***
Когда поезд прибыл на станцию Хогвартса, спустились сумерки, и вечерняя прохлада приняла в свои объятия учеников. Дети, привыкшие за несколько часов к духоте вагонов, ежились и кутались в свои мантии. Ученики разошлись, оставив первокурсников в замешательстве толпиться на платформе, пока не раздался спасительный громогласный крик, призывающий детишек. Лесничий по имени Хагрид, собрав вокруг себя толпу из одиннадцатилетних детей, привел их к озеру по протоптанной годами дорожке и самостоятельно рассадил по лодкам, руководствуясь неизвестным алгоритмом. Компания попалась Энджи далеко не самая приятная — вместе с ней в лодке сидел Драко Малфой и два его любимчика. Первокурсница накинула капюшон на копну волос и опустила голову, скрывая лицо, в надежде, что компаньоны не признают в ней девочку в мешковатой одежде. Она смотрела на яркие огни Хогвартса, соблазнительно отражавшиеся на зеркальной поверхности озера, мельком кидала взгляды на великолепие замка и, сама того не замечая, восхищенно вздыхала. — Никогда не видела замков? — насмешливый голос Драко разрушил чудесное чувство и грубо выдернул Энджи в реальность. — Да и где тебе их видеть? Небось денег и на экскурсии никогда не было. Тебе повезло, что можешь полюбоваться хотя бы на эту убогую школу. Давай я дам тебе пару сиклей, а ты расскажешь, как можно жить в жалкой лачуге и не сходить с ума от собственной ничтожности? Девочка глубоко вздохнула и решила не реагировать на эти провокации, хотя желание столкнуть этого себялюбца в ледяную воду непреодолимо обжигало своей силой. Под смех противных мальчишек она вытерпела дорогу, проделанную в Хогвартс, так толком и не насладившись видом. Сопроводив детей в замок, лесничий чинно передал первокурсников под опеку статной женщины с лицом, обтянутым тонкой кожей, собравшейся в сотню морщинок. Представившись профессором МакГонагалл, женщина произнесла вступительную речь и, оставив их в зале, ушла подготовить остальных к прибытию новых студентов. Новоявленные ученики знакомились между собой, делились переживаниями и надеждами. Над их головами летали чрезвычайно гордые собой призраки, приводя детей в восторг и трепет, но Энджи всего этого не видела и не слышала. Волнительные мысли о распределении по факультетам не давали покоя. Девочка уже четко решила, что она скажет Шляпе, рассчитывая, что та примет во внимание её просьбу, как приняла в книге просьбу Гарри. Когда ученики дошли до высшей степени кондиции, балансируя где-то между волнением и ужасом, профессор МакГонагалл вернулась и повела их в Большой Зал. Один за другим раздавались пораженные возгласы — первокурсники рассматривали огромные столы, потолок, зачарованный под небо, гербы факультетов. В отличие от остальных, взгляд Энджи, минуя чудеса зала, метнулся к столу преподавателей. Рядом с молодым человеком, чья голова оказалась завернута в плотный тюрбан, сидел он. Северус Снейп. Девочка почувствовала, как участился пульс, и нервно оглянулась по сторонам, опасаясь, что и другие могут услышать бешеный ритм её сердца. Она пристально смотрела на декана Слизерина, стоя в толпе робеющих учеников, и профессор Снейп, словно почувствовав на себе наблюдение, стал скользить цепким взглядом по первокурсникам. На несколько секунд задержавшись на Гарри Поттере, он продолжил свой путь, пока не встретился с глазами Энджи. Кровь бросилась в лицо девочки, в ушах отдавался стук сердца, вдох застрял комком в горле: ей казалось, что сей же момент на глазах у всего Хогвартса она позорно упадет в обморок. Но уже через мгновение профессор отвел свой взор, и к ней вернулась способность дышать. В Большой Зал вынесли несколько потрепанную временем Шляпу, поставили её на табурет, и, к удивлению большинства первокурсников, Шляпа запела песню. Она слагала стихи о распределении учеников, о преимуществах каждого факультета и о том, что она сама выберет, куда определять первокурсников. И после того, как предмет одежды знатно всем надоел своей нескончаемой поэзией, началась процедура распределения. Профессор МакГонагалл вызывала детей по одному, чтобы они надели Шляпу и затем направились на определенный