Амортенция

      Проведя меньше недели среди пуффендуйцев, Энджи была поражена. Эти дети сильно отличались от тех, о ком она читала. Например, на некоторых факультетах упорно верили в то, что студенты Пуффендуя не отличаются умом, и насмехались над этим. Может, пуффендуйцы и правда не обладали талантами и призванием к большинству предметов, но все они были трудолюбивы и старательны. Энджи заметила, что с первых же дней ученики стали засиживаться в библиотеках и помогать друг другу. На факультете барсуков учились очень сплоченные, отзывчивые и сопереживающие друг другу дети. После того инцидента на уроке зельеварения пуффендуйцы чувствовали себя виноватыми, что не вступились, но Энджи другого и не ожидала — разве захочет ребенок рисковать собственной шкурой? Она считала, что об этом уже все забыли, когда Ханна зашла в комнату.       — Энджи, помоги мне кое с чем, — загадочно улыбаясь, произнесла девочка, схватила Энджи за руку и чуть ли не потащила её в гостиную. Как только они спустились, шум потряс барсучью нору, отовсюду сыпались конфетти и аплодисменты. В общей комнате стояли её сокурсники, в их толпу вклинилась даже парочка старшекурсников. Они подвели ничего не понимающую Энджи к столу и усадили её перед огромным тортом и множеством кубков с тыквенным соком, которые в мгновение ока разошлись по рукам. Ханна так же вложила кубок с соком в руку Энджи, и очередной крик взорвал гостиную:       — За отважную Энджи Гордон!       А затем все окружили её, и десятки голосов выражали сожаление, что не смогли помочь или вступиться за неё.       — Как ты вообще не побоялась ему что-то сказать? — с интересом спросил один высокий первокурсник. — У меня колени затряслись, когда он зашел в подземелье.       Энджи настолько поразилась, что не смогла вымолвить ни слова, а вопросы все сыпались — полукровка ли она, как у неё все так хорошо получается на заклинаниях, любит ли она квиддич, и даже настоящий ли цвет её волос. Атмосфера стояла такая дружественная и веселая, что ученики даже не заметили, что Энджи все еще не сказала ни слова.       — С-спасибо, — коротко произнесла Энджи, немного запинаясь от волнения. — А откуда торт?       — Это мы принесли! — гордо сказал один из старшекурсников. Он выглядел очень худым и хрупким юношей, но сейчас, чувствуя собственную важность, будто бы раздулся от гордости в несколько раз. — Я — Стив Мэлоун, с четвертого курса, мой младший братишка, Крис, учится с тобой, рассказал, что произошло, вот и возникла идея все это организовать.       — А торт-то откуда? — сдерживая смех, продолжала она.       — С кухни же! — простодушно ответил Стив, как будто это было в порядке вещей — приносить вечерами торты с кухни.       — И вам просто так его отдали по просьбе? — недоверчиво спросила Энджи, нахмурив брови. — Вы ведь не стащили его?       Старшекурсник сделал невинное лицо:       — Если смотреть в корень, то мы его не забирали, мы попросили, и Тинко нам отдал его, — Мэлоуну казалось, что он все ясно объяснил, но на лице Энджи все еще читалось недоумение. И тут вспышка прозрения озарила лицо Стива. — Ты же еще ни разу не была на кухне! Быстрее доедай свой кусочек торта, и я покажу тебе вход в кухню.       