Внеплановая практика

По многочисленным просьбам читающих, и так как дальнейший сюжет способствует подобному эксперименту… Повествование в этой главе будет идти от лица мужчины. Думаю, вы легко поймете, кто этот мужчина) Небольшое, так сказать, лирическое отступление. Если эксперимент будет удачным, планирую ввести в сюжет еще несколько глав от имени этого персонажа. Закричу Громко, Ты услышишь, Может… Упадет Звонко Ты слеза До дрожи. До боли В пальцах, До крови Руками Разорву Те кольца, Что между Нами. Прошепчешь Зло ты, Что не хочешь Видеть, Знаю за что Так — Я посмел Обидеть. Закричу Громко, Ты услышишь, Может… © KOSHKAWEN Даниил       Огонек тлеющего окурка уже обжигал пальцы, а я все не спешил расстаться с ним, потому что знал, что докурив одну сигарету, я тут же потянусь за следующей. Иногда мне казалось, что так же я прожигаю свою жизнь: стремительно, безотрывно, раз за разом… Все чаще я избегал подобных мыслей, а иной раз возвращался к ним спонтанно. Чаще я избегал воспоминаний, а иногда они сами врывались в мою, почти устоявшуюся действительность, и устраивали там бурю. Как раз, как совсем недавно. Как раз, как сегодня.       Ты ворвалась неожиданно, нарушив спокойное течение в моем жалком мирке умиротворения. А быть может, никогда и не исчезала. Всегда была здесь, ждала, наблюдала, искала именно тот момент, когда я буду меньше всего готов принять тебя как должное в своей жизни. Одна твоя фраза и… И тщетно оказалось то, что я запретил себе думать. Наивны показались обещания не ждать, не добиваться. Я как утопающий потянулся к спасительному воздуху, который вроде бы еще далеко и не досягаем, но ощущать его я уже начал полной грудью, впитывать в себя, запоминать.       Никогда не думал, что мне свойственна безрассудность, но с тех пор как пришел когда-то учителем в одну из престижных гимназий города — абсурдные поступки стали верными спутниками. Девушка, девчонка, малолетка в какой-то неуловимый момент стала частью меня. Моим дыханием, смыслом, надеждой. Связала изнутри, затмила собой все, что было «до». Помню ту легкость, с которой относился к каждому твоему проступку, к любому дерзкому слову. Помню как опрометчиво и безрассудно тонул в глазах твоих бездонных, лживых, наивных в чем-то… Как ненавидел помню, не понимал, не раз хотел встряхнуть за плечи… А самое странное, я не понимал себя тогда. Не узнавал, не хотел остановиться и подумать. Знать не хотел всего, что не связано с тобой, не вело к тебе, не касалось тебя. Себя презирал за слабость. За несдержанность. За глупость.       Кристина — самая большая моя глупость. Самая большая боль. Самая незаживающая рана. Рана, которая никогда не затянется. Она всегда будет кровоточить. Каждый день будет напоминать мне, что ничего еще не пережито. Все впереди, ведь теперь… Ты снова рядом. Ты совсем близко, колючая как кактус, но до боли в грудной клетке родная.       Прощения просишь. А взгляд колющий, затравленный. Нервничаешь, руки сжимаешь, белеют губы… И верить хочется. И верю, в душе надеясь, что откровенна, что та же, как когда-то пришла ко мне на факультатив по истории. Не простить невозможно, хочется встать перед тобой — закрыть от всего, что таят глаза твои, которые никогда не лгут, в отличие от слов.       Глубокий глоток плотного дыма на миг перекрывает дыхание. В этот самый момент мобильный протяжно зазвонил. Взглянув на номер, поспешно я выдохнул воздух, прижав трубку к уху. — Хочу тебя видеть. Это возможно?       Раздалось без какого-либо приветствия, без пояснений о звонившем, без задержки, словно это было единое слово. В груди что-то предательски сжалось. Сигарета потухла, догорев до конца на краешке стола, орошая пеплом пол под ногами. А я все вслушивался в тишину на другом конце провода, будто ожидая пояснений, объяснений позднего звонка, любых стандартных вопросов: «Как дела?», «Ты спишь?», «Узнал?». Ждал, а сам был уверен, что сказанное тобой — это уже слишком много. Ты бы не решилась. Никогда больше ты не сделала бы этого шага.

