Реквием по любви

Спасибо за вдохновение и помощь моей замечательной Кристине. http://2.firepic.org/2/images/22.02.2014/dcu2vd0y3ldl.png За обалденную обложку спасибо Мишке) )) Не предлагаю ему выпить. Давно не верю в целительную силу алкоголя, да и напиваться в обществе Джиёна как-то не особо хорошая идея. Да, раньше он видел меня и не в таких «замечательных» состояниях, но теперь мы абсолютно чужие друг другу люди. Нет больше лёгкости в нашем общении. Не могу объяснить из-за чего. Может, от того, что я повзрослела. Да и чувствую инстинктивно, что есть что-то от меня скрытое, из-за чего молодой человек сейчас так внимательно за мной наблюдает, прислонившись плечом к дверному косяку. Становится не по себе от этого взгляда. Настолько, что не выдерживаю и тихо спрашиваю: — Ты что-то хочешь мне сказать, Джиён-а? Парень мотает головой, по-прежнему не отводя взгляд. — Пока нет, — говорит так же тихо, а затем делает шаг вперёд. Достаёт из кармана чуть смятую пачку Marlboro. — Здесь можно курить? «Нельзя» — чуть было не отвечаю на автомате, но понимаю практически сразу же, что теперь можно. Ведь тот, из-за кого я курила несколько лет на балконе больше не живёт здесь. Только теперь осознаю, что на автомате всё равно эту неделю без него следовала этому негласному правилу. Для чего? Наверное, по привычке. Я многое теперь делаю по привычке. Так, словно муж вот-вот вернётся с работы, войдёт в квартиру, аккуратно поставит начищенные до блеска туфли у порога и громко возвестит о своём появлении. Но ничего не происходит — он не приходит, и я просто сижу в полной темноте на диване в гостиной, обхватив руками подушку и пряча в неё свои слёзы от того, что с каждым новым днём надежда на его возвращение тает всё больше. Надо идти дальше — понимаю это головой, но физически не могу сделать ни шага за периметр этих отношений. Не могу сделать что-то кардинальное. Что-то, что могло бы помочь наконец в полной мере осознать тот факт, что меня предали. Каждую минуту своего существования я теперь ищу ему оправдания. Виню себя, хотя в глубине души и понимаю, что это просто нелепо. Но ничего не могу с этим поделать. Так легче. Легче не принимать очевидного — мне изменяли год. Год каждый вечер, когда я не была на съёмках, он приходил домой, целовал меня, обнимал, спрашивал о прошедшем дне, но на самом деле уже тогда был близок с той своей — другой. Интересно, если бы Хёнсык признался сразу в том, что полюбил другую, было бы не так больно и обидно? — Нуна? — вкрадчиво вырывает меня из тяжёлых размышлений Джиён. Вздрагиваю даже при всей его деликатности и натянуто улыбаюсь. Только переместив взгляд с лица парня на пачку сигарет в его руке, вспоминаю о вопросе Квона. Кажется, это так просто — взять и разрешить ему курить в просторной гостиной. Я и сама курильщица, поэтому этот шаг мог бы положить конец всем неудобствам, которые я испытывала из-за некурящего мужа. Но не могу, просто не могу это сделать. Поэтому снова натянуто улыбаюсь, жестом руки указывая на балконную дверь. — Если хочешь, можешь курить на балконе. Джиён кивает и направляется к двери, открывает её, и в помещение врывается ночная прохлада. Парень оборачивается ко мне, словно спрашивая, не хочу ли к нему присоединиться, но я отрицательно качаю головой. Полная апатия. Такая, что лень даже втягивать в лёгкие никотин. Когда Квон исчезает за стеклом, беру в руки свадебную фотографию в серебряной рамке и устало опускаюсь на диван, проводя пальцами по счастливому лицу мужа. Как так получилось, что мы стали чуть ли не врагами друг другу? Как? Не могу