Точка отсчета.

Минутная стрелка часов медленно подползала к отметке, приводя в действие старинный механизм, который, скрипя узлами, пробил ровно одиннадцать ударов. Дети, привыкшие к тому, что в это время их всегда уводили спать, с опаской покосились в сторону альфы, который сидел в кресле и задумчиво наблюдал за ними весь вечер, но, вопреки их опасениям, тот продолжал молчать, и, решив, что отец позволил им сегодня поиграть подольше, дети вновь вернулись к своим игрушкам. Альфа только глубоко вздохнул, продолжая наблюдать за ними. На самом деле он прекрасно понимал, что детям уже пора спать, но он не мог найти в себе силы встать. Этим всегда занимался Милгрен. Альфа закрыл глаза, вспоминая те вечера, когда омега с нарочитой строгостью говорил детям о том, что пора идти в постель, но за строгим голосом всегда скрывалась мягкая улыбка. Дети всегда бросали свои игрушки и спешили к нему в объятия, умоляя его позволить им доиграть, всего пять минуточек. И добрый омега всегда разрешал им, а потом пять минут растягивались на долгие полчаса, но не больше, а потом Милгрен укладывал всех спать. Рука альфы непроизвольно сжалась в кулак, до боли впиваясь ногтями в ладонь, но потом плечи Генронда опустились, и он открыл глаза. Без Милгрена этот дом теперь казался каким-то безжизненным и мертвым, словно его сердце, которое заставляло все в доме шевелиться, двигаться, жить, остановилось. Омега всегда считал своим долгом укладывать детей спать лично, даже несмотря на плохое самочувствие, которое преследовало его под конец жизни. Он всегда говорил, что он был папой, и поэтому он не должен был перекладывать свои обязанности на плечи прислуги. Его любовь и чувство ответственности каждый раз давали ему силы встать с кровати и, несмотря усталость и головную боль, просто спускаться вниз, чтобы забрать детей, улыбнуться им и пойти в месте с ними в детскую. Те, в свою очередь, словно чувствовали состояние папы, и без лишних слов шли вместе с ним, крепко держа его за руки. В те дни, когда Милгрену становилось лучше, он мог целый вечер играть с ними. В памяти всплыло счастливое лицо омеги, который часто отрывался от игры и смотрел на Генронда. Теперь, когда омеги не стало, без этой улыбки было очень одиноко и больно. Теперь обязанность укладывать младших спать легла на плечи старшего сына, который не особо был этому рад и без команды отца даже и не думал приближаться к братьям. А сам же Генронд не мог этого сделать, просто не находил в себе силы встать и ласковым голосом сказать детям о том, что уже было поздно и им пора идти спать. Он просто сидел и наблюдал, как они тихо играют. Он не знал, понимали ли они, что случилось, но за последние дни дети сильно притихли. Нет, днем они также шумели и носились по саду, но под вечер их игры становились тише, и теперь даже не донимали альфу вопросам «а где папа?». Как-то раз, когда малыши в очередной раз услышали заветный бой часов и начали вновь донимать альфу вопросами, старший, который все это время сидел за столом и читал, не выдержал и накричал на них, сказав, что папа больше не вернется. Тогда малыши впервые залились плачем, поэтому Генронду пришлось самому уложить их спать. Наверное, ему нужно было поговорить с детьми, но альфа не видел в этом смысла – младшим было всего пять лет и они не могли ничего понять. Если говорить о старшем сыне, то альфа с ним поговорил сразу, зная, каким тот был не по годам смышленым и взрослым. Теперь, когда Милгрена не было рядом, отношение альфы к младшим детям стало еще прохладнее. Когда родился старший, он был счастлив и искренне радовался сыну, но когда омега предложил завести еще одного, он вначале отказался, зная о слабом здоровье своего мужа, но Милгрен был очарователен, когда уговаривал его, поэтому, спустя пять лет их семья стала больше. Но