Дорога в пропасть

Глава 20 или Рассвет. Темный вечер обступал Ольгу тенями. Тени были везде - прятались по углам комнаты, скрывались под колышущимися занавесками, наползали на самые глаза женщины. Волосы ее были разделены пробором на два темных бандо и перехвачены черной лентой. Высокий ворот траурного платья врезался в шею. А в ногах такая слабость, точно к ним привязаны пудовые гири. Но на душе было еще тяжелее. Она не умела принимать потери, не хотела толковать их, как естественный ход жизни. Ей казалось, что если бы она успела к постели Алеши, согрела бы мальчика своей улыбкой, коснулась его щеки поцелуем, он обязательно бы остался жив! Не может быть, что бы он умер! Не может быть, что от красивого румяного мальчика остался только маленький холмик на свежевскопанной могиле! О Боже! Почему ты допускаешь это?.. Сквозь маленькое окошко проглядывал лоскуток темного неба. Там как всегда подгоняли друг друга облака. Словно не было на свете ничего важнее этой погони. Проведя пальчиками по холодному стеклу, графиня вздохнула. Она отправила человека с запиской домой, чтобы ее ожидали не ранее завтрашнего вечера. Ночь в дороге не страшила, но вернуться домой на рассвете означало перебудить всех своим приездом. А это казалось ей неуместным - Ольга с детства не любила причинять людям лишние хлопоты. Они сделали остановку и должны были продолжить путь с утра... Еще и потому что назавтра она должна была стать сильнее, чем сейчас. Не могла же она показаться в таком состоянии перед собственным сыном. Иначе он просто не узнает в этой бледной женщине с судорожными движениями свою маму! Но как дальше выносить эту тишину? Необходимо было различать какие-то звуки, пусть даже монотонное цоканье лошадиных подков... Последние ночи Ольга провела без сна, и даже от тонкого света тающего огарка у нее кружилась голова. Но едва лишь она закрывала глаза, как видела крошечный по сравнению с другими могилами холмик, осененный ветвями старого дерева... И сердце так сильно сжималось от этого видения! Болью, для которой нет слез, которая может успокоиться только от встречи с любимыми и любящими людьми. С теми, кто еще жив и еще может быть с тобою! Столько, сколько отпущено времени свыше. Она подумала о сыне, муже, об Анне... Ей так захотелось увидеть их! Ее захватило такое сильное желание сказать им, как они ей дороги, словно она никогда не делала этого прежде... Вспомнить с ними что-нибудь смешное или грустное, задать вопрос, на который не ждешь ответа и самой говорить и отвечать, не думая - просто облекая в слова свое сердце. Прошло, наверное, около получаса, пока Ольга боролась с собою. А затем быстро поднялась и взяла перчатки и дорожный несессер. Спустившись в полную запахов жареной и острой еды столовую, графиня зажала рот рукой - так ей была непереносима мысль о пище. Кучер развлекался, сдавая взятки, за карточным столом. При виде госпожи, очень бледной с горящими глазами, под которыми пролегали иссиня-черные круги, он даже вздрогнул и быстро поднялся ей навстречу. - Ваше сиятельство, Ольга Алексеевна?.. - Прошу вас, я хотела бы, чтобы вы заложили карету... - Но ведь мы собирались продолжить путь утром. Лошади накормлены и отдыхают... - Я знаю. Пожалуйста, - она слегка коснулась его руки с извиняющимся взглядом. И было в этом взгляде что-то такое, отчего он не решился более возражать или задавать вопросы. Ночь в дороге не фунт изюму, но что он будет делать, если барыня занеможет? С почтительным поклоном мужчина пропустил графиню вперед и идя за ней следом заметил, как тонкие белые руки дрожат в складках платья. Покачав головой, он спрашивал себя - и не находил ответа, - для чего только Господь Бог наделяет такие хрупкие создания столь чуткими сердцами?.. Графский особняк выглядел как-то особенно величественно под покровом ночи. Темными были все окна, кроме одного окна Анниной спальни. В приглушенном свете тонули ее очертания и предметы, светло-розовые стены, казалось, отбрасывали алые тени на покрывало уже убранной и застеленной кровати и белоснежный капот девушки. Ее последняя ночь здесь. Где застанет ее ночь завтра? Анна вздохнула, теребя длинную прядь распущенных волос. Так странно самой распоряжаться собственной жизнью. Подумать только, сколько представительниц самых благородных семей позавидовали бы этому праву! Она улыбнулась, рассматривая в зеркале свое лицо. Улыбнулась над ними или над собой, она не знала. Затем распахнула капот и взяла платье. Просовывая одну руку в рукав, девушка услышала какой-то шорох возле двери. Ее брови в зеркале