ответить на этот вопрос. Но не он один в этом виноват. В отношениях всегда двое. Значит, где-то фатально ошиблась и я. Только бы понять, где именно. Перевожу взгляд на окно, за которым стоит Джиён. Задумчиво рассматриваю его профиль, вспоминая кое-что из прошлого. То, на что прежде не обращала внимания, но что сейчас становится почти что очевидным. Замираю, придавленная к дивану своей чудовищной догадкой. Этого просто не может быть. Не может, и всё. Наблюдаю за тем, как Квон тушит окурок, а затем входит в комнату. Почему-то вся моя природная коммуникабельность окончательно испаряется под его взглядом. Кажется невозможным в этот момент даже слово выговорить, но всё же беру себя в руки. Хочется спросить прямо о своей догадке, но вместо этого захожу издалека. Потому что крохотный шанс на то, что я ошиблась всё же остаётся. А выглядеть ещё большей дурой и неудачницей в глазах Джиёна не особо-то и хочется. Даже при том, что я и есть дура и неудачница. — Ты так и не пришёл на мою свадьбу, — говорю, стараясь, чтобы голос ровно. Не знаю почему, но сердце начинает биться в разы быстрее. — Почему? Усмехается. Горько и зло. И эта ухмылка вкупе со взглядом исподлобья уже признание. Для меня — уже признание. Джиён может сейчас начать всё отрицать, но я ему не поверю. Потому что теперь знаю ответ на вопрос ему. — Почему? — переспрашивает эхом. Понимаю в этот момент, что он не станет отрицать. — Потому что это ты. Ты - та, которой я так и не признался. Я ждала этого ответа, но почему-то сейчас сижу ошеломлённая словами Квона. И кажется, что лучше бы он промолчал или соврал. Зачем я вообще вытащила из него сейчас это признание? Для чего? Из любопытства? Вряд ли. Скорее из эгоизма. Из-за обиды на мужа. От того, что подсознательно хотела убедиться, что кому-то нужна на этой долбанной планете. Становится противно от самой себя. Кто я такая, чтобы так поступать с мальчишкой, который ничего плохого мне не сделал? Ненавижу себя за то, что не промолчала. А Джиён просто продолжает пристально на меня смотреть, и я кажусь себе от этого ещё большим монстром. А ещё я абсолютно не знаю, что ему ответить. Что вообще можно ответить на такое признание? Особенно с учётом, что я-то его никогда не любила. С учётом того, что я только час назад поставила жирную точку в отношениях с мужем. Точнее, это муж поставил точку в отношениях со мной. А я — лишь очередную запятую. — Почему ты молчишь, нуна? — спрашивает парень, и я отвожу от него наконец взгляд. Слова ранят не меньше, чем поступки. Кому, как ни мне, после сегодняшнего разговора с Хёнсыком, это знать. Что я могу сказать Джиёну сейчас? Что мне жаль? Но жаль ли мне на самом деле? Молчу, а Квон вдруг начинает тихо смеяться, вскидывая подбородок и глядя куда-то в потолок. — Дурак! Какой же я долбанный дурак, — выдыхает практически беззвучно, прикасаясь запястьем ко лбу. Молча стоит несколько секунд, а затем вдруг убирает от лица руку и пристально смотрит в глаза. И в этом взгляде столько всего, что я, только что собиравшаяся сказать, что ему лучше уйти, замираю. Глаза Джиёна словно подсвечиваются изнутри — гневом, болью, обидой и… чем-то давно мною забытым. Чем-то, чего я давным-давно не видела во взгляде Хёнсыка. Может быть от этого и молчу. Жду. Эгоистично жду того момента, когда парень скажет то, чего я никогда уже не услышу от мужа. А Квон, успевший за это время дойти до входной двери, вдруг резко разворачивается и решительно направляется назад. Останавливается всего в паре шагов от дивана и смотрит сверху вниз. — А знаешь, похуй! Плевать, что я выгляжу сейчас