These Inconvenient Fireworks

Л

Луи ненавидит утро. Ненавидит. Он ненавидит то, что нужно вытаскивать себя из теплой кровати и притворяться, что рад этому, ненавидит яркий свет ламп на кухне, который бьет в глаза во время приготовления первой чашки чая, ненавидит пробки по утрам. Когда-то для проекта в университете он написал монолог на 500 слов о своей ненависти к утру ямбическим пентаметром. Если бы была организация против утра, Зейну пришлось бы серьезно сражаться с ним за президентство. Он думает, медленно просыпаясь и наблюдая за лежащим рядом Гарри, что, может быть, его получится и переубедить по этому вопросу. — Доброе утро, — говорит Гарри. — Оно и правда доброе, да? — улыбается мужчина. Он зарывается носом в подушку, чувствуя теплоту, с которой Гарри смотрит на него, и от одеяла на плечах. Гарри целует его в макушку и прижимает ближе к себе. Луи думает, что он может остаться тут навсегда. Вот только он не может так поступить. Тепло, доброта, Гарри — все это может остаться. Это и останется навсегда, если это зависит от него. Но сейчас утро субботы, и ему нужно разобраться хотя бы с частью дел, пока это все не вышло из-под контроля. — Ты снова думаешь, — говорит Гарри, и Луи видит, что тот пытается задать легкий тон разговора, но в голосе все равно звучит нотка беспокойства. Им придется еще поработать над тем, чтобы убедить себя в реальности происходящего, что не стоит бояться каждой секунды того, что кто-то испугается и сбежит. 
— Все в порядке, — отвечает Луи, наклоняясь к мужчине за поцелуем. — Все еще в порядке. Я просто думаю, что мне пора бы включить телефон. 
— Тебе прямо нужно? — стонет Гарри и дует губы, водя пальцами по бедру мужчины.
 — Мне бы очень хотелось зарабатывать этим деньги. — отвечает Луи, кладя свою руку на руку парня. — Но у меня есть настоящая работа, о которой мне нужно позаботиться. Твоя задница не предоставляет страховку.
 — Мне говорили другое, — скалится парень.
 — Угомонись, — закатывает глаза Томлинсон, выбираясь из объятий Гарри. Его сумка валяется в углу, все там же, где он ее и бросил вчера вечером. Так далеко. — Это всего минутка. Гарри корчит рожицу, но сдается, и Луи поднимается на ноги и идет за сумкой. Он вытаскивает телефон с ее глубины и направляется обратно на матрас. — Я просто сбежал посреди дня и не позаботился даже о замене, так что я не уверен, чего мне стоит ждать, — объясняет он, садясь рядом с Гарри и разглядывая телефон, готовясь к тому, что может его ожидать. Гарри улыбается, кладя голову на колено мужчины:
 — Для человека, который ненавидит романтические комедии, странно, что ты превратил свою жизнь именно в нее.
 — Я уже не ненавижу их настолько, — признает Луи. Он видит улыбку, что появляется на лице парня. — О нет, не стоит выглядеть таким самодовольным, засранец.
 — Для меня ты идеальный, — отвечает Гарри без следа иронии, и, боже, Луи бы стукнул его, если бы перестал хотя бы на пять секунд быть таким по-идиотски влюбленным.
 — Прекрати отвлекать меня, — говорит он, после чего глубоко вздыхает и включает телефон. Тридцать шесть. У него тридцать шесть пропущенных звонков от Зейна. К тому же еще несколько сообщений, которые наверняка от него же, в которых он требует ответа заглавными буквами с кучей злобных смайликов, но нет времени читать их все. Луи нужно бы позвонить ему сейчас, до того, как Зейн получил сердечный приступ, если этого еще не произошло. Еще нет девяти, судя по часам, и обычно это бы значило, что мужчина даже не близок к пробуждению, но Лиам просыпается рано, и тот тоже начал брать с него пример. Луи кажется, что мужчина уже, наверное, проснулся. Он показывает Гарри пропущенные, хихикая, а потом перезванивает Зейну, включая громкую связь и располагая телефон на подушке между ними. Они слышат только один гудок, прежде чем Малик отвечает. — Ну наконец-то, блять, козел! — сразу кричит в трубку Зейн. — Где ты? Я с ума схожу со вчера, клянусь, я… — Луи не может больше сдерживать смех, и Гарри следует его примеру. Голос Малика повышается на октаву: — Это Гарри?! Они снова начинают смеяться, и секунд тридцать пытаются остановиться, чтобы выдавить хотя бы «привет, Зейн», и после этих слов Гарри ухмыляется, словно ребенок, которого застукали с рукой в банке со сладостями, и он выглядит довольным собой из-за этого. Он показывает язык Луи, и тот хочет зацеловать его дурацкое прекрасное лицо. — О черт тебя подери, боже мой, — говорит Зейн. — Боже мой. Вы двое что… Луи… ты что… объясни! Объяснитесь! Иисусе, объяснитесь, пожалуйста. Мое сердце этого сейчас не выдержит. Луи смотрит на Гарри, который лишь молча кивает, предоставляя ему право вести разговор. — Ну, милый, — начинает Луи. — Твои мамочка и папочка снова вместе.