второй сын родился очень слабеньким и болезненным, даже несмотря на то, что успел за девять месяцев лишить своего папу здоровья, высосав из него последние силы. Взгляд альфы стал жестче и он поспешил закрыть глаза, чтобы не пугать детей. Черт, если бы он тогда был тверже, если бы только доказал любимому, что и с одним ребенком в семье было счастье, то сейчас бы ему не пришлось переживать все это. Если бы он был чуть строже, Милгрен бы не стал продвигаться дальше в своих исследованиях. Генронд до хруста сжал подлокотник, вспоминая тот день, когда к ним пришла стража и забрала Милгрена. Генронд помнил день суда, помнил свое бессилие и перекошенные от злости лица судей, которые, не сдерживаясь, кричали на сжавшегося от страха Милгрена. Его наказали по всей строгости закона, словно он совершил нечто страшное, непростительное. Не посмотрели даже на то, что он был омегой со слабым здоровьем – со дня суда Генронд его больше никогда не видел и лишь одно единственное письмо, которое дошло до него из Магической Тюрьмы, известило его о том, что Милгрена не стало. С того самого дня он не переставал винить себя в случившемся, забыл о том, что такое крепкий сон и покой, ведь он даже не стал выступать на суде, потому что не смог добиться аудиенции у этих чертовых магов… Внезапно альфа открыл глаза и выпрямился. Маги… Ну, конечно! Все это время он винил себя, пока настоящие преступники продолжали сидеть на своих постах и творить злодеяния, ну конечно! Как же он раньше не догадался? Генронд перевел рассеянный взгляд на детей и задумался. Ну что запретного они увидели в колдовстве Милгрена, за что осудили его по всей строгости закона, даже не дав ему оправдаться и объяснить свои труды? Дети сидели на ковре и спокойно играли в свои игрушки, а его омега умер в тюрьме, искупив непонятно какие грехи! Месть. Генронд вздрогнул, когда осознал, насколько ясной, осознанной была эта мысль и как необходима была эта самая месть. Не хотелось продолжать их воспитывать дальше, как ни в чем не бывало. Не хотелось жить дальше, как ни в чем не бывало! В конце концов, они должны ответить за то, что разрушили некогда крепкую и почти счастливую семью. Да… такое не прощается никогда. Они должны почувствовать себя в его шкуре… Но… что он мог? Он должен был придумать нечто грандиозное, нечто воистину масштабное, чтобы эти старые хрычи смогли понять, что на самом деле есть зло, достойное максимального наказания! Взгляд скользнул по детям, играющим на полу. Скользнул и остановился. Один из них, маленький омежка, которого они взяли на попечение, подошел к его маленькому альфе и начал дергать того за рукав. Ребенок уже зевал, но не хотел идти спать без собрата по играм, у которого сна не было ни в одном глазу. Они всегда были, не разлей вода. То альфа ходил за омегой хвостиком, то омега за альфой… Постоянно вместе. Вместе играют, вместе едят, спят в одной комнате. И никто другой им не нужен. Непоседливый омега даже и не слушался никого, кроме брата. Но если альфа что-то попросит или сам начнет что-то делать, то омега обязательно прислушается и присоединится к нему. Прислушается. - И сделает так, как хочет он, - пробормотал Генронд. В этот момент альфе стало все предельно ясно. Теперь он был готов к будущему и знал, как ему стоило поступить. Решив не отвлекать старшего сына от чтения, Генронд встал и подошел к детям, не обращая внимания на повисшее молчание и удивленные взгляды малышей. Он присел рядом с ними на ковер и, улыбнувшись, вначале по-отечески растрепал волосы маленького альфы, а затем погладил по голове сонного омегу. - Ну что, спать? - спросил он, пристально глядя на детей. Те лишь кивнули, и, оставив свои игрушки, подошли к нему и протянули ему свои маленькие пухленькие ручки. Генронд поднялся на ноги, после чего взял своих младших детей за