Трудно сказать, в какой момент рождается дружба. Когда по капле наливаешь воду в сосуд, бывает какая-то одна, последняя капля, вдруг переполняет его, и влага переливается через край; так и здесь, в ряде добрых поступков какой-то один вдруг переполняет сердце. Р. Брэдбери. 451º по Фаренгейту.
— Ты думаешь, это хорошая идея? — Геронтиус сверлил пристальным взглядом Серого мага. — Мне понятны твои опасения, друг мой, — уклончиво начал свою речь волшебник. — Взять на воспитание столь непредсказуемого питомца… — Питомца! — раздражённо перебил его тан. — Это не просто домашняя зверушка, это варг! Одна из тех тварей, что пожрали и покалечили мой народ! Они уничтожают всё на своём пути! Безжалостные порождения тьмы! И ты предлагаешь сделать из него послушного ласкового пёсика?! — А я и не заявлял, что он будет таковым, — тихо, но твёрдо возразил Гендальф. — Этот щенок появился здесь не случайно. Я чувствую это… — О! — почтенный хоббит всплеснул руками. — Сколько раз я слышал от тебя подобное и… — тут он осёкся, пыл негодования понемногу уступил место неохотному признанию факта — предчувствия мага всегда оказывались небеспочвенными, а советы, что он давал, — ценными. — Ладно, пусть остаётся, — скрепя сердце согласился тан и обеспокоенно выдохнул: — Ох, не к добру всё это... — Ты поступаешь мудро, мой друг, — одобрительно произнёс маг, набивая курительную трубку табаком. — Нилоэла должна воспитать его, — как бы невзначай добавил он. — Ну, уж нет! — снова вскипел Геронтиус. — Я не могу позволить, чтобы эта... эта... — хоббит старался подобрать нужное слово. — Эта «тварь» ты хотел сказать, — Гендальф помог другу закончить предложение, — предназначена судьбой твоей внучке. Она нашла его. Она первая, кого он увидел в своей жизни. Она выбрала жить ему или умереть ещё до того, как мы с тобой пришли к соглашению на сей счёт... — Ему самое место на цепи! — упрямо возразил хоббит. — Если ты посадишь щенка на цепь, то действительно превратишь его в злобное, неуправляемое существо, — парировал маг, наблюдая, как досточтимый тан наливает себе добрую порцию вина. — Поверь, Геронтиус, этот варг... как бы это попонятнее выразиться... не совсем варг. — Что? – брови главы Шира недоумённо поползли вверх. — Он полукровка, также как и твоя внучка. И это ещё один довод в пользу того, чтобы девочка сама воспитывала зверя. Она, как никто другой, сможет понимать его, а значит, сумеет контролировать. — Но… как? И… — старый хоббит совсем потерял связующую нить разговора и судорожно осушил бокал. — Я уже совсем ничего не понимаю, Гендальф, — устало, со слезой в голосе промолвил он. — Подобные связи сложны для житейского понимания, Геронтиус, — серьёзно заметил Серый странник. — Родственные души смотрят на мир в одном ключе, а такие, как Нилоэла и этот полуварг, наделены способностью замечать то, что респектабельный хоббит или свирепый зверь не в силах увидеть. Они способны находить баланс в жизни и дарить его окружающим. Совмещая в себе две сущности, полукровки рождаются, чтобы нести в мир равновесие. А если их ещё и двое, то их воздействие на мир умножается... — Гендальф остановился, читая в глазах своего собеседника полнейшее непонимание. — Это всё довольно запутанно, — подытожил он. — Я хочу во всём разобраться, — упрямо заявил Старый Тук. — Ну, или хотя бы попытаться... ради Нило. Я должен. — Значит, нам предстоит долгая ночь, — воодушевлённо ответил маг. — Не помешало бы добавить ещё свечей и… вина.***