для них факультет. Большинство учеников распределяли молниеносно — едва Шляпа касалась макушки, как выкрикивала название одного из факультетов — Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран или Слизерин. Однако на некоторых первокурсниках Шляпа могла засидеться, но всегда объявляла своё решение. Когда Гермиону Грейнджер определили в Гриффиндор, у нашей героини от волнения зуб на зуб не попадал — близилась её очередь. — Энджи Гордон! С неуемной дрожью в коленках Энджи подошла к стулу, надела Шляпу и прежде, чем та выскажет свое решение, быстро и безостановочно начала шептать одну и ту же фразу: — Я хочу в Слизерин, я хочу в Слизерин, я хочу в Слизерин… В её голове раздался тихий голос Шляпы, на удивление, нежный и бархатный, совсем непохожий на тот, которым она выкрикивает названия факультетов: — В тебе есть отвага, подходящая для Гриффиндора, твердое стремление учиться волшебству, что подходит Когтеврану, преданность и верность, которые зовут тебя в Пуффендуй. В каждом из этих факультетов ты сможешь найти друзей, добиться высот и уважения. Но почему ты стремишься попасть в Слизерин? В голове девочки всплыл образ Северуса Снейпа, а губы продолжали шептать: — Я хочу в Слизерин, в Слизерин, только в Слизерин… Для взволнованной Энджи процедура длилась не дольше нескольких мгновений, но на самом деле тянулась уже третья минута. Первокурсница сосредоточилась на словах Шляпы и не заметила, как к ней подошла встревоженная МакГонагалл достаточно близко, чтобы услышать ее шепот. А голос Шляпы продолжал: — Значит, там есть человек, который тебе важен настолько, что ты готова пойти на факультет, где будешь чужой, без друзей и понимающих тебя людей? Ты самоотверженна. Это только подкрепило моё решение. Энджи поняла, что имеет ввиду Шляпа раньше, чем та огласила вердикт, и Минерва МакГонагалл увидела, как две слезинки скользнули по щекам первокурсницы и капнули с подбородка на черную мантию, нервно скомканную в руках, а Большой Зал услышал после столь долгого ожидания выкрик Распределяющей Шляпы: — Пуффендуй! Раздались аплодисменты. Энджи стерла слезы с лица, положила Шляпу обратно на стул и поплелась за крайний правый стол, принадлежащий Пуффендую, выбрав себе самое дальнее от остальных учеников место. Ей хотелось остаться одной, а не праздно беседовать с остальными подростками. Для девочки произошедшее казалось концом всех надежд, но мир не остановился, и распределение продолжалось. Пуффендуйка рассчитывала на другое начало, но все пошло не по плану, и от обиды девочка была готова разрыдаться. Она не слышала перешептываний по поводу Гарри Поттера, не заметила, как директор Дамблдор воодушевленно произнес речь, и когда перед её лицом на золотых блюдах возникли различные кушанья, аппетита они не вызвали. Энджи так и сидела, опустив голову и устремив пустой взгляд на свои руки. Тем временем, когда столы сами собой накрылись, профессор МакГонагалл, выполнив все свои должностные обязанности, села между профессором Снейпом и директором. — Мои поздравления, Минерва. Мистер Поттер поступил на Гриффиндор, — директор загадочно улыбнулся, блеснув половинками своих очков, и поднял кубок с тыквенным соком в знак тоста. — Удивительно, как же это произошло? — саркастично произнес зельевар и кинул взгляд на стол под красно-золотым знаменем. Его губы кривились в усмешке, но глаза продолжали оставаться холодными. — Не иронизируйте, Северус. Он — мальчик незаурядный. Гарри имел равные шансы попасть на любой из факультетов, даже на ваш. — Мерлин упаси нас от такого Поттера. — Я буду очень признательна, если вы перестанете в таком ключе обсуждать моего ученика, профессор Снейп, — Минерва МакГонагал всегда отличалась гордой посадкой головы и прямой осанкой, и, когда разговоры заходили об её учениках, окружающие характеризовали её не иначе как «несгибаемая». — Профессор Дамблдор, я безусловно рада, что мистер Поттер присоединился к нашей дружной семье, но все-таки меня немного беспокоит первокурсница с Пуффендуя. — Какая именно, Минерва? — с легкой улыбкой, скрытой под подушкой из усов и бороды, поинтересовался Дамблдор. — Та, что крайне