Слово «кусочек» явно не подходило тому, что отрезали от торта и положили Энджи — она просто не видела дна тарелки под уровнями бисквита и крема, и чем дольше ела торт, тем больше сомневалась в его существовании. В конце концов, Энджи, снедаемая любопытством, оставила идею доесть бисквитное сооружение и попросила Стива показать ей кухню. Когда они вышли из гостиной, то Стив указал на большую картину, висящую в двух-трех метрах от них со словами: «Это и есть кухня». Затем без объяснений он подошел к картине и пощекотал нарисованную на ней грушу, которая начала смеяться неизвестно откуда взявшимся ртом и превратилась в ручку. Стив дернул эту ручку на себя, и картина открылась. Что-то подобное Энджи читала в книгах, но даже подумать не могла, что это и есть та самая картина.       Когда они зашли внутрь, девочку почти ослепило. Только через несколько секунд, когда глаза привыкли к яркому свету, она поняла, что это блеск кастрюль и сковород — они висели на стенах тысячами. Несмотря на поздний час, это место было очень оживленным, домашние эльфы, одетые в наволочки и тряпки, сновали по огромной кухне.       — Тинко! — крикнул Стивен, сложив руки рупором. — Тинко!       Энджи заметила, как сквозь толпу к ним спешит домашний эльф, умудряясь не задеть остальных. Это был домовик, одетый в потертую, но чистую наволочку, с огромными голубыми глазами и большими ушами, вышедший ростом едва ли выше пояса первокурсника. Но самым примечательным в нем была искренняя улыбка, с которой он бежал к двум волшебникам.       — Тинко здесь, — весело сказал эльф и попытался сделать реверанс, но неуклюже плюхнулся на пол.       — Знакомься, это Тинко — домашний эльф Хогвартса. Тинко, это Энджи Гордон — первокурсница с Пуффендуя, для которой мы просили сладкое.       — Тинко очень приятно познакомиться с вами, мисс Энджи, — довольно сказал эльф. — Мисс Гордон понравился торт? Тинко сам его готовил.       — Очень вкусно, Тинко, — с улыбкой ответила Энджи. — Особенно крем, он вышел очень нежным и пах ванилью, я обожаю такие сладости.       После таких слов домашний эльф зарделся от удовольствия.       — Тинко, я пришел познакомить вас с Энджи, — вмешался Стив. — Нам уже пора возвращаться.       — Мисс Гордон и мистер Мэлоун могут прийти снова, если что-то понадобится.       — Спасибо, — напоследок кинула Энджи, и они скрылись за картиной. Стив рассказал ей, что домашние эльфы очень гордятся тем, что служат Хогвартсу, что среди них есть и сварливые, а есть такие весельчаки и простаки, как Тинко.       Оказалось, что очень многие пуффендуйцы дружат с домашними эльфами и частенько заглядывают на кухню в поисках вкусненького.       Вскоре начались уроки полетов с мадам Трюк. Почти все первокурсники взволнованно ждали этих уроков. Маглорожденные мечтали впервые взмыть к облакам на метле, а полукровки и чистокровные грезили о том, что на следующем курсе, возможно, будут играть в команде своего факультета по квиддичу, так все стремились показать себя, быстрее запрыгнуть на метлу и устремиться в небо. Энджи же это совершенно не интересовало. Когда все впервые шли на площадку, оживленно обсуждая модели метел, на которых будут летать, Энджи лишь размышляла о том, что полеты на метле — это всего лишь детские забавы.       «Намного эффективнее перемещения через камины или трансгрессия, — раздраженно считала пуффендуйка. — Эти глупые занятия только отнимают у меня время. Может это и скрашивает школьную жизнь, но я не такая, как остальные дети. Я здесь не ради веселой школьной жизни…»       Однако, у неё не оставалось выбора — нужно быть как все и посещать даже те занятия, которые она считала излишними. Разумеется, у Энджи ничего не получалось с полетами, метла её не слушалась. Сколько бы девочка не повторяла «вверх», никакого эффекта не наблюдалось, ни единого движения со стороны метлы. Когда все уже учились висеть в метре над землей, выравнивать свою метлу, летать с разными скоростями, у Энджи не получалось заставить её даже приподняться. Мадам Трюк много раз предлагала первокурснице:       — Мисс Гордон, вы можете тренироваться после основных занятий, я выдам вам метлу и прослежу, чтобы с вами ничего не случилось.       