Один из миллионов

Последняя суббота перед началом учебы, последняя суббота лета. Миша открыл глаза и осторожно потянулся, чтобы не потревожить сладкий спокойный сон Глеба, устроившегося на его груди. Рука мальчика покоилась поперек живота, а одна нога была перекинута через Мишины ноги. Парень только усмехнулся и легко коснулся поцелуем разноцветных прядок. Чертенок. Миша осторожно освободился от тесных объятий и встал с кровати. С него завтрак в постель, но первым делом душ. Они уснули уже в утренние часы, когда солнце показало свой край из-за горизонта, пробуждая спящий город, усталые и изнеможенные, удовлетворенные и вымотавшиеся - сил на принятие водных процедур не было ни у кого. Слегка холодноватая вода приятно ласкает кожу, скатываясь светящимися капельками по всему телу, гель для душа кажется особенно ароматным, да и вообще, весь мир выглядит ярче, насыщенней, блистательней. Все на отметке – лучше быть не может. А все только из-за того, что в его постели спит черноволосый мальчик, дарящий ему свое тепло и любовь. Глеб сам шептал слова признания между поцелуями и Миша был уверен в том, что это не просто порыв под давлением возбуждения, эти слова шли из самого сердца, проходя сквозь душу мальчишки. Парень сам был готов признаться в ответных чувствах, но всё же пересилил себя и решил сделать это в более торжественной обстановке, а не в постели, когда его плоть движется внутри тела объекта любви. Миша закрутил краны и выбрался из душевой кабины, преследуемый клубами молочно-белого пара. Овальное зеркало отразило его лицо с темной щетиной и мокрые, взъерошенные волосы, с которых потоками стекала вода. Парень снял с крючка еще одно полотенце и вытер волосы, устраивая на голове полнейший хаос. На шее красовались красные пятна небольших засосов и синеватые следы зубов, такие украшения плавно спускались на ключицы, грудь и живот. Миша и не предполагал, что в его мальчике скрывается такой ураган кипучей страсти. Ласковая улыбка выползла на лицо. Миша взял с полки гель для бритья и тщательно растер белую массу по лицу, он не хотел случайно оставить красные следы на личике Глеба, поэтому от щетины следовало избавиться. Парень распахнул дверь в ванну и приступил к бритью, весело напевая про себя мотивчик незамысловатой песенки. Едва не порезаться безопасной бритвой Мишу заставил звонок в дверь. Он не боялся, что мелодичная трель разбудит Глеба - мальчика может сейчас поднять на ноги только взрыв атомной бомбы, и то не факт. Но кто мог прийти в такую рань в субботу? Разве что Сашка заявился, желая проверить, что он вытворял с его младшим братом всю ночь. Полностью уверившись в этой мысли, Миша резко распахнул дверь квартиры, остолбенев на пороге. Из-за железной перегородки на него смотрели улыбающиеся родители. - Привет, родной! – Весело махнула ухоженной ручкой женщина с темными, как у Миши, волосами, струящимися тяжелыми кудрями до плеч. - Мам, пап, - выдохнул Миша, стремительно делая несколько шагов назад, чтобы впустить незваных гостей. - Сюрприз, - улыбнулся отец. Миша едва успел поймать ускользающее полотенце. Такого сюрприза он никак не ожидал. А уж какая неожиданность ждет их самих! Родители вошли, поставив небольшой чемодан у входа. - Сынок, мы с дороги, голодные, - обрадовала мама. - Угу, - Миша зашел в ванную, одел домашнюю одежду и вернулся на кухню. Мама уже сама стояла возле плиты, намешивая в большой прозрачной миске яйца и молоко для омлета. Отец сидел на диване, прихватив с полки какой-то журнал. - Миш, мы не вовремя? – Спросил он, кивнув в сторону закрытой двери спальни. - Да, нет, все нормально, - парень через силу улыбнулся, не выгонять же родителей со словами, что он не один. Молодой человек подошел к маме, отобрал у нее сковородку с нагретым маслом и сам занялся приготовлением завтрака, лихорадочно соображая, как ему выпутаться из сложившейся ситуации. Посему выходило, что никак. Скоро проснется Глеб, и придется рассказать родителям правду, об их сменившем ориентацию, сыне. По помещению поплыл аромат жарящегося омлета и запах вареного кофе, где-то забормотал телевизор. Миша не замечал ничего вокруг, ожидая момента истины. Когда завтрак был готов, парень решился опередить события и сам рассказать гостям всё об изменениях в своей жизни, но не успел. Дверь в комнату открылась, и на пороге показался заспанный