These Inconvenient Fireworks

З Зейн бесцельно вращает бокал пива, печалясь, что его осталось еще так много. Пиво совсем не его напиток, не для настоящей гулянки, во всяком случае, но Найл купил всем по кружке, и не допить будет оскорбительно. Ну и вообще, кто не допивает алкоголь в новогоднюю ночь? Он поднимает бокал и с гримасой осушает его, вытирая рот тыльной стороной ладони и окидывая взглядом бар. Народу довольно-таки много, хотя и большинство этих людей – друзья Найла, а не его. Но он не жалуется. Он мог пойти на вечеринку к другому своему знакомому, но по прошлым его мероприятиям помнит, что в итоге это все равно сводится к поиску кого-то, с кем бы перепихнуться, на что он в этом году не настроен. Тихонько напиваться в углу бара, полного людей, которым на него, по большей части, плевать, – звучит весьма неплохо для него. Конечно, в идеальном мире он был бы где-то с Лиамом, но после собственного идиотского поведения на Рождество он вряд ли сможет найти в себе силы встретиться с мужчиной лицом к лицу. Боже, насколько он был очевиден с этой омелой? Заметил ли Лиам? Не мог ведь не заметить. Почему Зейн еще не напился? Он идет к бару и заказывает водку с тоником, игнорируя оценивающий взгляд бармена. Благослови Господь друзей Найла и их бар, Лиам все равно наверняка занят. Наверное, на какой-то вечеринке веселится и вовсе не думая о нем. Бармен ставит перед ним напиток, и мужчина сразу же подносит его к губам, игнорируя салфетку с номером телефона. Лиам наверное на вечеринке с сексуальными друзьями-пожарными, весь из себя сексуальный. Наверное, они танцуют большой толпой, взмокшие и без футболок, и туда нет доступа людям, которые неэффективно ухаживают за другими на рождественских вечеринках. Наверное, они в своих пожарных головных уборах. Вау, напиток серьезно ударил ему в голову. Вернувшись за свой столик бесконечной печали, он достает телефон и выбирает из списка контактов имя Луи. Тот у матери дома, как и всегда на Новый Год. Благослови Господь Луи. Из-за него Зейн сразу чувствует себя сравнительно лучше по поводу своей ничтожности. кто же будет моим утешительным поцелуем в полночь без тебя?? аха :) хх Ответ приходит всего спустя несколько секунд, что подтверждает – он не наиболее унылая хрень в окрестностях Манчестера: десять фунтов если поцелуешь найла, серьезно Зейн запрокидывает голову и смеется, отвечая: двадцать, и договорились :Р хохо Наверное, он еще сможет повеселиться сегодня. Л Сложно поддерживать связь с Гарри, когда ты застрял в маленьком домике с мамой и четырьмя крайне назойливыми сестрами, которые задались целью выяснить что – или кого – Луи от них скрывает. Он придерживается смс первые несколько дней, прежде чем вынужден признаться самому себе в том, что дурацкие шутки Гарри в пиксельном виде лишь заставляют его скучать по медово-медленному голосу, которым он обычно шепчет их на ухо. Томлинсон может звонить ему лишь посреди ночи и днем, без предупреждения, когда сестры заняты, а мама на работе, если, конечно, не сядет в машину и не уедет куда-нибудь, но он отказывается это делать. Он пытается контролировать происходящее, и торчание на парковках ради разговоров с Гарри не очень-то вписывается в концепцию Рационального Поведения. Снега в Донкастере не было уже несколько недель, так что трава достаточно сухая для того, чтобы Луи мог разговаривать с Гарри ночами во внутреннем дворе, никого не разбудив. Он вытаскивает свое одеяло наружу и ложится на спину, на землю, слушая бормотание Гарри о футболе, о его семье и о том, какой из альбомов Rolling Stones лучший. – Что будешь делать, когда вернешься? – однажды спрашивает Луи, плотно запахнув на себе пальто, глядя на звезды. – Буду ждать, пока не вернешься ты, чтобы вновь тебя поцеловать, – произносит Гарри на том конце линии, и мужчина перекатывается на живот и зарывается лицом в траву. Он знает, что