***

      Я нашел тебя у дверей уже закрытого кафе. Заплаканную, с хрипотцой в голосе, но с неизменным взглядом, наполненным наивностью и тоской, болью и откровенностью, желанием жить и быть нужной… Так давно мне его не хватало. Как же долго я могу впитывать его каждой клеткой тела, запоминать, забирать с собой, как нечто самое ценное в человеке, смотрящем на меня так открыто, так безропотно покорно. — Что у тебя случилось? — этот вопрос неважен. Это тот вопрос, что я должен был задать, чтобы прервать уже немой разговор наших взглядов и вернуться к проблемам насущным.       Сажусь рядом на каменные перила ограждения кафе, закуриваю, ощущая невидимую поддержку неизменного допинга. Хочется спросить еще… Хочется спрашивать, спрашивать, спрашивать… Но вряд ли на все вопросы сегодня найдутся ответы. Вполне возможно, ты сейчас вообще не захочешь говорить. — Меня парень бросил… — звучит так обреченно, но до того наивно, что хочется смеяться, но я лишь усмехаюсь. Это не нравится тебе, ты кидаешь презрительный взгляд. Терплю. Все стерплю, на что способны твои глаза. — Да, Левин, это х**во, чувствовать себя брошенной, — злишься, задирая носик, морща при этом лоб. — Это пипец как х**во! А ты сидишь здесь и открыто ржешь надо мной!       Когда-то точно также ты ураганом ворвалась в мой класс с претензиями, размахивая руками, доказывая свою точку зрения, при этом совершенно не контролируя свои эмоции. Твоя амбициозность не нравилась всем, а меня влекла к себе как наркотик, манила, заставляла плыть по течению, не оглядываясь. Хотелось тебя понять, разгадать хотелось, почувствовать то, что ты ощущаешь, вдохнуть твой воздух. И я дышал. Я задыхался, но как зависимый дышал только тобой… — Я не смеюсь, я просто хотел бы узнать немного больше, чем ты успела мне рассказать, — улыбаюсь я, аккуратно, чтобы не задеть, не спугнуть и не отпустить сейчас. — А что рассказывать-то? — сжимаешь мобильный в руке, пожимая плечами и невидящим взглядом впиваешься в темноту ночи перед нами. — Вот и все. Очередная выстроенная фантазия в моей жизни рухнула. Иногда мне кажется, что только ты есть во всем этом… Только Левин существовал и существует — остальное лишнее, наспех сколоченная декорация, которой на самом деле не существует.       По твоим щекам катятся слезы, а я вбираю в себя каждое слово, проецируя их на свою собственную жизнь. Вполне возможно, что нечто похожее чувствую и я. Неважно в большей или меньшей степени. И снова школа. И вновь непреодолимое желание тебя защитить… Ты — мое зеркальное отражение. Неважно хотим ли мы того или нет. Каждый из нас рушит стереотипы, нарушает правила, восстает один против всех. Лишь за тем, чтобы дотянуться до другого, хотя бы коснуться, или же пройти рядом, но так, чтобы еще долго оставался неизменный шлейф присутствия. — Просто не привыкла терять. — Я не привыкла? Да сколько я могу уже терять бесконечно!? Те, кто были дороги уходят… Постоянно мне не хватает…       Ты теряешься в словах, эмоциях, задыхаешься и глохнешь в слезах. Прижимаю к себе, стараясь защитить и одновременно понимая, что мне не хватает сил уберечь тебя от этой боли. Не хватает воздуха, чтобы вдохнуть в тебя новые силы, как было раньше. Я сам нуждался в той силе… Я сам был обезвожен за несколько лет без воздуха, без жизни…       Не знал, что делать дальше. Планировал, стирал, снова строил всевозможные предположения. В итоге, решившись и уже не переубеждая себя, я отвез тебя к себе домой.       