Две большие разницы

- Слава, - мать недовольно оглядела сына-альфу с ног до головы. – Тебе сколько лет? - Двадцать, - делая вид, что он не понял намёка, бодро сообщил тот. - Двадцать, - вздохнула бета. – И до скольки же я буду каждый Божий вечер стирать твои вещи? Я понимаю, когда ты пацаном с утра до ночи носился по улице и приходил похожим на шахтёра… Но в двадцать лет, серьёзный парень, из армии вернулся… Чем вот ты занимался? - Мам, - весело тряхнул женщину за полные плечи Славка. – В хоккей я играл. А что такого?.. Двадцать же, а не сто двадцать. И вообще – сколько ты будешь фигнёй страдать? Купите уже машинку-автомат, а то живёте, как в каменном веке. Я весь день вкалывал, можно отдохнуть рабочему человеку, а? - Отдыхай, отдыхай, - устало отмахнулась мать. – Это я с вами всеми в морге отдохну. Автомат… На какие шиши? Отец в такси копейки зарабатывает, на ремонт его корыта больше уходит, я, если работать пойду, тоже много не заработаю, а вы тут грязью все зарастёте. Пять мужиков и дурочка с переулочка, что с вас взять. Хоть ты работать пошёл, всё полегче. - Галина Дмитриевна, чесслово, после праздников я сам тебе куплю машинку-автомат! – воодушевлённо сказал Славка. Новое для юного альфы положение рабочего человека, добытчика, кормильца парню очень нравилось. Решение закончить после школы профессиональное училище, пойти потом в армию и работать Святослав Кириленко принял сам, и не испытывал по этому поводу никаких терзаний. Способностей к учёбе у него особых не было, в школе переваливался с троечки на четвёрочку, две пятёрки были по физкультуре и трудовому обучению, а вот руки парень всегда имел золотые, ещё один работник семье не помешает. Славка – старший из пятерых детей, и единственный альфа. Следующий за ним Артём – бета, и сестра Настя тоже, а младшие близнецы – Митька и Сашка, те омеги. Полный набор. Умник у них Тёмка. Он и пошёл в прошлом году учиться в университет. Родители языки смозолили, хвалясь всем знакомым и незнакомым, что в семье у сына будет высшее образование. А может быть, даже и учёным он станет. Славка гордился братом, не испытывая ни малейшей зависти, - каждому своё, - подбадривал Тёмку, когда тот устало жаловался на сложность программы в университете. Само слово «университет» вызывало у старшего брата уважение к младшему. Впервые в их рабочей семье будет человек с высшим образованием. Для этого стоит стараться. Самый недовольный происходящим в семье Кириленко – это Настасья. Средняя из детей, единственная девочка. Она тоже хочет в институт, но двух студентов семья не потянет, тем более что поступить на бюджетное место ей явно не светит. Решение отправить учиться Тёмку она считает несправедливым по отношению к ней, невзирая на то, что в школе Артём был почти круглым отличником, выиграл районную олимпиаду по английскому, а у неё в нынешнем десятом классе тройки пополам с четвёрками, а история вообще в воздухе висит. Славка предложил матери помочь со стиркой, был изгнан в ванную со словами «Иди, иди, стиральщик, мне после твоих стирок в прачке уборки больше, иди». Принимая душ, он как раз размышлял о том, что надо бы с сестрой поговорить. В последнее время она ведёт себя всё хуже: ругается с родителями, запирается в своей «девичьей» - маленькой комнатке окном на запад, сидит на подоконнике и «провожает солнце», если у неё очередной приступ лирического пофигизма (цитата из Артёма), или рыдает в подушку, если чувствует себя обиженной. Славка, всегда беспокоящийся обо всех своих младших (да и старших, родители-то одни, других, что случись, никто не даст), периодически проводит с сестрой воспитательные беседы, в которых пытается объяснить ей, что диплом о высшем образовании сам по себе ценности никакой не имеет, а вот специальность хорошая – это гораздо надёжнее. Тёмка, иногда присутствующий при их беседах, только смеётся. Он утверждает, что Настя просто сейчас в таком возрасте, и подростковая склонность к бунтарству накладывается на природно хреновенький характер и не особенно высокий