— Не шути об этом, блять! Луи! — Зейн кричит так громко и пронзительно, что динамики телефона начинают шипеть.
— Я и не шучу, дорогой, — все еще смеется мужчина. — Я в Лондоне, с Гарри, и мы, ну… мы теперь вместе. Или снова. В общем, мы вместе. По-настоящему. Наступает момент пораженного молчания, пока Зейн приходит в себя:
— Что произошло? — судорожно продолжает он. — О боже мой, Луи, расскажи мне все, прямо сейчас, я убью тебя за то, что заставил меня ждать. Луи не может не фыркнуть, потому что мучать Зейна прекрасно, да и он просто рад, что все в его жизни сейчас прекрасно:
— Я правильно понимаю, что Лиам рассказал тебе о нашем разговоре, верно? — спрашивает он.
— Конечно, — отвечает мужчина, потому что наверняка они уже настроили между собой телепатический канал для общения. — Кстати, он зашел в администрацию и сказал, что ты неожиданно начал яростно блевать, поэтому тебе пришлось уйти, так что ты ему должен.
— Я ему должен вдвойне, на самом деле, — отвечает Луи, выдыхая, неожиданно осознавая, что все это время он не дышал, опасаясь того факта, что домой он вернется безработным. — Весь этот разговор о вас, ну… я принял его слишком близко к сердцу, видимо. Решил что-то с этим сделать.
— И он подразумевает под этим появление в студии, в которой я работаю, со словами «Я тебя люблю», — вклинивается Гарри. Еще одна секунда тишины, а затем слышен сдавленный крик Зейна, похоже, в подушку или в руку. Луи закрывает лицо ладонью. Его лучший друг, хотя все и считают его «загадочным», обладает эмоциональным контролем тринадцатилетки. Гарри улыбается, как идиот, и Луи чувствует любовь со всех сторон одновременно. — Да, мы, эм, обсудили все вчера ночью, так что теперь все хорошо, — говорит мужчина, перекрывая звуки истерики Зейна на другом конце провода. Он играет с волосами Гарри, произнося это, убирает пряди с его лица, и парень губами произносит «я люблю тебя». - Зейн, ты там в порядке? Снова наступает тишина, а потом Малик наконец начинает говорить, в его голосе слышно слезы:
 — Я просто очень счастлив за вас двоих. Я так сильно вас люблю.
 — Зейн… — начинает Луи. — Ты собираешься плакать? — все больше становится похоже, что Луи на самом деле вчера умер, и все события последних двадцати четырех часов это просто его награда в раю.
 — Заткнись! — возмущается мужчина, пытаясь скрыть шмыганье носом. — Ты даже не представляешь, каково нам было! Вы оба настоящие идиоты, и я пытался и пытался с этим справиться, а теперь все кончено. Это слезы абсолютной эгоистичной радости и облегчения.
— Дыши глубоко, Зейн, — мягко и ласково советует Гарри. — Слушай, а Лиам рядом? 
— Он в душе, — Зейн воспрял духом моментально.
— Пообещай, что ты отблагодаришь его за меня? — просит парень. — Минетами. Но и словами тоже. 
— О, об этом я уже позаботился, поверь. — отвечает Зейн. — Впрочем, перепроверить не повредит, конечно. Ну, на всякий случай, — и Луи слышит, как тот ухмыляется даже по телефону. 
— Ладно, Зейн, ты займись этим вопросом, — встряет Луи. — Я тебя люблю, но теперь бы я хотел полное внимание Гарри для себя.
 — Ну еще бы, — хмыкает Зейн, и Томлинсону даже не нужно видеть его, чтобы представить его абсурдную игру бровями в этот момент.
 — Да, именно, — отвечает мужчина.
— Подожди, Лу, пока ты не отключился… — добавляет Зейн, как раз когда Луи уже тянется за телефоном. 
— Да?
 — Я просто… я очень горжусь тобой, Лу, — серьезно говорит мужчина. — Хочу, чтобы ты это знал. Луи чувствует, как что-то теплое разливается у него в груди, доходит до кончиков пальцев, и он рад, что Зейн не рядом и не может посмеяться с его лица. Гарри сжимает его руку, и Луи откашливается немного, прежде чем отвечает:
 — Спасибо, Зейн. 
— А теперь позаботьтесь друг о друге, или я убью вас обоих, — отвечает тот. — Я серьезно, я повторения этого всего не допущу.
 — Понял, — смеется Луи. — Пока, детка.
 — Пока! — встревает Гарри. Зейн прощается с ними обоими, кладет трубку, и Луи снова остается наедине с кудрявым. 
— Идиот, — с нежностью говорит Луи, положив телефон на пол. 
— Кто из нас? — спрашивает Гарри. 