Глеб. Миша выдохнул: слава Богу, что не голый. Мальчик одел на себя только джинсы и сладко потягивался стоя в дверях. В голове стучали барабаны, выводя какой-то марш. Миша глупо хихикнул. - Доброе утро! – Радостно крикнул он, не сходя с места. Глеб опустил руки, обвел взглядом комнату и замер с распахнутым в зевке ртом. Синие глаза удивленно смотрели на окружающий мир, а сонный мозг пытался понять, что здесь делают еще два совершенно незнакомых человека. Взгляды родителей переключались то на чужого юношу, то на сына, стоящего с турчанкой в руках и глупой улыбкой безнадежного идиота на лице. - Миш? – Произнесла мама, но тут же замолчала, не зная, что говорить дальше. Миша понимал, что мог бы легко спасти ситуацию - сказать, что Глеб брат Сашки и случилось так, что переночевать ему пришлось у него - но врать совершенно не хотелось. Будь, что будет. Он быстро пересек разделяющее их с мальчиком расстояние, наклонился и поцеловал, нежно, без намека на былую страсть, только для того, чтобы сказать «держись». - Мам, пап, это Глеб, мой парень, - с последними словами он захлопнул крышку саркофага, в котором они с Глебом в ближайшие секунды будут похоронены, судя по налившемуся яростной краснотой лицу отца. - Твой кто? – Уточнила мама, прикрыв рот ладонью. - Парень, мам. Возлюбленный, любовник - называйте, как хотите, - он обнял Глеба и стиснул его плечо. - А-а-а, давайте завтракать тогда, - натянуто улыбнулась женщина. - Пойду, оденусь, - это были первые слова, которые смог произнести пораженный до мозга костей Глеб. Такого веселого утра он не ожидал. Мальчик быстро спрятался в спальне, словно эта комната превратилась в непробиваемый бункер, способный уберечь от разрушительного торнадо, который, вероятно, сейчас начнется за этой самой дверью. Глеб ошеломленным взглядом отыскал свою футболку, сиротливо лежащую около кровати, надел ее и сел на переворошенное ложе, опасаясь возвращаться к Мише и его родителям. - Парень, значит? – Ухмыльнулся отец. - Значит, - Миша стоял на месте, готовый защищать себя, своего чертенка и свое право на счастье до последней капли крови. - Миш, зови его, давайте садиться за стол, - женщина уже быстро расставила тарелки и разложила на них бледно-желтую массу. Наташа, как могла, пыталась разрядить обстановку, но сердцем чувствовала, что муж не сделает вид, будто всё так, как должно быть. Не простит единственному сыну, наследнику таких выкрутасов. - Я не собираюсь сидеть за одним столом с его шлюхой! – Рыкнул отец в тот момент, когда дверь спальни распахнулась, и появился уже одетый Глеб. Парень распахнул рот от неожиданности: слышать такие слова в свой адрес было весьма неприятно, но и высказать что-то этому сильному и властному мужчине язык не поворачивался. - Пап, не смей так говорить, - голос Миши больше походил на утробное рычание, тихое, медленное, опасное и сам парень выглядел, как ощетинившийся волк, готовый броситься на врага в любой момент. - Рот закрой! – Вспылил мужчина. - Я даже видеть эту мразь не хочу! Миша сделал шаг в сторону отца, сжимая кулаки, борясь с собой. Поднять руку на отца – неправильно, непростительно, но и оскорблять Глеба в его присутствии нельзя. - Миш, отвези меня домой, пожалуйста, - тихо произнес Глеб, удерживая парня за руку. Он не мог не вмешаться, хотя задетое самолюбие требовало отмщения. Но не так, не таким способом. Мгновение и парни вышли из квартиры. Миша вызвал лифт, все еще усмиряя свой гнев, и только когда двойные створки закрылись за их спинами, заметил, что по щекам мальчика течет горячая влага, которую тот пытается стереть рукой, чтобы он не увидел этих слез. Парень нажал на кнопку «стоп» и кабина послушно замерла между этажами. - Эй, малыш, ну, что ты? – Парень прижал мальчика к себе, поцеловал в мокрые, соленые губы, стер капельки со щек, поцеловал и их. - Миш, не надо сейчас, все нормально, просто неожиданно, - хрипло сказал Глеб, голос дрожал, обида растекалась внутри груди. Что он сделал, чтобы заслужить такое отношение к себе? За что эти обидные слова? - Я поговорю с ними, хотят или нет, но мой выбор им придется принять. - Ты как всегда, веришь в лучшее, - горько усмехнулся мальчик, наконец, справившись с ручьями слез, - вернись в реальность. Ни один родитель не примет этого. - Ты просто мне поверь, хорошо? – Миша подцепил мальчика за подбородок и снова поцеловал.

