****
Повязку сняли с глаз только в коридоре. Джаред узнал его – в конце комната, где он пришёл в себя всего несколько часов назад. Где Дженсен? Клиф? Угрюмое молчание и цепкие взгляды конвоиров желания выпытывать ответы не вызвали. К тому же он уже понял – такие крепкие ребята со слишком широкими для своего роста плечами на вопросы не отвечают. По статусу не положено. Дверь закрылась за спиной, щёлкнул замок. Джаред медленно выдохнул и позволил себе расслабиться. Большая, чуть ли не во всю комнату кровать манила, напоминая, что он уже больше суток на ногах. Если не считать отключку после удара по затылку… Шапка полетела в угол комнаты, за ней следом отправился пиджак с чужого плеча, а вот с защитой, которую его заставили нацепить, пришлось повозиться – слишком много застёжек, довольно тугих и мелких. Шлёпанье мокрых ног по паркету застало врасплох. Обернувшись, Джаред застыл под прицелом серо-зеленых глаз. Джей явно избавился от линз, потому и взгляд его сначала показался слишком уж пристальным, но он быстро отвёл глаза, сдавив переносицу пальцами, и переступил с ноги на ногу. Белоснежное банное полотенце едва удержалось на бёдрах. – Итак, – нарушил тишину Эклз, отворачиваясь от панорамного окна, буквально заливающего всю комнату ярким утренним светом. – Какого чёрта ты забыл в моём номере люкс? "Отлично, он в норме". Вместо ответа Джаред шагнул в окну и занялся жалюзи. Несмотря на то, что всю дорогу в машине, а потому пешком, но уже с завязанными глазами, он готовился к этому разговору, сейчас почувствовал себя застигнутым врасплох. Зная, что именно нужно сказать, он пока так и не придумал "как". А если припомнить их последний разговор, то рот вообще открывать не хотелось. – Я тоже рад тебя видеть, – отозвался, когда путь издевательски яркому свету в комнату таки удалось перекрыть. Не идеально, но уже полегче для глаз. Зевок сам собой вырвался наружу и едва не вывихнул челюсть. Что ж, со стороны он теперь точно выглядит, как скотина. – Приятно видеть, что и ты тоже отлично выспался этой ночью, – подтвердил догадку Дженсен. Босые ноги ещё пару раз шлёпнули по полу и стихли – ступили на ковёр, послышался скрип пружин. Обернувшись, Джаред понял, что уступать ему постель никто не собирается – Дженсен разлёгся на кровати по диагонали, сложив ногу на ногу. – Так я не услышал ответа на свой вопрос. Что ты забыл в моих апартаментах, мистер "подстраивайтесь под моё настроение"? Левый глаз дёрнулся. А ведь, казалось, за пять лет он должен бы привыкнуть. Но больше всего взбесила даже не злопамятность Дженсена Эклза, а его абсолютное нежелание хотя бы попытаться стать нормальным. Хотя бы раз просто высказать всё, что на душе. Нет, ему проще играть. Играть на камеру, играть на публику. Даже сейчас он нацепил маску своего персонажа, потому что она ему нравится. Потому что так проще – смотреть на мир сквозь прорези в маске. – Во-первых, это моя комната. Меня в неё поместили раньше, – прозвучало примерно как «это моя веревка, меня ею раньше связали». Очень зрелое и уместное замечание. Зарывшись пятерней в волосы, Джаред отвернулся обратно к окну, сквозь щель в жалюзи пытаясь рассмотреть маленький двор, окружённый высокими стенами. Это вообще Токио? Пригород? Но здания вокруг высокие, явно офисные. Молчание затянулось, превращаясь в соревнование, подобное перетягиванию каната. И не известно, сколько бы оно продлилось, но замок в двери щёлкнул, и на пороге показался знакомый японец. Джаред запомнил его по волнистым волосам, явно ухоженным, и неуловимому взгляду, чьё выражение никак не удавалось прочесть. Ни там, ночью у дороги, ни здесь. – Мизуки-сан? – приподнял бровь. Чёрный строгий костюм, сменивший толстовку с капюшоном, сидел на парне, как влитой, а вот Джаред костюмы терпеть не мог. – Очень приятно, что Вы запомнили моё имя, – с акцентом, но довольно аккуратно, не коверкая слова, ответил