руки и повел наверх, в детскую. Впервые за несколько месяцев на душе было спокойно, ведь все кусочки мозаики встали на свои места. *** Кровь. Этот запах невозможно забыть. Острый, еле ощутимый, он навсегда останется в воспоминаниях и будет преследовать в кошмарах. Её уже так много, что земля не успевает ее впитывать и приходится идти по бурой грязевой каше, стараясь не замечать трупы вокруг, изрубленные мечом и изуродованные смертью. Они явно были не готовы к такой битве. Колдуны боролись до последнего, забирая с собой на тот свет до полусотни бойцов. Обезумевшие, загнанные в угол, они истощали свои резервы, посылая заклинания в беспорядочном потоке. Полевые маги Альянса не успевали блокировать их все и сами гибли рядом с бойцами пехоты. Совсем молодые парни, только вышедшие за стены академии. Но каждый, каждый из этих воинов и магов знал, что за линией фронта остались их родные и близкие, а потому никто из них не имел права отступать. Они боролись, как дикие звери, загнанные в угол. Отчаянно, с безумием в глазах, не зная усталости. Сражались так, как призывают сражаться жрецы храма Кекри. И в благодарность суровый бог войны был милостив к воинам и магам Альянса, даруя в последний год победу за победой. Правда, эта битва почти заставила поверить Орланда в то, что своенравное божество решило поменять фаворита, но…. все обошлось. Жаль лишь, что у него не было сил радоваться близкой победе. Альфе казалось, что все эмоции покинули его еще в тот момент, когда Торан, не послушав его, бросил войска в лоб противнику, которого нельзя было недооценивать. Именно в тот момент, когда хищник и жертва поменялись местами, все эмоции – страх, злость, боль - покинули его, а руки механически двигались в безумном боевом танце, не давая противнику и шанса прорваться сквозь его защиту. Блок и рубящий удар в бок – Отступник упал на колени, схватившись за распоротое брюхо. Теперь быстро острие вверх и колющий удар в горло. Поворот вокруг своей оси и следующий противник пал от косого удара в плечо. Он развернулся, с трудом успевая блокировать удар, но боец не стал контратаковать и свалился со стрелой в спине. Кальн… Это оперение он узнает из тысячи. Значит, лучники все еще на своих позициях под предводительством бесстрашного рыжего омеги. Хоть один отряд исправно выполняет свои функции и поддерживает с тылов. Но нет времени расслабляться, нужно пробираться дальше и найти авари. Будучи ме’нором, он один из немногих, кто был способен убить этих тварей, а потому рано умирать, нужно идти дальше… В какой-то момент им удалось переломить ход битвы и постепенно бои то тут, то там начали затихать. Переведя дыхание, альфа остановился и, задрав голову к небу, замер, приводя мысли в порядок. Теперь, когда уже не нужно было сражаться и ожидать удара с любой стороны, Орланд чувствовал, как тяжело давил на плечи доспех и как дрожали руки, которые будто налились свинцом от долгого напряжения. Он стоял и бездумно наблюдал за тем, как солнце заходило за горизонт, награждая и без того бурую землю благородным рубиновым оттенком. Звуки боя, словно поддаваясь наступающему ночному покою, постепенно стихали, уступая место стонам раненых и умирающих. Лишь где-то вдалеке все еще грохотали осадные орудия и слышался звон мечей. Закрыв глаза и глубоко вздохнув, Орланд повернулся и пошел в сторону Башни, где его меч был не лишним. Противное чавканье под ногами сменялось похрустыванием – ранней осенью по ночам уже начинались заморозки, которые быстро покрыли кровавые разводы на земле тонким слоем льда. Почему-то от этого звука ему стало жутко, но он отогнал это наваждение, решив, что еще ничего до конца не закончилось, а значит не нужно расслабляться. Словно в подтверждение этой мысли, бок обожгло заклинанием, которое, лизнув доспех и не причинив особого