Внеплановая практика

      Дорогие мои читатели, хотелось бы подвести итог дебатов, развернувшихся под прошлой главой. Хочу отметить раз и навсегда, что поведение и поступки своих персонажей продумываю исключительно я. Поэтому если я решу, что кто-то по сюжету должен заплакать — он заплачет, если нужно смеяться — гг будет смеяться. Сопливо-романтично ли это будет, или же жестоко-провокационно — решать опять же мне. Я очень надеюсь на то и буду бесконечно рада, что большинство моих читателей ВСЕГДА предусмотрительны и поступают правильно, что несвойственно моим персонажам. Но в противном случае, мне не о чем было бы писать, если все всё делают правильно. Не стоит идеализировать моих персонажей, подгоняя под неведомый мне формат, т.к. у меня имеется свое представление о поведении гг. Кто как себя вести должен — позвольте решать мне. Если мое мнение в корне отличается от вашего, могу предложить одно — не читать (ну на самом деле, если гг дураки, а сюжет не нравится, зачем давиться кактусами?). Я порядком устаю отвечать на отзывы и объяснять почему именно так вижу конкретную ситуацию или же персонажа. И все идет к тому, что скоро моральных сил на это мне потребуется больше, чем на написание очередной главы, чего бы мне не хотелось. Поэтому вижу два исхода, если моему читателю и дальше не угодят персонажи, сюжет, поведение гг: либо я отключу отзывы, либо перестану писать этот фанф. Или же меня перестанут учить тому, какими умными должны быть мои персонажи и что должны делать (думать), а чего нет. В любом случае, я сделаю все так, как вижу сама, не стоит тратить свое и мое время, чтобы втемяшить мне свое видение персонажей и сюжета. Никогда не стремилась к шаблонному поведению гг, а в этом фанфе — тем более. Если кому-то непривычно мое повествование, представления о персонажах, описания их действий и мыслей — могу порекомендовать лишь поискать более удачные и привычные для восприятия работы на просторах фикбука. Спасибо за внимание. Приятного чтения)       Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав. Жизнь взаймы. Эрих Мария Ремарк       Я вернулась к дверям уже закрытого кафе. Севший мобильный тренькнул несколько раз, напоминая, что не мешало бы его зарядить. Что ж, вряд ли мне потребуется телефон сейчас, так как самый важный звонок я уже сделала. Блин, что ж я сделала-то?!       Сидя на промерзших перилах ограждения кафе, я мысленно заклинала, чтобы он не приезжал, не приближался ко мне, бросил бы трубку, не отвечал. Но он ответил. И он сейчас едет ко мне. Едет утешать меня от очередного разочарования в жизни, даже не подозревая истинных целей моего звонка. А я все больше ощущаю себя тварью. Подлой, меркантильной, лживой сукой, которая каждый день понемногу, по малым крупицам теряет себя. Но постоянно, не прекращая, не останавливаясь. И уже нет места чувствам. Уже не жалею, что только что от меня ушел близкий человек, потому что не смог занять в моем черством сердце места лучшего, чем просто знакомый. Уже и думать боюсь о том, что испытываю к Левину. Во-первых, от этого больно, а во-вторых, теперь каждое мое необдуманное решение, действие будет иметь последствия. Прежде всего, для него. Не приезжай, не надо. Не появляйся, не будь рядом… Не подходи. Опасно.       Он приехал. Уже минут через пятнадцать он подошел ко мне, будто бы не рассматривая, но я чувствовала, как его взгляд пробежался по мне. Только сейчас я ощутила, как холодят мокрые дорожки на моих щеках. Надо же, я даже не заметила слез. Я не заметила, а он точно увидел их, и глаза его потемнели. — Что у тебя случилось? — будто не понимая его вопроса, я смотрела на него повлажневшими глазами, пытаясь проглотить комок, скопившийся в горле и грозивший удушить меня за каждое неверно произнесенное слово.       