***
Надж взбрыкивал и недовольно перебирал длинными ногами. Ему не нравился новый сосед – дивного серо-стального окраса стройный жеребец неизвестной северной породы, которого Инсар подарил своему телохранителю. Его назвали Рошан, что означало «свет», и он тоже не был в восторге от необузданного своенравного араба. Но ничего не оставалось – последние месяцы они все время были вместе. Перед ними простиралась пустыня. Позади был Багдад, впереди – неизвестность. Уже несколько дней назад ушел к далекому эмирату на границе с Индостаном караван, груженный сундуками принца Инсара. Теперь и им предстояло сделать шаг в новую жизнь. Месяц назад халиф принял решение назначить младшего сына эмиром в тех далеких землях. - Только ты с твоими дипломатическими способностями сможешь сохранить мир на границе, - объяснил свое решение халиф. Но была еще одна причина. В дальних эмиратах возле Индостана власть Ислама ослабевала, а в буддизме отношение к любви было другим. Все труднее становилось скрывать страсть, бушующую между принцем и его телохранителем. И все более громким становился недовольный ропот придворных. С легким сердцем оставлял Инсар мать, ибо Аллах наградил династию еще одним ребенком – прекрасной, как солнце, малышкой Джуной, и теперь все свое время Самира посвящала новорожденной. - Ты готов отправиться в новую жизнь, Рагнар? – спросил Инсар, сжимая руку возлюбленного. - Я готов, Инсар. Но я больше не Рагнар. Я Дамаск. Твой Дамаск. Серые глаза мягко сверкнули, губы накрыли рот принца, и время перестало существовать. - Да, ты мой, Дамаск, только мой. А я твой. Навсегда. И через несколько минут их силуэты растаяли в облаке рыжей пыли.***
Мужчина бежит через холмы, спотыкаясь и падая. Вот ветхий домишко, старая сгорбленная женщина на поваленном бревне перед ним. Падает на колени, обнимая старческие ноги. Прости, - шепчет, - прости меня… Морщинистая рука ласково гладит светло-русые волосы, а глаза, вдруг ставшие юными и пронзительно синими, ликующе смотрят в высокое северное небо.