Дорога в пропасть

Глава 16. (1-ая часть) Натали сидела перед раскрытой книгой, рассеяно водя глазами по строчкам. Буквы то расплывались подобно высям далеких холмов на картинах, то напротив собирались в слишком узкую линию, так что различить написанное было невозможно. Впрочем, не мудрено - каждым дюймом кожи она чувствовала обращенные на себя взгляды собравшихся в кружок фрейлин и их настойчивый шепот. Сосредоточиться было невозможно. Различив слово «барон», Наташа перелистнула страницу так резко, что она оказалась порванной до середины. Господи! Отставив книгу в сторону, девушка вздохнула. Все эти неотвязные сплетницы! Интересно, какой они находят прок в шепоте, когда ей прекрасно известно, что и кого именно они обсуждают! Особенно если учесть, что мило щебетавшие барышни и слова не могут сказать, чтобы не кинуть взгляд в ее сторону! Ну что ж, пускай! Если охота им чесать языки без дела, пускай! Она закрыла глаза, собираясь досчитать до десяти, чтобы успокоиться, но не успела. - Натали, дорогая, как вы себя чувствуете? - еле уловимый смешок, прозвучавший в голосе вопрошавшей тем не менее окрасил щеки Наташи румянцем. Она с достоинством подняла голову и ответила по-французски. - Благодарю, замечательно. Девушки переглянулись и понимающим взором окинули темно-красное платье Натали. Кроме собственно цвета взгляд привлекало глубокое декольте с низким вырезом. На шее переливчатыми огоньками сверкали рубины в тон платью. Темно-красные ленты в черных локонах служили логичным довершением наряда. Обычно княжна не любила носить такие откровенные, слишком броские туалеты, но сейчас это было именно то, что нужно. Единственное средство защиты. Высоко поднять голову и улыбаться тем сильнее, чем отчетливей отдаются в ушах отголоски пересудов, окруживших ее имя. Что-то, а это не сломит ее. Никогда. - По-видимому, ваша хворь отступила? Княжна невозмутимо улыбнулась. - Не понимаю, откуда вы черпаете сведения. Я была и есть совершенно здорова. На помощь не нашедшейся сразу, что ответить девушке, подоспела другая фрейлина. Тень притворного беспокойства легла на ее лицо. - Не судите наше участие строго, Натали. В последнее время вы сами на себя не похожи. - Милая, но пустая улыбка зажглась на ее хорошеньком личике. Пустая, пустая! Без проблеска каких-либо чувств, которые хотя бы отдаленно напоминали дружеские. - Мы уже истосковались по вашему заразительному смеху, а вы как будто нарочно пытаетесь от нас отгородиться... - Ах, оставьте ваши расспросы, - вмешалась третья, - вы когда-нибудь бывали влюблены?! Бедняжка так угнетена разлукой с князем Андреем, что не замечает ничего вокруг… - Любовь это прекрасно… - пропел еще один ехидный голосок, - а (следующие два слова были уж слишком выделены ударением) настоящая любовь и вовсе ценнее всех богатств мира. Правда как любит говорить моя маменька - чем крупнее камень в перстне, тем меньше у него шансов быть нефальшивым! Девушки дружно засмеялись шутке, находя ее как нельзя лучше подходящей моменту. Лицо Наташи вспыхнуло. Чертовки! Как невыносимы ей были эти толстые намеки! Андрей! Как они смеют произносить его имя с такой ехидцей! Она постаралась придать голосу ровное выражение. - Не судите меня строго, - вернула она брошенную ей фразу. - Иногда нет желания занимать себя пустой болтовней, а поговорить на философские темы, - она оглядела присутствующих взглядом, в котором искрились смешинки, - не с кем. Прошу простить меня, дамы. Поднявшись, княжна склонила голову согласно дворцовому церемониалу и поспешно вышла из комнаты. Вслед ей полетел смешок, и она прибавила шагу. И только дойдя до конца коридора, Наташа остановилась и, прикрыв глаза, прислонилась к стене. Она чувствовала себя изможденной и вымотанной. Дело, разумеется, было