было бы легче просто уехать в Манчестер пораньше, поскольку он знает, что кудрявый вернется туда за несколько дней до начала школы, но он заставляет себя оставаться в Донкастере на протяжении всех каникул. Ему слишком редко удается увидеться с семьей и друзьями в этом городе, и это перевешивает отъезд ради Гарри. Он там, где должен быть, зажатый между двумя своими сестрами на диване в семейной гостиной. Их мама на кухне, делает себе очередной коктейль «Ширли Темпл», и близняшки уже спят, к счастью. В комнате становится тесновато, когда весь клан Томлинсонов пытается смотреть телевизор, даже если это новогодняя традиция. – Мы еще успеем запустить фейерверки до полуночи, если мы выйдем сейчас, – говорит Лотти. – Если хочешь, можешь идти, – говорит Луи, после чего делает большой глоток из бутылки шампанского, которую держит в руках. – Я, впрочем, остаюсь на этом диване, где уютно и нет громких звуков. Говорят, что как встретишь новый год, так его и проведешь, верно? Ну что ж, я планирую провести его в лени и подпитии. Лотти пытается выхватить бутылку, но у ее брата рефлексы как у кошки, если это касается алкоголя, и он отодвигается так, что она не может достать: – Эй, никакого шампанского детям, – говорит он. – Мне уже восемнадцать, Луи, я не ребенок, – говорит она, закатывая глаза. Физзи хихикает. – Точно? – в шутку спрашивает мужчина. – Хм, мне придется написать кому-то серьезную жалобу насчет этого, узнать, может ли что-то быть не сделано по этому поводу, – девушка заряжает ему локтем в ребро, он делает ответный жест, и к тому времени, как мама возвращается с кухни, все три замешаны в щекоточном бою без правил. Луи пытается объяснить ей, что он жертва сестринского империализма, когда у него звонит телефон. Увидев имя звонящего, он поднимается на ноги: – Извините, это… мне нужно ответить, подождите, – говорит он, направляясь к черной двери. – До полуночи пять минут, Луи! – мама кричит ему вслед, но он уже вышел на задний дворик. – Привет, Хазза, – произносит он, усаживаясь на качели. – Луи! – кричит Гарри, и Луи по двум гласным слышит, что парень пьян до чертиков. – Луи, Луи, Луи. Луу-уу-уи. Уже почти полночь! – мужчина слышит громкие голоса и звон бокалов. – Я знаю, Хаз, – отвечает Луи и трет руками предплечья. Ему однозначно стоило захватить пальто по пути на улицу, но уже слишком поздно. – Ты на вечеринке? – спрашивает он. – Да, но, – и Гарри театрально шепчет, – она совсем не такая крутая, как была твоя, Лу, так что не переживай, – он хихикает в конце предложения: – Твоя вечеринка была шикарной. Ты шикарен! – он тяжело и пьяно вздыхает, – Я скучаю по тебе. Прежде, чем Луи успевает ответить или придумать, что нужно сказать, он слышит голос на фоне. С кем ты говоришь, Гарри? спрашивает женщина. Гарри отвечает сдавленным Джемма, это Луи, отвали. – Это твоя сестра? – с любопытством спрашивает Томлинсон. – Ага, хочешь с ней поговорить? Джемма! – кричит он, и Луи морщится, убирая телефон от уха. – Джемма! Луи хочет с тобой поговорить! Не знаю почему, я гораздо более интересный, – телефон передается между ними, и чистый женский голос появляется на другом конце линии: – Привет, Луи, это Джемма, сестра Гарри. Мужчина улыбается, радуясь шансу хоть глазком увидеть реальную жизнь парня: – Привет, Джемма, приятно познакомиться. – Приятно, я уверена, – смеется она, произнося эти слова. Луи никогда не видел ее фотографий, но представляет себе девушку своего возраста с губами Гарри и, судя по ее тону, его же склонностью к озорству. – Итак, что именно ты сделал, чтобы заставить моего братца потерять из-за тебя голову? Неужели ты настолько хорош в… – начинает спрашивать она, но неожиданно звук заглушается, и Луи слышит лишь шиканье. – Луи? – раздается голос Стайлса. – Ты тут? Луи-и-и? Мужчина не может не засмеяться от той интонации отчаяния, что звучит в его голосе. Какой