Попытка номер 2

— Всем привет Над Капитолием разразилась самая настоящая гроза, первая в этом году. Свинцово-черные тучи нависли над городом, скрывая солнце и светло-голубое небо. Раскаты грома слышались непрерывно один за другим и буквально через секунды сопровождались вспышками ужасных молний. Завывал сильный ветер. Капли дождя скатывались по оконному стеклу одна за другой. Вскоре дождь превратился в град, и щелчки градин, казалось, заменили собой удары грома и молнии. Эффи нервно теребила складки своего розового платья, задумчиво смотря в панорамное во всю стену окно. Она не обратила внимания на то, что с ней поздоровались, списывая все на паранойю, ведь после финала Семьдесят Четвертых Игр ее мучили призраки умерших трибутов. Не об этом ли рассказывал ей отец? Впервые в жизни она задумалась над причиной пьянства вечно угрюмого ментора Дистрикта Двенадцать. А не попросить ли безгласую принести ей бокал красного вина? Хеймитч вновь закрылся в своем личном мире, где он старался вытеснить воспоминания с арены алкоголем. Также, как и Эффи, он не спешил оборачиваться, уделяя все свое внимание этому великолепному стакану виски со льдом. Послышался новый раскат грома более сильный, чем предыдущие. Вслед за ним последовала яркая вспышка молнии. Она заставила Эффи отвернуться от окна. И вот, наконец, она заметила чей-то силуэт при входе в гостиную. От неожиданности она вздрогнула. Приглядевшись и увидев, кто ее напугал, она почувствовала на себе весь спектр чувств страха, ужаса, радости и неверия. Ее пальцы неосознанно разжались, выпустив предмет из рук. Послышался глухой звук упавшего журнала с дивана, где сидела Эффи. Закатив глаза, Хеймитч развернулся, но сделал это слишком резко, отчего у него в глазах потемнело. Что, собственно, неудивительно, учитывая его далеко не трезвое состояние. Последние несколько дней для него слились в один. Спустя пару секунд зрение вернулось, и он увидел того, кого уже похоронил. От шока у него из рук выпал хрустальный стакан со спиртным и вдребезги разбился об пол. — Эффи, ты бы свои часы проверила — тренировка скоро начнется, а твои трибуты еще спят, — улыбнулся некто очень похожий на Пита. Он, пройдя к столу, начал завтракать, как ни в чем не бывало. Если сказать, что Хеймитч и Эффи были в шоке, то это ничего не сказать. Их состояние на тот момент можно назвать ступором, поскольку они ни на что не реагировали, а лишь смотрели в одну точку, а точнее на Пита. Эффи беспомощно озиралась по сторонам, а после перевела взгляд на Хеймитча, в надежде, что тот прояснит хоть что-нибудь. Но он неверяще мотал головой из стороны в сторону, а после оперся спиной об край стола и опустил взгляд в пол. Минут через пять произошла еще одна неожиданность: из своей комнаты выходит целая и невредимая Китнисс Эвердин. Пит поднял глаза на девушку и, буркнув что-то нечленораздельное, вновь уткнулся в тарелку. Китнисс прошла мимо Эффи, тихо пожелав ей доброго утра, и села на свое место. Хеймитч потер глаза, пытаясь отогнать мираж своих трибутов. Но нет. Они как сидели и завтракали, так и остались на своих местах. Невольно он начал сравнивать тех, кого привез сюда месяц назад, и тех, кто сидел перед ним. Снаружи — это были полные копии тех подростков из Дистрикта Двенадцать, но изнутри… Они ли это? Да и вообще, мог ли человек выжить после ягоды морника? Ответ напрашивался сам собой — нет. Но, кто знал, что творится в голове у Сноу. От этого змея можно ожидать чего угодно. Эффи все еще пыталась прийти в себя. Она сидела в состоянии близком к потере сознания, ведь столько бед свалилось за эти последние несколько недель на ее хрупкие плечи. — Нет, это невозможно, — пыталась понять в чем дело Эффи. — Она мертва! — ей хотелось закричать во весь голос, а после вскочить из-за стола и убежать как можно дальше от этого странного места. Так она обычно поступала в родительском доме, но сейчас… она должна держать