не в острых язычках этих мнимых поборниц морали… Просто ей казалось, что она идет по кругу, пространство которого суживается вокруг нее с каждым днем. И чем меньше в нем становится места, тем сильнее желание найти выход. И тем сильнее ужас того, что эти попытки оказывались тщетны. Это пугало ее. Наташа всегда казалась себе такой уверенной и сильной, способной справиться с любым препятствием, возникшим на пути. А теперь стоя здесь, в этом пустом коридоре, ощущала себя совершенно одинокой и растерянной. И все из-за этого наглеца Корфа! Стоило Наташе подумать об этом, как кровь закипала в жилах. Все из-за того что ему вздумалось над ней пошутить! Напрасно память воскрешала его голос, произносящий слова извинений, она знала, что помнить следует только одно - отвратительную кривую ухмылку, с которой он смотрел на нее на маскараде. Он нарочно заманил ее в ловушку, с намерением над ней посмеяться и этой проклятой уверенностью, что возьмет верх. И что хуже всего оказался правым. Она действительно забыла обо всем на свете, глядя в его темные глаза, была не в силах оттолкнуть, потеряв способность даже дышать и мыслить связано. Он был как будто увлекшим ее мощным циклоном, которому она не могла противиться. Ужасное, невыносимое чувство, на какие-то мгновения оно полностью подчинило ее себе, обратило в пыль строгие принципы и нравственные устои, да что там - обратило в пыль все! И, конечно, он это понял. С каким удовлетворением сейчас, он, должно быть, смакует сплетни, все более разрастающиеся по Петербургу! Какими насмешками, каким торжеством победы, должно быть, исполнены его письма, которые ей передают по несколько раз на дню! Разумеется, она не вскрыла ни одно, с яростью бросая их в огонь. И долго наблюдала, как обугливаясь, они превращаются в золу. Как хорошо было бы заодно сравнять с золой и Корфа! Подумать только, ему доставало наглости ей писать! Какой мерзавец! Неужели, в самом деле ожидает, что она ответит и сделает его триумф полным?.. Подлый отвратительный тип!.. Горизонт, к которому сходились все ее мысли. Открыв глаза, Наташа вздохнула. Если кто-нибудь застанет ее здесь в этом состоянии полузабытья, получится ужасно глупо. Покачав головой, она с тяжелым сердцем направилась в свою комнату, обещая себе немного, хотя бы пару часов вздремнуть, отдавая дань накопившейся в ней усталости. Слегка приободрившись этой мыслью, девушка подмигнула своему отражению в огромной вазе, стоявшей возле двери. Она потянула на себя ручку, а когда вошла, поняла, что надеждам погостить в царстве Морфея не суждено сбыться. Возле окна, в играющих складках занавесок стоял мужчина, задумчиво поворачивающий в руках очки. Наташа хотела вдохнуть побольше воздуха в грудь, прежде чем наступит момент, которого она так боялась. Но не успела - взгляды жениха и невесты встретились, и что-то в спокойном невозмутимом лице Андрея пронзило ей сердце... - Натали! - секундная пауза была нарушена этим громким радостным восклицанием. И поспешив к невесте, Андрей склонился губами к ее руке. Рука была холодной и дрожала. И боль сдавила ему горло, перехватывая слова нежности, готовые сорваться с уст. Его Наташа... Это словосочетание показалось ему каким-то блеклым и далеким. Так показалось еще с той минуты, когда они встретились глазами - что-то в ней неуловимо изменилось. Не гордая посадка головы, не твердость походки - что-то гораздо глубже: такую слабую, почти призрачную перемену могут ухватить только любящие глаза, неосознанно подмечающие любую, самую незначительную мелочь в облике той единственной, мыслями о которой только и живет сердце. Почему она как будто избегает встречаться с ним взглядом, а плечи так странно сжались - словно бы под грузом тяжелого объяснения... Господи, а