недоуменно изогнулись. Нет, все тихо. Через несколько минут шорох повторился, и в дверь осторожно постучали. Анна узнала голос графа. Радуясь тому, что дверь надежно заперта, девушка не отзывалась, не спешно расправляя платье и как можно тише, снова присаживаясь к трельяжу. Но к ее удивлению за следующим позывом раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа , и дверь отворилась быстрее, чем она успела перевести дыхание. Обернувшись, она увидела лицо графа и не вставая, потянулась к тумбочке, захватывая тяжелый канделябр. Пальцы ее сжали голову отлитой бронзовой фигурки женщины. Этот жест не ускользнул от внимания мужчины, и он остановился возле раскрытой двери, не делая попыток приблизиться к девушке. - Прошу вас, Анна, не стоит. Боюсь, вы истолковали мое появление превратно. - Что вы здесь делаете? - сквозь сжатые зубы процедила девушка. - Вам не приходило в голову, что я могу быть не одета или еще сплю? - Простите... - он опустил голову и пожал плечами. - Я догадывался, что вы так или иначе мне не откроете. Поэтому... - толстая связка на длинной цепочке серебристо звякнула в его руке, - я позволил себе воспользоваться запасным ключом. Опустив руку с подсвечником на колени, Анна спокойно отвернулась от мужчины, хотя внутри у нее все клокотало от гнева. - Кажется, вы наслаждаетесь, унижая меня, - заметила она, собирая вместе спускающиеся к талии длинные пряди. Струящийся золотой водопад, казалось, на мгновение лишил графа возможности дышать, но переборов себя, он заговорил. - Я много думал, Анна... О ваших словах... Звучит странно, но это действительно так. Она никак не прореагировала, захватив в ладонь несколько шпилек. - Прошу вас, выслушайте меня. - Анна сильнее сжала коленями подсвечник, каждую минуту готовая вскочить в случае необходимости. - Я очень люблю свою жену. Я знаю, Ольга - это лучшее, что есть в моей жизни. Лучшая часть меня самого. Даже когда ее нет со мной рядом, я чувствую, что опираюсь на ее любовь, ее доброту. Она всегда считала меня совершенством. Но не потому что так ей диктовали гордость или самолюбие, как это часто бывает с женщинами, а просто потому что не может не идеализировать тех, кого любит. Еле слышно Анна добрала дыхания, гадая, к чему он клонит. Сергей Бецкой замолчал. Он говорил правду, а человек уж так устроен, что говорить правду ему всегда тяжело. Особенно, если этот человек достаточно чванлив и высокомерен. И к тому же раздосадован самим фактом, что женщина смеет дать ему отпор, выказать столь открытое презрение, как Анна в их последнюю встречу, и, пожалуй, еще более тем, что сам говорил с ней так эмоционально, явно обнаруживая свое неравнодушие. Но к его удивлению на смену этой досаде очень скоро пришло чувство, какое редко испытывает отвергнутый мужчина - облегчение. Когда он только ловил короткий взгляд или наблюдал, как кружится над виском непослушный золотой локон, когда загорались глаза, и мысли полнились страстью - которая, как известно, не страшится ничего, кроме отказа - , все было хотя и по-настоящему, но как-то далеко. Все было понятно, потому что понимать тут в общем-то было нечего. Но едва лишь чувства были наконец обличены не во взгляды, а в слова, настоящие, живые слова, тут-то он и почувствовал разлад. Он представил Анну своей любовницей, и это была довольно пленяющая воображение картина. Но одновременно с этим он представил себе и всю тяжесть этой связи. Недомолвки и недосказанности между ним и Ольгой. Она была ангелом , светлым и прекрасным, и никогда ей и в голову бы не пришло в чем-то подозревать своего мужа. Но как же он сам смотрел бы в эти чистые фиалковые глаза, зная, что обманывает ее самым подлым образом. Обманывает с той, кого она полюбила как сестру! Если бы то была какая-то другая женщина, краткая, случайная, из тех, что словно нарочно созданы для развлечения мужчины, развевающегося с наступлением утра, он не считал бы себя особенно виноватым. Но связь с той, которая подчиняет себе твои мысли и чувства, это уже очень опасно. Готов ли он ради самого сильного влечения рисковать своей жизнью? Да, именно жизнью, потому что мир, в котором бы не было этого дома, его жены, его сына... Нет и не может быть такого мира в этой вселенной! Если бы Ольга когда-то узнала... Он даже думать об этом не мог. Лишь содрогался где-то в глубине души, как содрогаются добрые христиане при мысли об осквернении святынь, перед которыми преклоняли колени еще детьми. Когда начинаешь взвешивать на весах саму жизнь и ее удовольствия, сделать выбор не очень сложно. И хотя эта девушка