интеллект. - Человек учиться хочет, - разводил руками старший. – При чём тут характер? - Славян, - тянет младший. – Да всё просто, и ничего она не хочет. Её подружки в классе все идут в институты. И ей надо. Банальное обезьянничество. Она понятия не имеет, что она там будет делать. Ну какой Настьке институт? Там у неё не получится четвёрки выплакивать, как она это в школе приноровилась делать. Да и не поступит она, это только платить. Где наши родители денег возьмут столько? С одной стороны, наличие в словах брата рационального зерна Славка, как человек практического склада, не мог не признать. А с другой – не нравились молодому альфе какие-то смутно заметные нотки в голосе младшего брата, уж больно они отдавали превосходством и высокомерием. Старший брат не обижался, тем более что мало ли, что там кажется, но всё-таки подумывал быть с Тёмкой построже. А то вон – уже и перед родителями носик задирать потихоньку начинает, а те, гордые и радостные за сына, и не замечают ничего. Не дорос нос-то ещё. Какой бы ему университет, если бы эти самые усталые, немолодые, скромно одетые беты не отдавали на его учёбу каждую лишнюю копейку? Раз-другой Славка даже указал брату на это – Тёмка пожал плечами: «А я разве что?». «То-то же, - строго подытожил старший. – Уважение надо иметь, и благодарность». Тёмка согласно кивнул. После душа Славка, тряся мокрыми светлыми волосами в стремлении избавиться от воды в ушах, ввалился в их с Тёмкой комнату. Они с братом обитали в большой, в два окна, разгороженной на две части самодельным шкафом: в одной части – Тёмкин письменный стол, компьютер, стеллажи с книгами, узкая кровать, достаточная для худого восемнадцатилетнего парня. В Славкиной половине – кровать пошире, вмещающая здоровяка альфу, полка со спортивными наградами, полученными им в школе, маленький столик и шведская стенка, под которой валяются гантели и гири. Родители ночевали в зале – но застать их там можно было разве что вечером в субботу, потому что отец по большей части пропадал в рейсах или в гараже, ремонтируя старенькие «Жигули» восьмой модели, а мать хлопотала в кухне, в ванной, бегала по магазинам – пятеро детей и четырёхкомнатная квартира требовали ухода. Настя занимала свою маленькую «девичью», а младшие двойняшки – южную комнатку, где дрыхли на двухъярусной кровати, перешедшей им по наследству от старших братьев. В большой комнате было темно, Славка включил свет и собрался было в качестве отдыха перед сном разложить пасьянс на Тёмкином компе – по расчётам старшего брата, младший ещё должен был гулять с друзьями. Но, когда свет зажёгся, альфа увидел Тёмку. Тот сидел в старом продавленном кресле, хмуро уставившись в одну точку. - Ты чего? – весело спросил Славка. – Омега на танцы идти не согласился? - Я бета, - глухо сказал младший. - А, ну да. Точно. Ну так в чём дело-то? - Слава, у меня такие проблемы, кто бы знал… Прямо хоть вешайся, не знаю. - Чего? – встревоженный альфа отбросил полотенце и сел на подлокотник кресла – тот жалобно скрипнул под его весом. – Обижает кто? - Обижает… - вздохнул Артём. – Не обижает… - Ты мне только скажи, - сжал кулаки Славка. – Я, если надо, парней с бригады возьму, носы порасквашу! - Эх, братец, братец, если бы всё было так просто, и все вопросы можно было бы решить расквашиванием носов… А вот как быть, когда все твои старания в учёбе идут псу под хвост, и не по какой-то объективной причине, а просто потому, что ты преподу не понравился?.. - А как ты мог ему не понравиться? – Удивился альфа. – Лицом не вышел, или ростом? Так ему не замуж небось за тебя. А то, может, он страшненький, такие всегда симпатичных не любят. - Ну, он омега вообще-то. Так что внешность моя по идее должна быть ему пофигу… Там, ты понимаешь, в другом дело. Этот Лещинский, он, ну вот как бы тебе объяснить… Он из семьи элитарных интеллигентов, с рождения тремя языками владеет, у него все предки до пятнадцатого колена или учёные, или деятели культуры, у него, говорят, вся хата их портретами завешана. Ты же