***

Через полчаса Глеб уже был дома. Всю дорогу они молчали. Не хотелось обсуждать утренний инцидент. Но Глеб стал кое-что осознавать. И чем больше он вспоминал эти события, тем дальше улетали розовые очки, которыми были занавешены его глаза. Он не знал, в каких отношениях Михаил со своими родителями, но раз они могут наведаться к тому в гости - вот так, без предупреждения - то, наверняка, в хороших. Но скандала избежать не удалось, не удалось усмирить гнев раздосадованного отца, не удалось стереть беспокойство и горечь с лица матери, пусть эта милая женщина и пыталась вытащить ситуацию из конфликта. Рано или поздно вести об их с Мишей отношениях дошли бы и до его родителей - что произошло бы в этом случае, даже представлять не надо. Глеб прекрасно понимал, что с ним поступили бы по принципу «я тебя породил, я тебя и убью». Хорошо, что удалось проскочить мимо внимания мамы, она не смогла бы не заметить, что его душа скомкана в тугой комок. Так отвратительно плохо ему не было никогда в жизни. Сказка кончилась, вернулась жестокая реальность, в которой нет места их с Мишей паре. Дверь спальни, как всегда, отрезала от остальных домочадцев, спрятала от их пристальных взглядов и вопросов; жаль, что так же просто нельзя спрятаться от собственных проблем. Просто закрыть створку и оставить их снаружи, укрывшись в теплом и уютном мирке, где не существует ничего, кроме любви, счастья и возможности быть с любимым человеком, прикасаться к нему, дышать одним воздухом на двоих, сцеловывать его вздохи, греться в его объятиях и дарить свой свет и свои чувства в ответ. Мальчик лег на кровать, спрятав лицо в подушке, потекли бесконечные минуты. До чего, к чему? Неизвестно. Просто время не пожелало останавливаться и дать обыкновенному человеку все обдумать. Слезы жгли глаза, мочили приятную гладкую ткань, впитывались в синий прямоугольник, не оставляя следов на белой коже лица. Плечи не вздрагивали, грудь не перехватывало от невозможности сделать вдох, ее не сжимали рыдания, только слезы, вмиг исчезающие в ткани. Решение пришло само собой. Принято и не будет возврата. Нет дороги назад. Нельзя вернуться в сказку, которую ты написал самостоятельно, когда тебе показали окружающую действительность. Сердце медленно усмиряет свой бег, кровь остывает, густеет в венах. Все становится таким ясным, понятным и очевидным, что Глеб сам не осознает, почему верил во что-то другое, почему надеялся? Разве не было понятно с самого начала, как всё закончится? Понимал, но всё равно хотел проверить, убедиться? Что же - это случилось. Ясность холодным кристаллом взрывается в голове, отравляя, раня головной мозг, он отзывается сильнейшей болью, из-за которой мир меркнет, ускользает, затягивает в другое измерение. Сон – защита организма от стресса, накрывает незаметно, укутывает своими черными жесткими крыльями, чтобы отбросить боль, подарить передышку. Глеб уснул, продолжая прятаться в мягкости подушки, словно она способна защитить от упавшей плиты горькой правды жизни.