дружелюбный, когда выпьет: – Да, Хаз, я тут, – говорит он, отталкиваясь от порога, чтобы качели начали раскачиваться. – Уже почти полночь, ты уверен, что хочешь разговаривать по телефону? – Да, – отвечает тот, немного невнятно. – Я уверен. – Некого поцеловать в полночь? – бесшабашно спрашивает Томлинсон. – Поблизости нет никого хотя бы отдаленно такого сексуального, как ты, – хихикает Гарри вновь, вздыхая. – Обычная история, – улыбается Луи в трубку. – Извини, я слишком завысил планку. – О да, ты должен извиняться, сволочь, – произносит с любовью кудрявый, и Луи слишком выпивший, даже чтобы хотеть удержать тепло, разворачивающееся в груди, внутри. Он ничего не говорит какое-то мгновение, лишь сидит, раскачиваясь туда-сюда на качели, зная, что Гарри на другом конце линии. – Хазза, – наконец, начинает он, но его прерывает серия громких взрывов и свист. Он поднимается и подходит к краю двора, и, если нагнется, то частично увидит фейерверки за верхушками деревьев. Из телефона раздаются крики и пение. Кто-то запевает «Auld Lang Syne». – С Новым Годом, Хазза, – говорит он, наблюдая, как раскрашивается в разные цвета небо. – Я тоже по тебе скучаю. Гарри издает лающий смех: – С Новым годом, Лу, – говорит он и кладет трубку. Когда Луи заходит в гостиную, мама и сестры смотрят на него одним и тем же взглядом, подняв брови. Даже Герцогиня смотрит на него осуждающе из своей корзинки в углу. Семья это стремно. – Ну, ты пропустил полночь, так что ты ужасный, – говорит Физзи, скрестив руки. Она выглядит довольной, что может его отчитать, так что она, наверное, не так уж и огорчена. – Простите, – протягивает Луи слово, не в состоянии стереть с лица улыбку. Мама щурится, изучая его, а затем шокировано распахивает глаза: – Кто звонил? – спрашивает она понимающим тоном, и нет, этого разговора не будет. – Знаете, я просто пойду спать, – говорит он, направляясь к лестнице. Если он не будет смотреть в глаза, может быть, она бросит эту затею. – Ты что, краснеешь? – спрашивает она. – На улице холодно! – отвечает мужчина, поднимаясь в два раза быстрее. – Ты так просто не отделаешься от меня! – кричит она в его удаляющуюся спину. – Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, девочки, – напевает он в ответ, в такой близости от свободы. – Я выспрошу у тебя все об этом рано или поздно, – восклицает она вслед. Самое грустное – она, наверное, права. Закрывая за собой дверь в ванную, он чувствует вибрацию телефона в кармане и достает его, чтобы увидеть сообщение с фоткой от Зейна. Ему пришлось приблизить и перевернуть телефон вверх ногами, но в конце-концов он понимает, что смотрит на селфи Зейна, целующего очень удивленного Найла. Закрыв изображение, он видит два сообщения. Первым он открывает то, что от Зейна: ты должен мне 20 фунтоввввввв с новым годом луи лю тебя :DDD xxxx Смеясь, он закрывает это сообщение и открывает следующее, от Найла: за что ✖ Новый семестр только начался, а Луи уже загружен по самую макушку. Он откладывал составление плана уроков все каникулы, все еще истощенный от последней недели учебы до такой степени, что не мог даже заставить себя посмотреть на календарный план, так что ему приходится догонять. Он кое-как провел первый день занятий, но ему серьезно нужно сесть и решить, что же он, черт возьми, делает, поскольку дальше он будет очень занят. На следующей неделе он проводит прослушивания для весеннего мюзикла, «Бриолин», как он решил. Томлинсон откладывал его на потом с тех пор, как начал режиссировать, поскольку этот – его наиболее любимый, и он не хотел потратить впустую единственный шанс поставить его, но в этом году он чувствует, что пришло время. Он развесил флаеры и раздал материалы для прослушивания перед рождественскими каникулами, чтобы у детей было достаточно времени порепетировать самостоятельно, но еще несколько моментов требуют от него внимания. Развесить