Десять месяцев спустя Тёплым октябрьским днём воздух напоён пряным ароматом осени. Лето ещё не отступило, осеннее солнце не потеряло летнего заряда. Его лучи, будто нити тончайшего серебра, пронизывают пространство, наполняют всё вокруг сиянием жизни. Всё живое впитывает его жадно, до капли. Такие солнечные дни под конец второго месяца осени выпадают редко. Печать увядания уже лежит на окрестном пейзаже: деревья сменили зелёный убор на багряно-золотое платье, трава потеряла летнюю сочность, всё чаще небо затягивается серой пеленой. Совсем скоро последний урожай будет собран, и тогда природа погрузится в долгий летаргический сон — маленькую смерть. Небольшой сад, разбитый под окном хоббичьей норки, поражает бурным цветением. Разнообразие красок и ароматов бросает вызов всеобщему угасанию. Но всё это продлится недолго, у жизни свой черёд. Любопытный чёрный нос изучал всё вокруг. Палитру запахов не так-то просто разложить по полочкам. Множество оттенков, нюансов и мимолётных отличий нужно уметь распознать, чтобы определить тот или иной дух. Маленький нюхач пока только учился отличать одни ароматы от других. Тёплый, сладковато-терпкий запах хозяйки — основной в его сознании. Именно с ним сравнивались все остальные.***
— Лау! Лау! Где ты? — разносился по двору звонкий голос. — Куда запропастилось это пушистое недоразумение?! — спросила Нилоэла саму себя. Она приподнялась на цыпочках и оглянулась вокруг. За лето девочка заметно подросла. Светло-зелёное ситцевое платье, белые ленты в светлых, слегка волнистых волосах. На ногах кожаные сандалии. Обычно Нило старалась постоянно ходить босиком, как все хоббиты. Однако сегодня она ощутила тот неуловимый момент, когда лето покидает землю. Его огонь ещё теплился в земной тверди, но источник жара ушёл и не вернётся до следующей весны, до нового рождения. Ноги девочки, более чувствительные, чем у остальных хоббитов, были напрочь лишены волос. Поэтому с наступлением осени ей приходилось надевать обувь. Этим она большую часть года отличалась от остальных, и, хоть никто напрямую не обращал внимания на маленькую особенность, Нилоэла порой чувствовала себя не в своей тарелке. — Лаурион! Лаурион, ко мне! — внучка Старого Тука не оставляла попыток дозваться четвероногого друга. Наконец со стороны старой мельницы показалось серебристо-белое создание. Щенку скоро должен сравняться год. Он заметно окреп и подрос, однако ещё уступал в размере сторожевому псу. Малыш обладал неуёмной энергией, за что периодически получал от старины Хвата. Нилоэла почти всё свободное время посвящала своему мохнатому подопечному. Хоть она совсем ничего не знала о том, как нужно воспитывать собак, это незнание с лихвой покрывало врождённое упорство. Так путём проб и ошибок между ними устанавливалась прочная связь. Волчонок остановился у ног хозяйки, встал на задние лапы и попытался вылизать ей лицо. — Лау, сидеть! — девочка увернулась от слюнявых объятий и легко надавила рукой на круп щенка. Пушистый непоседа всё равно попытался «обнять» свою любимую хозяйку, за что получил тычок в нос и строгий выговор, напополам с горящим ухом. После повторной команды Лау наконец уселся. Он тяжело дышал после пробежки и дружеской возни. — Лау, мне нужна корица. Корица, вот, понюхай. — Нило достала из кармана платья продолговатый футляр, где хранились коричные палочки. Но сейчас он оказался пуст. Однако горьковато-сладкий запах прочно впитался в деревянную коробочку. Щенок внимательно изучил поднесённый к его носу предмет. — Ищи! — скомандовала хозяйка. Лау непонимающе воззрился на неё. — Ищи же, ну! — нетерпеливо воскликнула девочка, выразительно указывая на футляр глазами. Лаурион пару минут пытался уловить нить похожего запаха, исходящего не от предмета в руках хозяйки. Он начал вертеться на месте, внюхиваться в землю, периодически поднимая голову, пробуя окружающий воздух на вкус. Затем щенок подбежал к Нилоэле и ещё раз обнюхал футляр. В его холодных светло-серых глазах разлилось жёлтое солнечное свечение. Задрав хвост, он вихрем унёсся в направлении старой мельницы, что возвышалась на опушке густого леса. «Ох, этот непоседа так и не понял, что я от него хотела, — разочарованно подумала Нилоэла. — Опять унёсся в наше место». Заброшенная мельница стала замком для девочки и её питомца. «Одинокая крепость» превосходно подошла для игр и отдыха долгими летними днями. В ней было прохладно и просторно, а главное — остальные дети боялись сюда приходить. Существовала страшная история, будто бы старый мельник упал в чан, где его перемололо вместе с