о нем, это: он из Колорадо-Спрингс. Какая-то вонючая военная академия. Есть младшая сестра. Двое старших братьев (не хило они там плодятся, да?). И все. Это данные, которые нам дал директор и то, только за мои потрясающие глаза и взамен на обещание, что я поеду защищать школу перед штатом. По французскому. Ну конечно. Я собираюсь забыть об этом уже к вечеру. В остальном, на все вопросы и попытки пообщаться Хантер отвечал односложно, сухо и зачастую умудрялся использовать только «да» и «нет». Даже вариант «не знаю» проскакивал крайне редко. Черт, он оказывался все лучше и лучше, и мой интерес рос к нему не по дням, а по часам. Я не знал его ориентации. Не знал, что и как ему нравится. Но я точно знал, что должен сделать его своим, чего бы мне это не стоило. Жаль, что тогда я еще не думал, кем именно «моим» станет Хантер…

***

Блейн медленно перемешивает кофе в кружке. Все его лицо – боль. Потому что Курт так далеко. Боже. Он так далеко. Я рад этому. К Андерсону не осталось никаких особенных чувств, но наблюдать за тем, как они обмениваются малиновым сиропом с помощью глаз и губ, было выше моих сил. Не то чтобы Блейн стал сейчас моим лучшим другом, нет. Он все еще не доверяет мне, я все еще не совсем понимаю это его благородство вперемешку с легкой манией величия, но… с ним интересно общаться. Мне нравится выбешивать Курта даже на расстоянии. И мне не с кем больше поговорить о Хантере, кто бы не мог ему разболтать. - Итак, ты влюблен? – уточняет Блейн, поднимая свои глаза от стола. - Да как ты выражаешься в публичном месте?! - Ладно, я понял. Но чего ты хочешь от меня? Он так похож на щенка, что хочется дать пинка. Ладно. Приласкать. Конечно. Я протягиваю руку к шлему из геля, мечтая посмотреть на его кудряшки, но Блейн отодвигается и смотрит на меня, как на врага народа. - Ну, я просто хотел тебя потрогать! - Меня есть кому трогать. - Но он далеко… - Даже если бы Курт отправился на Северный Полюс лет на десять, я бы все равно не спал бы с тобой, честное слово. - Больно надо. Твоя задница… Она даже не сексуальная. - Я, в любом случае, сверху. - Я не подставляюсь. - Вот и порешили. Так чем я должен помочь тебе с Хантером? - Не знаю. Ты мог бы познакомиться с ним, например? Выведать что-то? - Себастьян, тебе не десять и даже не двенадцать. Давай ты будешь взрослым мальчиком и сам познакомишься с ним? Просто постарайся сделать лицо… Ну таким, в которое не хочется плюнуть. Охуеть. В мое лицо хочется плюнуть? И этого человека я другом считал? - Ах ты урод. - Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Когда видишь тебя впервые, ты весь такой "из себя". Знаешь, я уже говорил. Но у тебя такая самодовольная морда… Это просто ужас. - Слушай, тебя я еще не спрашивал. Пудель. - Лучшее твое оскорбление, - Блейн вздыхает, подхватывает стаканчик и уходит, не прощаясь, а я остаюсь один в кафе. Ладно, временами меня сложно терпеть. Окей, я бываю просто невыносим. Но сейчас, с Хантером, черт. Мне хотелось быть для него хорошим. Хорошим - не в смысле бегать по полянам и собирать цветы, нет. Мне хотелось быть подходящим, что ли. Но каждый раз, когда он смотрел на меня, все внутри переворачивалось, и, чтобы скрыть это, я натягивал на лицо самую отвратительную ухмылку, самый непробиваемый похуизм. Наверное, если он однажды меня тронет, то я сначала отдерну руку на автомате, а потом буду носить эту рубашку, прижимая к себе, как самое дорогое. Как то, к чему прикоснулся Хантер. Вчера я украл его ручку. Она упала и укатилась под мою парту. Извинившись, Хантер наклонился и пытался высмотреть ее, а я прижал ее ногой и сжал челюсти, потому что от одной только фантазии, что Хантер смотрит на меня, у меня твердел член. Он заводил меня своим равнодушием. Своим: «Извини, ты не видишь мою ручку?» Я всегда буду раздражать его своими фырками. Своим: «Очки носить не пробовал?». Он носит очки. В футляре. Я так сильно хочу, чтобы он надел их… Но вместо этого он просто иногда щурится, протягивает руку к ним, а затем быстро оглядывается и не решается. Он, наверное, тоже в чем-то не уверен. Словно в Далтоне кто-то станет смеяться и называть его очкариком. Словно я не заметил вчера, какие красные глаза от линз были у него. Аллергия. Неправильная жидкость. Он совсем не думает о себе. Придурок. Его ручка сейчас у меня в нагрудном кармане. Достаю ее, прокручивая в пальцах, и прикрываю глаза, вспоминая, как усердно он писал ею сочинение, сдавливая пальцами, скользя по ней… Взамен его «потерянной» Джефф дал ему свою. Пиздюк. Это должна была быть моя ручка! Может быть, через десяток лет, сидя в кафе, где-нибудь в Манчестере, мы бы не сразу узнали друг друга, но достали бы эти ручки, и наши глаза встретились бы… Если я не трахну Хантера в ближайшие пару недель, я просто сойду с ума от вожделения, потому что никак иначе я не могу назвать ту гамму чувств, что вызывает он во мне. Я не влюблен. Боже. Нет, конечно. Но я зациклен на нем с первого взгляда. Он проедает все мои внутренние органы и оседает в мозге похлеще гари на стенах. Он зажигает во мне что-то. Он тянет к себе магнитом. Это всего лишь его загадочность. Просто недосказанность и стена, которую он выстраивает вокруг себя. Это просто его умопомрачительная фигура, которую я случайно увидел в раздевалке после лакросса и никогда не забуду. То, как он зачем-то поправляет короткие волосы. Привычка? То, как облизывает губы, перед тем как вскинуть руку для ответа на уроке. Как скользит взглядом всегда мимо меня. Как больше ни разу не обратился ко мне по имени. Пожалуйста, Хантер Кларингтон. Скажи, что ты жалкий. Что ты один из миллионов, а не один на миллиард. Скажи, что ты не стоишь всего, что со мной происходит, и просто испаришься, не оставив следов ни внутри, ни снаружи. Пожалуйста, Хантер Кларингтон. Скажи, что я не могу влюбиться в тебя.