долго сидела на распределении — Энджи Гордон. Клянусь Мерлином, когда я к ней подошла, она умоляла Шляпу отправить ее в Слизерин… Зельевар тут же оторвался от размышлений и прислушался к разговору. — Очень странно, — задумчиво вымолвил директор, отправляя в рот очередную засахаренную дольку лимона. Примечательным было то, что на столе перед Дамблдором не наблюдалось других кушаний кроме сладостей и сока. — Обычно те, кто жаждут попасть в Слизерин, незамедлительно туда и отправляются. — Это еще не все, — её голос опустился до шепота, полного ужаса. — Когда Шляпа объявила, что девочка отправляется в Пуффендуй, то мисс Гордон расплакалась. Профессор зельеварения усмехнулся: — О, как раз в этом ничего удивительного, если бы меня в мои одиннадцать отправили в Пуффендуй, я бы тоже расплакался. МакГонагалл кинула на него суровый взгляд и продолжила: — Альбус, я уже десять минут наблюдаю за ней, она даже не прикоснулась к еде, кажется, для неё это действительно потрясение. Может, стоит присматривать за ней первое время? Снейп взглянул на девочку, упомянутую Минервой, и с возрастающим интересом обнаружил, что именно эта первокурсница внимательно на него смотрела до процедуры распределения. Энджи находилась в полном неведении, что самые сильные маги за преподавательским столом рассматривают и обсуждают исключительно её. — Северус, понаблюдайте за ней, — судя по тону, директор не слишком-то озаботился душевными терзаниями первокурсницы. — Пусть этим занимается Помона, теперь это её головная боль, — равнодушно парировал зельевар, но взгляда от первокурсницы не отрывал. Пир закончился, а Энджи так ничего и не попробовала. Ни о чем не задумываясь, она проследовала за старостой Пуффендуя в их гостиную вместе с остальными, добралась до своей кровати, и, пока другие пуффендуйцы праздновали в общей гостиной, девочка лежала и ничего не видела перед собой, так как глаза заволокло слезами. Лишь вволю выплакавшись, она, наконец, уснула крепким сном.***
Когда Энджи проснулась, за окном все еще царила темнота, ни единый звук не проникал сквозь стены замка. Девочка чувствовала себя измученной, как будто вовсе не спала этой ночью. К тому же ей снился ужасный сон, где она пыталась приблизиться к Северусу, но едва протягивала руку, чтобы коснуться его, как он ускользал и оказывался еще дальше. Даже не попытавшись уснуть снова, Энджи тихо, стараясь не разбудить соседок по комнате, достала из сумки потрепанную, явно дешевую книгу по зельеварению за первый курс, пергаменты и чернила с пером и отправилась в общую гостиную факультета. Девочке хотелось рассмотреть гостиную во всей красе, но освещение в замке автоматически просыпалось вместе с часом подъема учеников — свечи в канделябрах зажигались, а в просторных залах и кабинетах хрустальные люстры начинали излучать свет, чем-то похожий на электрический. В непроглядной темноте все, что оставалось Энджи — зажечь лампадку спичками, которые предусмотрительно оставили для первокурсников. В свете пляшущего от её дыхания огонька она увидела старинные настенные часы и застыла, наблюдая, как стрелки с легкими щелчками двигались в своем ритме. «Час ночи, и правда, почему бы не позаниматься, — невесело усмехнулась она. — Но все-таки на данный момент для меня главное — учиться, особенно зельеварению. Мне так хочется показать профессору Снейпу, что я не глупая пустышка, что я чего-то стою. Без знаний я буду бесполезна в этом мире… Так что буду заниматься самым надежным и проверенным способом — чтобы лучше запомнить, нужно это несколько раз написать…» Через несколько часов Энджи в крайне растрепанном виде очнулась, раскинувшись на столе. К её лицу прилип пергамент, а левая рука ныла с непривычки писать пером. Судя по часам, только светало. Первокурсница отлепила пергамент со щеки и поднялась в комнату, чтобы переодеться в школьную форму и подготовиться к первому учебному дню. Несмотря на все усилия оставаться рано утром тихой и незаметной, девочка, проходя мимо зеркала, от удивления вскрикнула. На левой половине её лица отпечатался один из рецептов зелья. Быстро одевшись в форму Хогвартса с гербом Пуффендуя, Энджи