что если... Он с нежностью сжал пальцы ее руки, прогоняя морок. Невозможно. Никогда он не поверит этим глупым сплетням - этим проискам дворцовых интриганок, денно и нощно готовых на разные лады повторять первое, что попадается на язык. Неужели находятся такие глупцы, которые попадаются на их удочку, обижая недоверием самых дорогих людей? Как бы там ни было, достопочтенные барышни могут забыть надежду, что он с легкостью проглотит эту наживу. Он знал невесту слишком хорошо, для того чтобы усомниться в ней и любил слишком сильно, чтобы унизить до подобных расспросов. Чуть отстранившись от девушки, но, не выпустив тонкой руки, он оглядел ее и легко улыбнулся. - Почему прежде я никогда не видел этого платья? Оно тебе невыразимо к лицу. - Спасибо, - голос Наташи был совсем тихим. Она пыталась привести мысли в порядок, но это не удавалось. Господи, закрыть бы сейчас глаза и очутиться здесь же, но одной. Ей было так необходимо это уединение. Ей так хотелось спрятаться под шапкой невидимкой, но никакой шапки под рукой не было. Не было и не будет. Никто не даст ей передышки. Нужно что-то сказать, что-то такое обыденное и не вызывающее, простое и не замысловатое... Слова не шли с языка. Она глубоко вздохнула. - Почему ты не предупредил о своем приезде? - Отчего же, я послал записку. Но, - в глазах Андрея заискрились смешинки, - лошадь нарочного, верно, настолько заразилась моим нетерпением, что перекувырнула ездока через себя. Наташа засмеялась, прикрыв губы веером. Но даже собственный смех отдавался в голове натянутостью и фальшью. Она внимательно оглядела жениха, пытаясь прочесть мысли, скрытые в глубине мягких карих глаз. Почему он пытается отшутиться? Как будто переводит разговор в безопасное русло, как будто попросту не желает отвечать… И почему же все-таки он приехал так внезапно? Что это? Попытка застать врасплох?.. Мысли вращались в голове быстрее секундной стрелки, пока она усилием воли не остановила их беспорядочный бег. Нужно остановиться. Остановиться и успокоиться. Нельзя позволить этим глупостям взять верх над собой. Это прежний Андрей, ее Андрей. Он такой милый и замечательный, и не заслужил подобных подозрений даже мысленно. Он не достоин такого отношения к себе, как и того, чтобы от него что-то скрывали… Что же с ней происходит? Она ведь была так счастлива всего несколько дней назад. Кажется, целую вечность назад. - Наташа, дорогая, что с тобой? - при звуках этого мягкого голоса, угрызения совести захватили ее с новой силой. Вот и наступил этот момент истины. Что, что же ей ему сказать? Она чувствовала себя так странно: как будто для всех кроме нее время остановилось, замерло без движения. Поэтому никто и не знал, не мог знать, что с ней происходит. Этого не знала даже она сама. Понимала только, что нужно сказать это Андрею, сказать все от первого до последнего слова. Ведь между ними никогда не было тайн! И эта ужасная ледяная стена, покалывающая холодом тело от кончиков пальцев до основании шеи, тотчас исчезнет, раскрошится на мелкие кусочки, и все сразу станет так как должно, так как было… Он ее жених, он всегда ее понимал, да ведь ей и нечего скрывать! И как только она выдернет эту ужасную занозу, глубоко засевшую в ней, все станет по-прежнему. Она не будет себя чувствовать так одиноко и противно! Она не будет чувствовать себя воришкой и изменницей, нужно только… только начать, и слова польются сами собой! Наташа молчала. Она не знала, с чего начинать. - Наталья Александровна, - перед ней мелькнул поднос со сложенным листком бумаги. Она взяла его машинально, даже не взглянув. Горничная исчезла также быстро, как и появилась, как будто растворилась в воздухе. Наташе безумно захотелось, чтобы она осталась, задержалась хоть