дураком, идиотом или кем-то там ещё! Я всё равно скажу. Не стану трусить и сейчас. И ты меня выслушаешь, нуна! Выслушаешь! — Джиён-а, — говорю тихо, — не нужно. Пожалуйста. Вру и ему, и самой себе. Нужно. Ещё как нужно. Хочется услышать эти слова. Услышать сейчас, когда мою жизнь, кажется, уже не собрать воедино. Даже зная, что этим всё перечеркну и окончательно стану и в его, и в своих глазах полной сукой. Но не предпринимаю больше ни единой попытки остановить парня. Сижу и смотрю на него снизу вверх, прижимая к груди свадебное фото. — Не нужно? — спрашивает, зло смеясь. — Чего не нужно, нуна? Нужно. Знаешь, почему? Потому что сегодня я увидел тебя в том кафе, разбитую, рыдающую по этому ублюдку, и вдруг подумал, а что было бы, если бы я тогда не промолчал. Если бы хотя бы попытался. — Обходит кофейный столик и усаживается на него. Широко при этом расставляет ноги, и я оказываюсь в импровизированной западне. Но это неважно, потому что я и без этого никуда не ушла бы. Меня словно пригвоздило к дивану. — Знаешь, сколько в моей жизни этого долбанного «если бы»?! Хочешь знать, почему меня не было на твоей свадьбе? Да потому что я физически там не мог быть. Напился до бессознательного состояния прямо с утра. Думал, что это поможет. Думал, что твоя свадьба мне поможет! Что она вычеркнет тебя из моих мыслей. Блядь, я даже живу периодами, как нормальный человек, а затем в голове снова эти долбанные «если бы»! Долбанные «если бы» после каждой случайной встречи с тобой. Вне зависимости от того, где я и что делаю. Даже если я просыпаюсь в чьей-то кровати. Каждое слово бьёт наотмашь. Каждое несёт в себе совсем не то, что я ожидала. Хёнсык с нежностью обмакивал меня в свою любовь, Джиён же обрушивает её водопадом. Сбивает меня ею с ног и несёт вперёд по течению, оббивая об острые камни своих старых обид. И вдруг становится очень страшно от неизвестности, что же там впереди. С каждым новым словом Квон выглядит всё более отчаявшимся. А отчаявшиеся люди самые опасные — им абсолютно нечего терять. Вдруг чётко понимаю — не остановлю его сейчас — пожалею об этом завтра. И я пытаюсь, я действительно пытаюсь это сделать и даже поднимаюсь на ноги. — Джиён-а, мне жаль, — говорю как можно мягче. Резко поднимается на ноги, глядя в глаза. — А мне как жаль, — говорит, мрачно усмехаясь. — Я не могу о тебе больше думать. Я, блядь, просто не хочу о тебе думать. Три месяца. Я не видел тебя долбанных три месяца и думал, что всё. Что в этот раз точно всё. Но нет же! Натыкаюсь на тебя, рыдающую по этому уроду, и всё! Понимаю, что как бы ни хотел просто пройти мимо, ни хера не могу так поступить. Не могу оставить тебя там одну. И знаешь, ни хера не буду жалеть о сказанном сейчас. Потому что всё, чего хочу — чтобы ты знала, что помимо мудака-мужа у тебя есть я. Хочешь ты того или нет. Я просто хочу, чтобы ты это наконец узнала. Джиён резко меня отпускает. Настолько резко, что даже возникает ощущение какого-то дисбаланса. Отшатываюсь от него и подворачиваю ногу. Охаю от боли, на мгновение отвлекаясь от Квона, но парень вдруг снова оказывается рядом. — Прости меня, нуна, — говорит хрипло, обхватывая моё лицо ладонями и прижимаясь лбом к моему лбу. Просто стоит, прижавшись ко мне и тяжело дышит, словно от быстрого бега, а я, пытаясь освободиться, упираюсь ладонями Джиёну в грудь. Надо его остановить. Обязательно надо. Потому что это всё неправильно. Потому что я люблю Хёнсока. И самое главное, не люблю Квона. — Джиён-а, остановись, — произношу тихо, надавливая ему на грудную клетку. Но тщетно. Не сдвигается, кажется, ни