Любовь на разных языках

      Дни летели, как часы. Встреча с Вадимом оказалась приятной и, по прошествии двух недель, мы уже объявили себя парой. Все настолько быстро получилось, что я сама не успела опомниться. О Матвее не было и речи, я полностью отдалась во власть Вадима, который ухаживал за мной, лелеял меня и был полной противоположностью Матвея.       Кристина уехала в Лондон, раз в два дня звонит мне и отцу. Ей там нравится и, как она говорит, там даже лучше, чем в России. А я только сейчас осознала, что скучаю по ней, люблю ее и, порой, мне не хватает ее ворчливости и теплы карих глаз.       – Солнышко, пригласишь сегодня на ужин Вадима? – я завязывала отцу галстук, когда он собирался на работу.       – Хорошо. А зачем это?       – Я хочу узнать его ближе, – протянул папа.       – А Людмила будет? – подняла я на него свой взгляд.       – Да. Она поможет приготовить тебе ужин, – улыбнулся папа.       – Я не понимаю, почему она все еще не переехала к нам? – я поправила ему рубашку и отошла на два шага назад, высматривая изъяны, которых не было.       – У нее есть сын, который не хочет мириться с тем, что она теперь встречается со мной, – вздохнул он.       – Нужно этому сыну вправить мозги. Пусть приходит с ним, – загорелась я.       – Я предложу, конечно, но не обещаю ничего, – погруснел папа, я лишь мягко его обняла. Я хотела лучшего для него, хотела, чтобы он был счастлив после смерти мамы. Людмила – чудная женщина, я и Кристина полюбили ее.       В обед я уже стояла у плиты с кулинарной книгой, выбирая, что же мне приготовить. Вадим согласился прийти на ужин, сказал, что будет вовремя. Сейчас он слишком занят – у парня идет полным ходом подготовка к экзаменам, репетитор лежит на репетиторе и вырваться ему редко удается.       – Черт, закончились свекла, морковь и сыр, – Людмила к четырем часам успела ко мне присоединиться.       – Леша будет ровно к ужину, раньше не сможет. Да и Никита не придет раньше, – грустно улыбнулась женщина.       – Вадим сейчас тоже занят.       – Тебе нельзя уходить, мясо по–французски уже нужно начинать делать. Я бы сходила, да только долго буду идти, – дело в том, что у Людмилы проблема с ногой. Она хромает, и вряд ли сможет быстро сходить в магазин.       – Ну что за напасть, – взялась я за голову.       – А из твоих друзей никто не сможет купить и занести? – посмотрела на меня женщина. В голове всплыл только один образ, ему я давно хотела позвонить, но предлога не была, а сейчас появился.       – Алло, привет, Матвей, – улыбнулась в трубку я.       – Да, привет. Что-то случилось? – встревожено спросил он. На заднем плане я услышала смешок девушки, от чего и закрыла глаза. Он – не мой, пусть делает то, что хочет.       – Нет. Я тебя не отрываю? – сглотнув, спросила я.       – Да нет. Свободен. Ты что-то хотела?       – Вообще, да. Мы с папой сегодня торжественный ужин устраиваем…ну да ладно. В общем, можно тебя попросить купить моркови два килограмма, свеклы килограмм и сыра на свое усмотрение? – следует молчание.       – С такими просьбами мне не звонила даже мама. Что ж, хорошо. Через час буду точно. Жди, – парень скинул вызов, а я почувствовала вновь переворот всех органов внутри. Лиса, пора уже забыть о нем и думать! Забыла, ему нужно только одно и это именно то, чего ты дать не можешь!       – Ты звонила Вадиму? – подала голос Людмила.       – Нет. С чего Вы взяли? – обернулась на нее я.       – У тебя было такое лицо счастливое, будто звонишь кому-то любимому. Я и подумала. Ну ладно. Продукты привезут?       – Да, в течение часа, – слабо улыбнулась я. – Я отойду.       