***

Миша еще никогда не вел машину так резко, кидая автомобиль из полосы в полосу, никогда не было такого, чтобы он не считался с другими участниками дорожного движения. Но сейчас ему было плевать и на других автомобилистов и на правила дорожного движения, которые он мог и среди ночи рассказать наизусть. Хотелось, как можно скорее, добраться до дома, высказать отцу всё за обидные слова в адрес его чертенка, переубедить, доказать, что он не прав. - Какое право ты имел так о нем говорить, если видишь в первый раз в жизни?! – С порога сорвался парень, скидывая на ходу белые кроссовки. - Миш? – Отец оторвал уже спокойный взгляд от плоского экрана телевизора и похлопал ладонью рядом с собой. - Успокойся сначала, потом поговорим. Парень осмотрелся, но матери не увидел - видимо, она решила благоразумно не вмешиваться в мужские разговоры. Миша выдохнул, загоняя свою ярость под маску спокойствия и сел с отцом. - Я жду, - сквозь зубы бросил парень, одаривая родителя неприятным взглядом темных глаз. - Миш, это неправильно, - мужчина пожевал губу, - спать с представителями своего пола. - Плевать, - злая усмешка в сопровождение к реплике. - А мне нет, не хочу, чтобы мой сын портил себе жизнь. Если тебе на нее плевать, то меня волнует твое будущее, - отец обернулся к сыну и протянул руку, очень надеясь, что все это временная блажь, запоздалый подростковый бунт, не более. - Как изменится моя жизнь от того, с кем я сплю, кого люблю, в конце концов? – Тон спокойный, но внутри все бурлит, кипит, взрываясь крупными пузырями, грозя перелиться через края посуды. - Миш, ты еще не сталкивался с этим, но поверь, геев не любят у нас в стране. Мы - не Европа. - Ага, мы жопа, - усмехнулся Михаил и поднялся с дивана, не было душевных сил усидеть на одном месте. - Миш, прошу тебя, подумай. Не поддавайся порывам, обдумай все хорошо. Этот мальчик, он ничего не сможет дать тебе в этой жизни. - Глеб дает мне намного больше, чем ты думаешь. За окном шумит двор, люди занимаются своими делами, дети играют на детской площадке, делят формочки в песочнице, вверх-вниз летают качели, вознося девочку в салатовом платье к вершине восторга. Она смеется, ее волосы, заплетенные в два пышных хвоста, развиваются на ветру, на лице оставило свою отметину счастье. Как мало иногда человеку необходимо для того, чтобы почувствовать его. - Не хочу даже представлять, что он тебе дает, - в голосе мужчины целый океан презрения и брезгливости. - Мысли выше, пап, - бросил парень и зашел в свою комнату. Мать сидела на кровати и смотрела в окно пустым взглядом. Глаза сухие, не покрасневшие, нет расстройства на лице, но это не значит, что ее не задела за живое утренняя сцена. Задела, еще как. Ни одна мать не хочет иметь сына-гея. И не потому, что это неправильно или противоречит законам природы. Эти факты не играют никакой роли. - Мам, ты тоже так думаешь? Думаешь, что это временная блажь и это пройдет? – Миша сел позади нее, опуская взгляд в пол. - Нет, Миш, - тихий безэмоциональный голос, голос человека, который однозначно уяснил свою обреченность, - я видела, что ты был готов броситься на отца с кулаками, если бы этот мальчик не остановил тебя. Это говорит совершенно о другом. Любишь? - Люблю. - Миш, любовь проходит. Год, два, три, затем все изменится, - Наталья обернулась к сыну и взяла его лицо в руки, чтобы он не мог спрятать глаза, - а что будет, когда тебе будет тридцать, сорок? Когда ты захочешь иметь детей? Этот мальчик не сможет тебе родить. - Мам, прошу, не надо. Постарайся хотя бы ты меня понять, - голос дрогнул, в глазах застыли предательские капельки слез, - мне очень это важно. - Я понимаю, сынок, - женщина притянула ребенка к себе и обняла, слегка укачивая, как в далеком детстве, - только не хочу, чтобы ты жалел, когда уже ничего нельзя будет изменить. - Я не буду, мам. Клянусь, что не буду, - Миша прикрыл глаза, успокаиваясь под нежными материнскими руками, медленно скользящими по спине. День прошел быстро. Напряжение, повисшее в квартире, поглощало минуты, растворяло их, превращая в прозрачное ничто. Миша несколько раз набирал номер Глеба в течение дня, но мальчик не брал трубку. Миша злился, переживал и снова заводился, ругая отца, себя, глупое упрямство мальчишки. - Да? – Раздался хриплый голос в трубке только тогда, когда на столицу уже опустилась темнота, рассеиваемая искусственным светом фонарей. - Глеб, ты как? - Сплю, - тихий шорох, звук шагов и перелив льющейся воды. - Я приеду минут через сорок? – Миша хотел поставить перед фактом, но получился жалобный вопрос. - Приезжай, - разрешил Глеб. Голос мальчика звучал слишком отстраненно и как-то медленно, глухо, словно он устал и хочет избавиться от раздражителей как можно быстрее. Миша мотнул головой, отгоняя нехорошее предчувствие, заключающее в объятия его сердце. - Я наберу, когда подъеду к дому. - Хорошо, - и гудки, механические, неживые. Миша отложил телефон, делая вдох. Все неправильно, не так, как должно быть. По коже прополз легкий страх. Парень сам не понимал, что он ждет от этой встречи чего-то, но то, что должно что-то произойти, что-то нехорошее, ускользало от его понимания. - Скоро вернусь, - бросил он родителям, с которыми больше и не обмолвился за сегодняшний день ни словом, обулся и вышел за дверь.

