Мы не ведали, что творим, А кто ведает – рядом нет. Алькор
1
Урок близился к концу. После разгона за разбитое окно ученики были на удивление внимательны и послушны. Лиссэ с указкой в руке медленно прогуливалась по рядам, детки старательно выводили буквы. Чистописание – это вам не окна бить и табуретки ломать. Мистрис старалась выглядеть строгой: еще не хватало обормотам понять, что ей смешно. Шагов она не услышала, а вот взгляд почувствовала. Подняла глаза. У дверей стоял сам Владыка Тьмы. Принесла его нелегкая! Надо же, сподобился Аст Ахэ покинуть, а то ей уже стало казаться, что он к своему замку прирос. Любопытство одолело, что ли? Женщина сделала вид, что ничего и никого лишнего у двери нет, и продолжила урок. До большой перемены оставалось совсем немного, пусть постоит до звонка, то есть до гонга. Начало и конец урока здесь объявляли ударами большого половника о чугунный котел. Звон стоял ошеломительный, но ученики очень любили этот сигнал. Лиссэ же могла вынести и не такую какофонию, долгие годы жизни бок о бок с Орриком способны приучить и к худшему В самом конце урока дейе, все же решила заметить Изначального и, чинно поприветствовав, представила Владыку ученикам. Они не подвели, хотя на миг и перепугались. Выучка дала себя знать: все дружно встали из-за парт. На колени здесь никто не падал. Лиссэ считала сие позорным и нерациональным. От этих поклонов и коленопреклонений только неразбериха, еще подавят друг друга детишки. Да и Мелькор такие приветствия не жаловал. Вала сказал ребятишкам нечто ободряющее, и тут раздался сигнал. Мистрис даже возгордилась выдержкой подопечных. Ни один не сорвался с места, ни один не выскочил из класса. Все терпеливо ожидали разрешения наставницы. Мелькор же еле сдержался, чтобы не зажать уши от такого оглушительного грохота. Лиссэ заметила, что рука у него дернулась, но он вытерпел. - Они тебе еще нужны, Владыка? – тихо обратилась к нему дейе. - Нет, - так же тихо отозвался он. - Дети, вы можете быть свободны, - громко сообщила ученикам мистрис и на всякий случай добавила: – Выходим по одному. Мальчики пропускают девочек и придерживают им дверь! Детки чинно удалились. Честно говоря, ирхи всегда с уважением относились к женщинам, и мальчики девочек никогда не обижали, хотя порой те усердно их доставали. - Чему обязана? – сухо осведомилась Лиссэ. - Ты все та же, - усмехнулся Мелькор. Дверь приоткрылась, появилась мордочка Мгрыхи и тут же исчезла. Потом в кабинет осторожно заглянул Грыгн: дежурным не терпелось убрать класс. - Можем пройти в мои комнаты, - предложила женщина. - Хорошо, - согласился Изначальный. В коридорах было шумно. Ребятня резвилась: кто-то съезжал по перилам, кто-то раскачивался на двери, а большая часть просто бегала, прыгала и самозабвенно вопила. Мистрис привычно шла напролом, как ни странно, занятые собой дети тут же убирались с пути. - У тебя всегда так шумно? - Должны же они побеситься. Сломают - починят, а синяки пройдут, - пожала плечами мистрис. Она и сама не понимала, почему её так озлил его визит. Только она создала себе спокойную жизнь, как нет – появляются всякие нечеловеческие сущности. Гортхауэр, вообще, пропал, наверно, на Учителя молится денно и нощно. Зато Учителя Хмарыш на хвосте притащил! Нормальные создатели должны сидеть на облаке, а не лезть в дела своего мира. Учит он, видите ли, один раз уже доучил, - мало ему, что ль?2