— Оба, — улыбается Томлинсон. Он тыкает парня в грудь: — Ты просто еще и сексом занимаешься со мной. Он позволяет парню обнять себя и зацеловать, улыбаясь, и это так тепло и мягко, в одежде, в которой они спали, и в смятых простынях. Он все еще не может принять, насколько же хорошо снова его целовать, или насколько лучше стало все теперь, когда больше не нужно сдерживаться. Через какое-то время поцелуи переходят просто в объятия, так они и лежат: лица близко, а ноги переплетены, и Луи влюблен в это тоже, ему нравится быть таким нежным, как угодно, и не искать оправдания этому, и не скрывать. Он все еще к этому не привык, все еще не осознает, что необязательно иметь для чего-то основание. — Я так по тебе скучал, — говорит Луи.
 — Я тоже, — руки Гарри крепче сжимают его. — Хочешь знать, чего мне не хватало больше всего? — Луи отстраняется, и ему кружит голову оттого, что Гарри такой беззащитный, открытый и так близко. 
— Конечно, — отвечает тот. Тогда мужчина поднимает руку Гарри к своему рту, держа ее ладонью вверх двумя своими. Он целует его ладонь, а потом каждую подушечку пальца, прежде чем переворачивает ее и целует костяшки:
 — Я скучал по твоим рукам, — говорит он в процессе. — Скучал по твоим пальцам. Скучал по запястьям.
 — Это больше, чем одна часть, — мягко говорит Гарри.
 — Скучал по твоему умному ротику, — Луи целует его в губы, а потом в кончик носа, по челюсти, целует веки. — Я скучал по этому. И по этому. И по этому. И так продолжается несколько часов, медленно и размеренно, бесконечные поцелуи, и Луи раскладывает голого Гарри на кровати, и описывает каждому сантиметру его тела чего именно ему не хватало. Он тратит десять минут только на живот Гарри, рассказывая, как скучает по возможности поставить на него еду из доставки, когда они едят в кровати, и как он скучал по виду мышц под футболкой, а также как они сокращаются перед оргазмом. Он тратит еще десять минут на бедра парня, раздвигая их и поглаживая кончиками пальцев каждый сантиметр его, целуя их до тех пор, пока Гарри не дрожит на матрасе. Он кусает его за ухо, облизывает низ живота, целует каждый след, который оставил на его коже прошлой ночью. И оставляет тату на сладкое, потому что это его самая любимая часть. Гарри переворачивает его и возвращает услугу, рассказывая Луи, как он скучал по морщинкам у его глаз, по его бицепсам и изгибу задницы. Он тратит пять минут на комплименты его лодыжкам, чему же еще, конечно, и с восторгом обнаруживает, что мужчине там щекотно. Он ласково щекочет кожу под коленками и что-то нежно бормочет ему в живот, и Луи не привык к таким комплиментам. Может, шесть месяцев назад мысль о том, чтобы лежать на спине, освещенный утренним светом, и слушать, как кто-то говорит прекрасные слова о каждой части его недостаточно большого и слишком фигуристого неидеального тела, отправила бы его глубоко в паническую атаку, но сегодня он может с этим справиться. Он принимает все, что Гарри ему дает, позволяет ему касаться везде, где он хочет. Они медленно доводят друг друга до оргазма, долго дразнятся, касаясь влажными пальцами, открытыми ртами, пока это не становится слишком. Наконец, Луи переворачивает Гарри на спину и медленно двигает на нем бедрами. Румянец на лице парня покрывает и его грудь, и он смотрит на мужчину затуманенными глазами, улыбается, обеими руками хватая мужчину за зад и повторяет его движения в такт. Это хорошо, так хорошо, и Луи смеется, и это еще лучше, и они кончают вместе на живот парня, тяжело и горячо дыша друг другу в рот. Они так и лежат, все еще касаясь друг друга, словно им обоим нужно постоянное подтверждение, что они тут, рядом: — Это все еще весело, знаешь, — говорит Луи в грудь Гарри. Тот издает тихий непонимающий звук, и мужчина проясняет: — Делать это с тобой. Все еще весело. Всегда было. — Ура, — вытраханно отвечает тот, и Луи очень доволен собой. Гарри неуклюже гладит его волосы, в основном трепля их, чем что-либо еще, и тот с радостью отдается прикосновению. С Гарри все весело. Он хочет делать с ним абсолютно все. Неожиданно он вспоминает то, чего они никогда не делали. Что-то, что нужно сделать сейчас, и Луи кажется, что он должен сделать все правильно в этот раз. Он хочет показать, что в этот раз все по-настоящему, и они должны начать все правильно, с начала. — Нужно в туалет, — говорит он, сползая с груди парня. — Секунду. Он закрывает дверь ванной за собой и считает в уме до тридцати, прежде чем достает телефон, который пронес с собой. Имя Гарри давно пропало из недавних вызовов, так что приходится откопать его в контактах, но он все так