Мизуки. – Если вам что-нибудь нужно, только скажите. – Шампанского! – раздалось с кровати. – И уберите посторонних из моего номера, будьте добры! Японец перевёл взгляд на позирующего практически в стиле "ню" Дженсена, потом обратно на Джареда. "Так вот она какая, это знаменитая японская невозмутимость?" – Мизуки-сан, можете вы сказать, сколько у нас времени? Мы не спали всю ночь. Хотя не спали этой ночью не только они, но и ещё куча народа. – И насчёт нашего друга. Его зовут Клиф. Что с ним и где он? Японец задумался. Потом изобразил улыбку. – Босс… Но осёкся, стрельнул взглядом в сторону Дженсена и начал снова: – До вечера можете отдыхать. Если захотите есть или пить… – взгляд сместился на тумбочку возле кровати, на телефон. Джаред тоже туда посмотрел. И услышал звук запираемого замка. Они снова остались вдвоём. – Итак… – Джей ожил, дотянулся до телефона, подцепил кончиками пальцев трубку и сковырнул. – У нас незапланированный отпуск. Поднёс к уху, послушал, вернул на место. И полез под покрывало, оставив полотенце валяться снаружи. Дождавшись окончания процесса, Джаред отметил про себя, что места ему в итоге не оставили. – Вообще-то, нет, – отойдя от окна и нащупав выступ на стене, он достал яблоко из открывшегося бара (обнаружил его в прошлый раз, обшаривая комнату в ожидании аудиенции у главного злодея). Смачно откусив от зелёного плода, продирижировал им в воздухе, пытаясь подобрать слова и наблюдая, как взгляд Дженсена неотрывно следует за рукой. Оставалось только подождать, что победит первым – голод или гордость. А пока они заняли стратегически выгодные позиции, Дженсена – в тепле на кровати, Джаред – у сомнительного, но всё же источника пропитания и, если повезёт, выпивки. А Дженсена Эклз не из тех, кто с лёгкостью проигнорирует последний факт. Однако же победило любопытство. – Что значит "вообще-то, нет"? – Вообще-то, я вижу это, как часть работы… – не успел Джаред закончить мысль, как покрывало вздыбилось, выпуская наружу Дженсена, совсем забывшего про полотенце. – Работы?! А я вижу это, как похищение! Спланированное похищение. И ты, мой хитрожопый друг, – палец с силой упёрся в плечо, – соучастник. Отобрав яблоко и не менее смачно надкусив, Дженсен обогнул его и заглянул в бар. Но обнаружив там лишь весьма скромных размеров бутылку виски и ещё не менее килограмма яблок, покачал головой. – Соучастник? Я? Снова зарываясь пальцами в волосы, Джаред попытался сообразить, как же так получилось, что он теперь ещё и виноват во всём? А ведь не подросток уже и даже не юнец, ему двадцать восемь. Так почему же Дженсен до сих пор обращается с ним, как с недоразвитым? – Может, потому что за последние годы ты только внешне развиваешься? – натянутая улыбочка подсказала, что кое-кто догадался о его мыслях. – А мозгами всё ещё на уровне тинэйджера? Джаред почувствовал, что ещё немного и он просто взорвётся. Дженсен не просто прочёл его, он ударил по больному. Причём ему всегда как-то удавалось создавать эти самые больные места, а потом бить в них с такой непринужденностью, словно Джаред лишь размалёванная мишень для дротиков. Когда это началось? Точно, не сразу, а где-то к концу первого сезона… или после начала второго? – Если тебя всё устраивает, и нет вопросов, так бы и сказал. Защита упала к ногам – он передумал справляться с застёжками, просто рванул, выдирая крепления. Почти тут же за ней последовали брюки. В трусах и футболке Джаред направился к освободившийся кровати – на самом деле он предпочитает спать голым, но у них одна комната на двоих, а стеснительность Дженсена, кажется, на фоне стресса атрофировалась напрочь, так что хоть кто-то, но должен держать себя в руках, соблюдая приличия. Одеяло накрыло с головой. Чтобы поместиться под ним целиком даже ноги сильно поджимать не пришлось. Но даже под ним Джаред почувствовал терпкий аромат мёда и пшеницы, растёкшийся по комнате – это Дженсен принялся за виски.***