Но Энджи всегда отказывалась, считая это лишь очередной тратой времени. Девочка не уделяла должного внимания не только полетам, но и нескольким предметам. Игнорируя историю магии и астрономию, Энджи рассчитывала сосредоточиться на более важных, по её мнению, дисциплинах — в травологии она изучала только виды и свойства трав, считая это важным для зельеварения, да и бытовые заклинания, по большей части, игнорировала, думая, что помытыми тарелками Пожирателей не закидаешь. Таким образом, когда профессор Флитвик нахваливал талантливую ученицу, у которой все получалось как нельзя лучше, другие преподаватели считали её ни на что не годной.       Так и пролетел месяц. Часть сокурсников стала сторониться Энджи, считая её странной — пуффендуйка не интересовалась соревнованиями по квиддичу между факультетами, не играла вместе со всеми в гостиной, почти все время сидела в библиотеке, такое усердие казалось странным даже для заведующей библиотекой мадам Пинс. Ханна общалась с девочкой все меньше и меньше с каждым днем, предпочитая более веселых учеников, которые не корпели безвылазно над книгами. У трудолюбивых пуффендуйцев подобное отношение к учебе вызывало своеобразное уважение, но не желание дружить.       Отношения с сокурсниками складывались бы более теплыми благодаря тому, что Энджи зарабатывала большое количество очков для своего факультета на занятиях у Флитвика, если бы не теряла еще больше на зельеварении. Северус Снейп продолжал третировать учеников, а Энджи — единственная, кто не спускал несправедливости, хоть ей и тяжело было перечить человеку, который вызывал у неё столь нежные чувства. Однако Энджи считала, что если будет поддакивать профессору, то этим добьется не уважения, а, наоборот, презрения. Своим поведением пуффендуйка создала себе репутацию девочки серьезной, справедливой, но не умеющей вовремя остановиться, особенно на зельеварении. Пуффендуйцы уважали её, но держались на расстоянии, кроме тех, кто хоть раз лично разговаривал с Энджи и видел в ней не горделивую зубрилку, а добрую и преданную учебе девочку. Но и те быстро забывали о ней.       Учить заклинания и рецепты зелий, делать домашнее задание можно было и в библиотеке, но Энджи хотелось большего, больше практики. Даже если заклинания можно отрабатывать в гостиной Пуффендуя, разрушая все подряд, то варить зелья раз за разом до нужного эффекта было невозможно. Так и созрела идея использовать Выручай-комнату.       Выручай-комната находилась на восьмом этаже. Это заколдованная комната, если пройти мимо неё три раза, испытывая потребность в чём-либо, она появлялась, обустроенная всем необходимым.       Для Энджи это было просторное помещение с манекенами для использования заклинаний, с грудой книг за все семь курсов обучения, пусть и старого образца, с оборудованием для зельеварения и даже ингредиентами для них. Разумеется, редких ингредиентов она там не обнаружила, однако для зелий за первые несколько курсов и этого было предостаточно.       Близился Хэллоуин.       «Скоро произойдет инцидент с троллем, возможно, это мой шанс приблизиться к профессору!» — радостно думала Энджи, умчавшись в Выручай-комнату.       В канун дня Всех Святых, когда ученики направились в Большой Зал для праздничного ужина, Энджи не пошла с остальными, объяснив это своим плохим самочувствием. Едва гостиная Пуффендуя опустела, Энджи заставила себя подождать несколько минут, взяла из своего шкафчика небольшую сумку, а затем выскочила из общей комнаты. Умчавшись на третий этаж, она спряталась за колонной в темноте и стала ждать. Выглянув из своего укрытия, девочка могла разглядеть огромную дубовую дверь в конце коридора, за которой должен был сидеть трехглавый пёс, нежно окрещенный Пушком.       Прошло десять минут или час — Энджи не знала, её сердце билось все сильнее, а ожидание томило, с каждой секундой она сомневалась, стоит ли ей здесь находиться и выполнять задуманное. Только она решила уйти, как услышала быстрые шаги и прижалась к колонне ещё плотнее, желая и вовсе слиться с ней. Эти шаги удалились к противоположному краю коридора, к дубовой двери.       — Алохомора, — услышала Энджи еле различимый шепот, дверь за человеком захлопнулась, и тут же с быстротой молнии другой человек подбежал к двери и скрылся за ней. Прошло не более тридцати секунд, как посетители цербера Пушка буквально вывалились из этой двери.       — Что вы творите, Квирелл? — Энджи сразу узнала в этом разъяренном голосе преподавателя зельеварения. Было слышно, с каким трудом профессору давались слова. — На чьей вы стороне?! Или отвечайте или убирайтесь, если не хотите, чтобы я сейчас же отправился к Дамблдору!       Энджи вновь услышала стремительно удаляющиеся шаги. Как только они стихли, она вышла из своего укрытия и столкнулась взглядом со Снейпом, опирающимся на соседнюю колонну, морщась от боли. Ей казалось, что она слышит скрежет его зубов.       — Какого черта вы находитесь на третьем этаже, запрещенном к посещению? — зарычал Снейп. — Вы хоть понимаете, чем вам это грозит? Минус двадцать очков Пуффендую, мисс Гордон, и вы наказаны на месяц! И я сейчас же вас отведу к директору или к вашему декану, может быть, вас даже исключат… — профессор возможно и дальше продолжил бы грозиться и кричать, но стон боли прервал его тираду.       Энджи спокойно подошла почти вплотную к Снейпу, достала из сумки прозрачную склянку, заполненную жидкостью, и вложила её в руки профессора.       — Экстракт бадьяна, сэр, — прошептала она. — Выпейте.       Девочка собралась уже уходить, но профессор зельеварения схватил её за плечо и развернул лицом к себе.       — Где вы это взяли? — проскрежетал он, его взгляд был настолько пронзительным, что девочка не смогла выдержать его и опустила глаза.       — Приготовила, сэр.       — Первокурснику это не под силу, — оборвал ее Северус. — Или мне влить в вас сыворотку правды, чтобы вы сознались?       — Я не лгу, не с первого раза, но я сделала его сама, однако, если вы мне не доверяете, — Энджи потянулась к сумке, достав еще несколько бутылочек и бинты, — то можно просто обработать и перевязать вашу рану.       — Отправляйтесь в свою гостиную, — холодно сказал профессор. — И бинты эти оставьте при себе, я в состоянии узнать экстракт бадьяна. Жду вас после занятий с завтрашнего дня в своем кабинете для отбывания наказания. А теперь уходите отсюда, если не хотите наткнуться на Филча и вылететь из Хогвартса.       — Разумеется, сэр, — прошептала Энджи и ушла, размышляя, была ли это своеобразная благодарность от профессора.

