***
Шаги профессора уже давно стихли, а девочка все так же стояла, приоткрыв рот, на повороте, как будто приросла к холодным каменным плитам. Энджи ничего вокруг себя не видела и не слышала, даже биения собственного сердца, частичку которого профессор Снейп только что забрал с собой. «Еще! — билось в голове пуффендуйки. — Я хочу услышать еще раз своё имя, произнесенное его обычно отстраненным голосом. Не помню, называл ли он кого-то еще из учеников по имени? Разве что Драко… — Энджи встряхнула головой. — Еще не хватало начать ревновать к Малфою! Так, Энджи, успокойся и забудь все фанфики, что ты когда-то прочитала, Северус Снейп любит Лили, и он абсолютно нормальный волшебник с обыкновенными потребностями, — девочка взвыла. — Да такое и не забудешь просто так. Надо было просить небо о способностях метаморфа, так бы я смогла быть для Снейпа кем угодно, даже той самой пресловутой Лили…» Сколько сумасшедших мыслей вызвало обычное слово, произнесенное необычным человеком. Энджи уже десятки раз пожалела и о том, что не метаморф, и о том, что не легилимент, и о том, что она всего лишь девочка, которой скоро исполнится тринадцать лет. «О чем я тогда думала, — грусть захлестнула девочку. — Профессор никогда не будет воспринимать меня как девушку. Я навсегда останусь для него ученицей, возможно, способной, достойной доверия, но ученицей. Ребенок, глупый и импульсивный. Я прожила почти двадцать один год, а вынуждена вещать тонким детским голоском». Ночью в уже опустевшем замке Энджи пробралась в ванную для старост. Девочка разделась, покрутила все краны и, ожидая, пока ванна наполнится, стояла напротив огромного зеркала в резной позолоченной раме. Она водила руками по своему телу, поворачиваясь то вправо, то влево, пытаясь рассмотреть себя с разных ракурсов. — Не припомню, чтобы я так выглядела в тринадцать лет, — зачарованно прошептала Энджи. Девочка выглядела несколько старше — бедра уже приятно округлились, талия стала более выраженной, еле заметные холмики сформировались в девичью, упругую, пусть и небольшую, грудь, а в рост девочка вытянулась на добрых двадцать пять сантиметров. — И правда, совсем недавно я была чуть выше пояса профессора, а теперь упираюсь ему в грудь. Я выше всех сокурсниц на факультете. Интересно, профессор Снейп заметил такие стремительные изменения? Надеюсь, что больше вытягиваться я не стану. И все-таки, неужели я расту быстрее нормы? Значит ли это, что в тридцать лет я буду выглядеть на сорок? Быстро ли я умру? Может ли так случиться, что тело без настоящего хозяина просто-напросто изнашивается? Девочка опустилась в горячую ванную, заполненную густой пеной, и расслабленно вздохнула. «Если я и вправду расту быстрее обычного, то недолго мне быть красивой и молодой, — глаза пуффендуйки лучились решительностью, а губы изогнулись в азартной улыбке. — Во всяком случае, профессор рано или поздно заметит, что я не просто ученица, но и симпатичная девушка. А не заметит — покажем».***
Декан Слизерина не шутил, когда говорил, что будет много отсутствовать на летних каникулах. Энджи виделась с ним не чаще двух-трех раз в месяц и только в Большом Зале. Заниматься без профессора зельеварением оказалось не таким увлекательным делом. В этом сыром помещении пуффендуйке было одиноко без привычных насмешек и выражений сомнений по поводу умственных способностей девочки. Обычно в ответ Энджи напускала на себя слегка оскорбленный вид, но втайне восхищалась остроумием преподавателя и оставалась благодарной, что он пытается подстегнуть пуффендуйку на более внушительные результаты. В конце концов, у всех преподавателей существовал разный подход к обучению, профессор Снейп делал ставку на честолюбие. То есть, если ученик уважал себя, то стал бы заниматься усерднее, чтобы доказать, что презираемый профессор глубоко ошибался на его счет. Далеко не каждый студент Хогвартса видел в этих унижениях фразу: «Ты можешь лучше». А точнее, только Энджи воспринимала так оскорбления Северуса Снейпа. Из-за того, что декан Слизерина постоянно отсутствовал, план Энджи — «Показать змею женственность», как она самолично его