же там, хотя Луи и думал удалить его номер приблизительно миллион раз за последние пару месяцев. Томлинсон нажимает кнопку вызова, и вскоре телефон Гарри начинает звонить песней от Arcade Fire с другой стороны двери, в то время как Луи слушает гудки. Слышен шорох простыней и звон от ремня Гарри об пол — наверное, в джинсах, — и тут Гарри отвечает. — Алло? — удивленно говорит он. — Привет, Гарри, — Луи жует губу, чтобы его голос не выдавал улыбку, насколько это возможно, — Это Луи Томлинсон, с работы. Ты дал мне свой номер? Секунду-две слышно, как Гарри сомневается, но подхватывает: — Да, я помню, — говорит он. — Как дела? — Хорошо, спасибо, — отвечает Луи. — Слушай, извини, что я не позвонил раньше. Я должен был позвонить, как только получил твой номер, но, если честно, я был немного испуган. — Ничего, — мягко отвечает парень. — Спасибо, — говорит Луи. Он выравнивает интонацию, чтобы соответствовать разговору. — В общем, я думаю, что ты очень очарователен, и хотел бы пригласить тебя сегодня на ланч? Он чувствует ухмылку Гарри прямо по телефону, и больше не пытается удержать свою. — Ты приглашаешь меня на свидание? — спрашивает парень. — Да, — отвечает Луи. — Я бы очень хотел пригласить тебя на свидание, если ты заинтересован, конечно. — Звучит чудесно, вообще-то, — говорит Гарри. — Замечательно, — Луи удивлен облегчением, которое чувствует от ответа парня, хотя он уже знал, каким он будет. — Я заберу тебя где-то в час, и пойдем куда-нибудь вместе? Ты можешь выбрать место сам, я угощаю. — Хорошо, что-нибудь придумаю. Не могу дождаться? — Я тоже, — и в самом деле не может. — Скоро увидимся. Он заканчивает звонок и облокачивается на умывальник на минутку, прежде чем выходит к Гарри. Ему интересно, прошел ли бы звонок точно так же, если бы он на самом деле сделал все так, если бы набрался смелости позвать Гарри на свидание правильно после первой встречи. Забавно, что они делают все наоборот. Он думает, что это немножко глупо, что они год шли к этому моменту, что только теперь он может пригласить Гарри на обед, но он уже достаточно наказал себя за это. Просто вот так они странно понимают и узнают, как любить друг друга, и, может быть, он изменил бы многое, но важно то, что они сейчас тут. И боже, как они этого заслужили. Гарри ждет его сразу же за дверью, и тут же притягивает к себе с поцелуем: — Ты пригласил меня на свидание, — говорит он, улыбаясь Луи в щеку. — Да, пригласил, — Томлинсон пытается не звучать слишком самодовольным, но с треском проваливается. — Что означает, что ты не можешь меня сейчас целовать, потому что это слишком непристойно - целоваться еще до первого свидания. — Точно, — парень напускает на себя строгое выражение лица, отстраняясь. — Я не должен покушаться на твою честь. — Благодарю, — отвечает Луи. Гарри салютует ему, и он закатывает глаза. Уже полдень, так что следующий час они тратят на попытки привести себя в достойный для выхода на люди вид. Луи не позаботился о том, чтобы упаковать какую-то приличную одежду, когда уезжал из Манчестера, что означает, что он полностью во власти гардероба Гарри. Легко обмениваться одеждой, когда дело касается пижам да футболок, в которых они ходят по квартире, но одежда для свиданий это совсем другой зверь, а телосложение у парня отличается от его. Свитер найти не так уж сложно, поэтому он оказывается в темно-сером, который лишь слегка мешковат, и выглядит хорошо, особенно если подкатить рукава. Брюки же другая история, впрочем, и он двадцать минут ругает чертовы худющие ноги Гарри и его любовь к очень узким джинсам — и он даже не думал, что когда-то это будет вызывать не только любовь и восторг у него — прежде чем таки находит те, которые садятся, и немного подкатывает и их. Он выпинывает Гарри из ванной, чтобы заняться прической, но забрасывает эту идею после пары минут. Если честно, то они после секса выглядят не то чтобы совсем иначе в сравнении с обычным состоянием. Дальше он бреется и чистит зубы, вытирает очки, и вот он готов, бросая последний взгляд в зеркало. — Вуаля, — говорит Луи, выходя из ванной. Он вытягивает руки в стороны и поворачивается вокруг своей оси, позволяя Гарри увидеть себя со всех сторон. Тот все еще только наполовину одет, но прекращает застегивать джинсы, чтобы похлопать. — Ты прекрасен. — Спасибо, дорогой, — Луи слегка кланяется. Он не знает, почему начинает чувствовать румянец. — Мне нравится, как ты выглядишь в моей одежде, — продолжает Гарри, застегивая ширинку, и теперь мужчина знает причину румянца. — Без нее еще лучше, — парирует он, потому что в намеках и двусмысленностях