***

      Занятия на следующий день тянулись для Энджи как никогда медленно, особенно последние два урока истории, на которых мистер Бинс был нуднее обычного. Казалось, этот день будет длиться вечность.       Сегодня — первый день отбывания наказания у Снейпа, девочке не было страшно, но, вспоминая ледяной голос профессора, становилось немного не по себе. Мурашки ползали по спине, когда пуффендуйка представляла, что Снейп может придумать для вечернего наказания. И вот время пришло. Когда занятия закончились у всех курсов, Энджи направилась в подземелье.       «Раз профессор сказал, чтобы я пришла именно в его кабинет, то, по крайней мере, меня не отправят в Запретный лес. Весьма утешительно, — неизвестность сводила её с ума. — Может мне просто придется протирать склянки или убираться в его кабинете и тому подобное… Если так, то это будет скорее приятным времяпровождением с профессором, нежели наказанием».       Одолеваемая сомнениями Энджи подошла к кабинету Северуса Снейпа, постучалась и осмелилась зайти. Она еще ни разу не находилась в личном кабинете преподавателя — каждый профессор мог обставить его по собственному желанию. Если бы не волнение, то девочка воодушевилась бы этим первым посещением обители декана Слизерина.       Как и ожидалось, кабинет вполне отражал своего хозяина. Здесь было мрачновато — абсолютное отсутствие светлых пятен и ни единой яркой вещи. Первая мысль Энджи была о том, что она канула во мрак, настолько все здесь сливалось в нечто цельное и темное. Через несколько мгновений глаза привыкли к темноте и стали различать предметы мебели. Это был небольшой кабинет с минимальным количеством вещей. Только стол и два стула из темного дерева, несколько полок с книгами и замысловатыми предметами. Намного больше скромного убранства пуффендуйку заинтересовала чёрная дверь, практически сливающаяся со стеной. Самого Снейпа в кабинете не оказалось.       — Раз мне сказали прийти сюда, то здесь ждать и буду, — озорно прошептала Энджи, подбираясь к той самой двери. При возможности всё тут рассмотреть волнение как рукой сняло. Одно лишь любопытство царило в этот момент. Девочка осторожно положила руки на дверь и надавила, но та не поддалась.       «Заперта, — разочаровалась Энджи. Её взгляд перескочил на стол профессора, где господствовал такой же идеальный порядок, что и во всем кабинете. — Интересно, он хранит в столе фотографию Лили?»       Первокурсница затаила дыхание, её рука потянулась к верхнему ящику.       — И что же вы собираетесь сделать, Гордон? — угрожающе раздался голос зельевара. Энджи отдернула руку и молниеносно отскочила от места преступления, ударившись спиной о запертую дверь. Девочка не успела и моргнуть, как профессор оказался возле неё, выхватив волшебную палочку и уперев её кончик в подбородок ученицы. Энджи забыла как дышать. — Вы росли в мире маглов и должны знать, как раньше карали воров. Весьма занимательный ритуал. Возможно, если сейчас я отсеку вам руку, то в следующий раз вы задумаетесь, прежде чем совать нос в чужие дела.       Он кинул на неё холодный взгляд и убрал палочку. Только сейчас Энджи судорожно вдохнула и, гордо вскинув голову, воскликнула:       — Я не собиралась ничего воровать!       — И зачем же вы исследовали мой стол? Значит, вы что-то выискивали?       Она открыла рот, чтобы оправдаться, и тут же захлопнула, стиснув зубы. На лице Снейпа отразилась презрительная усмешка.       — Вам совершенно ни к чему этот приниженный вид, можете быть довольны собой — обманываете вы уверенно, в чем я убеждаюсь не в первый раз. Удивительно, что с такими «выдающимися» способностями в уже столь юном возрасте, вы всё-таки не попали на мой факультет.       Энджи вздрогнула, каждое его слово было как удар плетью по её гордости и самолюбию.       — Ваше наказание будет длиться два месяца вместо одного, Гордон. Следуйте за мной.       Пуффендуйка была пристыжена и крайне раздосадована собой.       «Зачем я только решила рыться в этом чёртовом столе? — крутилось в её голове. — Теперь он убедился, что я всего лишь обыкновенная лгунья и воровка. Наверно, таковой я и являюсь… Что бы я сделала, если бы обнаружила там «её» фотографию? Неужели положила бы обратно и забыла? — чувствуя прилив ревности, подумала Энджи. — Да ведь я уже вижу, как рву её на мелкие кусочки…»       — Для начала, Гордон, мы узнаем, как много вы лжете преподавателям, — голос вырвал девочку из раздумий. Энджи не заметила, как они пришли в привычный для неё кабинет зельеварения. На столе находились колбы и котел. — Вы что-то говорили о том, что не один раз варили это зелье, так что теперь сделайте по памяти экстракт бадьяна, а я понаблюдаю, чтобы вы нигде не схитрили. Шкаф с ингредиентами в вашем распоряжении.       Пуффендуйка в удивлении похлопала глазами, глубоко вдохнула и, не теряя времени, принялась нарезать бадьян. Через час Снейп стоял перед дымящимся котелком с той же жидкостью, что вчера отдала ему ученица. Вглядываясь в лицо профессора, первокурсница пыталась понять, о чем он думает, однако, мужчина был абсолютно непроницаемым.       — Очко Пуффендую за сносный экстракт бадьяна. Жду вас здесь каждый день в это же время.       — Вы очень щедры, сэр, — сдерживая улыбку, смиренно сказала Энджи. Сварив это зелье десятки раз, она знала, что экстракт вышел просто идеальным.