Я направилась в свою комнату, отыскала рубашку, в которой я ушла из квартиры Матвея и глубоко вдохнула ее аромат – его аромат. Потерявшись в невесомости, я забыла о существовании кого-либо. И все-таки мне его недостает. Вадим – мечта любой девушки. Он – принц на белом коне. Он – романтик, который дарит цветы, звонит почти каждые пятнадцать минут, нравится всем твоим родственникам и отличается особой толерантностью. Но по закону подлости, хороших девочек тянет к плохим мальчикам. От бессилия я рухнула на пол, крепко сжимая клочок ткани. Ничего не вернуть. Ничего не поменять.       Все так, как оно есть. Собравшись с силами, я встаю. На дверке шкафа висит мой наряд на этот вечер – облегающее, черное платье без бретелек с баской. Мы и его купили с Климовым. Сердце сжалось и выдало свои соки – слезы. Быстро вытерев глаза, я спрятала рубашку подальше и вышла к Людмиле. Нам предстояло еще многое приготовить.       Звонок в дверь раздался неожиданно, мое сердце заколотилось вдвое быстрее.       – Я открою, – сделала неуверенный шаг женщина к дверям.       – Нет, – быстро остановила ее я. – Это ко мне. Я открою.       Она рассматривала меня пару мгновений, потом одобрительно кивнула и отошла с прохода. Я медленно шла к дверям, пока человек на другой стороне дверей резво трезвонил в звонок. Трясущимися руками я повернула замок, и приоткрыла дверь, отходя. Несколько секунд она была так, как была, но потом приоткрылась, и на пороге появился Матвей с двумя полными пакетами еды.       – Я решил, вам для ужина понадобится что–-то большее, чем свекла, морковь и какой-то сыр, – и, блеснув белыми зубами, он зашел в коридор.       – Давай пакеты, – протянул я руки.       – Давай я занесу, – он быстро прошел на кухню, где встретился с Людмилой.       – Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.       – Здравствуй. Ты, верно, друг Алисы? – женщина вытирала руки о полотенце.       – Да, меня зовут Матвей, – улыбнулся парень. – Куда можно поставить?       – Ох, ничего себе ты накупил! Вот, скорее, сюда, – тяжелые пакеты упали на столешницу. Распаковывая их, Людмила все удивлялась купленному. Матвей купил даже две бутылки вина с 1875 года.       –Спасибо большое. Сколько мы тебе должны? – стоя уже в коридоре, спросила я. Ну почему я смущаюсь в его присутствии, как маленькая девочка при виде Деда Мороза?       – Один поцелуй, – вымолвил он, слегка закусив губу. Я оторопела. – В щеку.       – Ладно, – Матвей медленно наклонился ко мне, а я привстала на носочки. Я не закрывала глаза, а замерла в положении пару миллиметров от лица Климова. Вновь этот запах сигарет смешанный с дорогущим парфюмом. Я слегка прикоснулась губами к щеке парня и прикрыла глаза, обвив его шею руками. Он не торопился уходить, а я не торопилась останавливаться. Этот момент мог тянуться долго, если бы не звонок в дверь. Я быстро убрала руки и отошла назад.       – Что ж, я наверное пойду, рад был тебя видеть, – промямлил Матвей.       – Ага, и я, – уже краснея, отозвалась я.       – Может, откроешь дверь? – тихо спросил он, пропуская меня вперед. Я, опомнившись, ринулась к замку, открыла и на пороге увидела Вадима.       – Привет, солнышко, – сказал он, стоя с цветами в руках. Он быстро подлетел ко мне, вытащил на лестничную площадку и закружил.       – Поставь меня, Вадим, – кричала я с улыбкой на лице. Мне всегда нравилось быть у кого-то на руках, наверное, как и любой девушке.       – Я сегодня пораньше, держи цветы тебе, а это Людмиле, – показал язык Вадим и спрятал три розы за спиной.       – Кхем, – кашлянул Матвей.       – Привет, – улыбнулся Вадим и повернулся к Матвею, а затем онемел. – Ты же…ты же…?       – Я – друг Алисы. Привет, – он протянул руку Вадиму, который до сих пор не мог поверить в свое «счастье».       – Мы обязательно придем на твое выступление! Мы будем болеть за тебя! Ты же такой крутой! Там все эти финты, – затараторил Вадим, а Матвей лишь лукаво улыбнулся.        – Вы будете стоять в первом ряду, я об этом позабочусь. Звони, Лиса, если что-то понадобится, – сказал Климов, подмигнул и скрылся с моих глаз.       – И почему ты раньше не говорила, что твой друг – сам Климов? – восторженно обернулся на меня Вадим.       – Разговор как-то не заходил об этом, – Вадим нежно притянул меня к себе за талию. – Пошли, поможешь с расстановкой на столе. Я знала, что Матвей сейчас очень зол, я видела это в его глазах, перед тем как уйти. Но он ничего не может изменить, и я не вправе что-то менять.       – Вы простите, Никита немного опаздывает. Он всегда такой…занятой, – Людмила нервно потерла руку, но папа быстро накрыл ее ладони своей. Они нервничают?       – Не переживай. Все хорошо. Может, выпьем чудесного вина?       – Было бы здорово, – поддержала разговор я. – Вадим, открой бутылку, пожалуйста. Вадим встал и направился на кухню, за штопором, а когда вернулся, в дверь позвонили.       – Сидите, я открою, – вызвалась я и мигом кинулась к дверям. Повернув замок, я впустила Никиту.       – Ну и погодка там, фу, – с этими словами вошел молодой человек. Он был высок, безобразно высок. Его рост, наверное, был под два метра. В лице хорошо рассматривались черты Людмилы, но вот формы и телосложение у него были явно не ее.       – И тебе привет. Я – Алиса, – протянула руку я.       – Ага. Я – Никита, повесь–ка это, – он кинул на мою протянутую руку свое пальто, скинул обувь и уже хотел идти в зал, как вдруг я зацепила его запястье. – Ну что еще?       – А теперь слушай сюда, наглец с двадцать пятой улицы. Твоя мать растила тебя, кормила, лелеяла, денег давала? – парень оторопел от такого наезда, но все же нетвердо кивнул в знак согласия. – Она желала тебе только счастья. Так почему ты, маленький сосунок, не даешь быть счастливой ей? Я понимаю, может личная неприязнь к моему отцу быть, но твоя мать с моим отцом просто идеально подходят друг другу. Так что засунь подальше свой цинизм, бесстыдство и наглость, наслаждайся счастьем матери.       Я все-таки повесила его пальто на вешалку и прошла ко всем, он вошел вслед за мной с задумчивым лицом. Вадим все также пытался открыть бутылку, но, видимо, не умел.       – Давай я, – тихо сказал Никита, после того, как пожал мужчинам руки и поздоровался с матерью. Вечер проходил в мирной обстановке. К его концу Вадим предложил выйти постоять у подъезда. Как только мы покинула квартиру и спустилась в темное место подъезда, Вадим накинулся на меня с поцелуями. Его теплые губы касались моего лица, шеи, рук. Он пытался пробраться под плащ, но я одергивала его руки. Теперь мне было неприятно его присутствие, а виной тому – Матвей, совсем не вовремя объявившийся. Но ведь я сама позвала его. Я сама позвонила и попросила привезти овощи. И даже сейчас, когда пылкие поцелуи Вадима покрывают мою кожу, я думаю о Климове. Я молю, чтобы кто-нибудь вошел в подъезд и отогнал его от меня.       – Простите, я сильно помешаю? – раздался голос Никиты в свете тусклой лампочки.       – Вообще, да, – рыкнул Вадим, отстраняясь.       – Нет, вовсе нет, – поправляя пальто, ответила я. Я безумно ликовала, кто-то отвлек этого ненасытного парня от меня. Вадим лишь вновь повернул на меня свои горящие глаза – он был неистово зол, но пока здесь Никита – мне волноваться не о чем.       – Я хотел с тобой поговорить, – признался Никита.       – А потом никак? – все ревел Вадим.       – Да, конечно. Пойдем на улицу? – улыбнулась я.       – Хорошо бы было, – улыбнулся в ответ Никита и открыл дверь подъезда.       – Никуда ты не пойдешь. Мы не закончили, – взревел Вадим.       – Не закончил ты. Господи, ну почему вам всем нужен только секс? – я закатила глаза и вышла прочь, на улицу. Свежий ветерок ударил в лицо, как и в тот раз, когда Матвей сидел на моей лавочке и выжидал незнамо чего. Я вдохнула полные легкие и присела на ту самую лавочку, вспоминая моменты того года.       Никита обошел меня и сел рядом, скрестив свои длинные ноги под собой.       – Ты прости, что оторвал…– начал он.       – Спасибо, – тихо пролепетала я.       – Что?       – Спасибо, говорю. Этот парень слегка озверел. Я не хотела сейчас этого. Ты меня спас, – я взглянула на Никиту. У него были добрые пронзительные голубые глаза и даже сейчас, в сумерках дня, они отдавали теплом.       – Тогда не за что. Я хотел извиниться за первые минуты знакомства, – он опустил голову. – Нелепо получилось. Я не хотел быть грубым. Просто никак не могу свыкнуться с мыслью, что отца заменит другой человек.       – Отца твоего никто и никогда не заменит. Он здесь, – я показала на сердце, а потом на голову, – будет всегда жить с тобой. Просто мой папа восполнит потерю твоей матери. Ей будет не так тяжко.       – Ты права.       – Да. Сама прошла через подобное. Но потерять мать было куда сложнее. Я бы, наверное, лучше сама умерла, чем дала ей разбиться в этой катастрофе, – воспоминания окутали мою голову полностью. Каждый момент в детстве отзывался болью сейчас, на глаза выступили слезы, которые я быстро смахнула рукой.       – Не печалься, сестренка. Мы теперь вместе, – по–доброму сказал Никита и положил свою руку на мою. Я правда ощущала его присутствие, как будто мы были частями чего–то целого.       – Ну ты скоро? – доносилось из коридора.       – Бегу–бегу, – молвила я, надевая джинсы и майку.       – Алиса, давай быстрее, опоздаем же, – ныл Никита.       – Поторопись! – вторил Вадим.       – Я не могу найти солнечные очки! В коридоре их нет? – я накинула поверх майки рубашку Климова и уже надевала носки.       – Вот они, тут, – крикнул Никита.       – Все, выбегаю, – я и вправду выбежала к парням, быстро надела кеды, кинула в карман джинс ключи и телефон, и мы все вместе выбежали на улицу, где такси уже ждало нас.       Народа собралось тьма тьмущая, везде банки энергетиков, улыбки и какой–то адреналин. Проталкиваясь среди всех, мы направлялись к критической линии, где можно находиться. Да, именно там нас уже ждал Матвей. При виде меня он расплылся в улыбки, как собственно и я.       – Рад вас всех видеть, – сказал он и обвел нас глазами. Спортивный костюм, специально для мотокросса, сидел на нем идеально. В руках у него был шлем, блики от которого слепили мне глаза.       – На каком сегодня поедешь? – спросила я.       – На желтом, – ответил парень и подмигнул. Конечно же он помнит мои дурные слезы, когда он именно на желтом мотоцикле рассекал холмы загородного простора. – Мне пора. Никому не плакать.       Парень ушел, оставив каждого при своей мысли. Я лишь закусила губу – мне было приятно его внимание. С апреля месяца мы стали чаще видеться, но по-прежнему оставались друзьями. Что-то большее нам было категорически запрещено. Голос из колонок, которые были повешены на большие столбы, объявил о начале заезда. Народ столпился у критической черты, пытаясь высмотреть все как можно лучше. Мне было тесно, но жаловаться я не могла – все-таки у меня места первого ряда.       Первая пара участников рванулась с места. Каждый из них выполнял свои трюки на трамплинах, но у кого–то получалось лучше, чем у других. С каждым прыжком мне становилось все хуже – я так переживала за каждого из этих людей. Но после того как они приземлялись, в моей крови подскакивал адреналин, и я реально начала получать удовольствие от зрелища. Но все это длилось до появления Климова. Как только голос из динамиков произнес его фамилию, мое сердце остановилось в ожидании. Сквозь сотни метров я как будто перенеслась к нему рядом и слышала его тяжелое дыхание. Рев мотора то затихал, то бурно воспламенялся. Матвей нагнулся, поправил шлем и…рванул с места. Он мчался быстро, рассекая воздух своим телом. Я не замечала никого, кроме него. В голове крутилась мольба «лишь бы не упал», а пальцы рук сами собой переплелись. Первый прыжок с поворотом, а в этот момент мой организм перестает существование. Секунды, что Климов находится в полете, длятся как годы. Я замираю, не дышу и вряд ли остаюсь в сознании. Как только мотоцикл Матвея касается земли, я выдыхаю, но не на долго. Вновь прыжок и так один за другим. Мое сердце бьется неровно – то чеканит, как бешеное, то замирает, как будто его и не существует. На финиш первым приходит Климов, а к моим глазам вновь подступают слезы. Я до сих пор не понимаю, как же так можно!        