на миллиметр. — Не могу, — отвечает прямо в губы, а затем целует. С каким-то отчаяньем. Словно это последнее, что ему вообще суждено сделать в своей жизни. — Пусть так. Хотя бы так. Сжимаю зубы, пытаясь ему помешать, но парня словно заклинило в одном режиме. Обхватывает меня руками и всё-таки пытается проникнуть в рот языком. А я в свою очередь — оттолкнуть его. Но у меня ни черта не получается. — Джиён-а, это неправильно, — восклицаю, когда молодой человек, словно понимая, что я ему не отвечу, начинает покрывать мою шею влажными поцелуями. Блуждает ладонями по моему телу, словно одержимый. Словно желает запомнить каждый его миллиметр на ощупь. — Джиён-а, не нужно. Выпрямляется, заглядывая мне в лицо. Во взгляде столько желания и любви, что что-то внутри меня даёт сбой. Когда в последний раз я ловила на себе подобный этому взгляд? Вкупе с рваным дыханием Джиёна и его сердцебиением под моей ладонью соблазн так велик. Соблазн почувствовать себя по-настоящему кому-то нужной. Даже жизненно-необходимой. Пусть потом я пожалею. Но сейчас… Сейчас просто хочется согреться о любовь Джиёна. Хотя бы на эту ночь. На одну, ничего не значащую ночь. И парень, похоже, всё понимает. Понимает — что бы я ни произнесла только что и что бы ни произнесла после — это «да», а не «нет». Он не целует меня сразу в губы. Джиён просто запускает пальцы в мои распущенные волосы и касается губами плеча. Прокладывает влажную дорожку из поцелуев до мочки уха, и меня начинает трясти, когда парень обхватывает её губами. Состояние, словно меня температурит. Сама не замечаю, как по щекам начинают бежать слёзы. Они просто льются, и всё. Не могу их остановить. Потому что вдруг отчётливо понимаю, что у меня с Хёнсыком давным-давно не было ничего такого. Что всё это он оставлял у той другой. Квон ошеломлённо смотрит на меня мгновение, а затем неожиданно начинает покрывать моё лицо поцелуями, стирая ими слёзы. — Всё будет хорошо, — шепчет между поцелуями, даже не понимая, что не он причина всего этого. Или наоборот, понимая. Ничего уже не будет хорошо, но плевать. Плевать! Плевать! Плевать! «С ней я чувствую себя молодым» — слова мужа эхом звучат в голове, сжимая сердце от обиды. Я тоже хочу. Я тоже могу «почувствовать себя молодой». А ещё страшно хочется вырваться наконец за периметр. Сейчас, здесь, с Джиёном. И я делаю этот чёртов шаг вперёд. Выпускаю себя ему навстречу, обхватывая руками его плечи и целуя. Даже не замечаю из-за лихорадочных поцелуев и жадных прикосновений друг к другу, как оказываюсь на диване. Лежу на спине со спущенным с груди лифом платья и наблюдаю за тем, как Квон возится с ремнём. Наконец, оказывается на диване. Подол платья уже задран до талии, и всё, что необходимо парню — стянуть с моих бёдер трусы. Джиён нетерпелив. Ощущение, что он попросту не может больше ждать. Но мне и на это плевать. Не хочется ни прелюдий, ни поцелуев. Хочется одного — чтобы он поскорее распечатал движением своих узких бёдер стерильную чистоту этой гостиной. Гостиной, в которой я по-прежнему не курю. Приподнимаюсь на локтях, шире разводя ноги и глядя на лицо Квона, пока он натягивает презерватив. Стон срывается с губ, когда парень наконец оказывается у меня между ног и толкает бёдра вперёд. Один толчок, и всё. Всё уходит на задний план. Всё словно не со мной. Джиён не примеривается, не осторожничает. Действует напролом, обрушивая на меня всю свою неудовлетворённость. Но мне и не нужна от него нежность. Впиваюсь пальцами в его ягодицы, притягивая ближе к себе, и одновременно с этим вскидываю бёдра, пытаясь приноровиться