на минуту, и была бы благодарна девушке до конца своих дней за эту ничтожную услугу. Которую та, разумеется, оказала бы ей. Если бы только умела читать мысли. Пауза все тянулась и тянулась, становясь непереносимой. Переведя взгляд на листок, Наташа попыталась сосредоточиться, но была слишком переполнена эмоциями, чтобы прочесть хоть слово. Наконец, улыбнувшись, она тряхнула головой и кокетливо взмахнула конвертом, делая вид, что пробегает его глазами: - Должно быть, твоя припозднившаяся записка. И только заметив, что Андрей как-то странно смотрит на нее, Наташа снова взглянула на сжатое в руке послание. И ее как будто ударило громом - рука Владимира Корфа! О, нет! Андрей, разумеется, тоже узнал почерк друга, и... Боже, как глупо! Как же невыносимо глупо! Она ведь не заметила в самом деле, у нее и в мыслях не было обманывать его... Это… - Андрей… - в горле запершило от выражения боли в его глазах. - Андрей, я… Наверно, зря она не воспользовалась этим первым мгновением, напрасно промедлила в нерешительности, подбирая слова… Но теперь было уже поздно. Это мгновение ушло. Его было не вернуть. - Дорогая… - Андрей поднял ладонь, как бы призывая ее остановиться и попутно цепляя взглядом часы, стоявшие на каминной полке, - мне нужно… меня ждет аудиенция с Его Величеством… - Нет, постой! - она хотела взять его за руку, и не смогла этого сделать. Рука так и повисла в воздухе, не найдя его руки. Наташу начали дышать рыдания, и сжатый в руке листок, казалось, каленым железом обжигал ладонь. - Я не успела спросить… Насколько ты приехал? Она явственно чувствовала, как наигранно и неестественно звучит ее голос. Конечно, ведь эти слова шли не от сердца. И даже не продиктованные порывом - она понимала, что это было нужно спросить. Она готова была сейчас спросить все, что угодно - лишь бы только его глаза снова стали прежними. Лишь бы только стереть из них это выражение боли и невысказанного страдания… - Александр полагает свои дела в Кронштадте законченными, - ответил он коротко, избегая ее взгляда. - Прости, Наташа… - он все же повернулся к ней, и через силу улыбнулся. Она не увидела ни самой улыбки, ни усилия - она видела только его глаза... О, эти любящие глаза, в которых как в зеркале отражались его чувства… - договорим после… Язык как будто присох к горлу, и она смогла только кивнуть. И еще долго смотрела на дверь, за которой он скрылся. Смотрела в оцепенении и растерянности. Потом повернулась и оглядела глазами комнату. Как будто хотела найти какую-то опору. Глаза бесцельно перебегали с одного предмета на другой - от жардиньерки с благоухающими цветами до оставленной приоткрытой двери, и так снова по кругу и по кругу, пока не остановились на колеблющихся ветром занавесках, которых всего несколько минут назад касалась его рука. Ну вот, мелькнуло в голове: «Он ушел, ты осталась одна, как и хотела…» Уронив голову на руки, которые все еще сжимали злосчастное письмо, Наташа горько заплакала. (2-ая часть) - Нет-нет, не просите меня больше играть. Не хочу после видеть ваши кислые мины и выслушивать мольбы об отсрочке долга, - с этими словами темноволосый офицер бросил карты на стол, не желая продолжать наскучившую партию. Неинтересно, когда нет достойных соперников. Хотя… есть ли у человека более серьезный соперник, чем он сам? В последнее время Владимир часто думал над этим. Он не знал, не мог объяснить себе почему. Петербург, служба, товарищи в части - все день ото дня становилось ему только более постылым. Наверное, зря он вернулся сюда так скоро. Но что ожидало его в Двугорском? Разбираться с делами отца - теперь после его смерти соприкасаться с жизнью, которую он вел без него, с жизнью о которой его единственный сын не давал себе труда узнать раньше... Это