со своими огромными серыми глазами, набравшая сейчас полные ладони необыкновенно прекрасных золотых волос, все еще вызывала в нем чувства такие противоречивые и сильные - до самого дна! - Сергей уже хорошо сознавал, что сегодня вечером он увидит Ольгу. Представлял, как обнимет ее, крепко прижмет к себе... А когда Анна исчезнет, будет к жене особенно предупредительным и внимательным. Возможно, ему даже удастся уговорить ее съездить куда-нибудь ради перемены обстановки. В какое-нибудь тихое место, где кроме них будут только горы и воды Рейна... Или они могут взять с собой и сына... Обдумывая все это, он чувствовал, что пауза затянулась. К ней примешивалось неприятное сознание того, что Анна может истолковать его дальнейшие слова, как собственную заслугу. Как то, что это она наставила его на истинный путь. Против этого восставало все его существо. Но решив идти до конца и отмахиваться от всех повелений гордости, покуда еще не проснулся весь особняк, он проговорил: - Возможно, и ваши слова стали причиной этих раздумий... Но я очень рад, что вы уходите из моего дома, - услышав ее короткий смешок, он поспешил добавить. - Звучит несколько двусмысленно, но я действительно вам благодарен. Поверьте... - Я услышала вас, граф, - отрезала Анна. Она так и не повернулась к нему, и он сам подошел к ее стулу. Извлек подсвечник из складок платья и едва заметно усмехнулся. - Не думаю. И знаю, что всего вы уже не услышите. Но мне не хотелось расставаться с вами на тех словах, что были сказаны при нашем последнем разговоре. - Чтобы удовлетворить ваше самолюбие, я должна взять их назад? - спокойно спросила девушка. Он был так близко от нее, что видел, как пульсирует жилка на ее шее. - Нет. И я тоже не стану этого делать. - Он помедлил, потом вытащил из-за отворота пиджака алый футляр, положил перед ней на столик и раскрыл. Холодная красота тонущих в бархатной подкладке камней ослепляла в буквальном смысле этого слова. Анна прищурилась и попыталась встать, но граф не позволил ей этого сделать. - Анна, это ожерелье принадлежало еще моей бабушке. Она пользовалась у мужчин таким успехом, что, держу пари, за целую восьмидесятилетнюю жизнь ей так и не удалось навесить на себя все подарки, которыми влюбленные болваны ее щедро одаривали. Но эту вещицу она очень любила. И не зря, - мужчина слегка коснулся футляра. - Каждый камешек здесь - целое состояние. Ольга никогда не отпустила бы вас вот так... - он не договорил, считая, что она поймет без дополнительных пояснений, - можете мне поверить. И поэтому я прошу вас принять... - Уберите это немедленно, граф! - вспыхнула до корней волос девушка. - Уберите и убирайтесь сами! Румянец очень шел этому нежному лицу, и Сергею стоило больших трудов сосредоточиться на том, что он говорит. - Пожалуйста, Анна. Я делаю это только для того, чтобы не чувствовать себя виноватым перед Ольгой, - девушка попыталась разбить кольцо, в которое невольно попала, но не могла. Он мягко отстранил ее руки: - Не стоит, вы же знаете, что я сильнее. Присев перед ее стулом, граф достал драгоценность из футляра. Право, если бы бронзовая великанша все еще была в ее руке, Анна, наверное, опустила бы ее со всего размаха на его голову. Но руки были пусты, и девушка вынуждена была признать, что он действительно сильнее. Решив сидеть молча и вытерпеть до конца это унижение, Анна не двигалась, боясь спровоцировать мужчину на какие-то более решительные действия. Но все в ней дрожало от злости. Как он смеет! Есть ли предел цинизма этого человека! Свечи в комнате роняли последние слезы из желтого воска. Занавески бледнели, признавая власть пробуждающегося дня. Поглощенный каждый своими мыслями ни граф, ни Анна не заметили легкую тень, мелькнувшую на резном паркете... Осторожно отодвинув с шеи Анны волосы, которые она так и не успела заколоть , Сергей медленно поднес к коже девушки ожерелье, и она вздрогнула от прикосновения прохладного металла. Несколько мгновений мужчина повозился с причудливым фермуаром, и наконец ему удалось справиться. Снова оказавшись с Анной лицом к лицу, он восхищенно смотрел на игру света в камнях и глазах девушки. Она была так прекрасна! Не удержавшись, он наклонился к лежащей на столике руке, в которой все еще поблескивали шпильки, поднял ее и поцеловал сгиб пальцев. Потом снова перевел взгляд на ее лицо и проговорил: - На шее бессмертной богини оно не смотрелось бы лучше, - видя, что она собирается что-то сказать, он поднял руку. И полный чувствами, которые вызывала в нем эта девушка, а также захваченный тем стремлением, что