Лиссэ осторожно разлила по чашам травяной настой. Поднесла к губам, сдунув мелкие листики в сторону, отпила глоток. Черный Вала от настоя не отказался, но не пил, а просто держал хрупкую чашу рукой, затянутой в перчатку. Перчатки тоже злили. Ручонок она его не видела, что ли? На неё Изначальный не смотрел, его словно завораживало кружение листиков по кругу. Гадает или просто дурью мается? Разговор не ладился. Мелькор чувствовал её раздражение, но не спрашивал из-за чего и в мысли не лез. Полез - получил бы ежиков на драконе. - Расскажи, - вдруг попросил он. - О чем? - ровно ответила Лиссэ. - О детях, о себе. Мистрис начала рассказывать четко и спокойно, будто лекцию читала в классе: - Иногда ставим спектакли. Все принимают участие. Кто-то помогает с костюмами, кто-то придумывает сюжет. Играем по очереди, чтобы не было обидно. Правда, злодеи все мои. Еще с детских лет любила ведьм играть. Недавно изображала злую-презлую колдунью и страшную-престрашную. - И о чем же была сказка? - О спасении красавицы из рук злобной ведьмы, то есть меня, - дейе хищно улыбнулась. - Кто же играл красавицу? - Вала спрашивал отстраненно, держа чашу в руке. Женщина с тоской посмотрела на стол. Если бы находилась в комнате одна, забросила бы на него ноги. - Красавицу играла Мгрыха. Она и на самом деле хорошенькая, а вырастет - станет еще краше. - Мгрыха? – он поднял бровь. - Ты её видел, она заглядывала в кабинет, - пояснила Лиссэ. Мелькор еле заметно вздохнул. Наверно, не считает девочку красивой, но из деликатности не скажет об этом. Привык к эльфам да всяким майар-валар. Люди, понятно, тоже весьма хорошенькие. Вот и не заметил, что девочка стройная, вырастет высокой и волосы хороши, хоть и жесткие, а глаза такие живые и озорные. Да сколько за одну её улыбку сражаться будут! Мистрис передернула плечами. Ученики уже были своими, родными и обижать их никому не дозволялось. - Злую колдунью победили и уничтожили? - прервал размышления женщины Изначальный. - Не совсем, - усмехнулась мистрис. – Она не злой оказалась, а одинокой. Потому и утаскивала детей в свою пещеру – ей тепла хотелось, душевного. А её боялись и ненавидели - на вид страшна уродилась. А та юная красавица оказалась чуткой и поняла колдунью. И стали все вместе жить-поживать и добра наживать. - И кто же такое придумал? - Все вместе. Ведь и в жизни так бывает: стоит лишь понять и можно договориться. - Не всегда можно понять, а договориться подчас невозможно, - Лиссэ показалось, что эти слова были сказаны совсем не ей. Но от ответа она не удержалась. - Наш магистр всегда говорил, что «невозможно» - лживое слово. Мелькор ей не ответил. Он поставил чашу на стол и уставился в огонь камина. Дверь раскрылась, как от хорошего пинка – Оррик предпочитал входить с шумом и грохотом. Потершись о хозяйку, кот целеустремленно направился к Мелькору. Втянув воздух, зверь вскочил к нему на колени, обнюхал руки и полез на плечо. - Оррик! - женщина попробовала призвать наглого кота к порядку, но в отличие от учеников, у него Лиссэ авторитетом не пользовалась. Лизнув Владыку в ухо, кот пролез под волосы и устроился на его плечах в качестве воротника. - Пусть! – остановил мистрис Мелькор, когда она встала, чтобы стащить бесстыжее животное. Оррик довольно заурчал, мужчина осторожно погладил его шелковистую шкурку, урчание стало еще громче. Сначала кот просто мирно урчал, потом начал утаптываться, впиваясь когтями в плечо. Изначальный еле слышно охнул и прикусил губу. На лбу выступили капельки пота, а ткань пропиталась влагой. На черном крови не видно. Мистрис растерялась: Оррика теперь не отдерешь, даже если прибить, все равно придется когти с мясом выдирать. Уж лучше подождать, пока кот не угомонится. И что сегодня за день такой неудачный! Оррик заурчал чуть в иной тональности. Теперь его мурлыканье словно переливалась - то нежно, то басовито, лапы стали двигаться медленнее и нежнее. Лицо мужчины расслабилось. - Оррик, задери тебя Хмарыш, ты чего делаешь?! – Лиссэ все же возмутилась. - Не ругай его, Лиссэ, пусть продолжает, - еле слышно отозвался Владыка. - Пусть?!