зерном, и дух несчастного с тех пор не покидает мельницу. Но Нилоэла стала намного смелее чем прежде, а неутомимому Лауриону страх, казалось, был неведом. Запах сырого картофеля, пикулей, сельдерея, лежащего на кухонном столе, слабый аромат жёлтой горчицы из приоткрытой баночки и махровых гвоздик из сада. Весь пёстрый букет смешался в носу у маленького волка. Дух корицы, так нужной его хозяйке, почти уже слился с остальными запахами. Лау принюхался. Нельзя было потерять его окончательно. Нилоэла уже полчаса сидела на скамейке у двери. Она успела сходить в библиотеку за книжкой и теперь читала, коротая время в ожидании Лауриона. Девочка чаще проводила время в компании «бумажных друзей», нежели живых. Наконец, появился Лау. В зубах он нёс огромный кленовый лист. Нило оторвала взгляд от книги и озадаченно посмотрела на щенка. Он же приближался к ней с самодовольным видом. Нилоэла отложила книгу и, забрав гигантский лист у щенка, принялась с любопытством изучать его. — Какой большой лист! — произнесла девочка. — Клён, на котором он рос, должно быть, громадный! Лаурион тем временем возбуждённо крутился вокруг Нилоэлы. — Но это не корица, — с небольшим сожалением промолвила Нило. — Что ж, придётся пить чай без неё. Щенок недоумённо заморгал. Ему были не понятны лёгкие нотки разочарования, прозвучавшие в голосе хозяйки. — Погоди… — девочка принюхалась к исполинскому листу: пряный, сладковато-тёрпкий аромат увядания, смешанный с запахом сухой земли. — Оказывается, запах палых листьев напоминает корицу, — улыбаясь, произнесла Нилоэла. Лау игриво замахал хвостом. Осознание того, что ему удалось порадовать хозяйку, привело щенка в бурный восторг. ____________________________________________ На написание данного отрывка вдохновил вот этот арт http://yadi.sk/d/Vp8jrU80JiVX2***
Саунд: «Erutan — Birds of a Feather» Солнцеворот 2934 года Пышный праздник лета длится вот уже вторую неделю. Поля, луга, рощицы Шира дышат жизнью. Налитые соком зрелости, клонятся к земле злаки. В садах румянятся яблоки, на грядках поспевают многочисленные овощи. Воздух наполнен медовой сладостью цветущих клумб и лужаек. Приречье радует глаз в это время года: много солнечного света, ярко-голубое небо, густые живые изгороди, поросший лесом берег маленькой речушки, заросшие кустарником волнистые возвышенности. Над прогалинами порхают пёстро окрашенные бабочки, доносится стрекотание насекомых. Оно привлекает многочисленных птиц: в зелёных кронах деревьев звенят их песни. Птичий хор сливается воедино с мелодичными голосами хоббитов. Дневной свет, словно капризный ребёнок, ни в какую не хочет покидать улицы Тукборо. Он до последнего пытается хитрить: прячется в кронах деревьев, золотит воду в кадках, отражается улыбкой в окнах смиалов. Но детские шалости постепенно усмиряет гуляка-вечер. Повсюду зажигаются масляные фонари, на деревьях покачиваются гирлянды из бумажных флажков всех цветов радуги. Просыпаются местные музыканты: округу заливает весёлая музыка. Песни, танцы, конкурсы по поеданию тыквенных пирогов, море шуток и смеха. Нет ни одного хоббита, который бы сейчас пребывал в одиночестве. Все пируют и веселятся. Старый тан наблюдал за шумным праздником со стороны. Геронтиус совсем постарел: годы сгорбили спину, ослабили зрение. Он почти не выходил из своей комнаты, в которой, как и много лет назад, пахло плесенью, а вещи не меняли своих мест. Всю зиму и половину весны хоббит пролежал в постели. Родственники уже морально готовились к его уходу, однако ближе к лету состояние Геронтиуса начало улучшаться. Сегодня Старый Тук восседал на деревянной скамеечке и любовался ярким летним вечером. Запыхавшаяся Нилоэла подбежала к дедушке и плюхнулась на плед, расстеленный у его ног. Несколько минут она шумно переводила дыхание. Её щёки горели, волосы растрепались. Геронтиус с нежностью глядел на внучку. Мгновение старик и девушка смотрели друг другу в глаза, счастливо улыбаясь. Ещё секунда — и оба разразились беззаботным смехом. Отсмеявшись, Нило с