себя в руках и натянуть на себя привычную улыбку. «Но она сидит перед тобой! — кричит подсознание Эффи. — Тем более медицина Капитолия творит настоящие чудеса». — Нет, это может быть кто-угодно, но только не Китнисс, — убеждала себя она. — Что здесь происходит? — не выдержав угнетающей тишины, возмутилась Эвердин. Она бросила вилку в тарелку и, сложив пальцы домиком, стала ждать ответа. Увы, ответом послужила тишина, нарушаемая тихим дыханием всех присутствующих и раскатами грома за окном. — Что происходит? — задумчиво произнес Хеймитч. — Это я у вас хочу спросить, — повышая голос, проговорил он. — Кто вы, черт возьми, такие?! — он незаметно для себя сорвался на крик. — У него явно началась белая горячка, — недовольно вздохнула Китнисс. — Давно говорила — надо отгородить его от всех продуктов, содержащих спирт, — фыркнула она. Пит с упреком посмотрел на нее. — Что? Я разве что-то не то сказала? Мне кажется, что он настолько проспиртовался, что его рядом с огнем держать опасно. — Я, Пит Мелларк — трибут от Дистрикта Двенадцать, а это, — указал Пит на Китнисс, склонившую на бок голову, чтобы удобнее было за всеми наблюдать, — Китнисс Эвердин — первый доброволец от нашего Дистрикта, — объяснил он, словно маленькому ребенку. — Тогда, ответьте мне на один вопрос, — с явным раздражение произнес Хеймитч. — Что вы помните последнее? — Эм. — задумалась Китнисс. — Жатву, — с сомнением произнесла она. — Да, жатву, — как бы соглашаясь с собой, проговаривает она. Он отворачивается к Питу и хочет что-то сказать, но Китнисс продолжает. — Хотя нет. Ещё смутно и обрывками помню Парад трибутов. Кстати, надо будет поблагодарить Цинну за то, что у нас были такие удивительные костюмы, — восторженно сказала она. — И все? Больше ничего? — А что ты хочешь знать? — подал голос Пит, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Так, всё! Допрос окончен, — оживилась Эффи. Она посмотрела на наручные часы. — Время уже… Ой, да вы же на тренировку опаздываете, — она вскочила с дивана и быстрым шагом направилась к лифту, по пути поправляя платье. Хеймитч недоуменно смотрел вслед Эффи, затем развернулся к столу за очередной порцией спиртного. Китнисс, не обратив внимания на слова сопровождающей, вернулась к завтраку. — Китнисс, ты ведь не хочешь в первый же день опоздать на тренировку? — поинтересовался Пит. — Ой, да тебе какое дело? — повысила она голос. — Так, пойдем, — Пит схватил за руку девушку. — Никуда я с тобой не пойду! — вырывая свою руку из стальной хватки, воскликнула она. — Надо — подождешь, — фыркнула она. Хеймитч с ленивым интересом наблюдал за потасовкой своих или не своих трибутов. Ведь насколько он помнил, Пит был влюблен в Китнисс, а Китнисс… по крайней мере, не вела себя так раньше. Несмотря на ее характер колючки, она никогда себе повышать голос. Вот опять он начал сравнивать настоящих Китнисс и Пита с этими. Но в какой-то момент ему все надоело. — Ну-ка оба заткнулись! — прикрикнул на них Хеймитч. — Разошлись по комнатам, переоделись и марш на тренировку! — устало сказал он, морщась от головной боли. Похмелье давало о себе знать. Трибуты недовольно посмотрели на него, но разошлись по своим комнатам. Через десять минут, Китнисс и Пит вышли в гостиную и направились к лифту. На просторной бежевой площадке, которая скорее была похожа на огромную террасу, расположились по кругу золотистые кресла с небольшим деревянным столиком посередине. У стен все пространство было занято удивительными растениями, большинство из которых были искусственно выведены. — Ого! — воскликнул непонятно откуда взявшийся Хеймитч. — Да, вас прямо под трибуналом поведут! Среди зеленых зарослей с небольшим трудом были обнаружены двери лифта, а рядом с ними, в практически сливающейся с цветом стен форме, стояли вооруженные миротворцы. — С чего это вдруг? — недоуменно спросил Пит, обернувшись на голос ментора. — А вот этого, парень, я не знаю.

