These Inconvenient Fireworks

Л

Воскресное утро серое и дождливое, что никак не вызывает желания покидать тепло кровати Гарри, и Луи осознаёт это, ещё просыпаясь, со стоном. Даже несмотря на то, что он открыл глаза только около тридцати секунд назад, он понимает, что означает воскресенье. Сегодня вечером ему нужно возвращаться в Манчестер, а завтра снова на работу, и хотя теперь его жизнь стала проще, он не может притворяться, что ему не страшно уходить. Копошась в простынях он понимает, что один. Перевернувшись на бок, он протирает глаза рукой и видит Гарри на кухне: - Утро, солнышко, - говорит мужчина хриплым ото сна голосом, и улыбка парня в ответ на сто процентов оправдывает ласкательное слово. Они завтракают за столом, чай и тост, и их холодные ноги все время соприкасаются. Они молчат, и Луи понимает, что просто рассматривает Гарри. Кажется, это глупо - умиляться тому, как кто-то ест свой завтрак, но мужчина понимает, что он проведет очень много времени в таком глупом состоянии. Ну просто Гарри настоящий живой человек, который пьет чай по-дурацки и использует два разных ножа: для масла и для джема, и у него тоже есть недостатки, и он тоже пугается, и тоже любит, с такой же отчаянной силой, как и Луи. У него просто было больше практики, или меньше, наоборот. Луи смотрит, как Гарри ест свой завтрак и не хочет уезжать сегодня, оставив за собой хоть какие-то недосказанности. - Хочешь увидеть что-то крутое? - неожиданно говорит парень, и Луи может только кивнуть, потому что он влюблен в трехлетку. Гарри не объясняет ничего, лишь счастливо кивает и убирает со стола. Они быстро одеваются, Луи натягивает на себя свои штаны и одну из кофт парня, из мягкого хлопка и с круглым вырезом, на который тот смотрит с вожделением. Он хватает свою камеру и зонтик, и они выходят на улицу. Луи ожидает, что они снова направятся в метро, Гарри разворачивает их в другом направлении, крепко держа мужчину за талию, чтобы они оба поместились под зонт. Они идут меньше десяти минут, сворачивают на разных поворотах и переходят дороги, пока не подходят к большому многоэтажному дому. Он весь покрыт граффити, и лишь с натяжкой его можно назвать не покосившимся, и Луи задается вопросом, насколько его парень вменяем. - Как бы это ни было романтично, милый, - говорит он, вздрагивая под дождем, - я еще не уверен, что мы уже на этапе покупки наркотиков вместе. Не хотел бы спешить, это больше подходит для второй годовщины. - Отстань, - отвечает Гарри, слегка толкая его плечом, и подходит к двери, где вводит код. - Ты и тут живешь? - спрашивает Луи, заглядывая через плечо парня, когда они заходят внутрь. - У тебя есть секретная личность? Ты супергерой с очень хреновым риэлтором? Гарри лишь смеется, обнимая Луи за шею, после чего тянет их обоих к лифту: - Ты меня раскусил, Томмо. Мы идем в мою берлогу, - он нажимает кнопку “14”, и лифт начинает движение вверх. Когда же парень достает ключи к двери с номером 1426, Луи начинает немного нервничать: - Если у тебя есть тайная жена, например, то об этом стоит сообщать несколько иным образом, - шутит он, облокотившись на дверь, наблюдая, как Гарри сражается с замком. Коридор выглядит так, словно разрушается на глазах, со слезающей краской и одинокими лампочками, как в фильмах ужасов. С победным смешком Гарри побеждает замок и распахивает дверь. Однако, прежде чем зайти, он поворачивается к Луи и прижимает его к дверному проему, нежно целуя какое-то время, прежде чем чмокает в щеку: - У меня нет тайной жены, - говорит он, затем хватает мужчину за руку и затаскивает в квартиру. Это просто обычная квартира, очевидно жилая, но Гарри ведет его мимо кровати в главной комнате к, похоже, спальне: - Это квартира моего друга Бенджи. Он учился вместе со мной на фотографа в Манчестере, и мы переехали сюда одновременно. - Но почему у тебя есть ключи к квартире Бенджи? - спрашивает Луи, наблюдая, как Гарри достает другой ключ, чтобы открыть двери не-спальни. - Вот почему, - отвечает тот, распахивая дверь. Там темно, и Луи аккуратно заходит внутрь. Когда же его глаза привыкают к темноте, он понимает, почему Гарри не включил свет. Это фотолаборатория. В данный момент в ней нет никаких снимков, видимо, потому Гарри и открыл дверь, запуская свет квартиры внутрь, но не распознать предназначение комнаты все равно невозможно. Тут стоят раковины и подносы, и стопки фотобумаги, бутылочки химикатов, названия которых Луи бы не назвал даже под дулом пистолета, и над всем этим висят веревки с прищепками для готовых снимков. - Ты лжец, - Луи разворачивается и смотрит на Гарри с улыбкой. - Это однозначно твоя жена. Гарри смеется, заходя внутрь. Комната маленькая, но места для двоих хватает. - Да, но ты сказал тайная жена. Ты не можешь притворяться, что ты удивлен. - Ну, это справедливо, - отвечает Луи. - Не волнуйся, - Гарри достает камеру из чехла и кладет ее на стол. - Вообще, она жена Бенджи. Я только иногда захожу, когда он уезжает, - парень закрывает дверь, погружая их в темноту. - Я думал, что можно было бы проявить некоторые фотографии из