выбежала из гостиной в поисках ближайшего женского туалета, но не успела сделать и двадцати шагов, как нос к носу столкнулась с профессором МакГонагалл. — Что вы делаете в такое время в коридорах, мисс? — строго спросила профессор. — Завтрак только через два часа, сейчас все еще действует комендантский час. Первым порывом первокурсницы было молча развернуться и постараться убежать в надежде, что наступающая на пятки старость не даст преподавателю ринуться вслед. Впрочем, проблему это все равно не решило бы. — Профессор МакГонагалл, — вина в голосе ученицы тут же смягчила выражение лица декана Гриффиндора. — Прошу прощения, я не знала, что сейчас комендантский час. Просто, занимаясь ночью, я уснула на пергаменте. Поэтому и вышла из гостиной — искала туалет, чтобы отмыть чернила с лица. Короткий внимательный взгляд оценил масштабы катастрофы на щеке ученицы. — Хорошо, на этот раз я буду снисходительна и не стану вас штрафовать за нарушение правил, однако, вам следует знать, что у каждого факультета есть своя туалетная комната. Энджи удивленно захлопала глазами, она никогда не замечала в книгах, чтобы кто-то шел в туалет в собственном здании факультета, у неё даже мысли не возникло, что такое возможно. — Разве ваш староста не показал вам устройство вашего помещения? — продолжала МакГонагалл. — Я вчера сразу легла спать после празднества в Большом Зале, — потупив глаза, вымолвила Энджи и уже подошла к месту входа в общую комнату, как хлопнула себя по лбу и кинула виноватый взгляд на МакГонагалл. — Профессор, я даже не знаю пароля, чтобы вернуться в гостиную. — Не пароль, а условный стук, юная леди, — обреченно вздохнула Минерва и приблизилась к большой бочке, по краю которой отстучала незамысловатую мелодию. — И советую вам вбить его себе в голову, если не хотите быть облитой уксусом. Бочка открылась, и Энджи увидела небольшой проход, похожий на барсучью нору, через который забиралась накануне в гостиную Пуффендуя. — Это и есть вход в вашу гостиную. Женский туалет под лестницей, ведущей в женскую половину, не перепутайте, мисс Гордон. Девочка сумбурно поблагодарила и ринулась через гостиную в женский туалет, думая, что самый неприятный момент уже пройден. Пока не поняла, что чернила с её лица не оттираются.***
За завтраком Энджи неохотно поглощала овсянку, прикрывая надписи на щеке рукой, потому что каждый второй услужливый пуффендуец считал своим долгом попытаться стереть это с лица ученицы. И после нескольких неудачных попыток свести чернила растворами и заклинаниями, от которых только веснушки появлялись, Энджи решила оставить все как есть в надежде, что производитель не соврал, и надписи действительно смоются через несколько дней. Помона Стебль, декан Пуффендуя, проходила вдоль стола и раздавала расписание на ближайшие недели. На сегодня было два урока трансфигурации, затем два урока травологии с Гриффиндором и один урок истории магии со Слизерином. — Не самый легкий день сегодня, — задумчиво произнесла Энджи. — Согласна, — ответила сидящая по соседству девочка. У неё были пушистые светлые волосы и лучистые карие глаза. — Я — Ханна Аббот. А тебя как зовут? — Энджи Гордон. — Ты слышала? — начала Ханна доверительным шепотом. — Сегодня в гостиной старшекурсники рассказывали, что профессор по зельеварению — монстр в мантии, да еще и декан Слизерина. Они же просто напугать нас хотели, правда? Не может быть правдой все, что они наговорили… В любом случае, я рада, что сегодня не будет его занятий, — девочка оказалась на редкость болтливой, но настолько приветливой, что не ответить ей тем же было невозможно. За полчаса до начала занятий она успела рассказать почти всю свою жизнь: о том, что она полукровка, насколько у неё древняя семья и даже про семейного домашнего эльфа по имени Лорко. — А твои родители — волшебники? — поинтересовалась Ханна, прервавшись от истории своей семьи. — Я росла в приюте, поэтому даже не могу сказать, были они волшебниками или нет, — со спокойной улыбкой ответила Энджи. Радостное выражение тут же сползло с лица Ханны. Кажется, она хотела извиниться, но тут в кабинет зашла профессор МакГонагалл, и