Новенький...

Вместо второго урока у нас обычно в этот день изобразительные искусства, на котором нам можно сидеть там, где заблагорассудится. Я уже привыкла к тому, что на каждом уроке он меня поглаживает и везде ходит за мной, и я вполне адекватно отреагировала на то, что он предложил сесть за предпоследний стол, так как перед нами сидели двое ребят-весельчаков, которые нихера не делают и только смеются... Начался урок. Он рисовал юношу и девушку, которые целовались. Или он только и думает о любви или у него с головой не то. Явно не то. Минут десять от урока мы смеялись над тем, как учитель читал ребятам лекции, а потом сел и в истерике запивал очередную таблетку успокоительного. Оливер достал листок бумаги и начал писать мне: – Свободна после школы? – Нет, я домой иду, – своим ровным почерком, который резко контрастировал с его. Корявой прописной буквицей. – Отныне запомни, после школы ты всегда должна быть свободна. – Нифига, ты ненормальный придурок, – я была готова выругаться на него, но я нечасто использую слова, которые могут расстроить преподавателей. Вдруг во время урока мне резко стало плохо. Я подошла в взбешенному учителю и попросила выйти. За мной к учителю подошел Оливер и попросил выйти "поддержать меня". Мы вместе дошли до туалета. Уже там он начал на меня кричать: – Тебе что, эту макулатуру в задний проход засунуть?! – Нет, я знаю, что ты можешь... – спокойно ответила ему я. – Раздевайся... – Ты серьезно? – глаза мои были огромными после той фразы. – Мне самому тебя раздеть?! Он начал сам снимать с меня зеленую юбку, бывшую в тот день на мне, и бельё. Я попыталась отстраниться, отойти от него, но при попытке Чесс очень больно ударил меня. Я согнулась и стояла, оперевшись на стенку туалета, при этом моё тело, начиная с осиной талии, было обнажено. "Он правда это сделает?" – подумала я. Это наверное очень больно, кусок такой плотной бумаги А3... в зад... Но мне было нельзя шевелиться, я знала, что будет еще хуже и больнее. Я почувствовала трение бумаги о мои бедра. Момент моего мучения всё приближался, и вдруг, опять же резко, я почувствовала боль внизу... Он это сделал. Я стою, плачу, но он это сделал.... Идиот, дурак.. Что ему от меня нужно?! Разные мысли вертелись в моей голове, но мне было очень больно. Я опустила одну руку, но мне тут же пришлось её поднять, так как при любом движении мне становилось всё хуже и хуже, больнее и больнее. Потом он начал запихивать туда ещё что то... Вроде маркер... или фломастер... может карандаш... Но это не важно! Мне сейчас очень больно, я плачу, сдерживая стон. Сейчас мне не хватает всего мата, который я прокрутила в голове, чтобы описать эту боль, этого придурка... Эту сволочь... Сукин он сын... Но это еще не весь стыд и не вся беда, постигшая меня в тот день...