бланки для записи, сделать копии сценария, забронировать театр – все это нужно сделать до конца недели. Так что, серьезно, между всем этим, у Луи нет абсолютно никакого повода чувствовать разочарование, когда он получает сообщение от Гарри утром, в понедельник, в котором говорится, что сегодня он не зайдет из-за встречи с профессором, но, может быть, пересечется с ним после тренировки. У Луи достаточно дел, и он должен радоваться, что окно сможет посвятить себе. Но все дело в том, что они с Гарри не виделись больше недели, и где-то между декорациями и снегом, и шампанским, и звонками под одеялом в два часа утра на заднем дворе, это стало совершенно неприемлемым. И это все, о чем он может думать весь день – они в одном городе вновь, и расстояние между ними сокращается с каждой минутой. Наконец, часы показывают пять вечера, и его работа на сегодня окончена, бланки вывешены, планы готовы и лежат в тумбочке его стола. Он знает, что должен выйти через парадный вход на парковку и не проходить мимо футбольного поля. Так он даже быстрее дойдет до машины. Он может поехать домой, включить телевизор и провести вечер со своей кошкой и бокалом вина, в безопасности собственной квартиры, где никто ничего не заставляет его чувствовать. Это было бы так просто. Так просто, но невозможно. Закрывая свой кабинет, он знает, что даже думать над этим было глупо. Ноги сами несут его к черному входу, даже не ожидая приказаний. Как невоспитанно. У команды как раз последние несколько минут практики, когда Луи подходит к полю. Понедельник, как он уже запомнил, предназначен только для физических упражнений, так что главный тренер позволяет Гарри проводить тренировку самостоятельно. Томлинсон облокачивается на ограждение и наблюдает, как Стайлс руководит парнями. Он выглядит точно так же, каким Луи его помнит: высокий, худой и прекрасный, и все сводящие с ума прилагательные, о которых мужчина не мог перестать думать с их первого поцелуя. Отодвинуть это на задворки сознания во время сумасшедшей нагрузки на работе или экстренной организации вечеринки было проще, однако всю неделю в Донкастере каждый свободный момент был пыткой – воспоминания о нижней губе Гарри, размере его рук, каждая деталь на повторе в голове, и ничего с этим не сделать. Даже вид парня на расстоянии в реальной жизни теперь ощущается, словно приятненький удар под дых. Неожиданно он чувствует себя маньяком, который стоит и мечтает об идиотских губах Гарри, и понимает, что для прохожих он выглядит глазеющим на футболистов. Отчаянно оглядываясь, он видит трибуны и быстро прячется за ними, морщась, когда понимает, как, присаживаясь, пачкает брюки. Итак. Это происходит. Он, взрослый мужчина, прячется в грязи, под трибунами, в ожидании своего друга, с которым иногда спит, с футбольной тренировки. Замечательно. Луи тихо сидит, томясь в собственных жалких мыслях и все больше паникуя из-за стоимости химчистки для испорченных брюк, наблюдая за дверью раздевалки, еле видной за одной из перекладин, которая его и скрывает. Проходит так много времени, что он почти сдается и уходит домой, что наверняка было бы наимудрейшим решением, но раздается финальный свисток, и парни отправляются переодеваться. Луи дает им достаточно форы, чтобы даже самые отставшие скрылись, прежде чем вылезает из своей дыры позора и будущего ужаса химчистки. Он останавливается лишь чтобы отряхнуть себя и на секунду задуматься – полностью ли утратил контроль над своей жизнью, прежде чем открывает дверь и заходит внутрь. Гарри тут, в одиночестве, со своей сеткой, полной футбольных мячей, прямо перед ним, реальный. Быстрая проверка окрестностей подтверждает, что они одни, и взгляд Гарри стоит сотен счетов химчистки. – Привет, – произносит он. – Привет, – улыбается Гарри. – Привет, – в ответ улыбается и Луи. – Ты уже говорил это, – отмечает парень. Томлинсону, в общем-то, все