невысказанные слова повисли в воздухе. Урок трансфигурации прошел очень трудно, первое занятие на всех факультетах было одинаковым — сотворить из спички иголку, но как ни старались пуффендуйцы, ни у кого это не получилось. Энджи была подавлена. Когда читаешь про магию, всё кажется простым, она рассчитывала стать лучшей на потоке, а на деле оказалась ничем не лучше других первокурсников. Травологию вела декан Пуффендуя, профессор Стебль. Она не была строгим преподавателем, поэтому её предмет понравился пуффендуйцам намного больше, нежели трансфигурация, особенно учитывая, что здесь были хоть какие-то успехи. За несколько дней обучения Энджи выучила условный стук, прибыв в общую комнату Пуффендуя несколько раз облитой уксусом, именно это происходило с ошибавшимся учеником. В Пуффендуе не было паролей и выдвижных картин, надо было просто простучать на бочке с проходом определенную мелодию. По крайней мере, этот стук не меняется, а значит, выученный ритм можно будет отбивать все семь лет обучения. Также Энджи обнаружила свои слабые и сильные стороны в обучении магии. Тяжелее всего ей давалась трансфигурация, пуффендуйка тренировалась несколько ночей, чтобы превратить спичку в иголку, но достигла только того прогресса, что спичка стала металлической. Особенно болезненно неудачи с иголкой воспринимались из-за того, что некоторые из первокурсников уже блестяще справлялись с поставленной задачей. Но нашелся один предмет, в котором Энджи преуспела. Заклинания, их преподавал профессор Флитвик. Как двигать рукой и палочкой во время произнесения заклинания, правильное произношение — все это Энджи отрабатывала давным-давно в шутку, читая книги. Благодаря этому, хотя бы один предмет не являлся проблемой, а профессор Флитвик пребывал в восхищении, когда ученица Пуффендуя с первого раза достигла нужного результата, и на радостях присудил целых двадцать очков её факультету. Каждое утро, когда большинству учеников приходила почта, это зрелище завораживало девочку. Сотни сов с письмами или вкусностями летали по Большому Залу. Казалось, что потолок состоит не из привычных облаков и звезд, а из множества разноцветных перьев. В это время не было слышно ни единого звука, кроме хлопанья крыльев и сдавленных криков птиц. Разумеется, самой Энджи не пришло ни единого письма, но она и не ждала. За пару дней все ученики уже привыкли к надписям на лице пуффендуйки, и даже слизеринцам надоело смеяться и сочинять стишки про её расписное лицо и нездоровую любовь к зельям. Один лишь полтергейст Пивз, сопровождая её на занятия, все так же неустанно пел песенку собственного сочинения:Плохо учит Энджи зелья, И профессор в подземелье На лице ингредиенты Пуффендуйке написал!
В свободное время девочка упорно занималась учебой, учила рецепты зельеварения, тренировалась в трансфигурации, читала Историю магии, а также дополнительную литературу по травологии, старалась быть на уроках максимально сосредоточенной. Даже в столовой всегда сидела с книжкой. Из-за такого образа жизни в школе с ней почти никто не общался, разве что Ханна в переменах между занятиями. Но Энджи совершенно не расстраивало равнодушие сверстников, она об этом даже не задумывалась, просто изо всех сил стремилась к своей цели. Через несколько дней после плачевного урока трансфигурации пришло время первых занятий зельеварения. Энджи ждала их с нетерпением и при этом страшилась. Проводились занятия Снейпа в подземелье. Там было сыро и холодно, что уже не вселяло воодушевление в юных первокурсников, казалось, что в подобном месте могут водиться только тараканы и крысы, однако, ни тех, ни других ученики так и не увидели. Несмотря на мрачность помещений, в подземелье царила почти идеальная чистота. Едва первокурсники Пуффендуя и Когтеврана зашли в кабинет зельеварения, как на них накатила напряженная атмосфера. Ученики явно нервничали, они были последними, кто еще ни разу не был на уроке профессора Снейпа, а старшекурсники не стеснялись в выражениях, описывая ужасы, что их ожидают. Особенно страшные истории рассказывали рыжие мальчишки с другого факультета, обещая, что разозливших профессора