- взвилась она. – Пусть сожрут заживо, что ль?! - Мне не больно, даже легче, - голос был еще тише. Дейе махнула рукой и выскочила из комнаты. Когда она вернулась, кот дремал на плечах у Изначального, а тот сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку кресла. Длинная седая прядь частично закрывала лицо. Тревожить их мистрис не стала, и ушла в спальню. А эти двое так и просидели всю ночь у камина. Утром кот был ленив и прожорлив. Наевшись до отвала мяса, Оррик залег спать, растянувшись поперек кровати. Мелькор же пребывал в хорошем настроении. - У тебя необычный кот, - осчастливил он её сообщением. - А то я не знаю! – фыркнула Лиссэ и покосилась на его плечо. – Лечить он умеет, но не всегда хочет. Забери его с собой в Аст Ахэ. Он поедет. - Нет, ему тяжело. Больше не надо. - Вольному воля, - вздернув кверху нос, мистрис направилась на школьный огород. Пора было убирать поздний урожай свеклы и моркови.3
Чадушки уже высыпали на грядки. Садово-огородные работы ученики любили и стремились хорошо учиться, чтобы госпожа Старшая наставница разрешила сажать и сеять, полоть и рыхлить. Труд не должен быть наказанием, особенно труд полезный, считала Лиссэ. Нарушители пусть стоят в углу на горохе или роют и закапывают ямы. Лишиться возможности сделать нечто полезное считалось для юных ирхи ужасным позором, посему к концу недели все стремились исправить ошибки и улучшить оценки. Потому и журнал тогда сожгли. Мистрис, фыркнув, взялась за лопату. Один из старших учеников дернулся было предложить свои услуги, но вспомнил, что госпожа Лиссэ сама любит копать. Девочек ребята берегли и не позволяли заниматься тяжелой работой. Сейчас стайка девчушек разбирала корнеплоды и укладывала на просушку. Копали мальчишки. И верно – девочкам еще детишек рожать, это она - пустоцвет. Зато ей спокойно можно заниматься любимым делом. Возиться с землей дейе любила намного больше, чем корпеть над вышивкой или сонетом. Да и земля платила ей сторицей - урожай всегда был отменным, а вот нитки да иголки мстили - путались и рвались, кололись и ломались. Огородники и садоводы из ребятишек были не самые лучшие, но они очень старались. Лиссэ тоже старалась: объяснить и показать. Вот и сейчас пришлось, отложив лопату, показать новеньким, как следует укрывать на зиму виноград. Настроение было отвратительным и мелким негодникам, вздумавшим бросаться свеклой, крепко досталось на орехи. Кмыргов Мелькор! И зачем прибыл? Кмыргов Оррик! И зачем тогда тревогу объявил? У неё были такие далеко идущие планы… А все этот гад!.. Теперь Гортхауэр обиделся и носа не кажет! Вот ведь гад! - Мрауу! Мняу не оскрбляу! – пропел рядом невесть откуда взявшийся кот. Он сидел на ящиках с урожаем и наблюдал за работниками. Оррик обожал смотреть, как трудятся другие и поучать. - Сгинь, пакость хвостатая! - мистрис швырнула в него ботвой. Кот изящно подпрыгнул и поймал свекольный хвост в воздухе. - Яууу знауу, что делауу! - Ты?! Знаешь?! А кто мне котяу советовал