нарекла, провалился. Девочка заранее набрала тканей в выручай-комнате и тренировалась на них в трансфигурации, превращая куски и обрывки в легкие платья, блузки, яркие мантии и длинные развевающиеся юбки. Благодаря воображению новый гардероб был создан достаточно быстро, однако, когда девочка начала примерять обновки, то обнаружила неприятнейшее «но» — с размерами девочка, мягко говоря, просчиталась. Например, на одном платье один рукав безжизненно висел, а в другой даже рука не пролезала. Почти вся одежда требовала доработки. Поэтому Энджи попросила у выручай-комнаты швейную машину, иголки и нитки. Весь июнь девочка потратила, создавая и подгоняя вручную с помощью шитья и навыков из прошлой жизни под себя наряды, в которых профессор Снейп её видел пару раз, и то — мельком. Не в силах привлечь внимание возлюбленного, Энджи занялась насущными делами. Откровенно говоря, за два года девочке всё надоело — и зубрежка, и бездействие, и отсутствие романтических порывов со стороны Снейпа. Она не представляла до этого, как долго придется добиваться у профессора ответных чувств, хотелось сразу и навсегда. Пуффендуйка мечтала ночами, как она, уже взрослая девушка, подходит к Северусу, тот поражается её красотой в самое сердце, мгновенно просит стать его женой и, добившись согласия, увлекает в спальню. Это всё, конечно, было что-то из мира фантастики. Поэтому после эйфории от фантазий девочку сотрясало отчаяние, навеянное жестокой реальностью, в которой не было места для таких душещипательных сцен. Энджи жаждала все бросить, кинуться на шею Северусу, рассказать чистую правду о том, откуда она и что знает, затем совместными усилиями выиграть войну между магами и жить в любви и согласии долго и счастливо. Но исход вряд ли стал бы таким. Скорее всего, остаток жизни пуффендуйка провела бы в Мунго. Даже если бы Снейп поверил, то любовью к ученице не воспылал бы уж точно. У Энджи просто не существовало иного выхода, кроме как учиться и постепенно добиваться его доверия и теплых чувств, несмотря на страдания от того, что профессор так близко, что можно дотянуться рукой. И так далеко, что прикасаться к нему нельзя. Снейп все так же держал небольшую дистанцию между ними, не говорил о себе, а девочке так хотелось узнать о его жизни, о событиях, не описанных в книгах. О настоящем Северусе Снейпе.***
В один из солнечных деньков пуффендуйка отправилась в хижину к Хагриду. Они уже давно познакомились, как-никак вместе второй год за одним столом трапезничают, но дружбы между ними не вспыхивало. Девочка отчего-то чувствовала себя неловко в его обществе. Может от того, что он крупнее её в несколько раз, а может от того, что уже привыкла к модели поведения профессора зельеварения, и поведение Хагрида казалось ей диким и неотесанным. Однако, завести теплые отношения с лесничим ей было необходимо. Встретил Хагрид девочку дружелюбно, усадив за стол и напоив чаем с огромными деревянными пряниками собственного производства. Они действительно были большими — не меньше ладони самого лесничего. Проведя светскую беседу о погоде и прекрасной овсянке, поданной на завтрак, Энджи перешла к делу: — Хагрид, ты же знаешь, что я увлекаюсь зельеварением? — Да уж все знают, — довольный своей осведомленностью произнес лесничий. — Мне нужны редкие ингредиенты, — осторожно вымолвила пуффендуйка. — И я думаю, что смогу найти их в Запретном лесу. Повисла неловкая тишина, прерываемая чавканьем пса по имени Клык. — Я имею в виду, что хотела бы сходить туда, — переформулировала девочка, решив, что Хагрид её не понял. — Не могу я туда отвести тебя. Запрещено это для учеников, — неуверенно промямлил полувеликан правило школы. «Будем действовать по-другому». — Значит, Рону и Гарри можно было навещать Арагога, где их чуть не съели, а мне нельзя пройтись по тропинке с преподавателем? — надувшись, обиженным тоном проворчала Энджи, с удовольствием наблюдая, как растерянность на лице Хагрида сменяется ощущением неизбежности, а огромные ноги неловко переминались с одной на другую. — Эти мальчишки много болтают, — буркнул лесничий. — Хорошо, вставай, пройдемся по лесу вдвоем, пока светло. Уже вечером Энджи любовалась результатом своих трудов. На расстеленной перед ней ткани лежали пучок волос единорога, который она собирала по одному волоску с кустов и деревьев, нещадно царапая руки и лицо, редкая трава, которую следовало высушить и растолочь в порошок, и многое другое. Разложив ингредиенты по мешочкам, девочка спрятала их до следующего дня рождения Северуса Снейпа. «Уж в этот раз я подготовилась». Довольная, но уставшая и потрепанная Запретным лесом, Энджи уснула с улыбкой на лице.***