слишком, слишком… Владимир не успел додумать. Проезжающий экипаж окатил его пылью, и он с удивлением заметил, что вывеска игорного дома осталась далеко позади. За своими мыслями он не заметил, как ушел. Неплохо. Еще лучше, что никто, по всей видимости и не заметил его ухода. Карты снова легли на стол, его место занял кто-то другой, и все вновь пошло по кругу. На мгновение он остановился посреди улицы, оглядывая спешащих куда-то людей. Он почувствовал, что не знает, куда себя деть. Можно вернуться в казармы и там дожидаться завтрашнего утра. Можно провести остаток вечера за карточными волнениями, азартными криками и краткими, призрачными мгновениями триумфа. Можно остаться здесь и в тишине пройтись по улицам города наедине со своими мыслями. Скучно… Ехидный голос внутри не замедлил нанести удар: «Скучно! Ему скучно! Разве вы уже забыли, барон, что вышло из вашего последнего развлечения?» Владимир зябко поежился, хотя редкие дуновения ветра нельзя было назвать сильными. Он снова почувствовал пережитый ужас и холодный пот, выступивший на лбу, когда увидел, как ноги Натали теряют опору на мосту… И в тот же миг все показалось таким глупым, каким-то несуразным и неважным - вся затеянная им игра, желание поквитаться с Долгоруким, желание сбросить маску надменности и холодности с лица княжны - все это стало вдруг бессмысленным, заодно представ перед ним во всей своей низости. Он снова повел себя бездушным эгоистом, которого заботят только собственные порывы. Для которого люди как игрушки. Натали была права. Но не совсем так, как она думала. Он поступил так не из одного только желания позабавиться или развлечься, в глубине души он чувствовал себя таким одиноким, что было гораздо легче покориться пришедшей на ум идей ее маленького похищения - позволить мыслям идти в каком-то направлении, хоть в каком-то, пусть даже неправильном... Лишь бы не было этого вязкого ощущения одиночества и пустоты, ощущения того, что не можешь выбраться из окружающего мрака… Конечно, он не мог объяснить это Наташе. Из-под пера выходили лишь пустые слова извинений, не имеющие силы что-либо исправить. А может быть… может быть, они ей были и не нужны. У княжны есть жених, не такой обормот, как он сам. При всем своем занудстве и лицемерии, Андрей - этого у него не отнимешь - именно тот человек, с которым можно чувствовать себя счастливой. И наверно, она и в самом деле счастлива. Это он, глупец, привыкший к женскому вниманию, полагает, что она все еще помнит маленький эпизод их знакомства. Переведя глаза на огромное окно, увитое цветами, там - на ярко освещенной поверхности стекла он словно увидел отражение последнего взгляда, которым удостоила его Репнина - в нем было столько презрения и холода, что не передать словами. Но он не может вменить ей это в вину, он вполне это заслужил. Не всегда достаточно сказать «мне жаль». Простая истина, которую он не усвоил с детства… Мимо проносились повозки с раскрасневшимися от быстрой езды личиками дам, льнущих к своим кавалерам. Какой-то мальчишка с сапогом в перемазанных руках слезливо пытался оправдаться перед господином, недовольным его работой. Две маленькие девочки в одинаковых платьях заливались веселым хохотом. Жизнь кипела здесь, словно в растревоженном пчелином улье. И только Нева с королевским спокойствием, еле слышно шумела своими холодными водами. Гладь реки красиво переливалась красками отраженного неба - желтоватыми и сиреневыми, а кое-где и нежно-розовыми отсветами заката. Эти прекрасные отсветы летели по городским стенам, куполам церквей и соборов, заполняли собой пространство и своим блеском как будто хотели обратить на себя внимание людей, коснуться глубин их затвердевших сердец, раскрыть глаза на то, что сами они не хотели