найдяу? – передразнила его дейе. - Яйаууу! Но не сейчаууу. Подождауу. Яйауу знауу! Ты не знауу! – сообщил кот и гордо удалился проверять, как работают другие. Лиссэ погрозила ему кулаком вслед: сказал невесть что и смылся. Гад! Настроение ухудшилось еще больше, впору не овощи копать, а могилы. Хоронить было пока некого, и посему мистрис взялась перекапывать грядки под зиму. - Сколь велика твоя любовь к корнеплодам, госпожа Лиссэ, - длинная черная тень упала рядом. - О! Она воистину беспредельна! Особливо к репке, - женщина подняла глаза. Черный Вала усмехнулся, по своей привычке, уголком губ. - Порадовал ли тебя в этом году урожай столь горячо любимого тобой овоща? - Просто дивная репа уродилась! Сладкая, сочная. Уж сколько ели мы ее – и пареную, и жареную, и варёную, и тушеную, и печеную! Вкусна зараза! Воистину, кто репки не едал, тот и наслаждения истинного не познал! - Странные у тебя понятия о наслаждениях, - неодобрительно покачал головой Мелькор, но глаза так и лучились смехом. - У каждого свои наслаждения и свои идеалы! – отводя упавшую на глаза прядь, ответила дейе. - Идеалы духовными должны быть! - Угу! Только на голодный желудок у меня духовное в голову не лезет! – она потерла испачканной в земле рукой зачесавшийся нос. - Ох, Лиссэ, Лиссэ! Дейе звонко рассмеялась. Раздражение будто водой смыло. Как заправские земледельцы они начали обсуждать огородные дела. Изначальный хоть репку и не жаловал, а в сельском хозяйстве прекрасно разбирался, и советы его были полезны и уместны. О многом Лиссэ даже и не догадывалась. Но сейчас женщину волновали не только и не столько дела огородные. Иной вопрос не давал покоя дейе, и она все же задала его: - Ты из-за Гортхауэра приехал? Он тебе нажаловался на тревогу? - Что ты, Лиссэ! Он был в восторге от твоих задумок и очень хвалил за предусмотрительность! - Не ввел ли он часом подобные порядки в Аст Ахэ? – невинно улыбаясь, спросила женщина. – Нет, не ввел. Смысла в этом нет, Аст Ахэ не просто крепость. Твердыня знает обо всем, что происходит, никто и ничто не ускользнет от неё и от меня. Для Изначального Чертоги часть его. Пожара, обрушения, наводнения там просто не может быть. Твердыня не допустит. О надвигающемся стихийном бедствии я узнаю заранее и постараюсь остановить его. Так же о врагах. Сама земля скажет мне об этом. Сама Арта… Он был очень серьезен. - А Гортхауэр тоже так может? - В меньшей мере, но в доме, который творил сам, может. - Как же это: видеть все?.. - Лиссэ замерла, не в силах представить подобное. - Как? – его руки легли ей на плечи. – Смотри… И вдруг словно гора ей на плечи упала. Сжав зубы, Лиссэ еле удержалась на ногах, но тяжесть через мгновение исчезла, растворившись во множестве звуков, запахов, красок. Весь мир разом обрушился на неё, подхватил, будто пушинку и понес вперед, открывая свои тайны. Она была везде и сразу и видела все. И как далеко над морем собирается гроза. И как рассекают темную гладь неба огненно-рыжие зигзаги молний, и крупными каплями падает на землю дождь. И как в холодной вышине шумят высокие стройные темные сосны. Весело журча, бежит ручеек среди холмов, а над озером встает разноцветная радуга. Глубоко под землей, ища выход, клокочет лава. Мягко ступая по снегу, несет своим детям добычу рысь. Встает и просыпается солнце, в другом месте его сменяют луна и звезды, Собираются ветра, чтобы закружить ураганом, подмерзшую землю покрывают мягкие хлопья снега. На утлой лодочке плывет по озеру рыбак, а на высокой башне