придыханием спросила: — Неужели я настолько нелепо выгляжу? Тан, всё ещё тихо посмеиваясь, ответил: — Выглядишь, как твоя сестра Джемина, если ей удастся опустошить годовой запас варенья! — Значит, абсолютно счастливой, — удовлетворённо подметила Нило. — Тебе что-нибудь нужно? — участливо спросила она. — Может воды или пирога? — Нет-нет, ничего не нужно, — торопливо отозвался Геронтиус. Пауза в диалоге прервалась подзуживающим комментарием хоббитянки: — Джен следует есть поменьше сладкого. Она и так уже ни в одно новое платье не влезает. — Нило! — притворно возмутился хоббит. — Нехорошо так отзываться о своей любимой сестрёнке, — иронично подметил он. — Между прочим, — уже чуть серьёзнее произнёс Геронтиус, — пышнотелые хоббитянки привлекают мужское внимание. Нилоэла встала на колени и невозмутимо вытянула руку вперёд, победно помахивая кистью перед лицом деда. На запястье девушки красовалась пурпурная ленточка. — М-м-м... обещательная лента... — заинтересованно протянул Геронтиус. — И кто же счастливец? — Домерик Праудфут, — гордо ответила Нилоэла. Она старалась выглядеть невозмутимо, но тень смущения незаметно коснулась её голоса. — Он завязал ленту сейчас, после танца, — вконец смутившись, Нилоэла порывисто села и начала с преувеличенным вниманием рассматривать свои ступни. Обещательная лента — символ симпатии. В традициях хоббитов было принято повязывать ленточки на запястье правой руки в знак особого расположения. Зелёная лента означает — «ты для меня лучший друг». Пурпурная, завязанная на один узелок, — «ты мне нравишься». Та же лента в два узелка — «я люблю тебя». — Ты очень красива, внученька, — сказал тан. Его голос был пропитан искренней любовью и участием. — Спасибо, Grandattu. Дедушка, — Нилоэла натянуто улыбнулась. — Хоть мои ноги не большие, не мохнатые, как нужно, и упитана я не в должную меру. — Это всё пустая шелуха, малышка моя, — ободряюще ответил мудрый хоббит. — Да, наверное, так и есть... — задумчиво произнесла Нило. — Зато у меня есть пурпурная ленточка, а у Джемины нет! — девушка радовалась, будто ребёнок, победивший в соревновании. Бережно разгладив ленту, она отставила руку, любуясь ею. — Нило, Нило... — Старый Тук только покачал головой.***
Саунд «Type O Negative — Wolf Moon» Вечерний лес манил своей таинственностью. Какие тайны он хранил? Что за секреты прятались за тёмными стволами деревьев? Молодой волк охранял свои владения. Один из себе подобных, эти места в его власти. Лисы, зайцы, барсуки, — вот и все подданные лесного короля. Местные собаки не решались забредать глубоко в чащу. Серебряный волк наводил страх на своих сородичей. Размером с крупного бычка, он был сильнее любой собаки. Поджарое мускулистое тело, длинные изящные лапы. Его движения упруги и грациозны. Круглая голова на мощной шее. Нос и рот очерчены чёрным. Чуткие уши торчком. Волк обладал на удивление спокойным нравом, хоть иногда волчья натура и давала о себе знать. На нём часто катались маленькие хоббитята. Но их родители не одобряли подобные развлечения. Пускай зверя кормили свежеразделанным мясом и ему не приходилось убивать, он оставался зверем. Поэтому Нилоэла всегда находилась рядом, когда кто-либо общался с волком. Только ей было под силу усмирить вспышки ярости, что периодически случались с ним. Полуварг с детства любил бегать. Девушка использовала это как способ обуздать его излишнюю злость... выпустить варга. Нилоэла приспособилась не отставать от своего любимца, и ежедневные забеги стали ритуалом этого необычного дуэта. Сегодня Лаурион бежал один. Хозяйка осталась там, в шумном беспокойном месте. Но она обязательно присоединится... позже. Этим вечером в лесных владениях что-то изменилось. Новый запах — неслыханный, неизвестный ранее, — наводнил их. Волк замедлил бег. Незнакомый дух взволновал кровь, пробудил прежде невиданное желание-потребность. Острый запах мускуса, смешанный с запахом крови и дыхания зверя, запах кардамона, мха и крестовника... Его пролившаяся кровь дышала осенью. Влажные, в густых ресницах глаза, гладкая шерсть, шершавый мокрый нос, ветвистые рога. Зверь издал пронзительный крик. Вокруг него заметались тени, застучала дробь копыт. «Стая», — подумал Лаурион. Однако желание убивать росло в полуварге и с каждой минутой становилось всё сильнее. Раненный зверь предупредил свою стаю об опасности. Его сородичи в панике разбежались, оставив предводителя один на один со смертью...***