***

Инстинктивные, рефлекторные движения. Подойти к машине, снять ее с сигнализации, сесть за руль, завести, надавить на педаль, влиться в поток других автомобилей. Вечер, суббота, дороги свободные. Миша припарковался и набрал номер Глеба спустя ровно сорок минут. Ожидание тянулось, небо наливалось тяжестью, тучи закрыли насыщенную синеву, россыпь блестящих ярких звездочек, отчего темнота казалась особенно непроглядной. Воздух душный, спертый, ветер опасливо притих, прячась от предстоящей грозы. Миша резко повернул голову. Словно почувствовал. Дорогу переходил Глеб. Руки спрятаны в карманах джинс, футболка, куртки нет. А ведь на улице ощутимо прохладно. - Привет, - сухо, скомкано, мальчик не потянулся за поцелуем, не улыбнулся. - Привет, - Миша сам наклонился и поцеловал, легко коснувшись губ, не осмеливаясь углубить поцелуй, не осмеливаясь обнять, притянуть ближе, спрятать от ночной прохлады, чтобы он перестал дрожать, чтобы исчезли пупырышки, покрывшие бледную кожу. - Миш, - Глеб слегка оттолкнул его, упершись ладонью в грудь, - нам, наверное, лучше пока не видеться, - мальчик говорит себе под нос, низко опустив голову и смотря только на серо-грязный асфальт под ногами, но Миша отчетливо слышит каждое слово. Каждое из них падает огромным валуном на едва дышащее тело, которое буквально несколько секунд назад сорвалось с высоченной отвесной скалы, скоро камнепад погребет его навсегда, но прежде человек будет испытывать нестерпимую мучительную боль, медленно умирая. - Значит, ты меня бросаешь? - Выдавил из себя Миша, голос дрожал, парню не удалось этого скрыть. Хотел услышать в ответ «нет», оправдания, что это лишь временно, пока родители не уедут. - Да, - зеленый сигнал светофора вновь сменился на красный, а вдалеке, в черном небе сверкнула первая яркая вспышка. - Ты сам видел, какую реакцию вызывают наши отношения, я не готов испытать на себе гнев отца, - ответил мальчик с разноцветными прядями в черных волосах, разметавшихся под порывом внезапно поднявшегося ветра. - Глеб, ты просто трус, - губы Миши искривились в презрительной усмешке. - Пусть так, но разве не ты учил меня самостоятельно принимать решения. Я его принял, смирись, - последние слова прозвучали особенно резко и грубо, полоснув ножом по натянутым нервам. Мальчик быстро пересек улицу и скрылся в темноте двора. Пародия на выдох. Все тепло мигом улетучивается из тела вслед за тем, кто его дарил, вливая в каждую клеточку тела, заставляя жить им, заменяя своей необходимостью кислород. Не стало тепла, не стало такого нужного для жизнедеятельности газа. В глазах искры, остатки пожара, которым вспыхнул костер, согревающий душу еще совсем недолгое время назад. Кажется, теперь Миша понял, что такое попасть в Ад. Именно так, должно быть, мучается грешник, оказавшись на раскаленной сковородке. Лава вместо крови, огненное дыхание, кружащееся вокруг, заполняющее все пространство. Несколько шагов до двери, щелчок ручки, дверца автомобиля распахивается, пальцы впиваются в холодный металл, только бы устоять на ногах. На нос капают первые теплые капли дождя. Выдох, вдох, дверца захлопывается, отрезая от падающей с неба влаги, укрывая, пряча от непогоды. Но Мише все равно, его буря разыгралась в душе, в сердце. Снова срабатывают приобретенные рефлексы, парень заводит машину и плавно отъезжает от обочины. Дворники работают как сумасшедшие, стряхивая с