читал «Гарри Поттера»? - Ну… - Ну так вот. Там, помнишь, был такой основатель Хогвартса, Салазар Слизерин, которому не нравилось, что в школу берут детей из не-волшебных семей… Вот и наш драгоценный Алексей Павлович такой. Он считает, что нечего в университете делать кухаркиным детям вроде нас с тобой. И всеми силами от таких избавляется. - Вот сука! – треснул кулаком по своему подлокотнику Славка. – А ему-то что за дело, кто твои родители, если ты учишься хорошо и знаешь много?! Да и вообще, чего выпендриваться, чего б они все ели и где б они все жили, эти интеллигенты хреновы, если б не работяги?! Сволочь такая… - Слав, - обречённо сказал Тёмка. – Меня значение рабочего класса в создании материальных ценностей общества мало утешает. Я-то как раз метил в работники умственного труда… Ну что ж, не судьба. - И ты так сразу сдался?! Тёма, да ты что, мать же не переживёт! Они так мечтали, чтобы ты учёным стал… - А я?! – взвился бета. – Я, по-твоему, не мечтал?! Да я душу бы продал, чтобы вылезти из этого… Всего. Ну, ты же понимаешь, о чём я? Слава, ты знаешь, я не пролетарий. Ну, вот сложилось так. Я мечтал ездить за границу, делать что-то для всей страны… А мистер Лещинский считает, что потолок для таких, как я – стройка твоя, понятно? Как бы я ни пытался, он меня всё равно валит… Не суйся, мол, со свиным рылом да в калашный ряд, если у тебя папаша и дед профессорских званий не носили… Тёмка закрыл лицо руками. Старший брат, решительно насупившись, положил тяжёлую руку ему на спину: - Тёмка, ну чего ты расклеился-то? Ты, главное, учись хорошо, а с такими, как этот твой Лущинский… - Лещинский. - Без разницы… С такими суками один разговор, ясно? Справедливость должна быть с кулаками! Было б из-за чего, а то… Родители твои ему не нравятся! А ты жаловаться на него не пробовал? - Кому? – глухо из-под ладоней спросил младший. – Он завкафедрой. Декану? Так он на этого Лещинского молится… И проректор тоже. Ах, Алексей Павлович, ах, мировой уровень… Козлы. А я теперь не знаю, как матери с отцом сказать, что меня после этой сессии отчислят к чертям… - Ладно, - Славка похлопал брата по ссутуленной худой спине с выступающими лопатками. – Ты не расстраивайся раньше времени, и старикам пока не говори ничего. Я с этим твоим Павловичем поговорю, разберусь. На крайняк я ему объясню, что он в один прекрасный момент может домой прийти с подправленной мордашкой. И родная полиция ему ничем не поможет, потому что не найдёт никого. Мне мировой уровень до балды, мне брат как-то вот важнее. - Славка, - Артём поднял на брата повлажневшие глаза. – Если бы только Лещ прекратил ко мне прикапываться, это бы все мои проблемы решило. Жаловаться на него бесполезно, я тебе это точно говорю… Но ты уж тоже там, поосторожнее, я не хочу, чтоб у тебя из-за меня неприятности были. - Да успокойся, малой, - пихнул студента альфа. – Кого ты учишь? Я ж не собираюсь его бить. Я ему просто объясню, что он себя неправильно ведёт. У нас вроде как демократия и равенство, и нечего тут элиту корчить. Петр Первый когда ещё требовал знатность по годности считать, уж куда не дурак был мужик. Слышь, Тёмка, не куксись. Решим вопрос. Юный альфа поднялся с кресла, хлопнул брата по спине – отчего Артём болезненно поморщился, - и отправился к себе в комнату. Славка возмущённо раздумывал о том, как же несправедливы бывают некоторые люди. Нет, ну какая же сволочь этот Лещинский! И самое главное – управы на таких нет никакой, кроме кулака… Ну и прекрасно, уж что-что, а кулаки у альфы хорошие, не надо быть профессором, чтобы сообразить – от каждого из Славкиных кулаков травматологическим отделением пахнет. Этим всем Лещинским, конечно, плевать на мечты рабочей семьи вырастить учёного. Ну так вот – надо объяснить, что нельзя так с чужими мечтами. С полной готовностью прямо завтра навестить заведующего кафедрой с непроизносимым названием Славка улёгся спать. За изображавшим стенку шкафом возился в постели Артём – ему явно не спалось, и волнение брата добавляло альфе решимости.