равно. Они стоят так где-то с минуту, лишь они вдвоем в пустой раздевалке, улыбаясь друг другу, Луи все еще в пыли, а Гарри – словно шесть футов солнечного света. Он стоит, скрестив руки на груди, опираясь на шкафчики, и Томлинсону кажется, что его кости сделаны из бумаги. – Иди сюда, – наконец, говорит ему парень, и тот мгновенно пересекает комнату. Когда он, наконец, поднимает голову и целует кудрявого, каждое мгновение предвкушения проходит через него, поднимая на носочки. Он поднимает плечи и зарывается руками в волосы Гарри, и тот обнимает его за талию, и как же прекрасно целовать его вновь, словно первый глоток воздуха после слишком длительного нахождения под водой. Луи чувствует, как его ноги отрываются от земли на секунду, и Гарри поднимает его и меняет их местами, прижимая теперь уже его спиной к шкафчикам. Тот позволяет ему, позволяет себе раскрыть рот для Стайлса, поскольку, если ему и пришлось провести неделю без этого, то он совершенно точно это наверстает сейчас, но Гарри не спешит. Он водит руками по груди Луи, притягивает ближе за отвороты пальто и медленно целует, заставляет прочувствовать каждое прикосновение и движение, отстраняясь после каждых нескольких поцелуев так, чтобы губы едва-едва касались, а затем ухмыляется, когда Томлинсон тянется за ним. Он целуется так, словно ему некуда спешить, словно Луи – единственный в мире человек. Томлинсон уверен, что другие существуют на этой планете. Он уверен, что через минуту вспомнит хоть кого-то из них. Неожиданно он понимает, что смотрит на противоположную стену, поскольку Гарри наклоняется и начинает целовать его горло, и он откидывает голову назад, скользит рукой по шее парня, зарывается пальцами под ворот его худи и гладит выступающие там позвонки, чувствует тепло, исходящее от него. Это приятное ощущение, нежное и приятное, и Луи почти захлебывается от ощущения, когда целуют вот так, но Гарри неожиданно опускает руки на ребра мужчины и начинает его щекотать. Луи вырывается и смеется, и извивается как сумасшедший, а Стайлс лишь улыбается своими красными губами и, боже, он такая сволочь, и Томлинсону не стоило бы так этому радоваться, но. – Я ненавижу тебя, – говорит он, когда кудрявый, наконец, прекращает свою пытку, и сразу же отрицает свои слова, втягивая парня в поцелуй, улыбаясь. Тот обнимает его и вновь меняет их местами, только садится на скамейку и затаскивает мужчину к себе на колени. Еще несколько жарких поцелуев, и Луи отодвигается с удовлетворенным звуком. – Я скучал по этому, – говорит он. Я скучал по тебе – вот что он имеет в виду. – Я тоже, – отвечает Гарри, массируя большим пальцем кожу под рукавом Луи. – Может, мы поужинаем, или что-то вроде? И вот оно. Две части Луи, связанные тут, рядом с грудью Гарри, две потребности, занимающие его голову. Одна провела весь день в ожидании этого и превращается в медузу, когда парень так смотрит, и готова на все ради того, чтобы он делал это все время, а вторая навязчиво пульсирует в наиболее черствой части его сердца, говоря «слишком близко, слишком много, слишком». Он знает, какая должна победить. – Или, – говорит он, целуя вновь, – в моей квартире есть еда. Луи повезло, что, видимо, Гарри так же возбужден, как и он сам, потому что он не гнет свое, лишь улыбается и чуть сжимает его задницу: – Неплохо. Стайлс едет за ним, в его квартиру, на своей машине, и мужчина с трудом держится, пока дверь за ними не закрывается, и он может вновь трогать его. Они спотыкаются по комнатам, пока не падают на кровать Луи, смеясь над собой. Когда Томлинсон наклоняется и целует шею Гарри, тот почти мурлычет в ответ, и мужчина чувствует, как под его губами ускоряется пульс. Он чувствует себя опьяненным и безбашенным, всемогущим, все из-за этого парня в его кровати. Первые оргазмы достигаются быстро, полуголые, они трутся друг о друга, слишком нетерпеливые, чтобы