подвесят за ноги в качестве наказания, отправят в Запретный лес или запрут в том коридоре на третьем этаже, куда Дамблдор запретил ходить всем, кому еще жизнь дорога, а сам зельевар подобен бочке с порохом, которой для взрыва хватит малейшей искры. Поэтому, когда в кабинет зашел профессор, в подземелье уже стояла гробовая тишина, каждый ученик боялся слишком громко вздохнуть и привлечь внимание Снейпа на свою персону. Занятие началось с того, что профессор называл фамилию и просил встать ученика, чтобы запомнить его. — На моем занятии не нужны палочки, однако, важен живой ум. Обычное стадо баранов не сможет сварить пристойное зелье, даже выучив наизусть рецепт. И если кто-то из вас думает, что он талантлив и поэтому достоин уважения, спешу вас огорчить. Зельеварение — это не только талант или знания, это предмет, где идеал достигается путем проб и ошибок, вам здесь поможет только усердие и ничего более. Начнем с того, что я задам несколько простых вопросов. Энджи Гордон, — обратился профессор. — Встаньте и ответьте, где находится безоаровый камень? — В желудке козы, сэр. Он является противоядием, — без запинки ответила ученица. Профессор сжал губы и, приподняв одну бровь, спросил: — В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха? — Никакой разницы, сэр, это одно и то же растение, — Энджи благодарила судьбу за то, что читала внимательно книги даже по художественной литературе. — Какого цвета доксицид? — с долей насмешки спросил преподаватель. Несмотря на то, что до этого девочка отвечала правильно на его вопросы, сейчас декан Слизерина был намного увереннее. — Доксицид? — растерянно переспросила Энджи. Она упорно копалась в закоулках своей памяти, пытаясь вспомнить всё, что читала о зельях, но даже название этого снадобья казалось чужим и незнакомым. — Я не знаю, сэр, — сдавленно произнесла она. — Доксицид имеет черный цвет и мерзкий тухлый запах, — криво усмехнувшись, ответил Снейп. — Это хорошо, что юная мисс Гордон обзавелась словоохотливыми друзьями в первые же дни своего пребывания в Хогвартсе, но узнать рецепт — мало для того, чтобы добиться успехов в зельеварении. — Профессор, простите, кого вы подразумеваете под словоохотливыми друзьями? — решилась поинтересоваться Энджи. — Разумеется, гриффиндорцев, не умеющих держать язык за зубами. Следовало бы отнять у них очки за то, что они распространяются о том, что конкретно я спрашиваю у своих учеников. — Прошу прощения, профессор, но студенты Гриффиндора меня ни о чем не предупреждали, — отчаянно пытаясь защитить другой факультет, воскликнула Энджи. — Минус пять очков Пуффендую за наглую ложь, — со спокойной полуулыбкой произнес Снейп. — Это несправедливо, — прошептала девочка, однако, недостаточно тихо, чтобы профессор не обратил на это внимания. — Минус пять очков за пререкания с преподавателем, — он внимательно посмотрел на её лицо и отчеканил: — И если пишете шпаргалки на мой предмет, то хотя бы не ошибайтесь в составе зелий, минус пять очков Пуффендую за ошибку на щеке мисс Гордон. Если к следующему занятию не смоете этот позор, то хотя бы исправьте ошибку, иначе я буду снимать с вас за это очки каждый урок. На щеках Энджи вспыхнул румянец. Никто на занятии не заступился за неё, все опасались наказания и штрафных очков. Ученики, уверенные в том, что бедняжка слишком расстроена произошедшим, и даже девочки, делившие с ней комнату, решили оставить её в одиночестве на несколько часов. И как только Энджи осталась одна в своей комнате, улыбка расползлась по её лицу. Пуффендуйка легла и с бешеной радостью каталась по кровати, крепко обнимая подушку. Её глаза блестели, и накатывающее чувство удовольствия не давало спокойно и ровно дышать. «Он разговаривал со мной, лично со мной. Выбрал меня, не Ханну, не кого-то еще, а меня! — эти радостные мысли наполняли голову Энджи. — Он стоял в шаге от меня и смотрел прямо в глаза, обсуждал моё лицо, а я рассмотрела каждую его ресничку, каждую морщинку». Все эти очки, кубок квиддича и кубок школы были откровенно безразличны девочке, а румянец, который другие восприняли как возмущение и стыд, имел совершенно иную природу.