Он… Он совсем иной. Из другой жизни. Чуткий, понимающий, но совершенно не подозревающий о том, какие причины на самом деле побудили меня набрать его номер.       Он… Он теперь рядом. Совсем близко. И от этого так спокойно. Так призрачно приятно, умиротворенно... Часть меня тонула в его глазах, ощутив себя в безопасности, в то время как другая задыхалась от фальши, от невозможности сбежать, хотя так хотелось. — Меня парень бросил… — слезы обреченности сменила наигранно показанная тоска, хотя совсем не по этому поводу мне сейчас хотелось разреветься в голос.       И вот я жертва. Жертва обстоятельств, несчастная, запутавшаяся в себе, всем своим видом показывающая, как нуждается в утешении. Несостоявшаяся актриса, неумело, но весьма успешно играющая роль куклы. В последнее время мне довольно часто приходится вживаться в эту роль.       Взгляд его смягчается, а губ касается едва уловимая улыбка: нежная, добрая, все понимающая и реагирующая на все снисходительно легко. А мне злиться хочется. Кричать хочется о том, что все далеко не так просто как ему кажется. Хочется бить кулаками в его грудь и гнать от себя как можно дальше. Но я не могу… Даже не потому не могу, что мне поставили иную задачу. Не могу, потому что он мне сейчас нужен. Как воздух нужен. Как глоток жизни. Бесценная толика свободы, умиротворения, возврата в прошлое. В прошлое, где было не все просто, но решаемо. В прошлое, в котором я была не одна. В прошлое, в котором он был рядом. — Да, Левин, это х**во, чувствовать себя брошенной! — еще как плохо, а еще хуже то, что я себя чувствую брошенной самой судьбой, и ничего уже нет дальше. Есть только прошлое и это неясное настоящее, которого совсем скоро тоже не станет.       Прикурив сигарету, он садится рядом. Обнимает меня, прижимает к своему плечу, слушает все мои слезливые всхлипы, будто пытаясь впитать в себя все мои проблемы. Как раньше… Как прежде в длинных коридорах гимназии он так же утешал меня от очередной несправедливости жизни. А я лишь билась в истерике, плакала, кляла весь мир, ненавидела самых близких, презирала всех тех, кто готов был помочь… Единственным кто достучался, кто не отступился — был он. И сейчас он рядом… И как-то сами собой стирались года, когда его не было. Память играла со мной, подтасовывая воспоминания, меняя их, стирая день за днем то время, когда я была без него.       Заморосил дождь, что уже было редкостью для этого времени года. Три дня назад шел снег, но тут же растаял, а теперь с этой же оттепелью пришли и дожди. Я мерзла от холода душевного больше, чем от промерзлых капель дождевой воды. Даня прижал меня к себе крепче, прикрыв мои плечи своей ветровкой. Аромат его парфюма был таким же, как и несколько лет назад. И это лишь способствовало моему необъяснимому погружению в прошлое. Так уютно. Тепло. Уже не страшно.       Прикрываю глаза, чувствуя легкое покалывание ледяных крупиц дождевой воды на лице. Приятным холодком влажные струйки бегут по коже, собираясь у губ, затем растворяются или же, добираясь до подбородка, стекают по шее. Странно, но мне кажется, что они обжигают. Все мои чувства оголены, душа открыта сейчас, а дождь разносит тепло по телу. Теряюсь в памяти, оставаясь где-то в прошлом. Все бы отдала, чтобы не возвращаться оттуда. — Поедем ко мне? — отрезвляюще звучат его слова, а я открываю глаза, замечая, как с ресниц капают то ли дождевые капли, то ли слезы. — Дождь начинается.       