лобового стекла блестящие серебристые капли. Дождь льет, как из ведра, выбоины моментально заполняются водой, машину ведет, руки непроизвольно вцепляются в руль крепче, глаза и сознание следят за дорогой, чтобы не улететь в кювет и не врезаться в соседние автомобили. В ушах шум дождя, заглушающий все, в горле першит, во рту пересохло. Вдох-выдох, вдох-выдох, газ-тормоз, газ-тормоз. Дворники мечутся еще быстрее. Небо сошло с ума, обрушивая настоящий водопад на землю, на людей, на здания. Всё утопает в этой влаге, ее слишком много. Кажется, что она попадает в легкие, не дает дышать. Нечем. Дышать. Вместо воздуха только вода. Забивается везде. Еще два шага и козырек подъезда скрывает вымокшую до нитки фигуру парня от воды. Теперь можно сделать вдох. Но холодно. Опять этот холод, пустота. «Чем я заслужил эту вечную мерзлоту в душе?» В душе закипает ярость. Миша сжимает кулаки, быстро поднимается на свой этаж, распахивает дверь, едва успев вытащить ключи из замка. - Доволен! – Кричит он, ураганом проносясь по комнате. Обувь оставляет мокрые следы, с одежды, с волос течет вода, кажется, что и в квартире идет дождь. Родители, внимательно смотрящие до этого вопля в экран телевизора, поднимают головы и непонимающе смотрят на разъяренного молодого человека. Где их сын? И что это за существо с черными провалами глаз? - Можешь, радоваться! – Крик не приглушенный ничем - плевать, что услышат соседи. - Он меня бросил! Бросил! Доволен?! Мужчина медленно встает, несколько осторожных шагов и лицо парня опаляет пощечина. Голова дергается, но мозги, кажется, становятся на то место, на котором должны быть. - Успокойся, Миш, - тихо. На руке сжимается стальной захват. Мать подходит сзади, осторожно снимает мокрую одежду. - Пойдем, - шепчет Наталья и уводит сына в комнату, грозный взгляд в сторону мужа, чтобы не смел, идти за ними. Комната. Постель, пропахшая им. Парень брыкается и не дает себя уложить. Мать быстро понимает, в чем дело: сметает постель, стелет покрывало, вновь укладывает. Где-то раздается деликатный стук в дверь, но Наталья запрещает мужу входить. Не сегодня, не сейчас. - Миш, он еще маленький, твой мальчик, он испугался, - шепчет женщина, перебирая короткие мокрые пряди волос. - Глеб, его зовут Глеб, - парень рычит, хочет избавиться от надоедливой ласки, но нет сил пошевелиться. - Глеб, - покорно поправляется, - дай ему время. - Мам, он добился того, что я обратил на него внимания, он добился моей любви, он подарил мне свое тепло, он меня отогрел. Он не мог настолько испугаться, чтобы перечеркнуть всё, что было. Руки взметаются вверх, обхватывают голову, рвут волосы, зажимают уши, чтобы не слышать слова матери. В горле комок, на душе стужа, там кружат белые мухи, вьюга усиливается, погружая сознание в сон. Заморозка. Остановка времени. Потеря связи с реальностью. Ее больше нет. Вокруг только снега и льды Антарктиды. Теперь это – его реальность. На всю жизнь, навсегда. Освободившееся от тепла Глеба место занимает боль. Готов был, сказать люблю. Может, если бы Глеб услышал эти слова, то все было бы по-другому. Может. А может, и нет. Но все равно в сердце поселилась любовь. Сильная. Безнадежная. Всепоглощающая. - Мам, хочу спать, - язык заплетается, липнет к небу. - Спи, я посижу, - как в детстве, она всегда рядом, когда нужна, она мама, нет Мама. Саша, есть еще Саша, он может помочь, может убедить. Может…