В Великие Смиалы прибыли новые гости. Семейство Беггинсов опоздало к началу праздника. Банго и Бильбо занимались разгрузкой поклажи. Белладонна сразу же устремилась на поиски отца. Они виделись нечасто, но знаменитая дочь Старого Тука знала о пошатнувшемся здоровье родителя. Со стороны главной площади — центра всеобщего гулянья — к вновь прибывшим спешили молодые хоббиты. Повзрослевшие Джаго Боффин и братья Брендибаки. — Здорово, кузен! Мистер Банго! — поприветствовал Боффин макушку Бильбо, маячащую за телегой. Старший Беггинс только слез с сидения. — Здравствуй, молодёжь! — добродушно откликнулся Банго. — Дай-ка помогу, — к младшему Беггинсу подоспел Амаран. Как раз вовремя. Бильбо, пытавшийся удержать громоздкий чемодан, чуть было не отдавил себе ногу, спуская его на землю. — Спасибо, — запыхавшись поблагодарил он. — Я смотрю, праздник уже в самом разгаре, — заметил старший Беггинс. — Да, гуляем, — довольно улыбнулся Рори и с упоением погладил свой заметно округлившийся живот. — Не волнуйтесь, эля ещё много осталось, — доверительно промолвил юный Сарадас. — Вот это да! — удивился старший Беггинс. — Ты уже в курсе таких подробностей! Ай да Сарадас! Ай да прохвост! Банго шутливо потрепал младшего Брендибака по кудрявой голове. — Вино всё вышло. Дня два назад оставалось ещё четыре бочонка, а сейчас ни капли не сыщешь, — хвастливо-извиняющимся тоном сказал Джаго. — Мы бы приехали, да мама прособиралась целую неделю, — слегка раздражённо ответил Бильбо. — Хорошо, что вообще добрались! — Это точно! — хохотнув, подтвердил Банго. К тому времени как семья Беггинсов окончательно распаковала вещи, на Тукборо спустилась ночь. Бледная луна озарила окрестности неровным светом. На площади то тут, то там виднелись палатки, в которых некоторые, особо романтичные натуры, обитали после наступления темноты. Палатки светились изнутри, напоминая гигантских светлячков. Всеобщее веселье понемногу утихало. Округа погружалась в сладкий, тягучий сон. Нилоэла размашисто постелила большую белоснежную простыню и взбила подушку. Потом отворила круглое, глубоко посаженное окно, впуская в комнату ночное благоухание жасмина. Прозрачный лунный свет наполнил спальню, издали ещё доносились звуки музыки и тихие голоса. «Где Лаурион? Он всегда приходит ночевать», — обеспокоенно подумала девушка. Выйдя из своей комнаты в холл, она обнаружила там Бильбо Беггинса, сидящего с книгой в кресле. — Привет, — поздоровалась Нило. Хоббит всё так же неподвижно сидел, погрузившись в чтение. — Кхм-кхм, — Нилоэла кашлянула, пытаясь привлечь внимание кузена. Никакого внимания в ответ. «Вот задавака», — Нилоэлу задело невежливое отношение брата. Девушка всегда хотела с ним дружить. В далёком детстве, когда она была малышкой, а он уже юным хоббитом, ему было интереснее общаться с братьями Брендибаками и близнецами Боффинами, близкими по возрасту. Ко всему прочему, Бильбо откровенно побаивался Лауриона. Возможно, это и было причиной, возводящей стену между ними. Нило направилась к двери. Стремительно пробежав мимо, она погасила свечу, которая освещала молодому хоббиту страницы. Недоумённо похлопав глазами, Бильбо обернулся в сторону источника маленького урагана, но тот уже хлопнул дверью и был таков. Нилоэла, всё ещё кипя, быстрым шагом направилась в сторону леса. Округа была освещена неверным светом бледноликой Луны, кое-где чадили фонари. Вдруг девушка услышала сзади торопливые шаги. Обернувшись, она с удивлением отметила, что вслед за ней поспевал никто иной, как сам Бильбо Беггинс! — Нилоэла! Постой! — окликнул её кузен. Она остановилась, с любопытством наблюдая за приближающимся родственником. Тот, подоспев, согнулся пополам и, упёршись руками в колени, тяжело произнёс: — За тобой не угонишься... Куда ты так припустила? — А тебе что за дело?! — раздражённо бросила Нило. «Надо же! Когда я к нему обратилась, хоть бы глаза поднял! А сейчас, значит, полюбезничать захотелось!»