˜˚***˚˜

Через несколько часов после начала тренировки Хеймитч, как бы выразились многие, все же соизволил спуститься на этаж менторов, в специально оборудованное помещение для Дистрикта Двенадцать. Еще некоторое время назад огромные холодные экраны, не показывавшие абсолютно ничего, с его приходом зажглись и выводили картинки с камер наблюдения залов для трибутов. Хеймитч занял слегка потертое кресло и провел пальцами по зазубринам на подлокотнике. Удивительно, что мебель здесь не заменили сразу, как только он испортил ее. Но тут же он вспомнил, что каждый раз он приходил в эту комнатку к новой мебели, напившись, старательно острым ножом оставлял метки. За каждого погибшего трибута. Он мог не пересчитывать их, знал точное число. Сорок шесть. Или уже сорок восемь? Его пальцы сжались. Хеймитч прикрыл глаза. Почти полсотни и теперь он почему-то был уверен, что в этом году их станет ровно пятьдесят, хотя не был готов к этому. Сразу четверо за один год? Это в стиле Капитолия. Хеймитч посмотрел на экран, показывавший секцию со стрельбой из лука. Китнисс там не было. Он облегченно выдохнул, но тут же замер, заметив, как девушка посмотрела в ее сторону. Нет. Только не туда. Он помотал головой. Ей нельзя туда, нельзя показывать остальным свои сильные стороны перед ареной, особенно перед профи, которые почему-то неустанно следовали за ней. Вторые и Первый посещали ровно в той же последовательности все секции, в которой была Китнисс. Вероятно, по совету своего ментора. Это не было добрым знаком… Вдруг Хеймитч одернул себя, а какое ему дело до этих детей? Это не те, кого он привез сюда. Настоящие Китнисс Эвердин и Пит Мелларк погибли на арене и никогда больше не увидят своего родного Дистрикта. А теперь ему подсунули каких-то подделок, чтобы заменить их. Он брезгливо поморщился: у Капитолия нет никаких ценностей. Когда люди увидят погибших трибутов, то вряд ли будут рады сложившимся обстоятельствам. В принципе, размышлял Хеймитч, он мог бы поставить на кого-нибудь из этих клонов и постараться сделать его победителем. Тем самым он обеспечит не слишком голодный год Двенадцатому Дистрикту, но у него по соседству будет жить каждодневное напоминание о его ошибке. Он никогда не сможет никому рассказать, что именно он попросил Сенеку Крейна изменить правила. Его вина. Скорее всего, он бы уже возвращался бы домой вместе с Китнисс, или один, но не испытывал бы настолько сильных угрызений совести, как сейчас. Картинка на экране сменилась. Теперь Хеймитч наблюдал за Питом в секции вязания узлов. Он несколько одобрительно покачал головой. Порой правильно расставленная ловушка может спасти не только от голода, но и жизнь, если в нее попадет незадачливый трибут. Хеймитч подпер голову кулаком и устало смотрел в сменяющие друг друга картинки. Его вновь посетила мысль пустить все на самотек, как это обычно бывало. Он мог включить на своих часах оповещения, если вдруг что-то случалось с его трибутами. Обычно этим пользовались, когда подопечные отправлялись на арену, но при их подготовке в Тренировочном Центре это также было возможно. Теоретически. Обычно Хеймитч и этим не пользовался. Он фыркнул и уже встал с кресла, как на одном из экранов пробежала рябь и раздался тихий писк. Хеймитч обернулся. Он увидел небольшое сообщение, обрамленное изящной красной рамкой. Буквы перестали расплываться перед глазами, когда он подошел чуть поближе. Его приглашали на капитолийскую вечеринку по случаю продолжения Семьдесят Четвертых Голодных Игр.