парка, со вчера? - говорит он. В темноте его голос звучит почему-то громче. - Извини, для этого нужно какое-то время побыть в темноте. - Ничего, все в порядке, - отвечает ему Луи. - Чем мне заняться в это время? - он чувствует себя словно в море. Он знает, что комната маленькая, но стоя тут, не касаясь ничего в темноте, ощущения почти как в космосе. - Там в углу есть подушки, если хочешь присесть, - говорит Гарри, и мужчина слышит, как тот копошится с оборудованием. - Или, если хочешь, я могу рассказать что я делаю? - Этот вариант мне нравится, - соглашается Луи. - Хотя я и ничего не вижу. - Иди сюда, - зовет Гарри, и Томлинсон вздрагивает, когда неожиданно чувствует его руку на себе. Он ищет какое-то мгновение, а потом переплетает их руки и притягивает мужчину к себе. Дальше он направляет их руки вниз, пока они вместе не находят камеру. - Итак, начинаем отсюда, - говорит он, открывая крышку и неуклюже вытаскивая пленку, поскольку они все так же держатся за руки. Луи прижимается к его спине и второй рукой скользит от плеча парня вниз, после чего находит его вторую ладонь. Он кладет подбородок ему на плечо и чувствует, как тот двигается, прислушиваясь к тихому звуку его голоса и ощущая вибрации через грудную клетку. Он слушает, что говорит парень, когда объясняет что делает, правда слушает, потому что хочет понимать, но все отвлекается на то, как Гарри заполняет все его ощущения в темноте. Запах чистого юного тела, живая теплота сквозь его футболку. Каждый его вздох, каждое движение его лопаток передается Луи, в то время как тот занимается любимым делом. Это не связано с сексом, но очень похоже. Все очень интимно. Спустя какое-то время Гарри прочищает горло, и Луи возвращается в реальность: - Следующую часть не нужно делать в темноте, - говорит он, отодвигаясь от Луи и направляясь к двери. - Аккуратно, глаза, - он нажимает на выключатель. Комната оживает под темно-красным светом, и Гарри снова появляется перед ним, проступая из багрянца. Словно магия. - Тут еще достаточно работы, - говорит он. - Если тебе скучно, мы можем заняться чем-то другим? Луи неожиданно вспоминает о том, как первый раз попал в квартиру Гарри в Манчестере, как ему казалось, что он в голове у Гарри. Тут же, купаясь в темно-красном освещении, он думает, что находится в его сердце. - Мне не скучно, - говорит он и целует парня в уголок губ, которые изгибаются в улыбке. Он отходит назад и располагается в углу, устраиваясь на паре подушек, набросанных тут, и наблюдает за парнем, который возвращается к работе. Луи не притворяется, что осознает, что именно делает Гарри, зачем он двигает кусочки пленки из одного раствора в другой, или как картинка оказывается на фотобумаге, но так здорово наблюдать за ним в его стихии, так же, как и чувствовать его чуть раньше. Он очень похоже ведет себя на кухне, если подумать: мельтешит, начинает говорить и не заканчивает фразы, напевает кусочки фраз из полузнакомых песен. Кажется, безопасно, думает Луи, и открывает рот. - Могу я рассказать тебе то, о чем ты хотел знать? - спрашивает он, садясь на подушках. - Ну, что я обещал рассказать. Гарри оборачивается, опуская все, что было у него в руках. - Да, конечно, - говорит он, начиная снимать перчатки. - Если только ты… - Я уверен, - отвечает Луи, прикусывая щеку, чтобы не засмеяться. - И тебе нужно продолжать работать. Я этого хочу, если честно, мне так будет проще. Если ты будешь занят чем-то другим. - Хорошо, - парень немного неуверенно соглашается, и надевает перчатки обратно, прежде чем вернуться к работе. Луи пытается собраться с мыслями, чтобы понять, что хочет сказать, но не может подобрать слова. Так что он начинает именно с этого, со своих собственных сомнений. - Бывают ли у тебя вещи, о которых ты не хочешь говорить, - произносит он, его голос тихий, но громкий в крохотной комнате, - потому что это слишком? Словно бы это определило тебя, твою жизнь, так что нет смысла кому-то об этом рассказывать, потому что… потому что это больше, чем можно кому-либо объяснить. Как если бы рыба пыталась объяснить, что такое вода. Гарри слегка кивает, но не оборачивается, и Луи молча благодарен ему за возможность сделать все по-своему. - А когда пытаешься об этом говорить, - продолжает он, - когда ты облачаешь все в слова или даже пишешь, все кажется таким маленьким. То есть, не имеет значения, что по ощущениям это был конец света. В ту секунду, когда слова срываются с языка, все кажется таким мелким и глупым, словно ты вообще не должен бы на это жаловаться. И вот это бы не должно иметь значения, если бы ты был лучше, оно бы не имело значения. Так что когда начинаешь об этом говорить, просто выдаешь себя, просто показываешь людям, какой ты слабый. Гарри крепко сжимает край ванночки, переворачивая снимок, но все так же не поворачивается. Луи так сильно его любит. - У меня много такого, много вещей которые имеют значение, которые болезненные и важные, но я никогда особо об этом не говорю. Не только потому, что это больно, или из-за недоверия, но… эти вещи не расстраивают меня больше, не