Music: Wayra Nan — Tatanka KPM (Action Rock Trailers) — How We Do It. Одиночество — когда рядом нет тех, кто нужен тебе. Одинок — когда рядом нет тех, кому нужен ты. Один — когда рядом никого нет.
Чем выше он взбирался, тем сильнее холодный промозглый ветер кидал снег в лицо и безжалостнее рвал на нём одежду и меха. Дальше идти не было смысла, перед ним выросли тёмные пещеры Скалистых гор, в которых, если прислушаться, до сих пор разносился вой волков, ступивших на Тропу Предков много лет и зим назад. Оборотень остановился и обернулся, выдохнув горячий воздух, воспаривший белой дымкой к глухим сводам. Перед ним раскинулась широкая долина Красной реки, которую так и не тронул лёд, несмотря на лютый трескучий мороз. Даль скрывала мгла снега, сливаясь с тёмными тучами, за которыми пряталась Луна. Где–то внизу горели огни костров лагеря, от тепла которых он, «безумный волк», ушёл, чтобы хоть немного успокоить мятежную душу. Ветер вновь взвыл в ушах, и оборотень прикрыл глаза ладонью, всматриваясь в острые верхушки сосен и елей. Там, откуда он родом, зима была мягче и теплее. Там раскинулись широкие прерии, по которым бродят многочисленные стада оленей и бизонов. Там их племя разделилось, устремившись к священным для всех волков землям, откуда разошлись их Прародители. К четырём тотемным столбам, между которыми сейчас расположились лагерем его соплеменники, в Круге жизни и смерти, где не раз решалась судьба племён. Насторожившись, Ни́ос, сын Анэтиви́дора, поднял голову. Тёмные, с огненными сполохами глаза, похожие на раскалённые угли, жадно впились в чёрную мглу на Западе. Он слышал вой — зов своего отца и сородичей. Они, наконец, догнали их. Не медля, он принялся спускаться намного быстрее, чем поднимался, перепрыгивая через валуны и застревая в сугробах. Над долиной вновь послышался вой, и из лагеря пришёл ответ. Острый слух Ниоса поймал отголоски криков племени, и огоньки факелов двинулись к окраинам поляны, навстречу вождю и волкам точо. Ниос не сбавляя ходу побежал наперерез, перепрыгивая через валежник, и обогнал многих, первым встретив соплеменников. — Добро пожаловать, отец, — прошептал Ниос с широкой улыбкой. Крупный коренастый альфа с тяжёлым угрюмым взглядом, прежде согнувшийся под суровыми ветрами и тяжёлой ношей на спине, выпрямился и крепко обнял сына, с силой хлопнув по спине. Другие волки громко вскричали, встречая соплеменников. Старый низенький шаман Рáгон Мош прохрипел невнятные приветствия, благословляя их. — Мы заждались! — Ниос, сын мой, — проговорил Тиви́д, отодвинув от себя альфу. — Я так рад тебя видеть! — Я тоже. Мы уже стали беспокоиться, — добавил волк и повёл отца за собой. Времянки, которые они соорудили на поляне, не могли особо согреть, однако защищали от ветра и снега, удерживая слабое тепло огня. В них было сухо, что уже немало радовало. У него накопилось много вопросов к отцу, но он молчал. Отец устало скинул поклажу и протянул жилистые руки к огню, согревая озябшие пальцы. Рагон Мош последовал его примеру, кутаясь в меха. Его тусклые глаза всматривались в огонь, но Ниос сомневался, что шаман что–либо видит. Духи не благоволили их стае. Несколько волков принесли дичи, поделившись едой, и уселись чуть подальше, дожидаясь, пока вождь и шаман отдохнут и начнут говорить. Тивид не торопился, а взгляд его всё ещё оставался угрюмым и жёстким. Ниос нахмурился, ведь раньше отец не был настолько мрачен. Что–то случилось, но что — он не смел спрашивать. Достаточно было догадок, которые его не радовали, и слов Рагон Моша, что их задержало полнолуние. Отложив разговор до утра, волки легли спать, и Ниос отвернулся, как и всегда, лицом к Востоку, долго всматриваясь в темноту. Сон так и не пришёл к нему. Он первым поднялся и вышел к кострам. Молодые волки бросились к нему, горя желанием узнать о пути вождя и словах шамана, но Ниос не мог ничего сказать. Разочарованные соплеменники уселись на брёвнах, закутавшись в меха и шкуры, а серые солнечные лучи медленно прорезали тучи на Востоке. Ветер утих, гладь полноводной Красной реки отражала небеса. Ниос вновь обратил свой взгляд туда, где расцветал золотом рассвет, и сердце заныло. Пришлось крепко сцепить зубы, напоминая, что как только он снимет проклятье, тогда