Гонка вооружений

На улице уже давно стемнело, воздух наполнился прохладой ночи, а Кюхен все еще не возвращался домой. Он бесцельно бродил по самым темным и неосвещенным дорожкам парка, размышлял о гневе лидера, который непременно случится, и о Рене, который непременно не захочет его видеть после допущенной им ошибки. На смену грустным мыслям неожиданно пришли ярость и безразличие, и Кю, вдохнув поглубже, зашагал в сторону общежития. Перед дверью в квартиру вся уверенность макнэ куда-то пропала, и он стоял и не решался войти. Несколько минут спустя он все же вставил ключ в замочную скважину и тихонько повернул его в надежде на то, что в такой поздний час все уже спят – стрелка часов остановилась на отметке 2:30. Тихий скрип двери – и Кю, неуверенно озираясь по сторонам, словно загнанный охотниками зверь, вошел в квартиру. В прихожей не было света, и он, вздохнув с небольшой долей облегчения, стал раздеваться. Когда глаза Кюхена привыкли к темноте, он заметил, как от стены отделилась чья-то фигура и стала приближаться к нему. - Кю-а? – донесся до него тихий, приглушенный голос лидера. В нем смешались нотки беспокойства и сонной усталости. – Кю, знаешь, что? – начал Итук, и младшему показалось, что он разозлился. Кюхен уже хотел сказать «Прости» и начать вымаливать прощения за машину, но неожиданно для себя решил «включить дурачка» и невинным голосом спросил: - Что? - Кю-а… - выдохнул Чонсу и придвинулся к макнэ так, что даже в темноте, в лунном свете из гостиной, было видно его напряженное лицо и шею. – Ты видел, который час? - Да, - прошептал тот, вбирая в себя шею от предчувствия чего-то нехорошего. - Ну и где ты был? – после небольшой паузы спросил лидер, смягчив голос. – Я же волновался, ты даже не предупредил! - Прости, хен, я гулял, - начал оправдываться Кю, повеселев от облегчения – с души словно камень свалился. – Прости, хен! – еще раз бросил макнэ и пошел в свою комнату, а Итук, укоризненно вздохнув и буркнув «Спокойной ночи», ушел в свою. Когда Кюхен приблизился к своей спальне и положил руку на ручку двери, он почувствовал на своей спине чей-то взгляд. - Ну что, доволен? – повернувшись, макнэ увидел Хичоля, облокотившегося на стену и поглаживающего кота. – Лидер ничего не знает… - Что ты хочешь за это? – перебил его Кю, помрачнев. Хиним не ответил, а только кивнул в сторону своей комнаты и пошел туда, скинув Хибома. Кот, жалобно мяукнув, просочился в открытую дверь комнаты Сонмина, а макнэ, обреченно вздохнув, поплелся за Золушкой. Войдя, Хи закрыл за собой дверь на ключ, что с первых секунд сильно смутило Кюхена. Он покосился на старшего – на лице его играла злая ухмылка, губы слегка улыбались, а глаза отражали свет настольной лампы, одиноко освещавшей комнату. Хичоль по-хозяйски развалился на кровати, не сводя глаз с макнэ. - Так что тебе надо? – не выдержал тот, начиная выходить из себя – скорее всего, от испуга. - Я не сдал тебя лидеру, - медленно начал Хиним, закатив глаза к потолку. – И теперь у меня есть два условия. - Я не согласен ни на одно из них. - Сначала послушай, - раздраженно процедила Золушка и продолжила: - Первое – ты отстаешь от Рена и признаешь поражение. - Нет. - Я знал, что ты не согласишься, малыш Кю. – Макнэ недовольно фыркнул и скрестил руки на груди, прижавшись спиной к стене. – Тогда второе условие: ты сейчас делаешь то, что я хочу. Лидер ничего не узнает, а мы продолжим играть по правилам, на равных. - Боюсь даже предположить, что же ты хочешь, - язвительно передразнил его Кюхен и презрительно отвел глаза в сторону зеркала. Оттуда ему было видно лицо Хичоля, расплывшееся в злобной усмешке. - Правильно делаешь, что боишься. Потому что я хочу тебя. - Что?! – Кю оторвался от стены и подался вперед от удивления. – Ты с ума сошел? - Пока нет. Но если ты не сделаешь то, что я хочу, я действительно могу сойти с ума, - до тошноты спокойным голосом сказал Хи. – И рассказать все Итуку… А ты знаешь, что