так, как раньше. Они заставляют меня чувствовать себя глупым. Я чувствую себя глупым из-за произошедшего, и глупым, потому что меня это волновало и все еще волнует. Но, я думаю, ты будешь более лоялен ко мне, чем я сам. У тебя есть такая привычка. И это все еще важно, чтобы понять, почему я творю странные вещи, так что я хочу, чтобы ты знал. Даже если это кажется мелочами. Он останавливается на минутку, чтобы перевести дыхание, наблюдает, как Гарри начинает прикреплять фотографии трясущимися руками, и продолжает. Он рассказывает с самого начала, историю маленького подростка Луи Томлинсона в его бумажном шкафу. Гарри уже слышал большую часть истории, потому что это всегда было в тему всех их периодических разговоров о Стюарте, да и его школьные годы ощущаются словно бы отдельно от всего, что было потом, так что разговоры о том времени опасными не казались. Он рассказывает, как просто хотел быть нормальным, хотел нравиться, хотел, чтобы родители гордились им, хотя его папа никогда не присутствовал в его жизни, так что Марк был единственным, кто был для него хотя бы какой-то отцовской фигурой. Он сделал каминг-аут перед мамой в восемнадцать, и он ненавидел себя за то, что сгрузил на нее эту новость, только когда она начала справляться с разводом, но врать было еще хуже. Она прекрасно ко всему отнеслась, сказала, что всегда будет любить его, и ориентация не имеет значения, заставила пообещать приводить всех достойных парней для знакомства. Это было единственным хорошим событием во всей ситуации - как они сблизились с мамой после этого откровения. Конец последнего класса школы был, однако, замечательным, потому что он наконец выпускник, и казалось, что весь мир открыт, и только его и ждет. Он рассказывает о том, как получил главную роль в “Бриолине”, который обожал с детства (Джон Траволта в обтягивающих брюках, наверное, помог начать ему осознавать себя), и как сильно это способствовало его уверенности. Он вспоминает свою радость тогда, потому что он был молод и на вершине успеха, несмотря ни на что, и все было возможно. И он так сильно хотел влюбиться. После выпуска он уехал в университет вместе со Стэном, поступив на трехгодичную программу, выбрав музыкальный театр как специализацию. Они с другом решили жить не вместе, но в одном крыле, поэтому им попались случайные соседи. Первые воспоминания Луи про университет были занятия, из-за которых он с радостью просыпался по утрам, вечера, когда он слишком быстро и слишком сильно напивался, и Кейл. Кейл был старше, выше, и очень красивый, и носил футболки с названиями групп, о которых Луи никогда не слышал, и Томлинсон был уверен, что это любовь с первого взгляда. Первые несколько месяцев университета он потратил на отчаянные попытки заслужить одобрение Кейла и выторговать бесплатные напитки в барах у кампуса, чтобы позволить себе ходить на каждый концерт, где играла группа Кейла. Луи до того ни разу не делал ничего с парнями, кроме поцелуев, и больше всего на свете хотел, чтобы Кейл был его первым. Он знает, что его намеки не были тонкими совсем, потому что помнит, что постоянно напивался и оказывался на коленях у парня, но ему было восемнадцать, и он вообще не особо знал что и как делать, но жаждал этого. Ему было плевать, кто еще знал или видел. Наконец, однажды, после очередной вечеринки, он оказался в постели Кейла. Все было совсем не нежно, совсем не так, каким должен быть первый раз, но ему было плевать. Все, что для него имело значение - он занимался сексом с парнем, которым был одержим практически с того самого момента, как переступил порог университета, и он был такой крутой и классный, и выбрал Луи из всех людей, которые стояли в очереди к нему, и это означало, что Луи особенный. Он помнит, что когда все закончилось, он лежал рядом с Кейлом и думал, что был прав насчет всего, что мир принадлежит ему, и все будут в восторге от парня, которого он смог отхватить. Конечно, Кейл больше ему не звонил, вероятно, потому, что даже не спросил номер. Спустя месяц стало понятно, что никаких смешанных знаков не было, не было ничего сложного, как бы Луи ни старался выстраивать теории в голове. Простая правда была в том, что это был просто секс, безымянный, единоразовый и ничего не значащий секс в длинной череде безымянных, единоразовых и ничего не значащих сексов. Это ранило его так, как ранит только первый настоящий отказ. Он провел еще какое-то время после всего этого, чувствуя себя идиотом, и сейчас, оглядываясь на себя прошлого, он почти умиляется, чувствует желание связать себе комбинезончик с надписью “Первое разрушение иллюзий ребенка”. Может, если бы ему нравились девушки, или в Донкастере были для него парни, то первое разочарование произошло бы раньше, и подростковая печаль осталась бы в средней школе, где ей и было место. Он запаздывал. Ему нужно было наверстывать. Он много тусил со Стэном и его новыми друзьями, целовался в темноте клубов с парнями, имен которых он не помнит, пытаясь выкинуть все это из головы. К счастью, он был еще таким ребенком тогда, что ему