к ритму Джиёна. Уже даже непонятно, кто из нас двоих действует агрессивнее. Жадно целуемся, царапая губы зубами. До болезненных ощущений впиваемся в кожу пальцами. Задыхаемся от бешеного темпа, но при этом не замедляемся ни на мгновение до тех пор, пока Квон с глухим стоном не утыкается мне в плечо. Так странно лежать под Джиёном на диване, который я выбирала в мебельном салоне вместе с Хёнсыком. Ещё более странно от того, что за три года брака мы с мужем ни разу его не «опробовали» и даже про это не подумали. У Хёнсыка всё было разложено по полочкам — завтрак на кухне, обед и ужин в столовой, а занятия любовью только в спальне. Интересно, с той другой он следует этим же правилам? Начинаю зло смеяться, закрывая лицо ладонью. Почему даже сейчас, переспав и кончив с другим мужчиной, я всё равно думаю о Хёнсыке? Почему ни черта не становится лучше? — Ынхи, всё в порядке? — спрашивает Джиён, и я напрягаюсь. Моё имя из его уст звучит как-то неправильно. Куда делось почти обезличенное «нуна»? Оно чётко разводило нас по разные стороны, а теперь… Неужели он не понимает, что всё произошедшее никакое не начало, а конец. Конец моим отношениям с мужем. Конец нашему знакомству с Квоном. Даже если мы ещё десять раз за эту ночь займёмся сексом — это не поменяет меня и мои чувства. — Ынхи? — спрашивает снова, но я молчу. Трусливо молчу, будучи не в состоянии сказать то, что должна. И тогда Джиён всё понимает сам. Скатывается с меня и садится на краешек дивана. Сидит ко мне в профиль, стягивая использованный презерватив. Выглядит напряжённым и злым. Мрачно усмехается, не глядя на меня. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? «Нет» почему-то крутится на языке, но вместо этого киваю. Я сама себе уже дала на всё ответы — ничего не изменится от того, насколько долго Джиён здесь останется. Пусть лучше уходит сейчас, пока не наступило утро. Смотрит на меня мгновение, а затем поднимается на ноги. Собирает свою одежду, раскиданную у дивана, а я медленно сажусь, пытаясь прикрыть грудь лифом платья. Только сейчас замечаю, что оно порвано. Становится вдруг стыдно и тошно. Настолько, что закрываю глаза, чтобы из них снова не полились слёзы. Поднимаюсь на ноги, одёргивая подол вниз и ощущая, как слегка побаливает внутренняя сторона бёдер. Ничего не говоря и пытаясь за уверенными шагами спрятать отвращение к самой себе, отправляюсь прямиком в ванную. Там прислоняюсь спиной к стене и смотрю на свое отражение в огромном, размером от пола до потолка, зеркале. Размазанная по лицу косметика, растрёпанные волосы, растерзанные Джиёном губы. Вкупе с порванным на груди платьем и многочисленными стрелками на чулках выгляжу просто омерзительно. Настолько кошмарно, что начинаю смеяться. Сперва беззвучно, а затем в голос — всё громче и громче. Истерика накрывает меня с головой. — Шлюха, — говорю своему отражению сквозь нездоровый смех, одновременно с этим запуская в него флакон духов. Наблюдаю, как по гладкой зеркальной поверхности расползаются уродливые трещины. Настолько же уродливые, как и я сама. Продолжаю при этом смеяться, сползая по стенке на пол одновременно с осыпающимися вниз осколками. — Долбанная шлюха. Даже не замечаю, как в ванной оказывается Джиён. Только вдруг чувствую, как он обнимает меня, силой прижимая к себе. Пытаюсь вырваться, но не могу. Смех постепенно превращается в глухие рыдания. — Я не могу… Понимаешь? Я не могу… — повторяю, словно мантру, прекращая сопротивление. Кажется, что он понимает. Кажется, что в этот момент он вообще единственный, кто может меня понять. — Я не могу.