— гневные мысли роились, сменяя друг друга, в голове девушки. — Извини, — отдышавшись, попросил хоббит, пропуская мимо ушей колкую фразу сестры. — Ты заговорила со мной в холле, а я не обратил внимания. Ещё раз прошу прощения... это было неприлично с моей стороны, — смущённо признался Бильбо. В неясном ночном освещении было не заметно, как румянец залил его щёки. — Забыли, — потеплевшим тоном ответила Нило. — И ты меня прости... — За что?! — удивлённо спросил юный Беггинс. — За то, что свечку потушила. — Что ты! — отмахнулся Бильбо. — Мне стоит поблагодарить тебя за это! — Почему же? — спросила озадаченная девушка. — Ты спасла моё зрение! Сидеть мне до утра за чтением, если бы не ты, — признался Беггинс. — Я полностью перенёсся в книгу. — Что ты читал? — с обострившимся любопытством поинтересовалась Нило. — «О затмении Валинора», — ответил кузен. — Настолько погрузился, что не замечал ничего вокруг. Завораживающе. В этот момент Нилоэла поняла, как она ошибалась насчёт брата. Это был хоббит, близкий ей по духу, ценящий тонкий мир бумаги и чернил. Тот мир, который вписывает в твоё сердце целые жизни, облекая их в реальную форму, заставляет переживать, думать, творить. «Как жаль, что мы не понимали друг друга раньше...» — мысленно посетовала она. — Моя любимая история, — откровенно призналась девушка. — Погрузиться в чтение настолько, что не замечаешь окружающий мир — это так знакомо. В книгах заключено особое очарование; книги вызывают в нас наслаждение, они разговаривают с нами, дают нам добрый совет, становятся живыми друзьями для нас. — Как точно сказано... — согласился юноша. «Кто бы мог подумать! А у дикого ребёнка тонкая душа», — отметил про себя Бильбо. Начавшуюся было душевную беседу прервал внезапный волчий вой. Брат и сестра резко обернулись. — Лау! — громко воскликнула девушка. Перепуганный хоббит с опаской вгляделся в ночную темень, пытаясь различить силуэт волка. Пронзительный вой раздался снова, но внезапно оборвался. Нилоэла, не теряя времени, ринулась в лес. — Нило! Подожди! — растерявшийся Беггинс не мог принять решение. «Бежать за ней или звать на помощь? Логичнее второе, но пока я бегаю за подмогой, с Нилоэлой может случиться непоправимое! — отчаянно рассуждал Бильбо. — Хотя, с другой стороны, чем я смогу помочь?» Секундное колебание. А затем, мотнув головой и отогнав сомнения, он сорвался с места и понёсся в том направлении, куда убежала сестра. По дороге схватил бесхозно стоящие у чьего-то забора грабли. «Пусть будут... на всякий случай».***
Фоном: «Our Last Night — Sunrise» Продираться через густой подлесок в тусклом блеске ночного светила тяжело. Цепкие ветви хватают за руки, бьют по лицу, оставляя кровоточащие ссадины. Нилоэла мчится вперёд, приподняв юбки. Каждый шаг покрывает ступни уколами тысяч иголок. Голос Лауриона больше не раздаётся. Выл именно он, девушка не сомневается. Сердце отбивает мелкую дробь. Воображение рисует жуткие картины. Наконец, плотный полог остаётся позади. Взору предстаёт поляна, окружённая гигантскими клёнами. Нило прячется за одним из них. Бессильно облокотившись на мощный ствол древесного исполина, прислушивается к звукам борьбы, доносящимся с поляны. Глаза девушки закрыты, дыхание неровное. Ей до боли не хочется видеть происходящее впереди. Именно этого она боялась всю свою жизнь. Боялась, что её друг — подопечный, часть её самой, — однажды переступит черту. Поддастся зову тёмной половины. Отнимет жизнь, наслаждаясь, убьёт ради убийства. Самый страшный кошмар воплощается в жизнь, и Нило не знает, как поступить. Как двигаться дальше? Хочется поглубже зарыться в валежник и спрятаться там, как дикому зверю, которого преследуют