Дождь начинается?! Уже ураган бушует где-то во мне, ливень и жадные порывы ветра треплют душу, разрывая ее на кусочки так, чтобы потом никогда не собрать, не склеить. Боюсь, что после этого дождя больше ничего не останется. Ничего, кроме пустоты.       Едва заметно киваю, переведя дыхание и поспешно смахивая скопившиеся в уголках глаз слезы, немного размазывая до того аккуратно подведенный черным карандашом контур век. Даня поднимается первым, протягивая мне руку. Тепло накрывает мою ладонь, когда я робко касаюсь его руки. В ответ на мою нерешительность Даня сжимает мою руку сильнее, вселяя уверенность, передавая частичку тепла, которого так не хватает мне.       Он увозит меня, сменяя трассу за трассой, район за районом, разрезая ночь и хлеставший в окна машины ливень. В темноте за окном сквозь пелену дождя я не могу рассмотреть тот район, куда он меня привез. Да, в общем-то, и не стараюсь. По большому счету, мне все равно. В полутемном салоне автомобиля его рука находит мою, накрывая ладонь и едва ощутимо сжимая ее, получая ответное пожатие. Пропетляв между домами, Даня припарковал машину на совершенно незнакомой мне улице. Дождь упрямо колотил по крыше, но как только автомобиль остановился, я вышла под ледяные струйки, подставляя лицо упрямым каплям, стремясь хоть как-то охладить пылающие жаром тело и душу. — Пойдем! — Даня снова берет меня за руку, поспешно уводя к одному из подъездов. — Сейчас промокнешь насквозь!       Незнакомый подъезд, чужая квартира, на убранство которой я совершенно не обращаю внимание. Кардинально отличается от того, что довелось мне увидеть чуть более года назад, но на более детальный осмотр я сейчас просто была не способна. Едва ли успеваю потеребить Тая по холке, перед тем как опуститься на диван в гостиной, поджав под себя колени и уткнувшись взглядом в одну мне видимую точку. — Кофе? — предлагает Даня, до того подпиравший дверной косяк комнаты и хранящий молчание.       Согласно киваю, и пока Даня удаляется в сторону кухни, я пытаюсь собраться: взять себя в руки, отпустить уже от себя самые тяжелые мысли, воспоминания о тех условиях, которые передо мной ставил Макс. Его здесь нет. Здесь только двое: я и Левин. Я и человек, в чувствах к которому я так и не разобралась. Должно быть, никогда не разберусь, потому что невозможно столько времени взращивать в себе ненависть и неприязнь, а потом сжечь все, перекроить в себе настолько, что, в конце концов, упираешься в тупик. Я не должна быть здесь. С ним не должна быть. И все же я пришла сюда. К нему. По чужой воле? По чьей-то прихоти? Нет, я просто нуждаюсь в нем теперь. Каждой клеточкой своего естества нуждаюсь. Он именно тот, кто заставляет меня двигаться дальше. Подниматься из грязи, в которую меня уже втоптали, и идти дальше. Ползком ползти, если придется, но только вперед. Не оглядываясь. Не останавливаясь. К черту Макса! Всех к Дьяволу! Пока он рядом, пока не закончится эта ночь.       Он входит в комнату с двумя кружками, из которых поднимаются сизые струйки пара, а по залу стелется приятный аромат свежесваренного кофе. Я поднимаю взгляд на него. Смотрю несколько секунд, изучая каждую черточку лица, теряюсь в собственном отражении в его глазах: глубоких, пронзительных, внимательных и знающих намного больше обо мне, чем известно мне самой. Так не хватало мне этого взгляда… Как многое хотелось доверить этим глазам, растворить в их заботе, понимании, молчаливом смирении…       Он едва успевает переставить чашки на тумбочку возле дивана, когда я обвиваю его шею руками, прижимаюсь к его груди, утыкаюсь носом в шею. Без слов, без слез, перехватив дыхание. Как же именно этого не хватало… Как я жила все это время без этих плеч, рук, запаха кожи? Без этой ощутимой защиты рядом, которая, конечно же, меркла на фоне моих нынешних проблем, но без которой движение дальше напрочь лишено смысла? Останься. Прошу тебя, останься со мной. Хотя бы сейчас будь здесь. Всего лишь одну ночь.       