не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя, ну, или переключиться на следующего парня, в которого, он думал, что влюблен. Следующим парнем был Том, с которым они вместе жили в общежитии, студент-инженер, с хорошим отношением к учебе и умелыми руками. У него были светлые волосы, милая улыбка, и он смеялся над всеми шутками Луи, и к концу первого семестра они были друзьями, которые разделили между собой много пиццы, часов за видеоиграми и литров алкоголя. Только в один момент Луи посмотрел на Тома, и быть просто друзьями стало мало. Он помнит, как они сидели за столом в их маленькой гостиной, и как же Луи хотелось сократить дистанцию между ними, когда он слышал все звуки, с которыми Том выполнял что угодно, и ему казалось, что он влюблен в каждое его движение. Тогда его сердце переполнялось, и он так хотел отдать его кому-то. Он отдал его Тому, и так и не знает, понял ли тот. Он знал, что Тому нравилось, как сильно он нравился Луи, что тот может развлекать всю компанию, веселиться, но затем фокусировать все внимание только на нем, словно он единственный, кто этого достоин. Он знал, что Том не возражал, когда Луи приходил к нему в кровать и клал голову ему на колени, когда они забалтывались допоздна. Как-то одной ночью, когда они были очень пьяными и только вдвоем, он разрешил Луи поцеловать его в шею, и они никогда об этом не говорили. Луи был влюблен, так влюблен, и продолжал уделять ему все свое время, ожидая, пока Том решится. А потом, неожиданно, у Тома появилась девушка, симпатичная брюнетка с хорошей фигурой, и Луи думал, что его стошнит, когда узнал. И после этого она приходила к ним все время, сидела на его кровати, скрестив ноги, и целовала его над конспектами и учебниками, а Луи только и мог, что сидеть и смотреть, как Том стал для кого-то другого тем, чего Луи так хотел. Это было для него слишком, даже тогда, и к третьему семестру он начал пытаться проводить вне дома как можно больше времени. К счастью, занятия занимали почти все его время, и хоть ему никак не удавалось заполучить большую роль в университетских постановках, то, что доставалось, все равно позволяло ему не сойти с ума. Он, как обычно, был в гримерке, опасаясь похода домой, когда рассыпал набор для грима на пол, и кто-то наклонился, чтобы помочь ему все подобрать, и так он познакомился с Даниелем. Даниель был наполовину испанцем, с губами как у ангела, и он был первым парнем Луи. Они начали встречаться под конец первого года Луи в университете, и продержались шесть месяцев, и Томлинсон думал, что вот тогда-то он точно был влюблен. Они все делали вместе, включая множество очень познавательных вещей в постели, к которым Луи привязал множество чувств, потому что если ты узнаешь такие вещи с любимым человеком, это кажется важным. Они встречались летом и добрую часть первого семестра второго курса Луи, и ему было только девятнадцать, но он уже начал представлять жизнь на десять лет вперед, их обоих на сценах Лондона, и как они будут возвращаться в одну стильную квартиру. Он не мог представить, что когда-то перестанет хотеть быть с ним, и был уверен, что Даниель чувствовал то же самое, даже если тот вел себя чуть более сдержанно. И потом Луи сказал Даниелю, что любит его, в первый раз, и тот бросил его через неделю. Он сказал, что Луи слишком навязчивый, что они молоды, и ему просто нравится развлекаться, и он совсем не чувствует того же. Луи объясняет Гарри, что именно тогда он начал понимать. Он усвоил от Даниеля, и от Тома, и от Кейла, что он не тот человек, на которого другие хотят тратить время. Что любовь, настоящая любовь, наверное, и вовсе не существует, и точно не случится с ним. Он не тот человек, которого люди хотят любить, вообще нет, и даже если он мог заманить их, чтобы они были с ним какое-то время, заарканить даже, то все равно, спустя время, позолота стирается, и они устанут от него, или найдут что-то другое. Он не был ничьим финальным назначением, только остановкой на пути. Все эти вещи задушили остатки отчаянной надежды, которая у него была при каминг-ауте. Так же не помогал и тот факт, что ему отказывали в каждой роли, на которую он пробовался, что каждая поездка в Лондон на кастинг ни к чему не вела. Он был недостаточно хорош, о чем он всегда подозревал, но это был просто нервный голосок в голове, а теперь мир четко ему об этом говорил. Он не подходил на главную роль, даже в собственной жизни. К этому моменту рассказа у Гарри уже нечем заняться, поскольку он закончил с негативами. Вместо этого он садится на лавку и слушает, но хоть не смотрит на Луи, только на свои руки. Мужчина рад, что тот все еще подыгрывает, потому что он никогда-никогда не рассказывал кому-то так много, и не уверен, что смог бы это сделать под взглядом парня. Однако ему нужно, чтобы Гарри знал. Не только потому, что он чувствует, что задолжал, но ведь теперь они в этом всем по-настоящему, так что нужно чтобы Гарри точно понимал, откуда и что. Ему нужно, чтобы Гарри знал все причины, почему он так себя ведет, потому что это должно сработать. Больше всего на свете ему нужно, чтобы