его не переиграешь. — Ты почти готов? — Я был бы готов, если бы меня сначала кто-то не отвлекал, а потом не провел вечность в ванной, — дразнится парень. — Кто бы это ни был, звучит так, будто он всегда получает именно то, чего хочет, — протягивает Луи. — О да, — подтверждает Гарри. — Он такой. Луи закусывает губу, и Гарри возвращается к своему ремню. Мужчина много раз видел, как тот раздевается, но гораздо реже ему выпадал шанс посмотреть на обратный процесс. Как-то по-домашнему видеть, как парень с помощью одежды превращается в ту версию, которую видят незнакомцы. Луи задумывается, это ли один из первых из тысячи последующих таких случаев, будет ли он таким везучим, чтобы видеть этот процесс до конца жизни. Это слишком серьезная мысль для предобеденного времени, но Луи она не страшит. Однако к нему приходит другая идея. Он наклоняется и поднимает вчерашние брюки с пола, доставая из кармана бумажник. — Хаз, — говорит Луи, засовывая его в карман уже тех джинсов, что на нем. — Будь тут пару секунд. — Что? — спрашивает Гарри. Он поднимает глаза и видит, как мужчина идет к двери. — Ты куда? — Просто верь мне, хорошо? Оставайся тут и продолжай собираться. Гарри выглядит непонимающим, но все равно кивает, и Луи выходит из квартиры и спускается на лифте на первый этаж. Он ждет на ступеньках у входа пару минут, убивая время, пока не решает, что прошло достаточно, и нажимает на кнопку квартиры Гарри. — Да? — доносится голос парня через помехи домофона. — Привет, это Луи, — говорит он вежливо. — Я тут, чтобы забрать тебя на свидание? На какое-то мгновение повисает тишина, и Луи представляет себе выражение лица парня, словно он не может представить, откуда мог вообще взяться такой вот Томлинсон, но как он рад, что все же взялся. Луи видел это выражение лица много-много раз. — Спускаюсь, — наконец отвечает Гарри и кладет трубку. Проходит около минуты, и входная дверь здания открывается, выпуская Гарри наружу. Он выглядит очень привлекательно, в темно-синих джинсах и мягкой хлопковой рубашке под кожаной курткой, с камерой в потертом чехле на одном плече, стройный и такой милый в тех редких островках солнца сегодняшнего Лондона. Он хорош, и Луи невероятно доволен собой, что только он может идти с ним, держа его за руку. — Выглядишь замечательно, — говорит мужчина, улыбаясь, когда Гарри спускается к нему по лестнице. — Спасибо, — отвечает тот. — И ты тоже. — Ты решил, куда бы хотел пойти? — Да, — подтверждает Гарри. Он берет его за руку, переплетая пальцы, и когда они поворачиваются, чтобы пойти в выбранном направлении, Луи понимает, что это первый раз, когда они держатся за руки при свете дня. Вот такие маленькие осознания и заставляют поверить, что все это реальность. Одно дело слышать, как Гарри говорит, что хочет быть с ним, и верить этому, но другое дело — на деле проверять, что же значит иметь твердую почву реальных отношений под ногами. Много-много лет назад тот Луи, которым он когда-то был, отказался от всех мелочей, которые символизировали собой привязанность, убедил себя, что его не заботят годовщины или поцелуи с добрым утром, или возможность держаться за руки на улице. Вот только он хочет всего этого, всегда хотел, так что он сильнее сжимает руку Гарри и позволяет ему вести себя к метро в паре кварталов, наслаждаясь всем происходящим. Они выходят из метро на станции Кенсингтон, и Гарри тянет Луи за собой, минуя туристов и покупателей, и миллиард хорошо одетых красивых людей на их пути к дорогим прекрасным вещам. Луи рассматривает их всех, может, кто посмотрит на Гарри дважды, чтобы он поупражнялся в своем статусе, в возможности заявить на него права. Он чувствует себя неуязвимым, почти пьяным, и отчаянно, бесконечно счастливым. Гарри выбирает маленькое шикарное кафе, в котором половина меню на французском, а картины на стенах, кажется, стоят больше, чем его машина. Порции крохотные, и подача максимально пафосная, и Луи нещадно дразнит Гарри за то, что он выбрал место, настолько очевидно пытаясь впечатлить, но парень так сильно старается, и это ужасно умилительно. Весь обед они проводят, наверстывая упущенное: Луи рассказывает о театре, в котором участвовал летом, о новом школьном годе, а Гарри — все о своей стажировке, о странных творческих друзьях, которых нашел тут. Луи спрашивает его об основах фотографии, основной терминологии, о том, как выглядит индустрия изнутри, и о прочем подобном. Он решил, что в этот раз он будет максимально погружаться во все части жизни парня, как тот - в его, и начинает с таких вопросов. Гарри, кажется, в полном восторге, и делится всем, чем