Dark and Dangerous Love

Боль. Зейн был знаком с болью. Он думал, что испытал все, что только было возможно, за три тысячи лет жизни. Долгое время, пока он не встретил Эвелин, Зейн полагал, что свыкся со страданиями и ничтожеством, что приобрел иммунитет к боли, как и к раскаянию. Три тысячи лет. Три чертовых тысячи лет. Зейн Малик сжал руль Мазерати. Его мертвое, но бьющееся сердце качало кровь на невероятной скорости. Ожидание душило его тревогой, хоть вампир уже понимал все возможные варианты. Он не хотел плакать, не хотел покрывать слезами то, что изменить не мог, как желания Эвелин, ему не хотелось быть слабым. Как бы то ни было, Зейн знал, в итоге даже сильнейшие воины не приобретают иммунитет от разбитого сердца. Он все еще был сдержан, находясь в машине, делая все возможное, чтобы контролировать злость, чтобы не пойти в апартаменты Люка Хеммингса. Зейн слушал разговор Эвелин и какого-то человеческого парня, как счастливо звучал голос его девочки. Он мог различить нотки радости в ее голосе во время их разговора. Каждый раз, когда смеялся парень или хихикала Эвелин, у жадного до крови Короля появлялось жгучее желание убить мальчишку. Ему хотелось держать в кулаке бьющееся сердце парня, вырвать его из "кокона" вен и топтать до тех пор, пока оно не станет неузнаваемым, похожим на комочек из плоти и крови. Зейн мечтал сжать голову мальчишки руками и слушать, как будет постепенно ломаться его череп... Он хотел причинить ему неописуемую боль ему, да и каждому мужчине, способному развеселить Эвелин, заставить ее улыбнуться и почувствовать себя уютно; любому, кто способен завоевать ее сердце. - Ты любишь его? - Зейн слышал, что парень задал вопрос о Гарри. - Любовь - властное слово. - Да? - Не знаю. - Что ты думаешь о Гарри? - Он хороший, лучше Зейна. Он добрый, рассудительный, милый, - каждое вылетавшее из ее рта слово протыкало бессмертное сердце Зейна тысячами кинжалов, порабощало его любовь и ломало его надежды на счастье. Он крепко держался за руль, пальцы начинали отпечатываться на кожаном покрое, глаза слезились, но Зейн не был готов проиграть себе. - Что ты думаешь о Зейне? - Король нервно сглотнул, продолжая слушать их разговор в сотни шагах от них. Земля продолжала вращаться, люди - ходить, Утопия - жить, пока ее властитель сидел в машине за миллионы долларов, погруженный в свои печали. - Он Зейн, - ответила Эв, - пугающий, грозный, злой, беспощадный, бессердечный, эгоистичный, но в то же время сломанный и проклятый. Я хочу помочь ему. Если я смогу сделать его лучше, то смогу построить достойное будущее для людей. - Но ты не готова простить его? - ответа Зейн не услышал. Ему хотелось верить, что она кивнула или сделала какой-то знак рукой, но он прекрасно знал, что фантазировать никогда не было лучшей идеей. Эв ненавидела его больше, чем кого-либо в своей жизни. Он знал, понимал, что его возлюбленная не может ответить ему взаимностью, но все еще пытался верить и давать ей возможность убеждать, что Зейну надо цепляться за любовь во время боли, сожаления, одиночества и тьмы. Древняя сила темноты сжалась вокруг него, предлагая сладкое освобождение, побуждая Зейна потерять последние искорки света. Ему хотелось сдаться, забыть про тревоги, боль и страдания. Он хотел посеять хаос на человечестве, сострадании, любви и всем то, что отделяло его от настоящего, бессердечного и бездушного монстра. Впрочем, если он поступит так, то должен будет навсегда забыть об улыбке Эвелин, ее добровольных поцелуях и трех словах, которые могут поставить его на колени. "Я люблю тебя" - те слова, способные дать человеку причину на жизнь и счастье. Он любил ее больше, чем кого-либо. Его любовь была неоспорима и безусловна, вечна; настолько напряженна, невозможна и необходима, что становилась опасностью, угрозой не только жизни Эвелин, но и всем, кто имел вес в ее сердце. Зейн Малик был не тем, кто принимает отрицание за ответ. Он был Королем, который всегда получал желаемое. У его ног лежала планета, и Эвелин не могла отказать. Зейн поставил своей целью сделать Эв своей в любом понимании этого слова, наплевав на последствия и вред. Эвелин продолжала говорить с парнем, к ним