часто побуждает мужчин сплетать красивые фразы, добавил: - Если бы я думал, что когда-то смогу вас забыть, то сказал бы, что хочу запомнить такой, какая вы сейчас... Выпустив из ладони шпильки, со звоном рассыпавшиеся по паркету, Анна собиралась высвободить руку и положить конец этой комедии, как вдруг такая дрожь , судорожная дрожь пробежала по ее пальцам, что и пальцы графа дернулись как от ожога и неосознанно разжались. С недоумением вскинувшись, он поднял взгляд к зеркалу, и лицо его приобрело тот же пепельный оттенок. На крайней справа створке трельяжа слабо вырисовывался силуэт женщины. Она казалась чем-то средним между призраком и человеком. Вся в черном одеянии, словно окутанная сумерками, в тени и на свету одновременно, но больше в тени, белыми пятнами выступают только руки и лицо - в обрамлении темных волос. Такое знакомое лицо. Лицо его жены... И Анна, и граф одинаково резко поднялись и обернулись, словно в безумной надежде, что стоит им это сделать, и видение тотчас исчезнет. Но, увы, действительность смеялась над ними. Тихонько катясь по полу, кружась возле ножек столика и кровати, этому смеху вторили дребезжащие шпильки... Что-то жуткое было в этом звоне. Что-то невозможно нелепое - в позе троих застывших на месте людей, глядящих друг на друга так, словно им неожиданно преградил дорогу целый легион покойников. Стоит только достаточно хорошо всмотреться, чтобы прогнать морок... Вот сейчас он растает этот страшный рассвет! Самый страшный рассвет в их жизни... Ольга опомнилась первой. Она отшатнулась назад, царапнув пальцами о косяк двери. Граф немедленно кинулся, чтобы поддержать ее, но что-то в огромных, широко раскрытых глазах жены остановило его. Какое страшное потрясение отражалось в этих глазах! Она смотрела, не веря, не понимая, и, быть может, если бы и Анна, и граф столь явно не обнаружили свое замешательство, она не допустила бы даже самой возможности осознать разумом мелькнувшую картину. Стоило им только заговорить с ней, подойти, поцеловать легко, как всегда, и она не поверила бы самой себе - она поверила бы им! Краткая отчаянная мольба об этом вспыхнула на ее бледном-бледном лице. Никогда еще она не молила их ни о чем сильнее! И никогда еще они не были так к ней равнодушны, всем сердцем желая ей ответить. Это новое, безумно-отчаянное выражение ее лица, глаз, словно пригвоздило их к месту. Наконец, граф с трудом выговорил: - Ольга... При звуках голоса мужа графиня как-то странно мотнула головой и, заслонив ладонью глаза, словно в лицо ей нестерпимо бил яркий свет, попятилась назад. Казалось, она едва держится на ногах. Но как только граф подступил к ней еще на шаг, она неожиданно бросилась вон из комнаты. - Ольга, подожди... - он выскочил за женой, а следом за ним рванулась Анна. Приближаясь к лестнице, ведущей на первый этаж, Ольга зацепилась каблуком о подол платья. Она не заметила этого и сделала шаг на площадку. - Ольга! Треск разрывающейся каблуком материи совпал в ее ушах с этим криком. Графиня так и не успела различить, кто именно позвал ее в последний раз, муж или Анна. Стремительно рванувшись вниз, так и не высвободив запутавшуюся ногу, она не удержала равновесия на первой же ступеньке. Правая рука ее беспомощно взметнулась в попытке поймать перила, но скользнула слишком низко... - Нет! Ольга! - одним рывком преодолев несколько ступенек, Сергей протянул руки, чтобы поймать ее, но не смог. Она прокатилась вниз до самого подножия и еще немного уже на ровной поверхности. Голова ее как-то странно, безвольно подпрыгнула на плечах, как у тряпичной куклы, а черная перехватывающая волосы лента резко рассекла воздух и медленно опустилась... - Дорогая... - оказавшись рядом с ней, Сергей осторожно коснулся ее плеча. Женщина лежала лицом вниз так недвижно и тихо, что спустившаяся Анна замерла на последней ступеньке. - Ольга... - присев перед ней, уже сорвавшимся голосом снова позвал ее граф. И вдруг неожиданно резким, даже немного грубым движением он развернул ее к себе. Глаза Ольги были закрыты, а по прекрасному лицу - от самого лба и до основания подбородка - прошли страшные ссадины. Совсем, как темные трещины тогда, на портрете... Колени подломились под Анной, и она опустилась на ступень - не в силах отвести взгляда. Еще не сознавая, что произошло. Где-то в глубине дома раздался суетливый крик: "Барыня вернулась!" Сергей взял в ладони неподвижное лицо, погладил пальцами проступившие шрамы. И на несколько мгновений воцарилась тишина, которую разрезал страшный нечеловеческий вопль безысходности и ужаса.