Dark and Dangerous Love

Гарри понял все практически в тот же момент. Ромео. Воспоминание было скрыто далеко внутри и давно бы покрылось пылью, если бы он не возвращался к нему снова и снова, чтобы помучить себя. С той секунды, когда вампир понял свои чувства к Эвелин он напоминал себе ту историю в качестве наказания, как заметку о том, как много Эв значила для Зейна. Он сделал больно Зейну и хотел страдать. Словно быть запертым в этом аду, вдали от солнца, не было достаточным. День за днем его секли, били, иссушали, а потом оставляли на исцеление, чтобы через часик вернуться и повторить. Но Гарри все еще хотел большего. Он шел навстречу боли с распростертыми объятиями, дорожа этим. Ведь лорд понимал, как сильно он не делал бы себе больно или получал со стороны, это не сможет сравниться даже с половиной боли, причиненной Зейну, когда Король понял, что Эвелин влюбилась в мужчину, которого он считал своим лучшим другом. Воспоминание было свежим и чистым, словно это случилось вчера. Выражение лица Зейна и мягкий тон, которым он произнес следующее: - Если я когда-либо влюблюсь еще раз, если у меня однажды будет ребенок, я назову его Ромео. Такие слова он пробормотал вслух, не обращаясь к кому-то в отдельности. Гарри не был уверен, что его речь должна была быть услышана. Может, Судьба завернула такую игру, заставив его быть рядом в тот миг. Чтобы потом, много веков спустя, когда цилиндры перестали быть в моде и старый Лондон забыл баллы, он ощутил все это и пожелал смерти. Ромео. Зейн никогда не говорил, почему так хотел назвать сына. А теперь, наверное, было не лучшее время уточнять, ведь он, прижав колени к груди и свернувшись как ребенок, всхлипывал. Гарри никогда не видел Короля таким разбитым. Это было похоже на нож, разрывающий его сердце. Нет, не один, а миллионы, миллиарды, даже не найти такого числа или слов, описывающих его боль, разрывающую его сердце. В комнате не хватало воздуха, как и в его легких и теле. Осознание медленно подкрадывалось. Он чувствовал боль друга и ненавидел себя еще больше, потому что больше всего Зейн нуждался сейчас в Эвелин... И они оба знали, что там он не найдет ничего. Слезы были как маленькие кинжалы, и они кололи его глаза. Гарри прикусил щеку, делая все, чтобы сдержаться. У него не было права плакать или чувствовать сожаление. - Я... - приоткрыл рот Зейн, но не смог продолжить, прерванный очередным всхлипом, который послал мурашки на спину Гарри. "Убей меня, пожалуйста, - подумал кудрявый вампир, практически умоляя. - Убей меня, отомсти. Я заслужил умереть". Все внутри него переворачивалось, глаза слезились. Мир падал вокруг него, пока он повис на цепях. Пара метров никогда не казались такой далью. Ему нужно было быть там, в другом конце помещения, около Зейна. Он должен был сказать все, что пожелает его Король, сделать все возможное. Если это значило вырвать собственное сердце, то так и будет. Он сделает это. Все, что бы Зейн ни попросил, Гарри сразу бы исполнил. Всегда. Любовь похожа на веревку, затянутую вокруг собственного горла. Ты падаешь жертвой своих желаний. Умереть ради любимых кажется привлекательным. Куда же лучше? Гарри бы умер за Зейна. Платоническая любовь не хуже романтической. Романтика сжигается быстро, но платонические чувства длятся вечность. И Гарри любил Зейна так же, как Эвелин, если не сильнее. Все эти века дружбы. Он бы не забыл про это ради нее. Не важно как быстро она заставляла его сердце биться, как сильно ему хотелось обнять ее, как тепло было в его груди от ее улыбки... Не принципиально, как сильно лорд мечтал жить с ней; не значительно, что он, возможно, больше никого не полюбит. Зейн всегда будет любить ее больше. Беспощадный Король без души, морали, плакавший от Ромео и Джульетты. Он плакал из-за них не потому, что чувствовал их страсть или соглашался с их решением, но из-за того, что хотел бы любить так, как любили они. Он бы умер ради Эвелин, ведь любил ее каждой клеточкой своего тела. Зейн бы сделал все ради нее. Дьявол влюбился в человека, а она разбила его сердце на миллион кусочков. Он сложил их у ее ног, встал на колени и просил о прощении грехов, хоть знал, что не может быть прощен. Зейн не заслуживал прощения, ни сейчас, никогда, но он пытался. Бесконечное количество раз он будет повторять попытки. Однажды, возможно, она простит. Если бы не демон, подобравшийся к ней первый, если бы не хитрый и жестокий маленький демон, хозяин которого отдал бы все, чтобы человек и Дьявол жили счастливо. Гарри шмыгнул носом. Он ненавидел себя и проклинал день своего рождения. Хотелось бы ему умереть сразу же, чтобы Зейн не нашел его тогда, чтобы дал ему умереть, потому что таково было его наказание за сделанное. - Прости, - произнес он мучительно. - Мне жаль... Я никогда... - голос Гарри сорвался. В следующее сердцебиение он присоединился к Зейну, их всхлипы не прекращались, наполняя комнаты. Король плакал из-за ребенка, Гарри - господина. - Это не твоя вина, - ответил Зейн, когда понял боль своего друга. Он встал на ноги и приблизился к нему, взяв лицо вампира в руки и потрепав большим пальцем его щеку. - Это не могло быть твоей виной. Мы пришли к этому из-за моего решения. Я заслужил эту боль, каждую ее секунду. Гарри не знал, что он ожидал следующим. Зейн был всегда вежлив перед жестокими выходками. Нет, вру, Гарри прекрасно знал, что последует за этим. Тысячи вариантов одной вещи, о да. Но все они одинаково заканчивались: его сердце, окровавленное, лежит на земле; его голова скатывается по каменному полу; его позвоночник вырван из спины, и Зейн держит его как трофей... И еще много чего. Нерадостные сценарии проигрывались в его голове, когда Король приближался. Когда Зейн вытер слезы Гарри, его прикосновения были нежными, лорд молчал. Он ожидал последнего ощущения боли. Он хотел, чтобы Смерть забрала его душу; ожидал ада или какой-то второй жизни, если такая существовала. Он ждал и ждал. Мысленно он не отвлекался от идеи о смерти, не замечая, что руки Зейна обхватили цепи, обкручивающие запястья вампира. Затем раздался треск и резкий шум, вызванный тем, что сталь была разорвана голыми руками Зейна. Как можно было такое ожидать? Король отпускал его живым. - Я сожалею, - прошептал Зейн, его глаза все еще были влажными. Слезы текли по его щекам, но даже в этом Богом забытом месте он выглядел как бог. - Если любишь ее, отпусти ее. Если она вернется, то она станет навсегда моей, если нет, то никогда моей не была. Ты так сказал, да? - срываясь, продолжал он. - Она не вернется, нет. Она никогда не была и никогда не будет моей, - выпалил затем Зейн голосом, пронизанном само ненавистью и печалью, когда Гарри не смог ответить. - Береги ее ради меня. Дай ей счастье, которое не смог обеспечить я. Люби ее всем сердцем, пожалуйста.