маяка у скал горит огонь, и бегают по двору ребятишки… Совсем рядом - у ограды просится на волю маленький ключ… Надо бы выкопать здесь колодец, а то воду носить далеко… В глазах потемнело, мистрис качнулась… Его руки не дали упасть… - Ты все это видишь? Всегда? – хрипло, непослушными губами прошептала она. - Вижу. Все. Не всегда. Я могу не смотреть. - И ты можешь узнать все! – дейе не спрашивала – утверждала. - Мысли мне не ведомы и будущее туманно. У тебя нос в земле и щека, - его рука осторожно коснулась её лица. - Но мир… Он прекрасен! А говорят, ты исказил его… Почему так говорят?! – Лиссэ еще с самого начала хотела узнать, но спрашивать было трудно. А сейчас вырвалось. - Не исказил – изменил! Разве хуже от огранки становится алмаз? Разве во вред ученикам наука писать и читать? А ведь они после этого изменятся и станут другими… Я принес в мир Время и Смерть… - Вала рассеянно посмотрел на женщину и яростно продолжил: - Но он свободен - этот мир! Никто не сможет прекратить дождь или снегопад. Здесь лето сменяется осенью, которую в свой черед сменит зима, чтобы дать миру отдохнуть перед весной. Здесь падают с деревьев листья, здесь твоя репа не вырастет по мановению руки. Если я или другие валар решат отменить бурю, она все равно случится позже, но во сто крат сильнее. Мир сам решает, как ему жить. И люди сами выбирают свой путь. И не только люди… Изначальный поднял с земли веточку мяты и размял в руке душистые листочки. - Есть далеко земля валар – Аман. Там все иначе. Там Кементари легко вырастит плоды, там без дозволения Манвэ и лист не упадет. Тот мир совершенен… - Совершенен? – Лиссэ не понимала, о каком совершенстве речь: жизнь и смерть всегда идут рука об руку и не бывает мира без времени. Чтобы вырасти цветку, должно упасть в землю семя, а чтобы родилось семя, цветок должен умереть… - Какой он – Аман? Мелькор опять подошел к ней. Светлые глаза глянули в медовые, и Лиссэ увидела дивно прекрасные сады, дворцы, яркое небо, снежные вершины. Она услышала нежнейшие и изысканнейшие мелодии. Тот мир был и вправду совершенен. Им можно было любоваться, но жить там ей не захотелось. Слишком безупречна была та красота, так безупречна, что казалась мертвой. Будто достигла она своего предела и застыла навечно - спокойная, величавая, как мраморное надгробие чьим-то славным делам. - Так там было! Как сейчас не знаю, но вряд ли хуже… - усмехнулся Черный Вала. - Хуже уже некуда, - фыркнула в ответ Лиссэ. – И кому водружен сей дивный монумент? Изначальный опешил: - Они так видят мир, считают, что все должно быть по Замыслу… - А, понятно! Эру решил воздвигнуть себе мемориал! И так полагаю, из всей Арды? - Он хотел, чтобы мир был совершенен. - А ты – нет? - Я не знал, чего он хочет. Я думал, так и надо. Он – Покой, я – Время. Он – Совершенство, я – Изменение. Я считал, что так и должно быть, что для этого я создан. Я не понял. - А если бы понял, сыграл бы по его нотам? Словно молния в светлых глазах сверкнула: - Ни за что! – и уже тише, спокойнее: - Я бы постарался объяснить другим. Я бы им показал. Может быть, я бы сумел… Кто знает… Но я не знал… Тогда… Не знаю и теперь… - Я был создан, чтобы быть его глазами. Почему я оказался иным, почему он дал мне не мое имя, я не знаю… Вокруг было пусто и тяжко. Я ушел… Он не смотрел на меня. Я был ему почти безразличен. Зачем он создал нас такими – способными творить свое… Не знаю. Наверно, иначе не умел... Там далеко я увидел Тьму, и Свет, в ней зарождающийся. Увидел