это сработало. Так что он кладет руки на колени и продолжает. На рождество 2011 Луи все еще отходил от Дэниеля. Он был в крутом пике, и друзья пытались делать все, что могли, чтобы ему помочь, но этого было недостаточно. Он собирался сделать что-то, о чем будет жалеть, и никто не мог его остановить. Если он уж и будет одинок, то нужно сделать так, чтобы точно это заслужить. Как раз в то время его отец имел наглость прислать ему приглашение на рождественскую вечеринку в его новом доме, с новой семьей, после месяцев без единой смски с вопросом "как дела". Луи знал, когда получил приглашение на почту, что это лишь жест вежливости, и никто не ожидал и не хотел Луи там видеть. Они не были близкими, никогда, как бы Луи ни пытался, и в тот момент он был настолько нестабилен, настолько близок к грани, что один глупый имейл затронул каждое подавленное чувство обиды на то, как мало он всегда волновал отца. Он пришел на вечеринку уже подвыпившим, в самых обтягивающих и самых красных своих джинсах, и поставил своей целью шокировать или оскорбить так много друзей и бизнес-партнеров отца, как только возможно. С таким же успехом он мог повесить на шею знак “Вперед, папа, игнорируй меня. Я хочу посмотреть, как у тебя это получится”. Каждое клише из проблем с отцами проявлялось в одном человеке так же незаметно, как и красный двухэтажный автобус. Ему стыдно за это больше всего, что он настолько потерял контроль. Что он позволил этому на себя повлиять. Он был на кухне, смешивая себе напиток, когда к нему подошел мужчина и спросил, уверен ли он, что ему нужно еще. Луи помнит, как поднял голову, чтобы отчитать кретина, а потом остановился, потому что это был мужчина, с которым отец занимался бизнесом еще с тех пор, как Луи был ребенком, какой-то корпоративный юрист, с черным Порше и идеальной челюстью. Ему было около сорока, и седина пробивалась на его висках, и его звали Нейтан Грант, и он играл в гольф с его отцом. Сказать, что это казалось хорошей идеей, значит соврать. Но это казалось методом отомстить отцу и доказать самому себе, что он еще желанный хоть в каком-то аспекте. Они закрылись в гостевой спальне, и Луи позволил Гранту трахнуть себя, пока его отец-идиот и его друзья-идиоты продолжали веселиться в доме, и чувствовал, как будто он что-то контролирует, хотя бы несколько минут. Конечно, его отец узнал, и раздул из мухи слона. Приехал, забрал его из университета, притащил домой, к маме, и кричал на них обоих час. Оказалось, что Грант известен коллекционированием молоденьких мальчиков, и отец Луи не мог поверить, что тот так унизит его, став “одним из его шлюх”, и обвинил маму в том, что она так его воспитала. Это все было отвратительно, и мама Луи плакала всю ночь, и он никогда еще не чувствовал себя таким ничтожеством. Ему потребовались месяцы, чтобы справиться с тем вечером, чтобы перестать верить в слова отца. Они все еще возвращаются в плохие дни, иногда, и ему всегда нужно осознанно засовывать их обратно. Луи висел на волоске к моменту встречи с Патриком, темноволосым парнем, который учился на истории, и казался последней надеждой Луи. Они встречались восемь месяцев, во время выпускного и последующего лета, и это было здорово. Правда, очень, очень здорово, даже так, что Луи начал снова верить, что, возможно, раньше все было лишь невезением. Он был достаточно уверен, что теперь-то влюблен, и Патрик, наконец-то, отвечал ему тем же. Вот только родители Патрика отказались бы от него, если бы узнали, что он гей, и тот, казалось, думал, что он этого заслуживает. Луи пытался искать компромиссы, пытался найти решение, в которое бы укладывалось и то, что Патрик говорил, насколько любит его, и то, как он этого стыдился, но в итоге он лишь каждый раз чувствовал себя все хуже. Все взорвалось, когда он немного перегнул палку, предложив полностью исключить его родителей из своей жизни, и Патрик сказал, что он, может, и любит его, но настолько - никогда. Это было худшее, что Луи слышал, если честно. Хуже, чем что угодно, что мог придумать его отец в самом ужасном настроении. Одно дело, когда кто-то говорил, что не любит его. Но другое - что любви к нему недостаточно. В конце концов, Патрик ушел, переехал на другой конец страны, и больше никогда не говорил с Луи, за исключением нескольких пьяных ночных звонков. Последнее, что о нем было слышно, - он женился на хорошей девочке, и они ждали ребенка. И именно это наконец сломало его. Даже когда все было идеально, это все равно не имело значения. Парень не остался. Просто Луи ему было недостаточно. Какой чертов смысл? После этого он забил почти на все. Не то чтобы у него были деньги, чтобы постоянно кататься в Лондон на прослушивания, так или иначе, так что имело смысл забить конкретно на эту мечту. Это то, как шла его жизнь: очередная вещь, которую он хотел, и для которой был недостаточно хорош. Он всегда знал, что это слишком высокая планка, да и ему в любом случае больше подходит преподавание. Именно этого он всегда хотел, пока не вбил себе в голову фантазию стать звездой, так что пора было