только можно, и Луи кивает и кивает, захваченный заразительным энтузиазмом Гарри. Они делят десерт, Луи оплачивает счет, и они выходят на улицу. — Извини за ресторан, — Гарри дергает себя за волосы. — Я хотел отвести тебя куда-то в хорошее место, но я, вообще, не был тут раньше. Тут нравится Джемме? Он виновато улыбается, и Луи лишь качает головой и смеется: — Все нормально. Если честно, мне было плевать на еду. — Да, мне тоже, — говорит Гарри. Он делает шаг вперед и поглаживает рукой щеку Луи: — Итак, поскольку ты уже сводил меня на обед, могу ли я тебя поцеловать? — М-м, джентльмен, — Луи притягивает его ближе к себе, за талию. — Да, ты можешь меня поцеловать. Гарри улыбается и сокращает расстояние между их губами, и это нежно, невинно, и идеально, прямо посреди тротуара, под звуки Лондона вокруг. Они не затягивают поцелуй, как в настоящий первый раз. Как будто это и правда первое что-то. — Куда дальше? — спрашивает Гарри, так близко, так нежно. — Выбирай. Луи раздумывает пару секунд, прежде чем тянет Гарри за собой по улице, обгоняя стайку школьников в гольфах. Погода делает им невероятную услугу, позволяя продолжать свидание, поэтому Луи намерен воспользоваться этим по полной. Поэтому они заходят в Кенсингтонские сады за руку, проходят дворец и идут к Гайд парку. Он представлял Гарри тут раньше, когда они были не вместе, и теперь хочет представлять их вдвоем. Сегодня тут десятки других парочек, обнимающихся на лавочках, катающихся на велосипедах, кормящих уток с детьми у пруда. Луи понимает, что улыбается им, хочет подбежать к ним с Гарри, как пятилетний ребенок с новой игрушкой, смотрите, у меня тоже есть любовь, и я один из вас, я могу быть счастливым. Он не подбегает, конечно, потому что ему не пять, и он не больной, и не хочет, чтобы Гарри его таким считал. Но, все равно, на какое-то время к нему возвращается чувство, которое он уже никогда не ожидал встретить, и оно буквально сбивает его с ног. Они идут дальше, и дальше, размахивая переплетенными руками, разговаривают обо всем: от начальной школы до их мам, от футбола до реалити-шоу. И так хорошо, что это тоже не изменилось между ними, что они могут легко вернуться в тот простой ритм, который был с ними с самого начала. Луи скучал по этой части их отношений так же сильно, как и по другим, и так здорово, что лучший друг снова с ним. Они смеются из-за будки для поцелуев прошлой осенью на ярмарке, соревнуясь, кто может повторить раздраженное выражение лица Зейна, когда Луи решает просто сказать то, что думает, для разнообразия: — Я хотел тебя поцеловать тогда, — признается он, и Гарри смотрит на него сквозь ресницы. — На ярмарке. Ну, то есть я хотел поцеловать тебя с той минуты, как увидел, но когда мы были на чертовом колесе в ту ночь, я до смерти хотел тебя поцеловать, и именно тогда понял, что попал. — Значит, мы играем в эту игру? — игриво улыбается Гарри. — Хорошо. Мойка машин. Я придумал это, чтобы впечатлить тебя. Луи смеется, вспоминая, в каком восторге Гарри был от всей затеи, и выражение лица Зейна, когда они обрызгали его из шланга: — Серьезно? — Да, я планировал снять рубашку или что-то такое, но потом произошло вот это все с Зейном. Я пытался впечатлить тебя и этим тоже. Потому что я был безумно в тебя влюблен и уже это понимал, — разводит руками парень. — Твоя очередь. Луи думает минуту, пытаясь выбрать самое хорошее: — Я хотел заняться с тобой сексом с той ночи, как мы пробрались на поле, чтобы поиграть в футбол. — Уже говорил это, скучно, — дразнит Гарри. — Ну, — Луи понижает голос и засовывает два пальца в задний карман джинсов парня. — Я никогда не говорил тебе, что я вернулся домой и подрочил, думая об этом, как только переступил порог. — Луи! — восклицает тот, хлопая в ладоши, словно это лучшее, что он слышал в жизни. Он притягивает Луи за рукав и целует его в шею, пока мужчина смеется, притворяясь, что сопротивляется. — Ах ты развратник. Обожаю. Они продолжают так еще полчаса, обмениваясь историями всех моментов, когда они хотели сделать или сказать что-то друг другу, но так и не сделали. Это невероятно освобождает, как осознает Луи, наконец освободиться от всех этих моментов, превратить в повод посмеяться над этим с Гарри. Так они все и исправят, по кусочку за раз. Они переходят мост Серпентайн вместе, и Гарри отпускает руку Луи, чтобы достать камеру. Он фотографирует собак, детей в траве и Луи, когда тот корчит рожицы или когда тот совсем не обращает внимания, просто говорит или наблюдает за людьми вокруг. В конце концов, он тянет мужчину за руку, чтобы тот остановился, чтобы сделать