его истерика может положить конец твоей карьере в группе. - Я не согласен. - Отлично. Тогда можешь начинать собирать вещи. Малыш Кю, - добавил Хиним, ядовито улыбнувшись. - Выпусти меня! – крикнул тот, наткнувшись на запертую дверь. - Ты хорошо подумал? - Да! Пошел ты, Хичоль! – зарычал Кюхен и посмотрел на него затравленно и злобно. В голове же его бешено носилась мысль – нельзя допускать ссоры с лидером! Но и переспать с Хинимом тоже нельзя! А уступать Рена – тем более! Страшно было подумать, что этот дедуля-плейбой может сделать с мальчиком… Глядя на спокойное ухмыляющееся лицо старшего, Кю начал падать духом. Вся его решимость пропала, ноги подкосились, в глазах потемнело… - Ладно, делай что хочешь, - почти безжизненно прошептал он, скатившись по стене на пол. - Я знал, что мы сможем договориться, - пропел Хи, поднялся с кровати и взял макнэ на руки. Уложив его на кровать, он прошептал, наклонившись к его лицу: - С этого момента у нас снова равные шансы. Правда же?.. Кю ничего не стал отвечать, глядя на хена усталыми глазами. Тот раздел его, повернул на живот и уткнул лицо младшего в подушку. Кюхен едва сдерживал стоны от боли, но все же терпел – ведь он, по большей части, делал это не для себя… В голове возник образ зажатого в комочек, робкого Рена; в это время боль пронзила его тело, по лицу Кюхена скатилась маленькая слезинка и впиталась в подушку. «Теперь я просто обязан победить» - с горечью подумал макнэ и испустил тихий, протяжный стон. Задыхающийся и ухмыляющийся Хичоль, закончив, упал рядом с Кю на кровать. Макнэ не шевелился – от боли ему трудно было это сделать. Хиним хотел отправить его в свою комнату и даже потянулся за вещами младшего, как вдруг в нем проснулась несвойственная ему жалость – плечи Кюхена подрагивали, кожа покрылась мурашками, но он лежал, все так же уткнувшись в подушку, и не мог подняться. Хи вздохнул, вытащил из-под него одеяло и накрыл им дрожащее тело; повернувшись, он стал засыпать и даже не слышал тихих всхлипов Кюхена. «Равные шансы, говоришь? – думал Кю, мысленно убивая и расчленяя Золушку на кусочки. – Я не позволю тебе даже прикоснуться к нему! Сволочь…» Макнэ снова всхлипнул и, по-прежнему оставаясь неподвижным, начал засыпать, подрагивая. Примерно в это же время в другом общежитии многие не могли уснуть. Рен лежал на своей кровати, ворочался, кутался в простыню и с трудом из нее разворачивался – его мучили кошмары и грустные, непонятные мысли. Арон сидел на окне в своей комнате и размышлял, что же он чувствует к Хичолю. Решив, что пока с этим слишком трудно разобраться, он закрыл форточку, задвинул шторы и, запнувшись обо что-то, упал на кровать. В другой комнате тоже не спали – Минхен лежал с ДжейА в его комнате и о чем-то шептался; парни едва сдерживали смех, придвигались друг к другу все ближе и вскоре оказались в объятиях друг друга. Вот тогда и наступил тот момент, когда они не заметили, как уснули. И лишь в одной комнате было тихо – Пэкхо, устав от непрерывного игрового марафона в приставку, сопел в своей кровати кверху задом. Рен, проворочавшись до 4 часов утра, не выдержал и поднялся с кровати. Он прошел в кухню, достал упаковку йогурта и сел за стол, разглядывая свой телефон. Пальцы так и просились написать сообщение, но Минки до последнего себя сдерживал. Когда же йогурт закончился, руки сами собой потянулись к телефону и почти без ведома хозяина стали набирать текст. Рен заряжал себе мысленные пощечины, бил себя по рукам, упирался, стискивал зубы от напряжения и кусал губу, но было уже поздно. Телефон Кюхена, забытый в прихожей в кармане пальто, жалобно пропищал, но его почти безжизненный хозяин уже провалился в сон и ничего не слышал, а остальным было просто лень вставать. Хибом навострил ушки из комнаты – умей он читать сообщения, он бы помог бедному макнэ, замученному хозяином-тираном. А так он лишь устроился поудобнее в ногах Сонмина, пахнущих арбузом и ромашкой, и уснул.