или не могли разобрать… Владимир шел дальше. Он не знал, что вело его вперед, но не мог остановиться - как будто кто-то разматывал перед ним длинную нить, которая сама определяла дорогу. Поворот за поворотом главные улицы города все более оставались позади, а невидимая нить, казалось, кольцами обвивалась вокруг ног, не давая свернуть с предначертанного пути. Наконец, молодой человек все же остановился и, попутно ругая себя за глупость, попытался прикинуть куда завело его вмешательство провидения, как вдруг заметил рвущиеся из-за крыши дома в глубине переулка клубы дыма. Оттуда же раздавались чьи-то горестные стенания и всхлипывания вперемешку со звуками падающей поклажи. Чтобы понять происходящее, не стоило вслушиваться дальше, и через несколько мгновений глазам устремившегося вперед Владимира предстала ужасающая картина: небольшой, очевидно некогда белый, домик с двумя пристроенными по бокам флигелями напоминал изъеденной молью пальто - такое впечатление производили следы дыма и копоти, безжалостно оставленные на его светлом фасаде. На тротуаре противоположной от дома стороны с рыданием бились пару служанок. Они сжимали у груди наспех перевязанные мешки, и то и дело поднимали заплаканные глаза на окна второго этажа. Чуть поодаль от них стоял невысокий мужчина в кургузом клетчатом пиджачке и, заламывая руки, также горестно смотрел на охваченные дымом окна. Владимир тоже запрокинул голову, и ему смутно показалось, что где-то в глубине комнаты мелькнула женская фигура, отчаянно метнувшаяся к стене. - Помогите! - пролетел тихий, совсем слабый вскрик. - Не может быть, - прошептал Владимир, заметив, как сжал костяшки пальцев этот маленький человечек, возносящий к небесам какие-то ведомые ему одному молитвы. - О, дорогая… - всхлипнул он. - Неужели там кто-то есть? - потрясенный своей догадкой охнул барон. По крыше со злостным шипением зазмеилось пламя, перекрывая его слова. - О… сударь, там наша госпожа, - сквозь рыдания выдавили девушки. - Она не успела… - Моя жена, она… - проговорил человечек, с противной дрожью в голосе. - Пламя разрасталось так быстро, что… Владимир не стал дожидаться конца его излияний, и быстро взбежал по ступенькам горевшей лестницы. Что-то горящее, похожее на капли огненного дождя, падало в опасной близости от его головы и лица, норовя попасть в глаза и щекоча их дымом. Количество ступенек казалось несчетным, когда он, наконец, достиг бельэтажа. Намереваясь добрать воздуха, Владимир опрометчиво глотнул дыма, и в то же мгновение почувствовал, что задыхается. Он едва нашел в себе силы схватиться за косяк двери, чтобы не упасть. В голове все поплыло, разбросанные по полу предметы и очертания мебели кружились перед глазами, как неясные тени. Немного, только немного передохнуть. Он чувствовал, что руки потеряли опору и упали на колени. Глаза закрылись, и перед ними показался женский силуэт в окне, борющийся с огненной стихией... Нет-нет, нельзя отдыхать, прошептало что-то внутри, не сейчас… - О, нет слов, чтобы я мог выразить свою благодарность, господин, я… - Заткнитесь, - коротко приказал Корф. Безумная ярость закипала в нем, когда он вспоминал беззащитную позу, в которой нашел жену этого мерзавца, из беспокойства о собственной шкуре оставившего ее умирать ужасной смертью. Какое отчаяние было написано у нее на лице! Сейчас бедняжка лежала на руках у своих горничных, успокаивающе поглаживающих ее волосы. Руки все еще сжимали мокрую тряпку, которую она, спасаясь от удушья, закрывала лицо. Она была жива и, благодарение Богу, не считая психологической травмы, почти не пострадала. Подоспевшие, наконец, мужики заливали горящий дом ведрами с водой, и теперь он представлял собой еще более пугающее зрелище. Владимир снова взглянул на