Эта квартира была новой для тебя, но зациклившись где-то в себе, ты даже толком не осмотрелась. Под ногами крутился дружелюбный пес, который так и не получил должного приветствия от гостьи, которую признал своей. Ты страдала. В который раз моей девочке было плохо, но на этот раз виной всему был не я. Любила ли ты того парня? Жалела ли об неудавшихся отношениях? Я не знал. Надо признать, не хотел знать. Ведь для меня ты всегда будешь моей. Только моей, несмотря на все предрассудки, убеждения, на годы, разделяющие нас.       Помню, как полгода чувствовал себя педофилом… Ты юна, красива, прекрасна в своей наивности. Я же учитель, который в один прекрасный момент забыл, что был лишь преподавателем, пожелав стать кем-то большим… Всем. И теперь твои слезы — это мои слезы, которые сбегают по твоим щекам, делая взгляд еще более прозрачным, бездонным, влекущим и наказывающим одновременно. — Кофе? — киваешь в ответ, прижав к груди диванную подушку.       Что-то мучает тебя. Тянет. Все бы отдал, чтобы узнать что. Но пока ты молчишь, а я могу лишь строить догадки по поводу твоей несостоявшейся любви. Нежная девочка, моя гордая леди… Ты ничуть не изменилась за долгих три года. Ты все та же. Тебя можно читать наизусть, учить по бликам света в глазах, запоминать по одному лишь дыханию, по биению сердца, по ощущению того, что ты рядом. Как же долго я этого ждал… Как мало оказалось надо, чтобы я, наконец, смог дышать полной грудью.       Я принес два кофе, но ты переставила чашки на тумбочку, обвив мою шею руками, заплакав на плече так тихо и обреченно, что я забыл про кофе, да и вообще обо всем существовании мира забыл. Позже ты спросишь, где я был до этого. Что я делал последние три года? А знаешь, сейчас мне кажется, что я и не существовал это время. Меня просто не было. Я растворен был в воздухе, которым ты дышала.       Путаюсь пальцами в твоих локонах волос, стараясь быть аккуратным, но почему-то не получается. Губами касаюсь висков, боясь сделать что-то лишнее, спугнуть тебя, оттолкнуть от себя еще хоть на минуту. Здесь нет ни страсти, ни желания, только необъятная нежность. Нежность, тонущая в молчании, в немом понимании без слов, в воздухе… Не желание обладать тобой влекло меня все эти три года. Жажда быть рядом, дарить заботу и дышать одним воздухом. Только это. Только то, что лишило однажды возможности двигаться дальше. Нельзя отдельно. Нельзя без тебя. Только рядом. Только вместе. Только твой. Лишь моя…       Без близости мы оказались запретно близки. Так близко, что твоя кожа обжигает, безапелляционно усыпляя мою бдительность. Все, что знал я — тебе плохо, я обязан помочь. Даже не для тебя. Прежде всего, для себя. Так как чувствовал я теперь за двоих. Дышал за двоих. И в нас верил тоже за обоих. Сколько бы не отрицала, не убегала от меня, не уходила от очевидного — я должен теперь за нас двоих. Потому что однажды не удержал, отрекся, упал на дно так глубоко, что докопаться никто не мог… Никто не мог, а ты смогла. Пришла и так смело и дерзко высказала мне в лицо то, что не могли сказать даже самые близкие. Ты была сильной когда-то за нас двоих. Теперь я обязан выстоять за нас обоих. Даже если ты прогоняешь, ненавидишь, просишь оставить… Я не оставлю. Ведь тогда я лишу нас обоих самого ценного... Воздуха. Без тебя я не могу дышать, а ты? Можешь?