затягивать. Однако ночь длинная и, в промежутках между сырными тостами, простыми прикосновениями и погоней Луи за Герцогиней, чтобы выгнать ее из комнаты, у них есть достаточно времени, чтобы неторопливо друг другу отсосать на влажных от пота простынях, оставляя друг у друга на бедрах синяки-следы от пальцев. Так продолжается следующие полторы недели, Гарри едет за Луи до его квартиры, или встречается с ним там позже вечером, иногда с едой на вынос, иногда с каким-то угощением для Герцогини, в качестве перемирия. Видимо, это срабатывает, потому что Луи видит ее сидящей на руках у кудрявого как минимум трижды, что больше, чем у кого-либо, кроме него самого, учитывая, что парень выгонял ее из спальни множество раз. Не то чтобы они ограничиваются спальней. Они окрестили всю квартиру меньше, чем за неделю, и теперь Луи не может смотреть ни в один уголок или на предмет мебели без воспоминаний о коже, ртах или пальцах. Он вспоминает кого-то, с кем однажды спал, говорившего, что лишь проникновение считается «настоящим» сексом, и задним числом от души его жалеет. Они с Гарри до этого еще даже не дошли, но он никогда не чувствовал себя настолько от души натрахавшимся. Это приятно. Это более чем приятно, это удобно и восхитительно, и Гарри умница, знает, похоже, что не стоит давить. Он не остается на ночь, всегда в состоянии выползти из кровати и в свою машину. После того, как Луи отклоняет несколько предложений по поводу иных занятий – кино, ужин, какая-то выставка, – он прекращает спрашивать. Похоже, что ему хватает этого – встречи ради секса и «пообщаться», как он всегда это позиционирует. Он не задает серьезных вопросов, и Луи очень-очень рад. Это хорошо, что с Гарри все так легко, потому что Томлинсону предстоит справиться с прослушиваниями в «Бриолин», что весьма нелегко. Предыдущие не были настолько сложными, но это мюзикл, а в них все иначе. Это процесс из трех шагов для первого раунда в субботу – хореография, затем пение, затем актерство, – а воскресенье будет наполнено звонками и головной болью, и мыслями о том, как же, черт подери, он со всем этим справится. Как всегда. Впрочем, в этот раз у него серьезная проблема, поскольку, судя по спискам записавшихся на прослушивание, у него просто не хватит парней для массовки. Ему нужно еще, как минимум, пятеро, или хореография будет неровной, поскольку у половины девушек не будет партнеров, и стройность песен сойдет на нет, поскольку басов будет недостаточно. Он упоминает об этом Гарри за два дня перед прослушиванием. Ну, не сколько упоминает, сколько ноет об этом, сидя у двери в своей гостиной, в то время как Стайлс просматривает фотографии на своем ноутбуке, а Луи горюет над состоянием своей карьеры. – Я могу попробовать поговорить с командой об этом, – предлагает кудрявый. – Возможно, кто-то захочет попробовать. – Конечно, ведь начинающие актеры обитают именно в футбольной команде, – фыркает Луи. – Никто не может знать наверняка, – отвечает парень, тыкая мужчину в ребра большим пальцем ноги. – У нас очень задействованы ноги. Плюс, если я не ошибаюсь, кое-какой преподаватель драматургии весьма неплох в футболе. На это Луи улыбается, и Гарри подмигивает и смеется, и мужчина немножко забывает об этом. Он серьезно сомневается, что футболистов можно как-то убедить участвовать в прослушивании на мюзикл, так что это все равно неважно. Он не думает об этом, и говорит Гарри, что не сможет с ним видеться до тех пор, пока не закончит со всем этим, потому что ему нужно сосредоточиться на работе, так что ничего не напоминает о том разговоре. Во всяком случае до того момента, пока двери театра не распахиваются, за пять минут до того, как хореограф должен начать обучать ребят необходимым для просмотра движениям, и внутрь не заваливается кучка ребят. Они спускаются по проходу к маленькому столу, который он установил перед сценой, смеясь