вреда, испарилось в воздухе. Альфа быстро обернулся, ища глазами колдуна. Тот лежал на земле, и вяло водил пальцами по замерзающей крови, чертя пентаграмму. Его бледные, с синюшным оттенком губы едва шевелились, не донося до Орланда ни звука. Не дожидаясь, пока колдун закончит второе заклинание, он подошел к Отступнику и, опустившись перед ним на одно колено, перевернул колдуна на спину. Тот скривился от боли, но из плотно сжатых губ не вырвалось ни стона, лишь глаза его смотрели на альфу с ненавистью. Видимо, даже на пороге смерти он не хотел показывать слабость перед противником, но Орланд на это геройство даже бровью не повел – гордыня колдуна была ему безразлична. В нос ударил тяжкий гнилостный запах, заглушающий собой все запахи, витающие над полем брани: у Отступника было распорото брюхо, из которого поспешили вывалиться наружу кишки. Поморщившись, Орланд взглянул на лицо колдуна. На вид, кажется, лет сорок, хотя с ме’норами ни в чем нельзя быть уверенными – создавая своих авари и впоследствии отдавая им приказы, они старели гораздо быстрее обычных людей. Быстро, без лишних эмоций, альфа достал из голенища сапога нож и одним движением перерезал колдуну шею. Никакой жалости или милосердия – чистый расчет. Тело колдуна дернулось в предсмертной судороге, но в следующей момент обмякло, распластавшись по земле. Поднявшись с колен и распрямившись, Орланд, увидел пехотинца. Но, разглядев на его доспехе белого альбатроса, тут же убрал руку с меча и крикнул. - Авари! Кто-то видел еще авари? - Они дальше, сэр! – тут же подскочил пехотинец, громко стукнув кованой перчаткой по доспеху. – Если идти по направлению к Башне! Я видел только одного, но он сражается как сама смерть! - Дальше, значит? – Орланд нахмурил брови и начал пробираться сквозь толпу, ориентируясь по огромной Башне, маячившей впереди. Через пару сотню метров он услышал истошные крики, которые вновь заставили его напрячься после небольшой передышки. Они выделялись во всеобщем гомоне, подсказывая альфе, что он должен был идти именно в том направлении, и он оказался прав. Пробежав несколько сотен метров, он вышел к пустому полю, посреди которого стоял один единственный вражеский воин. Люди окружили его и боялись сделать и шага вперед, ведь землю под ногами авари уже и так устилали павшие воины. Боец, словно издеваясь, был одет в обычные кожаные доспехи, на которых не было видно ни одного разрыва, лишь густая кровь покрывала черные пластины. На нем даже не было шлема, и спутанные пряди черных волос просто падали на плечи и спину. Авари стоял и тяжело дышал, глядя в небо. Орланд перехватил меч и вышел вперед. Видимо, эта тварь уже достаточно напилась крови и теперь не спешит кидаться на оставшихся пехотинцев. Когда под ногой альфы что-то хрустнуло, авари резко повернул к нему голову. В этот момент, когда их глаза встретились, Орланд застыл, не в силах пошевелиться. Зрачки твари горели мягким красным светом, но в них не было того безумия, что он видел раньше у других Проклятых Бойцов. В этих глазах было столько боли и паники, что альфа даже не поверил своим глазам. Вся усталость и апатия отошли на второй план, и альфе казалось, что его словно окатили ледяной водой. С чего бы бездушной кукле, созданной с помощью магии и алхимии, испытывать такие эмоции. В них изначально не закладывали типичные человеческие эмоции. Они могли только убивать и жаждать крови. Но на щеках авари отчетливо были видны бледные потеки от слез, которые красноречиво подтверждали, что тварь действительно страдала. На мгновение все звуки перестали существовать, а время замедлило свой ход. Орланд не слышал ни оглушающий скрежет доспехов, ни взрывы от заклинаний, ни грохот от разбивающих Башню снарядов. Словно в этом мире существовал только он и этот демон в человеческом обличье. Авари одними