˜˚***˚˜

Как обычно то и бывало, все празднования, связанные с Голодными Играми, проходили в летней резиденции Президента Сноу. Огромная толпа собралась в шикарном президентском саду с тремя фонтанами. Но «сливки общества», к которым временно относился и ментор Дистрикта Двенадцать, не собирались оставаться со всяким сбродом, как обычно выражались жители Капитолия, занимавшие важные посты в управлении. Хеймитч то и дело морщился от яркого света или от восторженных громких вскриков капитолийцев. Он спешил подняться по каменной лестнице, чтобы зайти в помещение и забиться в какой-нибудь темный угол, чтобы его никто не трогал. Не пойти совсем он не мог, поскольку приглашение было подписано лично Президентом. Но он знал, что мог уйти раньше часа ночи и спокойно отправиться отсыпаться. Хеймитч пробирался сквозь толпу, которая то и дело хватала его за руки, несмотря на репутацию, которую он отчаянно пытался себе создать. И все же по меркам столицы он был какой-никакой знаменитостью. В очередной раз, когда он почувствовал, что его кто-то тянет в сторону, Хеймитч обернулся, чтобы высказать все, что он думает, но тут же остановился. Эффи, нахмурившись, отпустила его предплечье. — Есть более короткий путь до зала с важными гостями, — пояснила она, указав в другую сторону. Хеймитч фыркнул, но все же согласился: она здесь лучше ориентируется. Новый путь занял всего несколько минут, но все же вызвал еще большее его недовольство. Эффи усадила его за один из центральных столов прямо перед сценой. Однако, когда он обернулся и увидел длинный стол с алкоголем и закусками не так далеко от себя, то его негодование чуть поумерилось. И тем не менее до начала официальной части безгласые перегородили доступ к нужному ему столу. Чертовы правила, чертыхнулся Хеймитч. Он обратно повернулся к столу и обратил внимание, что за столом сидят еще человек десять. Среди них он уже узнал ментора Четвертого Дистрикта — Финника Одейра. Несмотря на его широкую улыбку, Хеймитч готов был биться об заклад, что ему это также не по душе. Интересно, расправой над кем ему угрожали, в случае его отказа играть по правилам Капитолия? Справа от Финника были два капитолийца, которые вели непринужденную беседу. Один из них был светловолосым полноватым, на вид ему можно было дать лет сорок-пятьдесят. В отличие от своего собеседника на нем практически не было грима, только странная роспись на запястьях. Но и она, позже по наблюдениям Хеймитча, оказалась узором на манжетах зеленой рубашки. Другой же, был размалеванным настолько, что когда на него попадал луч прожектора, его кожа начинала светиться, будто тот был елочной игрушкой. Но одежда, как ни странно, была слишком обыденной и не пестрила всеми цветами радуги — все выдержано в сине-голубых тонах. Вскоре этому капитолийцу безгласая передала записку и он, извинившись перед всеми, поспешил уйти. К огромному удивлению Хеймитча, минут через двадцать-тридцать вернулся человек очень похожий на того, но уже в другой одежде, иссиня черном костюме и светло-русыми волосами, а также не было той до рвоты выбеленной кожи. Он занял место ушедшего и что-то спросил у сидящих рядом. Хеймитч мотнул головой и пожал плечами. Ему никогда не понять их логику. Раздался тихий звук со сцены. Свет стал более приглушенным, а разговоры стихли. Ведущими вечера, как ни странно и ни удивительно, Цезарь Фликерман и Клавдий Темплсмит — бессменные комментаторы Голодных Игр, если судить по памяти Хеймитча. Они перебрасывались фразами, подшучивали друг над другом, а также над некоторыми присутствующими в зале. После они передали слово Президенту Сноу. Седоволосый мужчина поднялся на сцену в темно-бордовом костюме с высоким бокалом в руках. Он поприветствовал всех присутствующих, а после произнес свою заранее подготовленную речь, которая, казалось не менялась уже