Круто развернувшись, парень направляется к нам. Он останавливается подле нас, принимая все орущие ему комплименты и похвалы, а я лишь со слезами смотрю на него. Он снимает свой шлем и улыбается во все тридцать два, а я улыбаюсь в ответ – он жив и здоров.       – Ну ты крут, вообще! – кричит Вадим.       – А она снова плакала! – ябедничает Никита, смеясь во все горло. Матвей не говорит ни слова, лишь подмигивает, надевает вновь свой шлем и уезжает на старт. Сегодня у него это не первая гонка и не последняя. Будут еще и все время опеку над ним я не смогу держать. От бессилия я проталкиваюсь назад, хочется выпить, но только не энергетика. Я слышу сзади себя рев мотора, слышу прыжки и гул народа, но все это мне не приносит радости. Сейчас там прыгает тот, без которого жизнь будет казаться не такой. Там тот, из-за которого я изменилась и порвала с Вадимом. Да–да, с Вадимом покончено – он всего лишь друг и сам все понимает, после моего рассказа о Матвее. Впрочем, он быстро нашел мне замену, это было не так трудно. Я выпиваю воды, которую мне бесплатно отдал продавец лавки. Мое внимание привлекает странный гул народа, как будто пониженный, не восторженный, затем тревога и мигалки скорой помощи. Только не это….       Я бросаю воду и мчусь вперед. Через толпу невозможно протолкнуться – нет и миллиметра между ними. Мимо проезжает один из гонщиков, я прошу его меня довезти, но он отказывается, под предлогом «нельзя вдвоем на одно сидение». Тогда я, недолго думая, сталкиваю с мотоцикла этого парня и перенимаю руль управления. Во мне бурлит адреналин, возможно там сейчас лежит и задыхается Матвей, а я здесь бездействую. Мало соображая, я давлю на газ и еду на старт. Чтобы добраться до парня мне предстоит пройти полосу препятствий, что обычно проходит он. Плевать. Я готова. Ветер развевает мои волосы, на глазах – слезы, я надеваю солнечные очки – так хотя бы есть шанс увидеть часть дороги. Я круто разворачиваюсь и смотрю на предстоящие холмы – будет сложно, но все возможно. Я жму на газ и жмурю глаза – ну я и дура. Мотоцикл срывается с места, срывая под собой клочки земли. Я несусь с огромной скоростью, а затем ничего не чувствую под собой – открываю глаза и вижу, что я уже в полете. Давлю вперед, на руль, чтобы не перевернуться и приземляюсь на землю. Меня трясет, мое приземление было вообще неудачным – кажется, мне что–то отдало сильно в ногу. Но даже сквозь эту боль я жму на газ – пару холмов и там Матвей. Я слышу, как охает толпа, я слышу крики Вадима и Никиты, но разобрать их речь просто не в силах. В голове лишь лицо Матвея, искаженное от боли, и страх потерять его навсегда. Вновь полет, адреналин бушует, а сердце не замолкает. «Он жив», – мысли несутся в одном направлении, я теряю управление над мотоциклом, и его тянет вбок. К земле я лечу очень долго, так, что я успеваю броситься прочь от мотоцикла. Тяжелый удар приходится мне на спину и плечо, из глаз льются слезы. Все вокруг мешается в одну картину, странные звуки и голоса родных людей. Я не теряю сознание, я просто плачу, не понимая происходящего.       –Ты дура! Что ты делаешь?! – я слышу рядом с собой голос Матвея. Открыв глаза, сквозь пелену слез, я вижу его озлобленный оскал. – Господи, Лиса! Тупая боль отдается по всему телу. Вынести ее – выше моих сил. Я закрываю глаза и теряюсь в пространстве.