Даня опускается на диван рядом со мной, прижимая меня к себе, перебирая пальцами локоны волос, касаясь губами кожи висков и лба, шепча что-то утешительное, незначительное сейчас, но внушающее желание без боязни заглянуть в следующий день. И как хочется услышать: «Не оставлю». Как хочется навсегда продлить этот миг, оставшись в его объятиях. Как хочется, чтобы эта ночь продлилась вечность. — Я так устала… — неосознанно шепчу я, путаясь пальцами в его волосах, вдыхая его запах полной грудью, будто стремясь раствориться в нем, слиться настолько, чтобы никакие силы или же время неспособны были разлучить нас. Ни на миг больше. Никогда.       Кажется, он понимает все без слов. Он читает меня, словно открытую книгу, заглядывая в мои глаза, а видя душу. И скрыть так сложно, что он знать не должен… И от невозможности признаться что-то с хрустом рвется внутри, кровоточа, издавая стоны. Эти же стоны срывались с моих губ вперемежку со всхлипами и слезами. Эмоции безгранично лились из меня, впитываясь в кого-то очень мне близкого, и от того становилось легче. Пусть лишь временно. Пусть призрачно фальшиво. Но легче. Как давно я не чувствовала чего-то подобного. Как долго мне сопутствовало лишь одно чувство — одиночество… — Тшш… Все хорошо, — шепот проникает в каждую клеточку моего тела, растекаясь приятным теплом по венам, заставляя верить во все, что он скажет. — Я рядом…       Лишь миг. Лишь ночь. Считанные мгновенья отведены мне для того, чтобы, наконец, побыть самой собой. Не притворяясь. Не играя одну определенную роль.       Стихнув через несколько минут, когда уже кофе в кружках остыл, и пар от них больше не поднимался, я продолжала сидеть в объятиях Дани, устроившись на его груди, вслушиваясь в его размеренное дыхание, ощущая касание ладони, блуждающей по моему плечу то легко, то несильно его сжимая.       Глубокая ночь, а совсем не хочется спать. Мобильный давно выключился, окончательно разрядившись. Кофе оказался совсем холодным, когда я, наконец, сделала глоток. — Бессонная ночь… — улыбнувшись, констатировал Даня, размяв руки, освободившись от веса моего тела, когда я пересела на край дивана, смакуя холодный кофе. — Может, спать хочешь? Я постелил тебе в спальне, а сам могу расположиться здесь… — Нет, не хочу, — перебила я его, осознавая, что вряд ли мне удастся уснуть этой ночью. — Может просто еще немного посидим здесь… Или же можешь идти, а я останусь… — Тогда предлагаю скоротать время, — Даня поднялся с дивана, затем нагнувшись, извлек из тумбочки какую-то книгу. — Займемся историей?       Только прищурившись и сконцентрировавшись на предмете, который он держал в руках, я поняла, что это не что иное, как учебник по истории. — Сейчас? — удивленно приподнимаю брови, отставив еще не допитый кофе. — Ну, а что такого? Ты же не хочешь спать, а учитывая твои пропуски по истории — я настоятельно советую заняться этим предметом как можно плотнее, — вновь улыбнулся Даня, видя мое вытянутое от удивления лицо. — Что ж… Ок, — улыбнулась я в ответ, забирая из рук учителя учебник.