повернёт на Восток и заберёт своего омегу во что бы то ни стало. Ниос заставил себя отвернуться. За его спиной уже собиралась кругом у костров стая, нетерпеливо ожидая слов Тивида. Старый оборотень вышел из–под навеса, вдохнул полной грудью морозный воздух и медленно ступил в круг волков. За ним по пятам следовал мрачный шаман. — Волки точо, — призвал к тишине вождь, и все альфы стихли, напряжённо вслушиваясь в слова Тивида. В глазах их зажглось алое пламя, напоминающее «лунное безумие», но Ниос знал, что это нечто иное. Ликование и надежда. — Наконец мы оказались в местах, священных для любого волка, какой бы окрас ни носил его мех. Здесь началась история нашего племени и здесь, как предсказывают духи Рагон Моша, мы сможем скинуть бремя нашего проклятья. Оборотни взвыли боевым кличем, но Ниос к ним не присоединился. Несмотря на бодрую речь, он видел тени и новые морщины на лице отца. Вождь был сильно изнурён дорогой. По законам племени вождь должен быть сильнейшим волком среди альф, но сейчас Ниос не сомневался, что его отца нетрудно будет завалить любому, кто возжелает вести рыжих волков точо за собой. Шаман не шелохнулся в ответ на своё имя, тяжело вглядываясь в огонь костра, а Тивид продолжил, когда крики утихли. — Вечером Рагон Мош вновь воззовёт к духам наших Предков и скажет нам их ответ! — торжественно произнёс вождь под ликование молодых и взбудораженных волков. Шаман поднял голову с прозрачными, как талая вода, глазами. В них стояла усталость от тяжкого пути и земных лет и зим, пережитых им. — Я скажу ответ, который дадут мне духи, — повторил он слова вождя. Его голос проскрипел в тишине подобно старой сосне, склонившейся под северными ветрами. Ниос повернул голову к Рагон Мошу и нахмурился. Несмотря на почитание к старшим и к силе шамана, молодой волк не верил, что духи снизойдут до ответа. На лице шамана прибавилось морщин, а кожа стала тонкой и бледной. Старику не следовало оставлять тёплые прерии ради далёкого пути в холодную пору на северные земли чевейо и сейови. Слишком редко его посещали видения, и он их порой неверно толковал. — Потому я три дня и три ночи в одиночестве буду молиться в священных пещерах и просить благоволения Предков, чтобы снять проклятье Луны, которое она на нас обрушила. Шаман поднялся, и волки молча расступились, позволяя ему пройти за круг и исчезнуть среди заснеженных елей и скал. Альфы разошлись по делам: отыскать дров и оставить сушиться под навесами, сходить на охоту и обработать туши и шкуры. Волки из разных отрядов собирались вместе и рассказывали о своём пути, делились надеждами и опасениями. Ниос отказался от разговоров с ними, бесшумной тенью последовав за отцом. Вождь чувствовал его присутствие, но молча шёл, пока не оказался во временном укрытии, что соорудили точо. Сейчас здесь были только Тивид и Ниос. Опустив голову и великолепный убор, украшенный перьями птиц, вождь устроился на мехах и потянул руку к трубке и табаку, приготовленным шаманом. Раскурив трубку, Тивид посмотрел на пламя огня и сказал, обращаясь к усевшемуся на другой стороне сыну: — Это был трудный путь. — Мрак в глазах Тивида сгустился. — И он не должен быть напрасным. — Мы не вернёмся, пока не закончим то, зачем пришли, — решительно пообещал Ниос, прищурив глаза. Что поменялось в его отце, что мучит его? И не только. Ниос заметил, что в волках, которых вёл Тивид, появился тот же мрак. — Ты не хочешь сказать, что произошло с вами по пути сюда? — Нет, Эрениосихэд, это только моя ноша, тебе не стоит взваливать её на себя, — покачал головой Тивид. — Совсем скоро волчье проклятье не будет висеть над нами, и мы освободимся от света Луны. А сейчас я бы хотел подумать в тишине. Оставь меня, сын мой. Ниос кивнул и легко поднялся с лежанки. Сердце тревожно билось, и он вновь устремил взгляд на Восток. Ещё три ночи, подождать всего лишь три ночи, и Ниос отправится за ним! Невольно из его груди вырвалось низкое угрожающее рычание. Ниос знал, что его омега слышит их зов, но не откликается, и это приводило молодого волка в ярость. В глазах полыхнули алые искры, но альфа уже отвернулся, сцепив зубы. У него ещё немало дел, которые отвлекут от тоски и гнева. — Теалис! Серый волчонок оскалил зубы, но не выполз из своего