возвращаться в реальность. Он перестал общаться практически со всеми, на время сосредоточился на возвращении в университет, чтобы привести в порядок сертификации и накопить максимально возможное количество денег. Он упаковал свои вещи и сбежал из Донкастера так быстро, как мог себе позволить. Он больше не мог выносить это, не мог жить в доме матери, когда у нее едва было достаточно денег растить девочек, не мог выносить ее сочувственный взгляд, как постоянное напоминание, что он сделал, что только мог, чтобы усложнить ей жизнь. Он не мог ходить мимо мест, которые напоминали ему о людях, которые разбили ему сердце, и о всех тех вещах, которые его когда-то заботили, пока он не понял, что никогда не будет счастлив. Ему нужно было уехать. В итоге он оказался в Манчестере, потому что не думал, что его машина-развалюха сможет уехать куда-то дальше, плюс у него были там старые друзья из университета, которые не смотрели на него настороженно и сочувственно. Он нашел достойную квартиру и работу, которая была гораздо лучше, чем должность, на которой он работал с выпуска, а потом забрал кошку из приюта, и встретил Зейна, а потом и Найла. В следующих годах не было ничего особенного. После Патрика он поклялся, что больше не будет заводить отношений, так что придерживался появившейся в Донкастере привычки - занимался ничего не значащим сексом с незнакомцами, имена которых запоминал, только если они сначала покупали ему выпить. Если кто-то из них выказывал возможный интерес в чем-то большем, он просто давал бедолагам неверный номер и отправлял их восвояси, чтобы больше не увидеть. Годами он не подпускал никого к себе. Так он функционировал, и это не сделало его счастливым, но хотя бы работало. Никто не мог ранить его, потому что ни у кого не было шанса. Тогда казалось, что это именно то, чего он заслуживает. Луи дошел до конца истории, ну или хотя бы до той части, которую Гарри уже знает. Он чувствует сильную усталость, словно пробежал марафон, и опустошенность, но также и странное облегчение. Он не рассказывал никому о чем-то из этого очень давно и никогда не осознавал, как сильно все эти вещи на него давили. Но теперь он все рассказал, все отвратительные и темные моменты своего прошлого, и ниже уже не упасть. Он отрывает глаза от пола, и Гарри молчит и совсем не шевелится, освещенный красным светом, и только мышцы его челюсти сжимаются и разжимаются. Он ждет, но Гарри не двигается и ничего не говорит. - Ну, и это все, - говорит Луи, нервно глядя на парня. - Это тот, кем я был. Я поклялся, что больше никого не подпущу к себе так близко, чтобы они могли меня ранить, пока не встретил тебя. - А потом я, блять, тоже тебя бросил, - бросает Гарри, неожиданно возвращаясь к жизни. Он вскакивает на ноги, пересекает комнату и, сдавленно матерясь, опирается руками на столешницу. - Нет, Хаз, я пытаюсь объяснить тебе, почему ты вовсе не виноват во всем, - пытается возразить Луи. - Ты представляешь, как сильно я сейчас хочу убить каждого козла, который когда-либо причинил тебе боль? - Гарри разворачивается, и в голове у Луи явно всплывает тот день, когда парень ворвался к нему в аудиторию и рассказал о Майке Кендалле. - Клянусь, если я когда-то встречу кого-то из них… но нет, у меня даже нет на это чертового права, потому что я был таким же ублюдком, как и они, я был… - Ты не был, - говорит Луи. - Я сказал тебе, ты был виноват ровно настолько же, насколько и я. - Мне плевать, чья чертова вина это была! - восклицает Гарри, и его голос надрывается. - Я ни хрена не видел, и позволил тебе думать, что не люблю тебя, и… - Гарри! - восклицает Луи, прерывая того. Гарри замирает, распахнув глаза и приоткрыв рот, и мужчина пытается не засмеяться над этим выражением лица. Он делает шаг к нему, берет его за руку и мягко улыбается: - Я не виню тебя ни в чем, хорошо? Я рассказал тебе все это потому, что я хотел, чтобы ты знал, откуда это все, но на тот момент ты не знал. Это было бы несправедливо по отношению к тебе. - Не отменяет того, что я сделал, - бормочет парень мгновение спустя. - Последнее, чего я когда-либо хотел, это причинить тебе боль. - Я знаю, - Луи касается его лица. - Я тоже был козлом, помнишь? Гарри улыбается, и Луи видит, что тот начинает успокаиваться: - Да, ты был. - Видишь? Мы оба козлы. Именно поэтому мы предназначены друг для друга. - Думаешь? - теперь уже улыбка парня максимально широкая, пока он смотрит в глаза Луи. - Ага, - отвечает тот, целуя Гарри в щеку. Гарри притягивает его к себе, обхватывая за талию: - Извини. Ты пытался открыться мне, а я устроил истерику. - Все в порядке, - просто отвечает Луи. - Ты любишь меня. - Люблю, - подтверждает Гарри. - И люблю тебя за то, что ты только что рассказал. И люблю тебя за то, что любишь меня, несмотря на все дерьмо, и даже после того, как я был полной скотиной. - Вот это другое дело, - отвечает Луи, и удивляет парня, сжимая его сосок. Тот кричит от боли и неожиданности, и отбивается от Луи, и они смеются, и целуются. и Луи надеется, что Бенджи не расстроится, что они тут немножко развлекаются. До