В этом мире магии, где можно сделать абсолютно все взмахом волшебной палочки, Энджи чувствовала небольшую фальшь. Что за смысл в жизни, где ты не берешь в руки вещи, чтобы их передвинуть? Без лишних прикосновений кажется, будто ты ничего не делал, потому что не касался, потому что не чувствовал руками предметы. Как дети, вступая в этот мир, обычно пробовали все на ощупь, так и Энджи с помощью этого старалась действительно принять новую реальность. Поэтому девочка без магии готовила печенье для профессора, подшивала вещи, задевая пальцы острой иглой, собирала ингредиенты, не жалея рук, и не планировала пить зелья, чтобы заживить мелкие ссадины. Она радовалась, когда трогала вещи, когда маленькие капли крови проступали из ран и царапин, когда саднило и болело тело. Все эти признаки говорили о том, что этот мир существует, и она вместе с ним. В свой день рождения Энджи надела черную мантию с зеленой отделкой, как бы показывая, что считает себя студенткой Слизерина. Девочку мало волновало, что это может задеть декана Пуффендуя, она считала, что её упорство, возможно, растопит сердце старого интригана, и он переведет её на соответствующий факультет. К директору Энджи относилась не плохо, но и не хорошо, помня, что несмотря ни на что он растил Гарри, чтобы тот умер, когда самому Дамблдору будет удобно, что это он заставил Северуса вести нелегкую двойную жизнь, и что именно из-за Альбуса и верности ему должен умереть преподаватель зельеварения. И даже мир во всем мире не мог оправдать его в глазах Энджи Гордон. После завтрака девочка, как всегда, отправилась в подземелье, в кабинет зельеварения, с удивлением и радостью обнаружив там хозяина помещения. Это был первый раз за лето, когда они пересекались в лаборатории. — Я осмотрел кабинет, разрушений не наблюдается, — насмешливо встретил ученицу преподаватель, разглядывая её поцарапанное лицо. — Или вы неплохо за собой убираете, что тоже немаловажно. Получив свою порцию издевательств, пуффендуйка счастливо улыбнулась и показала профессору, насколько она пополнила его запасы почти за два месяца. Практически все зелья прошли проверку по качеству и отправились храниться в шкаф. В честь дня рождения девочки Снейп позволил ей выбрать зелье, которое они будут варить в этот день. Муками выбора пуффендуйка не страдала. — Амортенция, — одними губами произнесла Энджи, брови профессора взметнулись вверх от неожиданного пожелания. — Зачем вам подобный опыт, Энджи? Хотите приворожить кого-то? «Если только вас, сэр». — Нет, профессор, — в смущении замотала головой девочка, жестикулируя руками. — Просто хочу узнать, чем оно для меня пахнет. — Для таких целей можно и сварить, — несмотря на веселое расположение духа преподавателя, Энджи заметила, насколько он изнурен, под глазами залегли еще более темные круги, чем обычно, реакция была заторможена, а движения рваными. Непривычная улыбка будто приклеилась к его лицу. Девочка вообще не понимала, зачем в таком состоянии он занимался с ней, вместо того, чтобы нежиться в объятиях Морфея. Сняв мантии, они принялись за дело. Пуффендуйка не рассчитывала, что в состав Амортенции входит столько редких ингредиентов, иначе даже и не заикнулась бы о нем, а Снейп беспощадно выливал туда и слезы русалок, и толченый рог единорога, и другие дорогие составляющие. — Теперь осталось добавить частичку человека, к которому должны возникнуть чувства, — произнес преподаватель. — От того, что вы добавите, будет зависеть, насколько сильно привяжется цель. Например, волос. Снейп вырвал из своей шевелюры черный слегка волнистый волос и кинул