угла, в который забился. Кайлин тяжело вздохнул, а Джалуунгар пробормотал что–то неразличимое из–за шипения. Утром Кай с удивлением обнаружил, что Теалис спит в объятьях его сына, а Айови не противится этому, хотя никогда раньше не любил возиться с детворой. Смутившись, альфа поспешно покинул викава, оставив волчонка досыпать на своей лежанке. Но когда пришёл Джалуунгар и Кай разбудил маленького чевейо, тот испугался и теперь рычал из своего угла, обратившись звериным обликом и вздыбив шерсть. Рана на боку волчонка вновь кровоточила. — Теалис, успокойся, — мягко попросил Кайлин и вновь безуспешно. По викава разнеслось негромкое рычание, но резко смолкло, когда от порога раздался шум. Орин выпрямился, на груди его тускло блеснул сапфир среди чёток и талисманов. Заметив, что Теалис забился в угол, он шагнул вперёд и позвал его новым именем, но тот не послушался, лишь прекратил рычать. Кайлин покачал головой. — Я надеялся, что он тебя послушается. — А где Айови? — резко поинтересовался Орин. Джалуунгар махнул рукой куда–то в сторону, а Кайлин поднял светлые брови. — А при чём тут Айови? — Белый волк был догадлив. — Связано это с тем, что мы утром нашли Теалиса под его мехами? Тэкорин неопределённо качнул маской, а за его спиной выросла фигура чёрного волка. Хоайови с тревогой взглянул в угол, на Теалиса, а потом на шамана и отца. — Что тут происходит? — резко спросил он. — Ты говорил, что не оставишь его и будешь защищать, — спокойно напомнил ему Орин. Лицо альфы исказила гримаса гнева и боли: — Да, но я не могу оставаться всё время с ним, — в отчаянии возразил сейови. — Я нужен племени. — Сейчас ты нужен ему, — указал на серого волчонка шаман. Теалис испуганно заскулил в своём углу, и Хоайови дёрнулся, словно его сдерживали путы, а потом бросился к нему. На глазах у изумлённого Кая волчонок послушно спрятался на груди альфы и позволил сильным рукам бережно прижать к себе. Хоайови негромко стал шептать и успокаивать малыша, не обращая внимания на брата, отца и целителя, на изуродованном шрамами лице которого появилось подобие всепонимающей ухмылки. Кайлин посмотрел на шамана, потом внимательно вгляделся в своего старшего сына и волчонка. Для него, того кто сам услышал зов истинной пары в раннем возрасте, не было тайной, что может связывать почти незнакомых альфу и омегу. А слова Орина лишь подтверждали его мысли. — Айови, Теалис твой... — негромко начал Кайлин. Сын поднял голову и посмотрел на отца. Его сверкающие глаза выдавали все смятенные чувства, обуревавшие альфу. — Да, — беззвучно прошептал Айови. Он уселся поудобнее, прижимая волчонка, а тот жался к нему, не замечая, что царапает одежду. Джалу шагнул вперёд и глухо произнёс, с трудом сдерживая смех: — Заш–штавь его обрати–ш–шся. Кивнув головой, Хоайови отодвинул от себя волчонка и строгим голосом наказал ему превратиться. Теалис скулил, трепыхался, но послушался. На руках у чёрного волка оказался испуганный малыш, худой, хрупкий и цепляющийся за плечи альфы. Джалуунгар протянул Хоайови мази и велел следовать его указаниям. Вздохнув, альфа подчинился, что–то ворчливо шепча на ухо Теалису. Ощутив себя ненужным более, Кайлин подошёл к Орину. На мгновение ему захотелось снять шкуру и маску волка, под которой прятался его сын, но он знал, что шаман воспротивится. Кай лишь предложил ему выйти и оставить Айови и Джалу заниматься несговорчивым волчонком. — Я хотел поговорить с Куарренархэ, — произнёс снаружи шаман. — Но теперь уже неважно. — О чём? — спросил Кай. Тэкорин покачал головой и отвернулся. — Я должен идти, — ускользнул от ответа шаман. — Меня ждёт мой долг, я не могу тратить понапрасну время. С этими словами Тэкорин решительно направился в свой викава, у которого стояли чёрные волки, чтобы услышать его мудрость и советы. Кайлин проводил его взглядом, невольно закусив губу. Его сын вырос отстранённым от семейных ценностей. Он любил их с отцом, своих братьев, но не видел различий между ними и другими соплеменниками. Он принадлежал всем и никому. И Кай молился, чтобы его сын нашёл свою судьбу поскорее, не связывая жизнь с одиночеством. Последующие дни Айови не отходил от Теалиса, врачуя его и прикармливая. Серый волчонок всё так же с трудом принимал чужих, кроме Хоайови и