***

      Эти так называемые наказания приносили Энджи уйму удовольствия. Каждый вечер девочка любовалась, как ей казалось, аристократическим лицом профессора и выполняла его поручения. Пуффендуйка только понапрасну волновалась, что это будет уборка или походы в Запретный лес. Профессор зельеварения, разглядев в девочке способности и усердие к его предмету, решил просто-напросто взвалить на нее свои обязанности.       Ежедневно Энджи варила зелья для Хогвартса. Различные лекарства, включая экстракт бадьяна, для больничного крыла, средства для уборки и даже усилители вкуса на кухню домашним эльфам. Разумеется, профессор рассматривал, нюхал, а иногда и пробовал на вкус варево, что приготовила его провинившаяся ученица. После чего не раз выливал её труды и заставлял девочку начинать все сначала, объясняя, что она сделала не так. «Наказания» занимали кучу времени, Энджи стала практиковаться в Выручай-комнате намного реже, а ходить с темными кругами под глазами намного чаще. Зельеварение действительно увлекало первокурсницу, она забывала о времени и усталости, а иногда и о профессоре, находящемся рядом.       Так незаметно и истекли почти два месяца. Наказание, к великому сожалению девочки, подходило к концу. Она даже подумывала нарушить еще пару правил на глазах у Снейпа, чтобы продлить эти своеобразные индивидуальные занятия, которые Энджи воспринимала как благодарность за экстракт бадьяна. Также девочка осознала, почему декан Слизерина ходит с сальными волосами, на вторую неделю такой деятельности волосы у пуффендуйки от паров зелий не отмывались даже её же собственноручными отварами, и она просто сдалась.       Приближались зимние каникулы. Большой Зал украсили рождественскими игрушками, несгорающими свечами, что парили в воздухе, и ветками омелы, под которыми Энджи ежедневно поджидала Северуса Снейпа. Но даже когда он вставал под ними одновременно с пуффендуйкой, то не обращал на это внимания и шёл дальше своей дорогой. Вскоре, девочка поняла всю бесполезность подобных «ловушек».       — Даже если я подойду к нему в упор и буду держать ветку омелы над нашими головами, то он не заметит, — буркнула Энджи, полулежа на животе в Выручай-комнате. Заниматься совсем не получалось, вместо этого первокурсница старательно выводила линии на бумаге, складывающиеся в картинку, которая двигалась, как и магические фотографии. На пергаменте вырисовывалось, как Энджи подходит к профессору зельеварения с омелой, вытягивая губы, занимающие половину листа, а черноволосый Снейп вертит головой и, ничего не замечая, запутывается в огромных губах, а затем тонет в них, как в дьявольских силках. — Примерно в это время Гарри получил мантию-невидимку и нашел зеркало Еиналеж. Мне бы тоже хотелось в него взглянуть, — мечтательно протянула пуффендуйка и задумалась.       Проснувшись утром в Рождество, Энджи была полна воодушевления, и дело вовсе не в празднике. Девочка не получила ни единого подарка, разве что шоколадную лягушку от Ханны, подаренную до отъезда мисс Аббот. Вечерний пир для учеников, оставшихся на зимние каникулы, запомнился огромным количеством десертов — различные пироги, бисквиты, печенья, конфеты.… А с потолка падали снежинки и, не достигая студентов, исчезали.       «Как тогда у окна, — мелькнула мысль у пуффендуйки, и в груди что-то кольнуло. — Сейчас не стоит об этом думать. Подумаю завтра».       