заискивающего перед ним мужчину, бормотавшего что-то себе под нос. Вот уж точно, ни одно даже самое страшное зрелище в мире не сравнится с тем безразличием, на которое подчас способны люди. Владимир был готов поспорить, что в параллель с произносимыми сейчас словами он мысленно оценивает нанесенные пожаром убытки. Во всяком случае, шкатулку с драгоценностями сей достойный джентльмен прихватить с собой не забыл. - Не беспокойтесь, сударь, - проговорила она из служанок, тихо, опасаясь гнева хозяина. - Она скоро придет в себя… - Нужно послать за доктором… - Уже послано. - Ну что ж, не сомневаюсь, вы о ней позаботитесь, - Владимир осторожно поправил на женщине свой мундир, послуживший ей какой никакой защитой от пламени, и начал медленно подниматься на ноги. Трусливый супруг с удовольствием наблюдал за ним, явно с нетерпением дожидаясь его ухода. Владимир кинул на него насмешливый взгляд, раздумывая как бы лучше закрепить в памяти достопочтенного господина их знакомство. - Постойте… - донесся вдруг еле слышный шепот. Владимир повернулся. Глаза лежащей слабо приоткрылись. Она попыталась приподняться, слегка коснувшись его руки. Покрывшийся копотью чепчик слетел с головы, обнажая белокурые волосы. Последние пурпурные лучи заходящего солнца упали на ее лицо… И одновременно с этим что-то вспыхнуло, взорвалось в его сознании, пронзая до дрожи! Женщина, напрягая голосовые связки, шептала какие-то слова, но он ничего не слышал. Эта картина… Эта картина! Нет, не эта - другая… Лицо, озаренное закатным блеском, и широко раскрытые глаза, налитые слезами… Он, как загипнотизированный, неотрывно смотрел в глаза благодарившей его за спасение женщины, не понимая, почему они вдруг стали не карими, какими были на самом деле, а серыми… Светло-серыми… И сперва неотчетливо, словно через какую-то пелену, а потом уже не пелену, а дымку, а потом - все ясней и ясней в памяти становилось очертание бездонных серых глаз с отражающимся в них розовым светом заката… А он все вглядывался и вглядывался в эти глаза, отчаянно боясь упустить их отражение, чувствуя, как переворачивается в груди сердце… И видел уже не только глаза - видел и нежную улыбку, и тонкие черты, и светлые распущенные по плечам волосы, золотым ореолом обвивающие маленькую головку… Закат… тот закат! Небо, окрашенное в красные тона - словно в зареве пожара, и ее лицо… Прекрасное, доверчивое, любящее… Оно стояло сейчас перед ним со всей своей искренностью и простотой... С той же искренностью, с которой тогда смотрели на него и ее огромные пронзительные глаза, блестевшие слезами… Прижавшаяся к его груди головка и дрожащий неровный шепот: «Мне на секунду показалось, что ты уходишь навсегда…» И из сердца словно вылетел ледяной осколок, как будто со скрежетом распахнулась массивная дверь, придавливающая прежде своей тяжестью. Две половинки этой двери распахивались все шире и шире, пока она вовсе не сорвалась с петель и не отлетела далеко в сторону, впуская наконец свет… Впуская сначала тоненькой струйкой, а потом - все более мощным и безудержным потоком. Он чувствовал, как давно нависший над головой мрак рассеивается, уступая место этому волшебному свету… Свету, принесенного воспоминанием обвившихся вокруг его шеи рук, нежного голоса и взгляда, глядящего ему в душу… - Анна… - тихо прошептал он, не видя и не замечая ничего вокруг. Ничего и не было. Все ушло - и прошлое, и будущее, и настоящее… Ушло, разбилось, унеслось далеко-далеко вместе с последними лучами уходящего в тишину солнца… Ушло, как тают звуки песни вместе с последними аккордами… Осталось и уцелело только одно - ее имя… И весь мир, вся земля - вся от подземных рек до далеких небес! - вся целиком и полностью состояла только из этих четырех букв... - Анна…