шамана, но привыкал к Кайлину и Джалуунгару. От целителя всё племя узнало о том, что старший сын вождя обрёл свою истинную пару, и теперь он был сильно смущён. Инри ходил огорчённый, втайне он ждал весны и рассчитывал на Хоайови. Аррен был весьма доволен произошедшим. Волчонок так и не произнёс ни слова. Он боялся выходить из викава, но когда Айови оставлял его, начинал скулить и рычать на всех. Лишь Орин мог его успокоить, но у него хватало своих обязанностей, а Кайлин хоть и был рядом, но не мог унять тоску и беспокойство волчонка. Айови раньше возвращался и ночью согревал своим теплом Теалиса. На следующий день маленький омега преодолел страх и увязался за чёрным волком. С тех пор они не расставались ни на мгновение. Ожидание томило и Ниоса, и всех молодых волков точо, последовавших за своим вождём в чуждые им земли. Но если остальные испытывали воодушевление, то он тревожился. Ниос знал, что его вера слаба, но ничего поделать не мог, только старался занять себя делом, чтобы не думать и не слышать внутренний зов. Накануне окончания третьей ночи, когда точо готовились к встрече шамана, он не выдержал и, обойдя кругом лагерь, медленно стал взбираться на скалы. Зная, что запрещено прерывать молитвы шаманов, Ниос пренебрёг запретами. — Кто здесь? — проскрипел голос Рагон Моша, и многочисленное эхо повторило его вопрос. Старый шаман сидел у костра среди стен пещеры, украшенной вязью рисунков. Ниос подошёл ближе, под свет костра, и остановился в проходе, опустив руки и ожидая, что шаман признает его, но вновь прозвучал вопрос, более резкий: — Кто ты и почему пришёл туда, куда никому нельзя ступать?! — Я — Эрениосихэд, сын Анэтивиидора, прозванный Диким Огнём, — сказал Ниос, недоверчиво вглядываясь в глаза шамана. Прозрачные, не выражающие ничего, они смотрели чуть в сторону от него, там, где он не так давно стоял. Услышав звуки голоса, голова седого волка повернулась вслед за ним. — Рагон Мош, неужели ты меня не видишь? — догадался Ниос. Шаман молчал, и молодой оборотень подошёл ближе. Тусклые глаза Рагон Моша всё так же слепо смотрели сквозь него. — Когда это случилось? — спросил Ниос. — Прошлой ночью, — тихо сказал Рагон Мош. — Но началось давно. Мои глаза и жизнь — плата за видения. Я слишком слаб, и духи не слышат меня. Я не смогу снять проклятье с нашего племени. Слова шамана приводили Ниоса в отчаяние и ярость. «Лунное безумие» словно вновь им овладело, стирая разум, и в глазах всё резко поплыло. Он глухо зарычал, сжимая кулаки. — Значит, всё было напрасно?! — взревел Ниос. Он с трудом удерживал своё желание крушить и убивать. — Нет, не напрасно, — неожиданно утихомирил его шаман. — Духи не дали силы мне, но есть другой шаман, в котором возродилась сила былых времён и мудрость племён. Белый шаман чёрных волков. Нам нужно найти его, и он укажет нам путь. — Белый шаман чёрных волков? — повторил Ниос, нахмурившись. — Да, — кивнул головой Рагон Мош. — Когда–то давно, когда мои глаза ещё различали каждое перо в летящей в небесах птице, странствующие торговцы донесли мне весть от моего друга, шамана чёрных волков, Мурэта Моки, прозванного Исцарапанным Жизнью. Вождь сейови взял в мужья чевейо, и у них родились три сына, одному из которых суждено стать великим шаманом для всех племён. — И он сможет то, чего не можешь ты? — прищурился Ниос. Гнев его остывал, и новая надежда слабо всколыхнулась в душе. — Да, он сможет то, чего не могу сделать я, — подтвердил Рагон Мош. Он протянул иссушенную руку с тонкими жилистыми пальцами к оборотню. — Помоги мне подняться, Эрениосихэд, и проведи к нашему вождю. Ниос склонился над стариком и поставил его на ноги. Утомлённый молитвами и ослабленный голодом шаман с трудом передвигал ногами, вцепившись в сильные руки воина. Ниос подал ему посох и повёл Рагон Моша на свет, который отражали снега у входа в пещеру. Свежий ветер ударил в лицо, и оборотень глубоко вздохнул, готовый к новому пути. — Куда нам теперь идти, Рагон Мош? — спросил он шамана. Старик поднял руку и указал на Восток, который заливало огнём восходящее солнце. — Туда, где начинается новый день. Взгляд Ниоса жадно устремился на Восток. Туда его звало сердце, оттуда исходил зов истинной пары.Глава 3. Огонь и лёд
27 марта 2014 г. в 00:43