Мизуки с нескрываемым наслаждением вытянул ноги, устраиваясь в офисном кресле перед чередой мониторов. Узкая комнатка – два метра в ширину, пять в длину – теперь его наблюдательный пункт. А на мониторах не особо захватывающее live-шоу: едва один американский актёр скрылся под одеялом, второй организовал себе алкогольное омовение. Или на Западе принято употреблять виски не внутрь, а снаружи, или у Эклза случилось помутнение рассудка – Мизуки не знал. Поэтому решил загуглить. Без особого результата. Зато в процессе узнал много интересного про избавление от перхоти, от облысения, от лишнего веса и о новой парфюмерной тенденции. Когда оторвался от статьи о братстве Капуцинов, уже оба актёра оказались на кровати размером с ипподром. И, вроде, уснули. Вот бы ему тоже кто-нибудь позволил поспать… На центральном мониторе вспрыгнуло чёрное окно с перечёркнутым значком камеры, но мигающим значком микрофона. – Как там наши гости? – Спят, Мишима-сама. Как ангелочки. Хотя босс и не мог его видеть, Мизуки скинул ноги со стола и расправил плечи. Послышался смешок – боссу пришлось по вкусу сравнение двух заморских верзил с невинными обитателями христианских небес. – Ну, пусть спят. Вечером накорми, надо будет – развлеки как-нибудь… Сам решай. – Слушаюсь. Чёрный квадрат пропал с экрана, Мизуки откинулся на спинку кресла, блуждая взглядом по столу в поисках чашки кофе, заранее приготовленного, но уже остывшего. Чувствовал он себя не очень уверенно. Вроде бы и остался в числе приближенных, но доверили ему почему-то роль няньки и сторожа. Совсем не на такое он рассчитывал, взбираясь по шаткой лестнице иерархии, совсем-совсем не на такое. Тишина. Скука. Да и чего за ними следить? Запертая дверь и одиннадцатый этаж – никуда не денутся. Даже если забыть, что звёздные апартаменты расположились в самом сердце группы "Морияма".***
Первым, что Клиф увидел, открыв глаза, была решётка. Когда взгляд сфокусировался, смог рассмотреть за ней соседа по заключению – парня с ирокезом, правда, несколько помятого. Да и ирокез растрепался и поник, как гребень петуха. На фоне серых стен и крайне скудного освещения тощий японец казался узником концлагеря. Однако чужое горе остаётся чужим, пока у себя не всё в порядке. Прежде чем пошевелиться, Клиф проинспектировал собственные ощущения – ничего, кроме носа, вроде, не сломано. Ушибы, да и только. Заставив себя подняться с койки, подозрительно напомнившей тюремные нары, Костерман добрался до умывальника и вдоволь напился, стараясь игнорировать дробящую череп боль в переносице, а так же буравящий взгляд японца из-за решётки в камере напротив. Наискосок было видно ещё одну камеру, но пустую. Чутьё подсказывало: у парней, которых он должен был охранять и защищать своим телом, условия намного комфортнее. В зеркале отразилось распухшее лицо с утонувшими в отёке точками-глазами. Клиф никогда не считал себя образцом мужской красоты, так что не особо расстроился сломанному носу, но отодрал пластырь, и игнорируя боль, внимательно ощупал и осмотрел переносицу – похоже, пока он был в отключке, над ним поколдовал отоларинголог. Который знает своё дело. Странно, что после такого обслуживания его засунули в камеру вместе с… – Как тебя зовут? В ответ только прошипели. Но когда Клиф подошёл к прутьям, пробуя их на прочность, японец в камере напротив забрался на койку с ногами и уже более внятно ответил: – Кейго. "Вот миф и развеян. Когда хотят – прекрасно понимают по-английски. Или это стратегия такая – притворяться непонимающими?" – Отлично, Кейго. Давай-ка ты ответишь на несколько моих вопросов? Первый: где мы? Конечно, вместе попав за решётку, они не стали друзьями, но Костерман надеялся на чувство солидарности. И японец довольно долго молчал, глядя на него из-за решётки. Но наконец, выдавил из себя два слова: – Тюрьма. Якудза.