Дождавшись конца ужина, девочка проследила за директором, дойдя до статуи горгульи. Видимо, Дамблдору надоело столь заметное преследование, и он окликнул неудавшуюся шпионку.       — Мисс, почему вы бродите по замку вместо того, чтобы отправиться в свою гостиную? Мисс Гордон, не так ли?       Энджи набрала в легкие побольше воздуха, слыша бешеный стук сердца, и тихо произнесла дрожащим голосом:       — Профессор Дамблдор, я хочу взглянуть на зеркало Еиналеж.       На протяжении минуты молчания на лице директора сменяли друг друга десятки эмоций, начиная с удивления и недоверия и заканчивая недовольством.       — Откуда вы знаете о нем, юная леди?       — Услышала разговор между привидениями, — отмахнулась пуффендуйка и, вытащив сверток в разноцветной бумаге из-за пазухи, протянула это Альбусу. — Теперь вы покажете мне зеркало? Я обещаю, что взгляну единожды и больше не попытаюсь приблизиться к нему.       Директор медленно развернул подарок, и его негромкий смех разнесся эхом по коридорам замка. В руках Дамблдора лежала пара шерстяных носков.       — Если только в качестве подарка на Рождество для настойчивой мисс.       Пройдя через несколько лестниц и пролетов, они стояли в просторной темной комнате. Здесь находилось лишь огромное зеркало и ничего более. Осторожно ступая по каменному полу, Энджи медленно подкрадывалась к зеркалу с закрытыми глазами, страшась неизвестного.       — Мисс, вы не туда идете, — посмеиваясь, произнес директор, подошел к ученице и, положив руки на её плечи, подвел к зеркалу, а сам отошел на приличное расстояние. — Можете открывать глаза, мисс Гордон.       Пуффендуйка зажмурилась и резко распахнула глаза. Какое-то время девочка просто стояла перед Еиналеж, приоткрыв рот. Она как будто смотрела туда невидящим взглядом, затем медленно осела на холодные камни, закрыв лицо, чтобы Дамблдор не видел её слез. То, что она увидела, было невозможно воплотить в жизнь.       Через час Энджи лежала на кровати в своей комнате и беззвучно плакала в подушку, комкая простыню в руках. Остальные девочки разъехались по домам на Рождество, так что девочка могла не бояться, что её услышат. Долго сдерживаемые мысли и эмоции вырывались наружу.       «Я нахожусь в этом мире, но мир ли это? Что я здесь делаю, я не на своем месте. А что же там, в моем настоящем мире, исчезла ли я оттуда? Наверняка, родители волнуются и ищут меня, а может уже потеряли надежду найти. Простите меня, мама, папа. А может время там остановилось, но тогда я должна буду вернуться в свой мир.… Что будет здесь со мной, если я умру? Это будет конец для меня? Мне так страшно, мама. У меня здесь нет ничего настоящего. Ни имени, ни дня рождения, ничего. Лишь мои безответные чувства. Я живу как на иголках, стараясь не думать обо всем этом…» — множество вопросов без ответов крутилось в голове Энджи.       Она кусала собственные руки в истерике, надеясь, что физическая боль отвлечет её, комок стоял в горле, каждый стук сердца отдавался тянущейся болью, рот безобразно кривился, а слезы и вой, заглушаемые подушкой, были пронизаны отчаянием и страданием. Так и уснула девочка неспокойным сном, вспоминая то, что увидела в Еиналеж. Это было не просто отражение, а целая жизнь, проходящая в зеркале. Вот она и Северус встретились в одиннадцатилетнем возрасте, приехали в Хогвартс, росли вместе, полюбили друг друга… Она видела, как проживает жизнь Лили.