***

      Я уснула с рассветом. С учебником на коленях, облокотившись на плечо своего учителя. Не помню на какой исторической теме мы остановились, но знаю точно, что впервые за долгое время мне было так весело. Дома же мама встречала меня у порога, едва только я успела провернуть ключ в замочной скважине входной двери. Скрестив руки на груди, она скептически осмотрела меня, пытаясь уловить запах алкоголя, или же иные признаки того, что ее чадо вело себя неподобающе. — Где ты была? Я всю ночь пыталась дозвониться, — голос спокоен, но я хорошо знаю, что за эмоции скрываются за этим показанным спокойствием. — У меня телефон сел, — отозвалась я, разуваясь и чувствуя, что сейчас мне действительно не мешало бы поспать. — Все нормально, мам, я была с друзьями. — Ах, а это не один из твоих друзей оборвал домашний телефон, пытаясь до тебя дозвониться? — хмыкает мама, подпирая спиной дверной косяк.       Холодок пробегает по спине, возвращая меня в суровую действительность. — Кто звонил? — пытаясь вглядеться в свое отражение в зеркале в прихожей, я видела лишь страх, четко отразившийся на моем лице и крепко-накрепко укоренившийся в сердце. — Не знаю, — мама невинно пожимает плечами, проходя в кухню. — Наверное, один из твоих воздыхателей… Но очень настойчивый.       Мой взгляд так и замирает в отражении, казалось, стекленея и не замечая больше ничего вокруг. — Мам, мне надо отъехать… — предупреждаю я, уже выходя в подъезд. — Не волнуйся, я ненадолго. — Куда ты?! Ты же только что пришла! — разносится в лестничных пролетах, когда я, минуя лифт, бегом устремляюсь вниз.       Такси. Минут двадцать-тридцать до места. Бегом по кафельной плитке, сплошь покрытой окурками и мелким мусором. Большой глоток воздуха в легкие перед массивными дверями кабинета. — Макс! — врываюсь в комнату, тут же едва не задыхаясь от плотной пелены сигаретного дыма. — Ты звонил мне, Макс?!       Казалось, в комнате никого не было, а звук моего голоса едва ли ни эхом отразился от стен и утонул где-то в плотном потоке дыма, струящемся вдоль стен и потолка. Казалось, ровно до того момента, как кто-то резко схватил меня за горло, молниеносно прижав к стене рывком настолько сильным, что картины, до того мирно висевшие на стене, слетели вниз. — Звонил ли я?! — Макс обжигает меня своим дыханием, произнеся вопрос вкрадчиво в мои губы. — Я искал тебя, кукла! Долго искал! Уже решил, что ты сбежала… Думал, какого наказания ты достойна… Но что-то, видимо, изменило твои планы. — Не было никаких планов, Макс!.. — он сжимает мое горло так, что я почти задыхаюсь, не в силах разжать его пальцы, вырваться из крепкой хватки. — У меня телефон сел! Просто сел телефон!.. — Телефон, блядь?! — кричит он, перехватывая меня другой рукой, на этот раз зажимая в кулаке несколько прядей волос. — Какого хера ты пропадаешь на целую ночь без телефона?! Скажи мне, кукла, сколько раз я должен позвонить на твой домашний, чтобы ты соизволила принести сюда свой зад! Блядь, да я был уже готов ехать и отрываться за тебя на твоей мамочке! — У меня сел телефон! — уже сквозь слезы кричала я, пытаясь расслабить хватку его пальцев, крепко вцепившихся в мои волосы. — Я ничего не сделала! — Вот именно… — за подбородок он приподнимает к себе мое лицо, вглядываясь лицемерно и жестко. — Ничего не сделала! Столько времени прошло, а ты мирно сидишь на заднице, совершенно ничего не предпринимая! Мне нужен Левин, сука! Мне нужна любая информация, касающаяся его! Ты понимаешь, тварь?! Слышишь меня?!       Пытаясь не потерять сознание и хоть как-то абстрагироваться от варварских действий Макса, я лишь жадно хватаю ртом воздух. На какую-то страшную долю секунды я пожелала, чтобы он свернул мне шею. Лишь бы быстрее, чтобы больше не мучиться. — Подожди, — сиплю я, накрывая его сжимающую мое горло ладонь своей рукой. — Все идет по плану… Успокойся и дай мне время… — Сколько?! Сколько еще я буду терпеть твои истерики здесь?! Сколько еще времени я буду выпрашивать у Магрицкого, чтобы не разодрать тебя в клочья этими самыми руками?! — Ты получишь свое! — еще один миг, еще одна возможность. — Скоро ты узнаешь все, что хочешь знать… Этой ночью я была с Левиным…