губами произнес фразу, которая с невероятной мощностью прозвучала в голове Орланда. - Убей меня… Альфа скривился и зажмурился, стараясь пересилить боль. Но когда он открыл глаза, то увидел, что авари уже несся к нему, разведя в сторону свои короткие парные клинки. Тварь словно скользила в пространстве, с легкостью подныривая под его удары, внезапно оказывалась сзади и скользила клинками по его доспеху. Орланд с трудом успевал за воином, до предела используя свои силы. Что-то во всем этом бое его настораживало, заставляло отвлекаться и думать о другом. Лишь в очередной раз, когда авари с легкостью парировал его удар, до альфы дошло. Тварь поддавалась ему. Это было очевидно, ведь авари оказался великолепным воином даже по меркам нелюдей. Он легко ускользал от его ударов, но все его атаки были явными и грубыми. Верный Приказу своего ме’нора, авари не мог просто стоять и ждать удара, но ему хватало сил, чтобы противиться. Теперь, когда все встало на свои места, альфа начал следить за передвижением авари вокруг него. Каждый раз, когда он наносил удар сверху вниз, тварь проскальзывала ему за спину и старалась нанести удар между пластинами доспеха. Не изменил он своей привычке и в этот раз, но теперь Орланд не стал вертеться вокруг своей оси. Крутанув в руке меч, он, не глядя, нанес колющий удар назад через правый бок. Клинок мягко прошел сквозь кожаную защиту и утонул в груди авари. Не теряя времени, альфа развернулся и ударил тяжелым кованым ботинком по ногам воина. Когда авари рухнул на землю, Орланд со всей силы надавил на рукоять, загоняя свой двуручник глубже в землю. Тварь попыталась вырываться, но альфа не давал ему ни единого шанса. Теперь, когда у него было явное преимущество, он смог обезоружить авари. Теперь одна рука твари была проткнута ее же клинком, а вторая пыталась двигаться под тяжелым ботинком Орланда. Воины вокруг радостно закричали, радуясь победе командира. Альфа перехватил в руках второй клинок воина и посмотрел вниз. В глазах авари не было ни капли страха. Воин лишь с облегчением вздохнул и закрыл глаза, ожидая завершающий удар. Орланд замешкался, но все равно занес меч, чтобы снести голову парню. Неистовый грохот давал ясно понять, что армии Альянса удалось сломать Башню Колдовства. Крики его воинов вокруг заставили отбросить его последние сомнения, и клинок резко понесся на незащищенную шею авари. Но в следующий момент произошло немыслимое. Тварь резко открыла глаза, резко выдрала кисть из-под ботинка Орланда и схватила клинок голой рукой. По черному доспеху потекла кровь, но авари не обращал внимания. Он дернулся вперед, вырывая из земли клинки, и понесся в толпу. Орланд хотел броситься за ним, но авари не нападал, а с нечеловеческой скоростью покидал поле боя. - Что за чертовщина? – прошептал он, продолжая смотреть вслед ушедшему авари и вздрогнул, когда его сгреб в охапку его друг. - Орланд, мы победили! – Бас Здоровяка Дэнара разносился над ликующими воинами и заставлял альфу улыбаться. - Башня пала! - Да, мы это сделали… - устало улыбнулся Орланд. Он обвел взглядом ликующую толпу и не смог сдержать гордости. Он поднял меч вверх и, что есть силы, закричал - За Альянс! Его крик подхватили окружающие, и над полем битвы пронесся дружный рев, восхваляющий отвагу воинов великой армии. Это было самое страшное сражение, дальше будет только легче и однажды они смогут победить Изменников Ковена магов. В этот день падет гнет колдунов и исчезнет страх в человеческих сердцах. *** Резкий и отчаянный крик заставил его поднять голову и улыбнуться в полумрак подвала. Пожалуй, даже слабость прошла, поддавшись напору накатившей волны удовольствия, позволяя ему встать с жесткого стула, на котором он провел последние несколько часов, и мягко, не спеша, проследовать в центр комнаты. Стоило ему попасть в