совместное фото в Гайд парке. — Это пленка, так что фото не посмотришь, — говорит Гарри, поворачивая камеру к ним обоим и вытягивая руку для селфи. — Нам остается лишь надеяться на лучшее. — Вообще-то, у меня есть идея получше, — говорит Луи. Он забирает у парня камеру. — Смотри. Люди проходят мимо них с обеих сторон, и Луи выбирает молодую женщину с синими волосами, читающую книгу. У нее также висит камера на шее, и она выглядит именно так, как местные друзья Гарри в представлении Луи, так что он думает, та не будет возражать помочь им. — Извините, — говорит он, подходя к ней. Она поднимает глаза от книги, немного раздраженная от вторжения, и Луи морщится. — Мне очень-очень жаль вас отвлекать, но не могли бы вы сфотографировать нас с моим парнем? Он произносит это слово, не задумавшись, и внезапно забывает о женщине перед ним, потому что сердце в горле, а в ушах звенит. Он инстинктивно поворачивается к Гарри, проверяя его реакцию, и тот улыбается ему так, словно он никогда в жизни не был счастливее, так что, пожалуй, все нормально. — Хорошо, — говорит женщина, возвращая Луи обратно в реальность. Она прижимает книгу к телу локтем и протягивает руку за камерой. — Спасибо огромное, — благодарит Луи, отдавая ее. Он спешит обратно к Гарри, обнимая его за талию. — Парень, — Гарри шепчет ему в ухо. Луи лишь сжимает его талию крепче и улыбается в камеру. Он даже не думает о том, чтобы что-то спрятать. Он знает, что фотографии наверняка покажут каждую чуточку его сопливого розового счастья на лице в непростительных деталях. И хорошо. Пусть так и будет. — Три, два, один, — говорит женщина, и Томлинсон слышит звук затвора. — Хорошо, еще раз. Она снова отсчитывает, и в этот раз Гарри поворачивает голову и целует Луи в щеку как раз перед тем, как она нажимает на кнопку. Они оба благодарят ее с десяток раз, в то время как она отдает фотоаппарат Луи и идет дальше, а мужчина поворачивается к Гарри и вешает тот ему на шею. — Парень, — говорит Гарри снова, держа его за руки на камере. — Да, парень, — отвечает Луи, и ему нравится, как это слово лежит на языке, почти так же сильно, как нравится выражение лица Гарри при звуках этого слова. Он поправляет камеру и делает шаг к траве. — Идем. Гарри прячет камеру обратно в чехол и идет следом, и они садятся на траву под деревом, парень опирается спиной о ствол, а Луи устраивается между его ног. Он также кладет на себя его руку, так что он может переплести ее со своими, и они сидят так какое-то время, тихо разговаривая, дыша друг другом. Гарри все еще пахнет как Гарри, как кондиционер для белья, клубничный шампунь, и травой, и парнем, и Луи запоминает каждую нотку. Он хочет, чтобы этот запах всегда был с ним. Вечереет, и становится серее и холоднее, и Гарри крепко обнимает Луи, когда чувствует, что тот ежится от порыва ветра. Луи пользуется моментом, откидывает голову на плечо Гарри, зарываясь носом в его волосы, оставляя шею незащищенной. Чем, в свою очередь, пользуется парень, медленно целуя его открытую кожу, из-за чего мурашки маршируют по нему снова и снова. Луи поворачивается в объятиях достаточно, чтобы одной рукой взять Гарри за лицо и по-настоящему поцеловать его, обводя большим пальцем подбородок, трогая губы. Парень открыто целует его в ответ, и Луи разворачивается на этот раз уже полностью, садится, скрестив ноги, между бедер того. Минуту назад ему было холодно, но с одной рукой под кожаной курткой парня, а с другой - в его волосах, сложно это все вспомнить. — Погоди, — говорит Гарри, прерывая поцелуй. — Чертово дерево. Стой, подвинься. Луи смеется, наблюдая, как Гарри потирает шею, соскальзывает дальше по траве, чтобы дать ему больше места. Парень же наклоняется к нему, хватает его за талию, а потом переворачивает их вперед. Они какое-то время копошатся, чтобы занять нужное положение, но Луи наконец устраивается сверху, поддерживая себя рукой на груди парня, что устроился на спине под ним. — Достаточно вызывающе для парка, — говорит Луи, касаясь пальцами бедренной косточки парня. — Беспокоишься, как бы не травмировать нашей страстью чью-то бабушку? — улыбается Гарри. — Неа-а, — отвечает Луи. — Просто мы никогда не целовались там, где нас кто-то может увидеть. Ну, не трезвыми. Гарри обнимает его за спину, вырисовывая круги на ткани его свитера: — Видишь, вон там? — говорит он, наклоняя голову направо. Луи следует за его взглядом, и видит другую молодую пару, парня и девушку, которые также лежат на траве, обнимаясь и целуясь. — Сосутся посреди парка. Именно этим нужно заниматься с парнем, когда ты молод и глуп. — Ну, ты уже точно