в течение многих лет. Сначала он рассказывал о времени процветания всего Панема, когда все тринадцать Дистриктов жили в согласии с Капитолием, далее перешел к Темным временам. За его спиной мелькал видеоряд с отрывками из исторических хроник того времени. И вот он дошел до момента введения Голодных Игр. — В наказание за мятеж двенадцать Дистриктов Панема должны выбрать двоих трибутов, юношу и девушку, в возрасте от двенадцати до восемнадцати и представить их в Капитолии на Голодных Играх, — произнес он давно заученный текст. Зал охватил восторг и послышались бурные овации отовсюду. Президент Сноу поднял руку, и всё вновь погрузилось в тишину. — Семьдесят Четвертые Игры вынуждены затянуться еще на неопределенное время, и, к сожалению, Сенека Крейн больше не может оставаться на своей должности, — по его интонации можно было действительно подумать, что он расстроен этим фактом. — Позвольте вам представить Плутарха Хевенсби — нового Распорядителя Игр. Хеймитч вдруг увидел, что тот самый полненький мужчина из-за его стола встал и быстро зашагал к лестнице, ведущей на сцену. В свете прожекторов было видно, что его лицо покраснело. Он глубоко вдохнул, а после также выдохнул. — Все мы знаем, чем закончились последние Голодные Игры, — по его голосу было понятно, что его дыхание было сбившимся, словно тот волновался или запыхался от столь короткой «пробежки». И почему-то Хеймитч больше склонялся ко второму варианту. — Поэтому спешу вас уверить, что вас ждет грандиозный сюрприз и уже через неделю выйдет особый выпуск шоу Цезаря, посвященный продолжению Семьдесят Четвертых Голодных Игр! — его последние слова потонули в криках капитолийцев, а Плутарх поспешил вернуться на свое место. Банкет был официально открыт. Люди разбрелись по помещению. Вскоре по залу эхом разнеслись первые ноты незатейливых мелодий, которые быстро сменились живым выступлением известных артистов. Сколько же восторга вызвало появление Симоны — самой дорогой певицы Капитолия. Она также выпустила линию одежды под своим именем, но это уже было второстепенным. Хеймитч осознал, что теперь ему ничего не мешает дотянуться до тех широких стаканов с темно-коричневой жидкостью. Безгласые теперь стояли вдоль стен и практически напоминали статуи, когда не предлагали никому напитков или закусок. Первая порция виски прошла по горлу почти незаметно, оставив за собой привычное чувство жжения. Его взгляд медленно скользил по залу, пока не остановился на группе беседующих между собой капитолийцев с Плутархом Хевенсби, Финником Одейром, еще каким-то победителем прошлых лет, а также с тем самым мужчиной, который выглядел слишком естественно для столицы. Секунд тридцать, а, может быть, и меньше он наблюдал за ними, и после опрокинул в себя еще один бокал с чем-то фиолетово-красным. Хеймитч поморщился — надо внимательнее следить за тем, что берет со стола. Это было последним, прежде чем в его глазах вдруг помутнело, все словно погрузилось в странный вакуум. Он не понимал, когда успел потерять над своими руками контроль. Ему стало настолько скучно, что каждый последующий стакан он ловким движением пальцев скидывал со стола. Кажется, парочка дорогущих бокалов полетела в соседнюю стену. Хеймитч вновь поднял взгляд на толпу. Некоторые с любопытством наблюдали за ним, будто за зверушкой. Его взгляд вернулся к той беседующей группе. Ему показалось, что теперь к ним присоединилась Эффи. Эффи, которая теперь что-то доказывала блондину в черном костюме. Они выглядели до ужаса забавно. Несмотря на ее высокие каблуки, она все равно смотрела на него снизу вверх и размахивала в стороны своими тонкими руками, которые благодаря платью сейчас отдаленно напоминали крылья птицы. Эффи, которая так позорится на званном ужине? Нет, это точно не она, подумал Хеймитч, прежде чем его не усыпил очередной стакан.