поле зрения темноволосого авари, который стоял перед ним на коленях с поднятыми вверх руками, прикованными тяжелыми цепями к потолку, как тот сразу забился в своих оковах, пытаясь хоть немного отодвинуться от Арнена. Это только вызвало улыбку у альфы – авари не мог и пальцем пошевелить без его приказа и Арнену это нравилось. Подойдя к своей невольной жертве, он провел пальцами по черным волосам, с наслаждением чувствуя, как трясся авари. Остановившись, он бросил взгляд на других слуг. - Уходите, - тихо бросил он своим авари, стоящим за его спиной. Твари незамедлительно выполнили его приказ, и поспешили исчезнуть в тени неосвещенной части комнаты, вызывая у колдуна еще одну улыбку. Арнену нравилось это безмолвное подчинение опасных и бездушных кукол. Безумно нравилось… Повернувшись обратно в сторону прикованного авари и надев перчатки из тонкой кожи, ме’нор опустился на колени перед трясущейся жертвой. Когда их лица оказались на одном уровне, он сочувственно цокнул языком и тихим, почти нежным голосом начал: - Ах, бедный бедный Р’оган, – проговорил Арнен. – Мой любимый и самый преданный авари, объясни мне одну вещь, - ме'нтор перестал улыбаться и голос его наполнился ледяными нотками. - Ты не выполнил мой приказ, Р'оган. Как я должен это понимать? Арнен немного отстранился, ожидая от своего авари немедленного ответа, но его не последовало. Колдун нахмурился, пристально глядя на авари, но тот лишь дернулся всем телом, заставив цепи загреметь. Этот звон отражался от стен, усиливался гулким эхом, и неприятной болью отозвался в голове. Даже такой маленький Приказ уже приносил ему боль. Раздраженно поведя плечами, Арнен глубоко вздохнул, а затем процедил сквозь зубы. - Р'оган, я спрошу еще раз. Как это понимать? - Повторил он настойчивее, но ответа вновь не последовало. Терпение его было на пределе, когда он с тихой угрозой произнес. – Посмотри на меня. Но авари так и не поднял головы, не желая подчиниться. Лицо Арнена скривилось в болезненной гримасе, когда он вновь заставил омегу закричать и забиться от боли в своих оковах. Колдуна раздражал этот молчаливый и бесполезный протест авари, который решил поиграть с ним. В какой-то момент Арнен не выдержал и громко прорычал: - Я сказал. Смотреть. На. Меня. - Ме'нтор резко хватил авари за подбородок и грубо развернул его лицом к себе. – Смеешь мне перечить? Слова застряли в горле, когда он встретился взглядом с красными глазами авари. Аренена поразило то, что после всех пыток и истязаний, взгляд твари оставался осмысленным и был полон ненависти. Колдун даже замер, но в какой-то момент он почувствовал, как пальцы на руке, которой он держал подбородок авари, начало покалывать. Он медленно перевел взгляд на руку, замечая, что эти покалывания пошли дальше и теперь его руку по локоть словно обвивало множество нитей с маленькими шипами, которые высасывали из него силу. Колдун не сразу понял последнее, продолжая заворожено смотреть на руку, но когда до него дошло, он резко отстранился от авари. Голова твари безвольно повисла, когда Арнен встал, ошарашено переводя взгляд со своей руки на авари, и судорожно пытался переварить произошедшее. Как такое вообще могло случиться? Почему эта тварь смогла… А что, если она сможет и… Да, а, ведь действительно, если отдать Приказ и вложить в него все оставшиеся силы, то… Арнен начал смеяться. Вначале этот смех был тихим и нервным, но уже мгновение спустя маг залился громким звонким смехом, радуясь своему открытию и его применению, которое он так быстро придумал. Бросив на авари холодный взгляд, он вновь заставил тварь выгнуться от боли, после чего направился в сторону двери. Выходя из комнаты, он окинул взглядом колдунов и авари, которые стояли в тени и ожидали его приказа. - Закрыть дверь, пусть он сидит там. Я запрещаю к нему заходить.