молод и глуп, — дразнится Луи, и Гарри смеется и показывает язык. Они так и целуются какое-то время, ничего серьезного, легкие поцелуи и руки Гарри на талии Луи. Это и правда заставляет Луи чувствовать себя молодым и глупым, и он часто себя чувствует глупым, но вот молодым — очень давно. Гарри напоминает ему иногда, что ему всего лишь двадцать шесть, что у него еще столько всего впереди. Он думает, что это отчасти причина, почему только Гарри смог его открыть — потому что только он показывает ему, что история его жизни не была уже написана еще до двадцати лет. Их прерывает громкое ворчание желудка Гарри, и Луи приходится прервать поцелуй, потому что это так смешно и типично для него. — Извини, — говорит Гарри, прикрывая лицо рукой. — Вот что я получаю, когда пытаюсь быть пафосным. — Ничего, — отвечает Луи, — но нам нужно что-то получше для ужина. Что-то с настоящей едой. — Вообще, эм... — Гарри проводит большим пальцем по ребрам мужчины поверх свитера. — Как бы мне ни нравилось свидание, мне становится все сложнее видеть тебя в моей одежде и не хотеть снять ее с тебя прямо сейчас. — Ну, — Луи улыбается, — я польщен, но я не такой легкомысленный. — Это вранье, — смеется кудрявый, и Луи бьет его по плечу. — Слушай, как насчет зайти в Теско по пути домой, и я приготовлю тебе огромный ужин, — а дальше он шепчет в ухо: — А потом съем его с тебя. — Звучит отлично, — сглатывает Луи. В Теско Луи развлекается, пытаясь незаметно для Гарри закинуть в корзину случайные продукты, как, например, маршмеллоу, фету и очень большой французский багет. Гарри всегда замечает и кладет это все обратно, качая головой и улыбаясь, но к этому моменту Луи уже на полпути к другим полкам, в поисках чего-то еще, чтобы рассмешить Гарри. Кажется, будто бы они уже делают это годами, и под флуоресцентными лампами, окруженный банками супа, Луи чувствует себя дома так, как никогда раньше. Он помогает Гарри нести купленное в метро, и пакеты врезаются ему в руки. Он с любовью бодает парня головой в плечо, когда поезд входит в поворот. — Что? — спрашивает Гарри, переводя взгляд на него. — Ничего, — отвечает Луи и делает это еще раз. Когда они возвращаются в квартиру, Луи пытается сбежать, заявляя, что ему нужно в душ, но Гарри затаскивает его на кухню: — Ты будешь помогать, — заявляет он непререкаемым тоном. Он дает мужчине банку консервированного горошка: — Возьми дуршлаг и откинь их, пожалуйста. Он под мойкой. Луи смотрит на мойку: — Это та штука с дырками, да? — спрашивает он, и Гарри стонет. После того, как Луи магическим образом сжигает кастрюлю риса, Гарри отправляет его на мытье посуды, и он моет все, что парень ему передает, а тот уже занимается готовкой. Луи ненавидит мыть посуду, но он развлекает себя обрызгиванием Гарри водой в те моменты, когда он делает что-то с несколькими сковородками и большим количеством пара. В какой-то момент кудрявый срывается, припирает его к мойке, удерживает его лицо руками в варежках и целует: — Прекрати быть скотиной, — говорит он мужчине в рот. — Никогда, — ухмыляется Луи, и парень улыбается в ответ. Но он, впрочем, немного перестает мешать, вместо этого начиная орать песни Кэти Перри дурным голосом, вплоть до готовности ужина. Оказывается, Гарри готовил что-то вроде стир-фрай, с рисом, говядиной и овощами, вместе с невероятно вкусным соусом, и с порциями, которые имеют значительно больше смысла, чем те, что были в обед. Луи не может контролировать себя и есть чуть более привлекательно, но Гарри, кажется, просто рад, что ему нравится. Когда они заканчивают, Луи поднимается, чтобы убрать со стола, но Гарри останавливает его: — Если хочешь, можешь сходить в душ, пока я сделаю десерт, — говорит он, держа Луи за запястье, и кто он такой, чтобы отказываться от таких предложений? Он идет в ванную, раздевается и счастливо становится под душ, представляя, как Гарри творит что-то совершенно невероятное. Наверное, какая-то сложная выпечка с шоколадной начинкой, или что-то подобное. Он даже может приготовить суфле, черт возьми, чем черт не шутит. Он смывает с себя остатки мыла, выходит из душа и вытирается насухо, прежде чем выходит из ванной в одном полотенце, обернутом на талии. Гарри стоит, облокотившись на кухонную стойку, и играется баллоном взбитых сливок. Он пожимает плечами, когда видит Луи: — Я собирался попробовать сделать что-то, что тебя впечатлит... — тянет он, — а потом подумал, что ты уже все равно меня любишь. Так что... может, я просто съем их с тебя? — Ага, подходит, — говорит Луи, и роняет полотенце. Он устремляется к кровати, и Гарри тут же следует за ним.