другие миры. Они были далеко, очень далеко. Далекие, яркие звезды… Потом он позвал меня обратно. Когда я всем рассказал, что видел, он обвинил во лжи и прогнал. Было горько, но потом я решил, что просто его не понял, опередил его замыслы. Я думал, он хочет, чтобы каждый узнал то же, что и я. Только сам. Потом мы творили мир, и я опять его не понял, - Вала растерянно развел руками. - А потом уже было поздно объяснять, показывать! Впрочем,я тогда и не умел этого! – растерянность сменилась горечью. Шрамы стали глубже, а черты лица резче… Мелькор словно постарел на несколько веков разом. – Вот так, Лиссэ! Стало понятнее, но не легче. Как же все грустно и что с этим делать маленькой ведьме? Мистрис тряхнула кудряшками. - Кмыргов ему в пасть, твоему Эру! По крайней мере, мир живет по законам бытия, а не по проекту звезданутого Сотворителя. Теперь, полагаю, ему осталось лишь закусить неудачным планом? - Замысел, что вода, везде щелочку отыщет. Только за это время сделано немало. Пришли люди, и они сами способны менять мир. Люди - часть Арты. И даже некоторых ирхи приняла земля… - лицо его чуть разгладилось, в глазах мелькнула улыбка. – Хотя до конца Замысла не знает никто, кроме Эру. Никто не знает и причин… - Изначальный опять помрачнел. Мистрис подумала, что неплохо было бы найти этого Элеватора и расспросить о причинах. Высказать свою мысль она не успела, Мелькор, видно, что-то заметил в её лице и поспешил вернуть разговор в первоначальное русло: - А твои учения могут очень пригодиться в дальнейшем. Твердыня не вечна, да и я не всегда буду здесь. Ортхэннер взялся за это дело, слегка изменив с учетом наших особенностей. - Значит, Гортхауэр при деле… - задумчиво протянула Лиссэ и пристально посмотрела на Владыку: - А ты куда собрался? К Эру в гости? - Что ты, Лиссэ?! Просто к слову пришлось… Мелькор явно юлил, но допросить его с пристрастием помешали детки. Двое ирхи подрались и разбили окно, сильно поранившись при этом. Пришлось лечить и читать нотации. Лечил пожалевший драчунов Изначальный, а нотации читала мистрис. Потом Вала долго пытался уговорить её сменить гнев на милость: дескать, они и так наказаны. Но Лиссэ была неумолима: после выздоровления проказники будут лишены права убирать кабинет на два месяца. Страшный позор! Какие насмешки обрушатся на их непутевые головы, а что скажет им в родном племени мать? Теперь они будут думать прежде, чем выбрасывать друг друга из окна.4
Владыка Тьмы задержался в их Школе. Он никому не мешал, никого не ругал и ни во что не лез. Иногда сидел на занятиях сзади в уголочке. Причем ухитрялся быть настолько незаметным,что о нем вскоре забывали и дети, и наставники, начиная вести себя как обычно. Вечера он коротал в гостиной, у Лиссэ пил травяной настой и слушал её рассказы. Об Арте, Эру и валар они больше не говорили. К детям Изначальный был внимателен, не показывая и вида, что они ему неприятны. А может быть, они и не были неприятны. - У каждого народа свои понятия о красоте, - как-то начала разговор Лиссэ. – Я, например, совсем не считаюсь у ирха красивой. Мелькор улыбнулся: - Разве я спорю? Ты ведь их всех любишь. - Я? Этих обормотов? – возмутилась дейе. – А что делать? Приходится любить, иначе толку от учения не будет. - Вот и раскрылся твой талант – в каждом найти хорошее, - припомнил ей давний разговор Вала. Беседы теперь доставляли им обоим удовольствие. Ему иногда нравилось язвить, играть словами, а для Лиссэ такой разговор всегда был настоящим наслаждением.