***

      Наутро Энджи очень долго стояла перед зеркалом в своей комнате и рассматривала собственное отражение. Несмотря на кошмарно красные глаза и в целом уставший вид, пуффендуйка была если не красивой, то миловидной. Её темно-рыжие волнистые волосы спадали по плечам, касаясь поясницы. У мисс Гордон были мягкие черты лица — плавный изгиб бровей, слегка курносый нос, чуть пухлые губы. Фигурка была угловатой, возможно, излишне худощавой, но Энджи знала, что к четырнадцати годам телосложение изменится в лучшую сторону. Она до сих пор помнит, как плакалась маме и переживала по ночам, что так и останется неуклюжей и тощей. На вымученном лице посажены зеленые глаза, обычно более живые и яркие, чем этим утром. Девочка поскребла на щеках веснушки, которые так и не исчезли после экспериментов с выведением чернил.       День она провела в уединении в Выручай-комнате, практикуясь в заклинаниях. Всего за один триместр упорной работы Энджи почти закончила проходить первый курс по заклинаниям и уже подготовила литературу для второго года. С остальными предметами все шло не так гладко. Особенно с трансфигурацией, этот предмет давался ей даже хуже, чем остальным первокурсникам, как и уроки полетов.       «Стоит ли идти в таком состоянии к профессору Снейпу? Однако, каникулы не отменяли наказания, — подумала девочка и направилась в подземелье. Преподаватель зельеварения ни слова не сказал об её отвратительном внешнем виде и перевязанных накануне руках. — Да и что он мог сказать? Мисс Гордон, не плакали ли вы вчера, думая обо мне? Ужасно звучит…»       Занятие прошло как обычно, только когда Энджи покидала подземелье, профессор сказал вслед, что это был последний день наказания.

***

      Остаток года Энджи решила вести себя тихо, как мышка, и не мешать развитию сюжета. Занимаясь в Выручай-комнате, девочка к концу обучения на первом курсе добилась больших успехов, особенно в заклинаниях и зельеварении, эти дисциплины она начала изучать заранее на второй курс, поэтому экзамены по ним сдала на отлично. Защитой от темных искусств мисс Гордон занималась так же самостоятельно, потому что в преподавании профессор Квирелл был почти бесполезен. С трансфигурацией и травологией всё установилось не так гладко, но вполне хорошо, пуффендуйка старалась двигаться наравне с остальными первокурсниками. А вот историю магии и астрономию девочка с треском провалила, однако, за счет наивысших оценок по зельеварению и заклинаниям, прошла на второй курс. Преподаватели сделали вывод, что у девочки просто к некоторым предметам есть талант, поэтому оценки так разнились.       Во время прощального пира, когда профессор по защите от темных искусств уже был разоблачен, и у всех на устах звучало имя Гарри Поттера, Энджи беспокоили совершенно другие вещи. Что делать дальше? Она должна отправиться домой, но куда и зачем, в приют Святого Патрика? Она элементарно не знает, где он находится — за год конверт затерялся и вместе с ним и адрес приюта, а спрашивать у директора местоположение собственного дома слишком странно и подозрительно. Впрочем, ей не пришлось ничего придумывать, после прощального ужина Дамблдор сам подошел к ней.       — Мисс Гордон, вы ведь не читали в последнее время магловских новостей? — спросил он. Девочка только помотала головой, а директор глубоко вздохнул. — Ваш приют недавно сгорел дотла, детей распределили по другим приютам, но ваше дело затерялось или же сгорело, и теперь администрация не признает, что вы у них вообще находились, — сердце Энджи готово было выпрыгнуть из груди в ожидании того, что скажет профессор. — Как вы смотрите на то, чтобы остаться в Хогвартсе на лето?       Если бы люди умирали от счастья, то директору уже пришлось бы готовить место на кладбище. Энджи кивнула, широко улыбаясь, и побежала распаковывать вещи.