этого Луи все думал, как изменятся их отношения и все вокруг, когда он наконец расскажет свою историю Гарри, но ничего не произошло. Все те же руки, те же поцелуи, тот же смех, когда Луи блокирует руки парня на его груди и облизывает кончик его носа. Ядерного взрыва не случилось. В миллионный раз за эти выходные он сделал что-то, что неимоверно его пугало, и мир все еще не взорвался. Когда фотографии высыхают, Гарри убирает за собой и аккуратно снимает их одну за другой. Он достает большую папку с одной из верхних полок и аккуратно засовывает их внутрь, а Луи наблюдает. Это сексуально, наблюдать, как Гарри делает то, что любит, и в чем хорош. Луи это нравится. Он может увлечься фотографией, если это означает лишь наблюдать за Гарри в этом процессе. Гарри собирает свои вещи, и они выходят вместе, запирая за собой дверь. Дождь закончился, и они берутся за руки и идут, размахивая ими. Когда они возвращаются в квартиру Гарри, тот кладет папку с фото на кухонную тумбу и просматривает их, а Луи заглядывает ему за плечо. Они все с субботы, фотографии Луи и их небольшого ланча, и Гайд парка, и Луи, и даже парочка из Теско. Но любимая у Луи, и именно ее Гарри достает из стопки, это фотография авторства женщины с синими волосами. Губы Гарри на щеке Луи, а лицо последнего украшает беззаботная солнечная улыбка, и они выглядят самими собой. Гарри достает снимок и клеит его на стену с помощью скотча. На голой стене фотография так ярко выделяется и выглядит такой маленькой, но Луи понимает, что она как раз на уровне взгляда, если лежать на кровати, так что не такая уж и маленькая. Он легко может представить ее в окружении всех остальных вещей из вороньего гнезда Гарри, и он размышляет, глядя на коробки в углу. - Хочешь повесить и остальные? - спрашивает Луи. - Я бы мог помочь. Гарри чешет шею, с неуверенным видом: - Ну, дело в том, - говорит он, - что моя стажировка только до декабря, то есть всего два месяца осталось. И я не уверен, что буду оставаться тут после? - он произносит последнее предложение как вопрос, глядя на свои ноги, и сквозь челку поднимает взгляд на Луи. Луи не знает, как у него получается это, с его-то ростом, но это вообще не важный вопрос, когда в его голове взрывается дождь из конфетти. - Есть уже другие идеи? - спрашивает он, шаркая ногой, и чувствуя себя самым счастливым идиотом страны. - Ты возьмешь меня обратно? - говорит Гарри, и он все еще выглядит нервничающим, но одновременно и преодолевает это. Луи лишь сдерживается, чтобы не закричать “да” на всю страну, но он весьма близок. Он лишь вдыхает и пытается все продумать. Он хочет Гарри с собой, хочет готовить с ним ужасные ужины, заниматься чудесным сексом и ходить на свидания, и просыпаться рядом по утрам. Это само собой. Но у него нет фотолаборатории в квартире, и Манчестер хорош, но это не Лондон. - Я хочу, чтобы ты был со мной, - осторожно говорит он. - И хочу быть с тобой. И чтобы ты был счастлив. - Ну, значит, решено, - говорит Гарри. - Но, - начинает Луи. - Я не люблю “но”. Никаких “но”. - Дай мне закончить, чудак, - смеется Луи. - Я хочу, чтобы ты был со мной, но я не знаю как быть чьей-то всей жизнью. И я не хочу, чтобы ты забрасывал свои мечты, талант и карьеру из-за меня. Так что я хочу, чтобы ты вернулся. Только не хочу, чтобы ты вернулся лишь из-за меня. Гарри смотрит на него, и Луи знает это выражение лица, потому что чувствовал его на себе много раз. Это приятно, что он может заставить Гарри испытывать подобное, повергнуть в шок от невероятности происходящего. Приятно. - Хорошо, - говорит Гарри. - Да. Окей. Мы что-то придумаем. Я начну… я начну искать, - и вот он уже прямо на Луи, обнимая его. - Я так сильно тебя люблю, ты знаешь. - Ну, представляю немножко, - отвечает Луи, зарываясь пальцами в рубашку парня. - Итак, - Гарри отодвигается и держит мужчину в руках. - До тех пор.. мы же делаем это, да? В смысле, по-настоящему. - Я весь за, если ты за, - кивает Луи. Гарри расплывается в улыбке: - Я за. Мы можем приезжать - я иногда работаю по выходным, но не всегда… - И у нас есть телефоны… - И скайп… - Мы сможем, - твердо говорит Луи. - Даже если я не могу быть с тобой, я все равно хочу, понимаешь. С тобой. Ты знаешь, что я имею в виду, - говорит он и шлепает парня по руке, когда тот начинает хихикать. - Знаю, - все еще смеется тот. - Еще бы ты не хотел. Если ты думаешь, что я зазря все выходные страдал, проходя через все эмоциональные монологи… Луи атакует, щекочет его ребра, и наслаждается вскриками парня, когда они падают на пол: - Как ты смеешь! - кричит он, кусая Гарри за ухо, и да. Все получится. * Если бы Луи мог бы уехать на последнем поезде, то так бы и сделал. Он бы сел на него в десять вечера, лег бы спать черт знает во сколько, был бы уставшим и без душа в понедельник на работе, но хотя бы был бы доволен тем, что провел все возможное время в Лондоне с Гарри. Но он не может. Он отложил на выходные небольшую гору работ на проверку, и теперь содрогается от мысли, сколько его ждет дома. Не говоря уже о том, что он начинает чувствовать себя виноватым