Рождённый Волком: Вслед за Луной

             

Music: Epic Score — They Hit Without Warning ...Переродиться и стать человеком без прошлого — лучше и быть не может.

                    Говорить внятно Тэкорин смог лишь к следующему новолунию. Горло, исцелённое неведомой силой Предков, стало слабым и непослушным, словно у новорождённого. Ему приходилось заново учиться речи.       После кровавых распрей наступило время пожинать плоды. На следующую ночь мёртвые тела предали огню. В центре Круга жизни и смерти, под взором деревянных изваяний, взвились чёрные клубы дыма высоко над холмами, пламя затрещало и завыло, пожирая предложенную дань. В полночь костёр утих, и волчьи племена разошлись.       Выпавший хлопьями снег к рассвету спрятал и пепел от костра, и грязь, смешанную с кровью. Нетронутая пелена лежала, сверкала под солнечными лучами, и никто не рискнул войти в Круг. Ни обугленных костей, ни какого-либо знака о произошедшем той зимой никто не нашёл.       Только вот стали поговаривать шаманы и приходившие к Тотемам волки, что в лунные ночи внутри Круга мечется стая призрачных зверей, не в силах вырваться из заколдованного плена. В безумии бросается на невидимые стены, воет и взывает к Прародителям, но не получает ни ответа, ни свободы. Только шаманы могут утихомирить злобных тварей, а другим строго-настрого запрещают приближаться к черте Круга жизни и смерти.       Говорят, что когда тотемы сгниют и развеются прахом, дикая стая вырвется на волю. Но пока резные изваяния стоят, лишь вгрызлись трещины в старое дерево, покосились высокие столбы. Стёрлись цвета, так что с трудом узнать, где какой Прародитель взирает свысока на пращуров. И изъедена гнилью морда Рыжего Волка.       Но это случилось позже, в другом поколении волков-не-волков. В те времена, когда племена вихо, сейови и ковоу ушли в далёкие горы, затерялись среди пустынь и каньонов, скрылись в снежных бурях и стали легендой. А те, кто раньше был проклят луной, в борьбе за выживание стали господствовать на земле под ярким солнцем.       И эти омеги и альфы до сих пор помнят о том проклятье, которое заставляло превращаться в безумного оборотня-волка, жаждущего крови и смерти. Время стёрло из памяти почти все знания о собственном происхождении, но кое-кто ещё помнит и почитает прародителей.       А сейчас оборотни и бывшие оборотни с серыми, чёрными, рыжими, белыми волосами сообща лечили раненых, готовили и охотились, собирали в дорогу вещи, прощались друг с другом.       Не всё проходило мирно. Много боли и обид, кровавой мести встало между племенами. Когда возник первый спор между точо и сейови, грозящий стать новым поводом к братоубийству, вмешался Сиррен.       — Он убил моего альфу! — зарычал чёрный волк. Точо отвечал ему таким же мрачно-обжигающим взглядом. Теперь не-волки стали заведомо проигравшими в битве с настоящими оборотнями — их физическая сила иссякла. Даже в Круг жизни и смерти они не могли выйти, потому что бой должен проходить в волчьем облике.       — Это случилось в селении сейови, — произнёс в ответ точо на вопрос в глазах вождя. Сиррен встал перед своим бывшим соплеменником. Он помнил этого омегу, помнил, как играл с ним в детстве у костров отцов и учился вместе охотиться. Их связывало многое. Намного больше, чем то, что сейчас связывает с точо.       — Вина за то, что натворило моё племя под силой проклятья, развеяна с прахом Анэтивидора. Искуплена смертью моего брата Тэкорина, белого шамана. А если кто-то причинит вред сейчас, то вся вина ляжет на мои плечи.       Сейови зарычал. Напрягся, словно хотел броситься, но лишь прошёл мимо, грубо толкнул плечом Сиррена. Больше никто без причин на новое племя не нападал.       Сиррен закутался теплее в накидки и молчаливым кивком ответил на благодарность точо.       Вкрадчивый холод мучил не только его.       — Это пустота, — сказал Орин, когда осилил обычную речь. Поёжился. — Мы потеряли часть себя, нашу волчью половину. Из-за этого нам холодно. Её нужно заполнить, чтобы стало теплее. Наши дети не узнают этого чувства, а если и ощутят — то не поймут, чего лишились.       