охотники. Но это означает предать Лауриона, бросить его на произвол судьбы. Что его ждёт, отступи она сейчас? Травля? Скитания? Смерть от меча или капкана? Пусть волку удастся уйти, но что потом? Жизнь в разлуке с хозяйкой, что для него целый мир, надломит и сведёт с ума. Создать смертельно опасное чудовище? Нет. На это Нило пойти не может. Свою жизнь без Лауриона она не представляет. Собравшись с духом, хоббитянка медленно отрывается от твёрдой опоры. Мучительно долгим кажется поворот, ведущий к поляне. Ноги становятся ватными, в горле пересыхает. Словно во сне, Нило бредёт к Лауриону. Полуварг склонился над ещё не остывшей тушей оленя. Поглощённый поеданием свежей плоти, он не сразу ощутил присутствие Нилоэлы. — Лау, милый... — еле слышно позвала она. Зверь напрягся. Свежая кровь туманила его сознание. Он не узнал голос хозяйки. — Лаурион, это я... — громче произнесла девушка. — Нилоэла... Полуварг настороженно повернулся. Опустив голову, выгнул спину. Морда и передние лапы были измазаны багровой кровью. Капли стекали по подбородку, украшая лесную поляну красной россыпью, — будто спелая земляника выглянула из-под листочков. Взгляд чужих стальных глаз обдал холодом. Нилоэла поняла — он не помнит её. В нос ударил солёный запах крови. Тошнота подкатила к горлу. Паника внутри начала нарастать. Воспоминание... почти забытое всплыло ярким образом. Страшная ночь лютой зимы. Свирепый зверь за дверью. Успокаивающее свечение кулона в ладонях... Она победила тогда. Варг отступил и бежал прочь. «Я смогу, — сказала Нилоэла себе. — Я сделаю это снова!» Шаг... второй... Нило двинулась вперёд. Лаурион ощетинился, но это не остановило её. Зверь выступил навстречу. Внезапно поляну озарил тёплый свет жёлтой луны. Камень на шее девушки ожил. Полуварг остановился, заворожённый. Страх внутри Нилоэлы растворился, едва успев возникнуть. Протягивая руки вперёд, девушка всё так же неспешно приближалась к беспокойно ворчащему животному. — Тише, тише... — призывала она. Зверь подался вперёд. Нилоэла уверенно обхватила руками огромную мохнатую голову. Красивая серебристая шерсть её волка была вымазана тёмной жидкостью, которая уже начала загустевать. Руки скользили, утопая в вязком мехе. Нило вгляделась в потеплевшие глаза. В них отражалась отчаянная борьба варга и волка. Тьмы и света. — Randa...Вернись... — прошептала девушка не отрывая взгляда. — Аna ithir. К свету. Полуварг устало сомкнул веки, его дыхание выровнялось. Нилоэла прижалась к перепачканной морде. Мерно покачиваясь, она баюкала Лауриона, словно собственное дитя. Несколько минут спустя Нило нехотя отстранилась, встречаясь взглядом с янтарными человеческими глазами.***
С тех пор глаза Лау приняли окончательный золотой цвет. Если раньше золотистый огонёк вспыхивал и погасал, то теперь солнце не покидало взгляд волка. Зверь оправдывал своё имя. Он был назван в честь древ Валинора — Лаурелина и Тельпериона. Серебристый мех напоминал свечение луны, глаза, периодически становящиеся солнечными бликами, сейчас вобрали свет солнца. Нило возвращалась домой верхом на Лаурионе. Остановившись у реки, девушка слезла со спины волка и попыталась хоть немного отмыть ему морду. Умывшись сама и охладив горящие ноги в прохладной воде, Нилоэла продолжила путь. Сил совсем не осталось. Она была выжата, как лимон. Растянувшись на широкой спине мохнатого друга, девушка погрузилась в полудрёму. Лау и без неё прекрасно знал дорогу домой. Громкие крики вывели дремавшую Нилоэлу из блаженного забытья. Они приближались к Великим Смиалам. На площади царил жуткий переполох: палатки убрали, вокруг метались перепуганные хоббиты. Нило выпрямилась и пустила Лауриона бегом. Через десять минут они уже были у красной круглой двери. Навстречу им выбежал взволнованный Домерик Праудфут. — Ты жива! Слава Эру! — радостно воскликнул он. Домерик вырос красивым юношей: тёмно-русые кудри, большие глаза, чувственные губы, тонкий аккуратный нос. Остроумие и редкое мужское обаяние сочетались в нём. Многие хоббитянки