присоединился другой голос, кажется, Люка Хеммингса. Зейн помнил этого ребенка как протеже Кайнзиуса, но он решил отключиться от их голосов, не зная, сколько еще правды он сможет вынести. - Если любишь ее, отпусти. Если вернется, она твоя, если нет, то она никогда не была с тобой, - пробормотал Зейн слова Гарри, горечь сквозила в каждом его слове. - Отпустить, этого ты хотел, да? Отпустить, чтобы ты смог приударить за ней. Стайлс, я думал, что могу доверять тебе. Я думал, ты был предан! Ярость застилала его глаза, как только он думал о Гарри, о чувствах Эв к нему. Гнев кипел в вампире. - Я доверял тебе, - рычал Король, сжимая руль до такой степени, что кожаное покрытие начинало скрипеть. - Я, черт возьми, доверял тебе. Ты был моим другом, я дал тебе все, спас. Я твой создатель, господин. Как ты осмелился украсть единственную вещь, которая имела для меня значение на протяжении трех тысяч лет? Эвелин моя. Она всегда была и будет моей. Эти слова отрицания были как опиум для разбитого сердца, способные забрать немного боли, но не способные излечить проблему. Эвелин была единственным способом во вселенском масштабе, чтобы убрать демонов Зейна. "Ты не заслуживаешь ее. Почему ангел, подобный ей, должен подобрать кого-то настолько сломанного, эгоистичного, бесчестного, бессердечного, бездушного и трусливого? Ты хоть знаешь, что такое любовь? - шептал голосок из глубины Зейна, который он не слышал уже очень давно. - Отпусти, отпусти бедную девчушку. Выпусти Эвелин из этого бардака, освободи. Ты знаешь, тебе придется. Держаться за нее, как удерживать воду. Рано или поздно она сбежит из-под твоей руки. Нет смысла предотвращать неизбежное, чем сильнее ты пытаешься ухватиться, тем быстрее приближаешь судьбу". - Заткнись! - прошипел Зейн, сглотнув, испугавшись и дав волю слезам. - Заткнись, заткнись, заткнись! - шептал он в гневе. - Она моя, она принадлежит мне. Она никогда не уйдет без моего разрешения. Потерять стакан воды не страшно, если тебе принадлежит океан. Она моя, куда бы Эвелин не сбежала, я поймаю. Она не сбежит, весь мир принадлежит мне! Голос не ответил, но Зейн практически слышал его саркастичное подсмеивание. - Я король, - прошептал Зейн, - я бессмертен. Я Зейн Малик. Я самый властный мужчина на Земле, и Эвелин принадлежит мне, в смерти и жизни... она моя. "Вот и нет, она не любит тебе. Этан, Гарри или одиночество, но твоей она не будет. Ни деньги, ни власть не смогут уменьшить ее ненависть к тебе. Ты не способен любить. Мы не умеем любить. Наша участь проклята. Если мы по-настоящему любим ее, то должны отпустить. Пусть она будет с Гарри, Этаном или кем пожелает..." Зейн прислонил макушку к рулю. Его голова была наполнена голосами добра и зла, сражающимися за контроль. Пока он пытался слушать голос зла, добро покидало его, тьма сгущалась и связывала. Страшные картинки будущего захватили его мозг. Тела Гарри и Эвелин были переплетены между собой под сатиновым покрывалом. Их пальцы были связаны, туловища соединены, сладкий запах страсти наполнил воздух. Она сжалась вокруг Гарри, ахая и стеная, пока он занимался с ней любовью, пока его губы ласкали нежную кожу ее груди. Ноги девушки были вокруг его талии, руки царапали спину, она теряла себя в страсти и удовольствии. Их бедра двигались в унисон, заставляя обоих изнывать от желания и нужды. - Гарри! - простонала Эвелин имя протеже Зейна, имя того, кому Зейн, казалось, могу доверять, кого Зейн поставил для ее защиты, успокоения. Слеза скатилась из глаза Зейна, а потом он издал громкий, сотрясающий землю стон боли. Все больше слез стекало из его глаз. Он начал всхлипывать. Зейн чувствовал злость, страх, ненависть, раскаяние, вину, печаль, раздражение... эмоции, которые он раньше никогда не испытывал. Он никогда не чувствовал что-то настолько сильное. Ту боль, которую он чувствовал, увидев, как Эвелин обхватила ногами пояс Этана под вишневым деревом, казалось, Зейн испытывал в Раю. Это чувство же было невыносимым, другим, невозможным для описания, чтобы понять его, надо было прочувствовать самому. Пока не испытаешь этот скрежет внутри, ты не осознаешь. Боль, которая была хуже смерти, хуже, чем прожить миллиард смертей.