Рядом с Аленом холод сбегал, поджав хвост. Омега терпеливо сносил выбранную судьбу, его стойкость поддерживала молодого вождя, вливала уверенность. А ночью Сиррен обратно отдавал её, согревая и утешая Алена, который хоть и старался проявлять твёрдость днём, не жалеть ни о чём, но в темноте слабел духом. Как и всем, ему сложно давалась новая жизнь. Но если другим пришлось её начать, то Ален сам выбрал и потому упорно не желал показывать, насколько выбор этот болезненный.       И не только для него.       Позже, в один из вечеров, когда племена собрались на вече, омеги сейови и чевейо вынесли приговор.       — Точо нарушили мир на нашей земле, — сказал Кайлин. Взгляд его был печален, но твёрд. — Они принесли беды и смерть чевейо и сейови. Пусть их вина развеяна с прахом их прежнего вождя, но это не вернёт Теалису его родителей, а волкам их родных и друзей.       Сиррен, державший ответ перед отцом, не дрогнул. Он знал, что не Аррен или альфы будут решать, как поступить с побеждёнными врагами.       — Пока наши дети и внуки помнят и скорбят по убитым, точо не должны возвращаться в наши земли. Все проклятые, ступившие на земли чевейо или сейови, будут приговорены к смерти.       Кайлин вздохнул. Он знал, что выносит приговор не только своим двум сыновьям, но и себе. Вряд ли они ещё когда-либо увидятся.       — Мы дадим вам время, чтобы восстановить силы, — добавил Кайлин.       Как только раненые почувствовали себя лучше, сейови и остатки точо решили пойти к чевейо, к Гэхэджину. Селение находилось ближе всего к Тотемам, а переход обратно, на Запад или Юг, ещё был тяжёл для не-волков. Вождь чевейо обрадовался сыну и внукам и принял их, выделил викава для нежданных гостей. Кому не хватило места — расположились за частоколом в наскоро сооружённом лагере.       Сиррен попросил деда, чтобы им позволили остаться до весны. После этого он поведёт точо в южные степи и никогда не вернётся. Ален безоговорочно собирался идти с ним. Ниос и Орин тоже.       После произошедшего в рыжих волосах Ниоса появились серебряные пряди. Он не отходил от Орина ни днём, ни ночью. Даже Кайлин и Аррен, готовые растерзать его за убийство сына, смирились с их связью и признали истинной парой. Но никогда не смогли до конца спрятать неприязнь. Особенно Кайлин, будто потерявший полжизни, когда сына убили на его глазах.       — Нужно было убить волка во мне, — объяснял Орин, выздоровев и видя отцовское недовольство. — Убить не как добычу. Убить вопреки собственной воле того, кто добровольно забирает жизнь. Это мог сделать только Ниос. Его кровь спасла меня от смерти, она удержала, создав прочную связь. И она стала бы сильнее, если бы Рагон Мош совершил свадебную церемонию.       В тот же день Гэхэджин приказал готовить Орина и Ниоса к свадебной церемонии. Их соединили по волчьим традициям, и они стали последними среди не-волков, кто обменивался кровью.       Едва Красная река разлилась в берегах, мутная и злая после зимней спячки, с Севера пришли два усталых путника: седой и косматый альфа с изувеченной рукой, спрятанной под одеждой, и омега, статный и сильный взглядом. Шаарсан Ноа и Адэхи пришли проститься с сыном — их не испугала дорога, занесённая снегом.       Весна принесла много радости — встречи и тепло. Обернувшиеся в зиму беременные омеги один за другим разрешались от бремени и принимали человеческий облик. Орин принимал роды, вместе с Кайлином и Аленом нянчил волчат. Хотя он и потерял слух к зову Предков, но знания лекарственных трав и зелий, мудрость, переданная Мурэта Моки и поколениями шаманов, остались при нём.       Вместе с теплом пришла и течка.       Смущаясь ухмылки Аррена, Сиррен утащил в викава довольного Алена. Их отцы, обнявшись, последовали к себе. Молча, взявшись за руки, скрылись на четыре дня за пологом Ниос и Орин.       Хоайови лишь вздохнул и повёл Теалиса на охоту — учить гонять зайцев и уток. Волчонок, носившийся по селению вместе с другими, уже говорил, но, завидев возвращающегося с охоты альфу, бросался к нему и не отходил ни на шаг. Теалис не рассказывал, что произошло в ту ночь, когда безумные точо напали на его стаю. Не знал, что или кто его спас, спрятав от смерти.       — Не помню! — твердил серый волчонок, мотая головой.       — И даже своего настоящего имени? — спрашивал Айови. Теалис снова качал головой и прижимался поближе к альфе, уютно спрятавшись в надёжных объятьях. Айови мрачно улыбался и гладил его по волосам. Дыхание волчонка щекотало, отвлекало от мыслей, но после тех дней и ночей, когда сердце разрывалось от страха за омежку, он радовался каждому вздоху и мгновению с ним.       Волчонок казался настолько маленьким и хрупким, что Айови боялся его потерять. Сиррен рассказал ему о том, как услышал в детстве зов. Как он замолк — навсегда. После этого Айови готов был посадить Теалиса в викава и никуда не выпускать, пока тот не вырастет.       Даже если бы ему это разрешили Аррен или Гэхэджин, то никогда бы не позволил сам волчонок. Теалис уже доказал, что сильный духом и его ничто не удержит. Точо, посмевший напасть на его семью, получил рану на память, но больше того — был загрызен в бою Айови, почуявшим запах добычи его волчонка. За Теалиса отомстили, но он не обрадовался этому.       — Он был мой! — обиженно заявил волчонок, когда смог говорить. — Не твой!       Айови только разводил руками. Ему попался кровожадный омега, жаждущий мести, пусть он не помнил ничего и жил одними инстинктами.       Они так и не поймали никого. Айови поленился, ему просто нравилось следить за неугомонным волчонком, бегающим и обнюхивающим лес. Малышу было интересно всё: от первых ростков до высунувшихся из нор барсуков.       Гэхэджин и омеги чевейо предложили оставить Теалиса в селении и дождаться, когда тот подрастёт, чтобы вступить в брак. Айови наотрез отказался.       Позвав волчонка, альфа повернул в сторону селения. Уже темнело, а на следующее утро, едва рассветёт, точо во главе с Сирреном, должны были отправиться в путь на Юг. Этот вечер должен был стать прощаньем. Музыка, танцы и огонь костра сотрут горести и обиды между племенами. До тех пор, пока никто не нарушит волчьих законов.       Айови и Аррен провожали Сиррена и его племя до границ. Альфы крепко обнялись. Айови невольно ощутил, что брат, такой же широкоплечий и крепкий, словно исхудал и стал слабее.       — Прощай, — коротко сказал Сиррен. Он отвернулся, опираясь на древко длинного копья, которыми поделились чевейо с его племенем, и повёл за собой изгоев. Орин, грустно, но свободно и искренне улыбаясь, обнял Айови.       — Нам будет тебя не хватать, — признался чёрный волк.       — Теперь у тебя есть Теалис, — заметил Орин. — Жизнь и смерть всегда справедливы, хотя порой кажется, что не так. Смерть пощадила Теалиса, но жизнь отобрала нас с Сирреном.       — Его спас ты. Я всегда буду тебе благодарен за это, — сказал Аойови. Орин покачал головой.       — Его спасли Духи. Это они привели меня, чтобы я нашёл его среди руин. Духи свели наших отцов, чтобы могли родиться мы: ты, я и Сиррен. Чтобы один потерял одну семью, но нашёл другую, чтобы ты научился не только быть сильным, но и был защитником. Чтобы я исполнил предначертанное, но не возгордился своими знаниями и избранностью. Теперь я простой омега.       Аойви, не любивший мыслить столь глубоко, нахмурился. Орин повернулся к Ниосу, поджидающему его, но замешкался. Усмехнулся озорно, как простой озорной омега.       — И знаешь: силы шамана тоже приходят и уходят. Духи не зря спасли лишь одного Теалиса среди всего племени. Я уверен, его ждёт не менее важная судьба, чем у меня. Ведь Духи охраняют его.       — Что ты имеешь в виду?.. — едва не прорычал Аойви.       — Не удивляйся, если он начнёт видеть то, что не видишь ты.       — А ты не можешь ошибаться? — умоляюще спросил альфа.       — Могу, — рассмеялся Орин и побежал к своему альфе, на ходу крикнув: — Теперь я могу ошибаться. А могу и нет.       — Ну уж нет! — сердито ответил ему вдогонку Хоайови. — Мне хватило сумасшедшего брата-шамана! Теалису я этого не разрешу!       Аррен расхохотался и, хлопнув по спине сына, повернул к селению. Айови едва удерживался, чтобы не побежать. Как только вернётся, обязательно объяснит Теалису, чтобы тот не смел говорить ни с кем подозрительным. И вообще, Айови никуда его одного не отпустит.       До самой смерти.