мечтали получить от него пурпурную ленточку, и он знал это. Двинувшись было навстречу Нилоэле, паренёк отшатнулся при виде окровавленной морды Лауриона. Красивое лицо исказила гримаса брезгливости. — Что произошло? — Расскажу потом, — отмахнулась Нило. — Почему такая суматоха? — Все ищут тебя и Бильбо, — пояснил Домерик. — Бильбо! — Нилоэла стукнула себя по лбу. — Мы найдём его. Он наверняка заплутал в лесу. Девушка соскочила с волка. Вбежав в нору, она направилась к креслу, где читал кузен. Там лежала раскрытая книга «Затмение Валинора». Схватив её, Нило выбежала наружу. Дав Лауриону взять след, Нилоэла с трудом взобралась обратно на мощную спину. — Скажи дедушке, что всё будет хорошо... — попросила она Домерика, но в её голосе слышались нотки неподдельного страха. — Но, Нило! Твой дедушка... — парень не успел закончить фразу — Нилоэла была уже слишком далеко, чтобы что-то расслышать.***
Бильбо Беггинс потерялся в лесу. Юный хоббит замёрз, проголодался и решил, что лучше будет переждать ночь на дереве. Взобравшись на дуб, растущий неподалёку, Бильбо обнаружил в нём пустое дупло. Уютно свернувшись калачиком, хоббит уснул. Грабли остались стоять у подножия дерева. Лаурион и Нилоэла всю ночь проплутали в лесу. След пропавшего был ищейке незнаком. Ему то и дело приходилось заново обнюхивать книгу, которая недолго пробыла в руках у Бильбо. Запах было трудно уловить. Окончательно выбившись из сил, Лаурион лёг на землю под раскидистым деревом. Нилоэла удобно устроилась сбоку. Рассвет окрасил макушки деревьев в розовый цвет. Прохлада летнего утра заставила Нило плотнее прижаться к горячему телу волка. Сонный зверь непроизвольно навалился на хозяйку. Нилоэла резко проснулась и поспешно уперлась руками в бок Лауриона. Сверху послышался едва различимый смешок. Выбравшись из-под мирно сопящего гиганта, девушка оглянулась в поисках источника звука. — Я здесь! — раздался голос. Нило подняла голову и увидела кузена, приветливо машущего ей из дупла.***
В Великих Смиалах царила скорбная атмосфера. Вернувшись, Нило и Бильбо узнали, что Старый Тук скончался. Сердце Геронтиуса не выдержало волнений. Когда пропали его внуки, он рвался на поиски. Появившись ненадолго в Смиалах, Нило даже не подозревала — её дедушка уже при смерти. Старик умер, так и не узнав, что они вернулись живые и невредимые. Нилоэла корила себя за его смерть. Запершись в своей комнате, она никого не хотела видеть. Лаурион выл под окном. В день похорон Домерик постучался к ней. Девушка открыла. Траурное платье, волосы забраны в косу и перехвачены чёрными лентами. Под глазами залегли тени — следы бессонных ночей. Но глаза сухи и бесцветны — она не плакала. Пурпурная ленточка ярко горела на запястье. Хоббит молча усадил скорбящую подругу на кровать, обнял, поглаживая по голове. Нило не сопротивлялась. — Вытяни руку, пожалуйста, — нежно попросил он. Девушка повиновалась. Домерик достал из кармана напальчикового дракона. Того самого, что она подарила ему в детстве. Трепетно, будто обручальное кольцо, хоббит надел игрушку на палец Нилоэлы. Она не могла поверить своим глазам. Дракончик выглядел абсолютно новым. За ним бережно следили все эти годы. «Вверх-вниз» — железные перья поднимают высоко над землёй. «Вниз-вверх»— багровое пламя топит лёд, сковавший душу. Горячие слёзы прорвались из-за стены отчаяния, оросили льняную рубашку Домерика. Нило обмякла в надёжных объятиях. Эмоции вырвались на свободу. — А-а-а-х... мои вс-с-е слом-м-мались, — чуть позже поделилась она, успокаиваясь. — Он твой, — последовал ответ. — Мой, — судорожно вздыхая, прошептала Нило и отдалась умиротворяющим волнам сна. Бережно укачивая Нилоэлу, Домерик завязал на её запястье второй узел.Позже Нилоэла напишет:
Праздник сердца — это радость кого-нибудь полюбить. Праздник сердца — найти клад неожиданно. И праздник сердца — найти себя в другом, увидеть лучшее своего сердца в зеркале сердца иного. И разбить стену разъединяющую — это радость души алмазно-острая, это истинный праздник сердца.