из-за количества просьб к Зейну за выходные, чтобы он сходил к Герцогине. Ему нужно вернуться еще днем. Он понимает это, конечно. Но это не останавливает его от жалоб, когда они открывают сайт с расписанием на ноутбуке Гарри, и не останавливает от прилива ужаса в желудке, когда они подъезжают на метро к станции Юстон, чтобы успеть на поезд в Манчестер в пять. Гарри находится с ним все время, и когда они приходят на платформу, поезд уже стоит там. Луи чувствует, что его рука сжимает руку Гарри, а тот делает то же самое в ответ, как напоминание, что он все еще тут, что поезд перед ними ничего по факту не меняет. Двери еще не открыли, так что Гарри достает айпод из кармана и дает мужчине один из наушников. Они ничего не говорят, лишь стоят рядом, слушая вместе музыку Гарри. Ему кажется знакомой играющая сейчас песня, и когда он узнает ее, то кладет голову на плечо парня, вспоминая, как тот включал ее после вечеринки на день Святого Валентина. Как всегда абсурдно. Он должен был понимать еще тогда, что все вот это - “любовь всей жизни” - таки доберется до него. Платформа заполнена людьми, но Луи чувствует себя совершенно отдельно от них. Есть только он и Гарри. Наконец, двери с шипением открываются, и все вокруг них начинают собирать свои сумки и чемоданы, достают билеты и постепенно заполняют поезд. Луи чувствует приступ паники, и если бы он был чуть более отчаянным, то просто послал бы все это к черту и пропустил бы поезд, и провел бы еще ночь на матрасе Гарри, но он не такой, и он не может этого сделать. Неожиданно он вспоминает кое-что, ту вещь, которую схватил в последний момент из тумбочки на кухне, и засунул в передний карман сумки. Он высвобождает руку и поворачивается к парню лицом, копаясь в сумке дрожащими руками. После чего он уверенно смотрит ему в глаза, пытаясь найти ту самую вещь среди оберток от жвачки и чеков, и когда он наконец находит необходимое, то аккуратно извлекает и держит между ними. Это запасной ключ от его квартиры. - Я знаю, у тебя не будет много времени на поездки в Манчестер, - говорит Луи. Он берет одну из рук Гарри и поворачивает ее ладонью вверх. - Но когда будет, - он кладет на нее ключ, - приезжай домой. Он знает, что это значит, не только для него, но и для Гарри, и он задерживает дыхание, когда парень смотрит на ключ, аккуратно держа его в руке, словно боясь сломать. Когда он поднимает глаза на Луи, они блестят от слез, но его губы изгибаются в улыбке. - Ты всегда его там хранил, - спрашивает он, - или ты просто думал, что я - уже решенный вопрос? Луи улыбается так широко, что почти ничего не видит, и с умилением говорит “заткнись”, прежде чем притягивает парня за лацканы и целует его. Гарри кладет ключ в карман и обнимает Луи в ответ, целуя так сильно, как только хочется, отчего слегка отрывает его от земли, и медленно кружит. Луи смеется прямо в рот парню, слушает звуки окружающего их мира, чувствует тепло тела парня, и думает, что вот это никогда не пропадет. Гарри возвращает его на землю, и тянуть больше нельзя. Пора. - Я люблю тебя, - говорит Луи, касаясь кончиков волос Гарри, там, где они завиваются у его уха. Возможно, если он запечатлит на каждом рецепторе своей кожи эти ощущения, то не будет так сложно дотерпеть до следующей их встречи. - Я тоже тебя люблю, - отвечает Гарри. - Я приеду, как только смогу. И я буду звонить тебе все время. Ты устанешь от меня. Будешь думать: ну почему этот козел Стайлс звонит снова, я же только час назад с ним говорил, разве ему больше нечем заняться, что… - Я не устану от тебя, - уверенно говорит Луи. - Я собираюсь ныть, как сильно по тебе скучаю всё время, пока Зейн не забьет меня до смерти томиком “Войны и мира”. - Мы отвратительны, - говорит Гарри. - О да, именно так, - счастливо соглашается Луи. Они последние, кто еще остался на платформе, и он наклоняется для последнего поцелуя. - Люблю тебя. Еще раз. - И я тебя люблю. Еще раз, - крепко обнимает его Гарри. Луи сглатывает и высвобождается из рук Гарри, подтягивая сумку на плече: - Это ненадолго, - говорит он и поворачивается, направляясь к краю платформы, глубоко вдыхает, прежде чем ставит ногу на подножку. - Эй, Лу, - доносится голос Гарри из-за его спины. Луи останавливается в проходе и оборачивается, видя что Гарри стоит на том же месте, засунув руки в карманы. - Да? - говорит он. - Так и есть, - подтверждает Гарри. - Я - решенный вопрос. - Я знаю, - улыбается Луи, хотя в его горле стоит комок. Он находит последнее место у окна и смотрит, как Гарри становится все меньше и меньше, когда поезд отъезжает от платформы, пока не скрывается за поворотом. Он сможет. Они смогут. Ничего не разрушится только потому, что они в разных городах. Все хорошо. Он достает телефон и начинает набирать сообщение Стэну, потому кажется, что так правильно. Он даже не представляет, с чего начать или как все уместить в одной смске. Вся его жизнь изменилась лишь за одни выходные. В конце концов, он набирает пять слов: я поехал и заполучил его Стэн отвечает ему меньше, чем через двадцать секунд: я знал, что ты это сделаешь.