его в бурлящую сиреневую жидкость. Как только частичка профессора коснулась варева, оно внезапно приобрело нежно-розовый перламутровый оттенок, а пар стал спирально подниматься вверх. — Или кровь, что, естественно, намного сильнее действует. Декан Слизерина очистил серебряный нож, сделал маленький надрез на пальце и выдавил несколько капель густой алой крови, упавших в котел, вызвав бурную реакцию. Цвет вновь изменился, приобретя насыщенный, почти малиновый цвет. Снейп снял с огня зелье и сказал: — Готово, теперь можете почувствовать аромат. Пуффендуйка нависла над котлом, замерла, вдыхая пар Амортенции, и произнесла: — Я ничего не чувствую. На мгновение Снейп опешил и растерялся. — Совсем ничего? — Совсем, — задумчиво кивая, подтвердила Энджи. Затем мысль пронзила её сознание. — Сэр, давайте вынесем его в коридор? Преподаватель перелил из котла в пузырек зелье, и они вышли из лаборатории. В коридорах подземелья было холодно, но самое главное — свежо. Девочка принюхалась к пузырьку. — Теперь другое дело! — радостно воскликнула она, захлопав ресницами. — Пахнет смешанными парами зелий. Лаборатория ими насквозь пропахла, поэтому я и не чувствовала. — Значит, вы действительно любите зельеварение, — усмехнувшись, сказал Снейп, как констатацию факта. Энджи лишь сдержанно кивнула, не желая переубеждать преподавателя. — А варить к нему противоядие легко? — поинтересовалась девочка. — Всего несколько минут, с этим бы справился любой пятикурсник, который не пропустил раздачу мозгов в свое время. Недолго думая, Энджи поднесла пузырек с Амортенцией ко рту, Снейп едва успел перехватить её руку. — И что вы хотите совершить, мисс? — Попробовать зелье на вкус, — пожав плечами, просто ответила девочка, вглядываясь в посерьезневшее лицо преподавателя. — Запрещаю. Вас, висящей на моей шее и повторяющей слова любви, я не переживу и нескольких минут. Вы и без этого весьма невыносимы. «Жаль, — разочарованно подумала девочка. — Можно было обнимать его, списывая все на действие зелья. Подумать только — всего несколько капель Амортенции, и профессор будет целовать следы моих ног, сжимать в объятьях и не только…. Нет, это не любовь, зелье вызовет лишь зависимость, одержимость. Тем более, я не хочу принуждать его любить меня. Лучше пусть эти чувства останутся безответными, чем окажутся связаны с фальшивыми». Отдав пузырек Снейпу, девочка слегка склонила голову, поблагодарила преподавателя за такой замечательный подарок и умчалась в гостиную Пуффендуя. Лишь, когда мысли улеглись, а точнее через пару часов, Энджи вспомнила, что забыла свою прекрасную слизеринскую мантию в кабинете зельеварения. Вернувшись туда, девочка застала мирно спящего за столом Снейпа. Энджи накинула мантию и медленно, стараясь как можно тише наступать на пол, подошла к декану. «Дамблдор совсем его заездил. Наверно, директор впервые задумался о наличии крестражей у Темного Лорда после инцидента с дневником Тома Реддла и теперь гоняет моего Северуса по всей Англии в поисках информации, — раздраженно думала пуффендуйка. — Интересно, насколько крепко он спит?» — Сэр, — тихо позвала Энджи. Снейп не шелохнулся, а его дыхание оставалось размеренным. Девочка коснулась ладонью его щеки. Никакой реакции. «Крепко уснул. Как же сильно ты вымотался, даже после занятий ничего не убрал, а сразу забылся сном…» В порыве нежности Энджи погладила его по шершавому лицу, не отрывая руки, перевела её на шею, потом на затылок, вплетаясь пальцами в черные волосы профессора, а затем наклонилась так низко, что чувствовала тепло тела Северуса, и жадно вдохнула запах его волос, чувствуя знакомый аромат Амортенции. Девочка, с трудом заставив себя оторваться и убрать руки от мужчины, выпрямилась. В этот момент она выглядела столь чувственно: щеки запылали, дыхание стало сбивчивым, а глаза выглядели одурманенными, будто подернутые дымкой. «Я веду себя, как обезумевшая, — с грустным смешком подумала она, сжала свою ладонь, пытаясь запомнить ощущения от прикосновений к профессору, и, взметнув волной темно-рыжих волос, вышла из кабинета, сопровождаемая внимательным взглядом Северуса Снейпа.