и толкая один другого в бока. Он не видел никого из них на своих уроках, но узнает их всех. Он был на слишком большом количестве игр Гарри, чтобы не узнать. – Доброе утро, мистер Томлинсон, – говорит один из тех, кто стоит впереди перед столом. У парня рыжие волосы, и Луи узнает его мгновенно. Его зовут Майк Кендалл. – Привет, – говорит мужчина. Он понимает, что смотрит на беднягу так, будто у того девять голов, но он все еще в шоке. – Я могу вам помочь? – Да, мы пришли на прослушивание, – отвечает тот, вытаскивая из заднего кармана джинсов сложенный листок. Он разворачивает его и протягивает Луи, и тот смотрит и понимает, что на помятом листке значится имя Кендалл Майкл Дэвид. – Извините, что мы не записались заранее, все такое, все решилось в последнюю секунду. Мы все еще можем участвовать? Да, пожалуйста, о господи, не уходите, пожалуйста, вы нужны мне, думает Луи, но не говорит. – Думаю, я могу пристроить вас куда-то, – вместо этого произносит он, и Майк улыбается. Мужчина смотрит на остальных позади парня, которые не так оптимистично относятся ко всей ситуации, но, в целом, готовы участвовать: – У всех есть бланки? Луи собирает листы и отправляет ребят на хореографию, все еще не веря в то, что произошло. Как только ребята уходят, он сразу же пишет Гарри: что ты сделал, шантажировал их???? просто сказал, какой ты шикарный режиссер и как это весело :) xxx отвечает Гарри. попробуй еще, пишет Луи ему. а еще я пообещал им, что не буду выгонять их на убийственные пробежки, пока не закончится спектакль ;) xx Волна чувств накрывает его так сильно, что ему хочется бросить чертов телефон в стену, но он не может, поскольку ему не по средствам новый, так что он лишь пишет в ответ Гарри «я твой должник х» и засовывает его в задний карман джинсов. У него впереди прослушивание. В итоге все превращается в привычный хаос, но это, в общем-то, и не плохо, и мигрень от двухдневного стресса почти сносна. У него есть несколько довольно сильных талантов в этом году, и даже ребята Гарри не совсем безнадежны. Стюарт Стэндхилл получает роль Дэнни не потому, что он любимчик, а потому, что он действительно лучше всего подходит на эту роль. Он умеет петь, танцевать, может включать и отключать легкую манерность, когда нужно, и Луи знает, что может доверить ему взять на себя такое масштабное шоу. И, ладно, если его вынудить, он признается, что какая-то часть его надеется, что эта роль сделает для Стюарта то же, что сделала для самого Томлинсона в старшей школе, но все же, по большей части, это голос профессионализма. В воскресенье ночью, когда все сделано и сказано, он отправляет Гарри сообщение, приглашая его к себе. Это были длинные выходные, и ему сейчас очень даже кстати будут вино и хороший медленный секс, прямо сейчас. Гарри заявляется с бутылкой красного вина в руке и обкусанными холодом ярко-розовыми губами. Луи ее открывает, и они вдвоем с кудрявым проводят час, целуясь на диване и передавая друг другу бутылку, лениво напиваясь вином из Теско и друг другом. Луи чувствует, как стресс и напряжение, наконец, покидают его тело, и немного отпускает себя, целуясь, позволяет своим пальцам трогать скулы Стайлса во время поцелуев, немного нежнее, чем он допускает обычно. Кудрявый заслужил это. – Спасибо, – Луи убирает волосы со лба парня, чтобы поцеловать его. – За то, что привел парней на прослушивание. Я не знаю, что бы я делал. – Что угодно, чем я могу тебе помочь, – говорит тот, улыбаясь. – Да, – отвечает Томлинсон и тянется к пряжке ремня парня, – я знаю. – Я всего лишь пытался забраться к тебе в штаны, впрочем, – произносит Гарри, опуская руку вниз, чтобы помочь Луи. – Как ты посмел, – говорит тот. Он расстегивает штаны окончательно и запускает в них руку. – За кого ты меня принимаешь? Гарри только открывает рот, чтобы возразить, но рука Луи на его члене, и на этом разговор прерывается.