Дамаск

«Возлюбленный мой брат, Андор. Моя вина перед тобой велика. Многие годы терзался ты от горя, думая, что я мертва. Но не по своей воле томила я тебя этой болью. Вот уже почти двадцать лет как я любимая наложница багдадского халифа Мухаммада ибн Харуна аль Мутасима из династии Аббасидов. Я счастлива, люблю и любима. Мы никогда не встретимся с тобой, но сейчас я должна сообщить тебе нечто очень важное. Знаю, что больше года назад боль снова поразила твое сердце, ибо ты лишился своего любимого сына Рагнара. Утешься же, брат. Рагнар жив. И воздай справедливость старой Гуннхильд. Ибо истинны были ее слова. Наши дети вместе, Андор, и они счастливы. Скрепила их сердца любовь, данная богами, и пошли они по жизни рука об руку, оберегая друг друга. Как и я, твой сын теперь принадлежит династии Аббасидов. Лишь во снах видим мы Сванстейн и ваши родные лица. Но часть наших душ навсегда останется с тобой и с севером. Твоя сестра Сигрид, ныне Самира». Женщина отложила в сторону перо и обернулась на стоящего у окна мужчину. - Я не стала писать, что у меня тоже сын. - Ты права, любимая. Истина не в этом.

***

Надж взбрыкивал и недовольно перебирал длинными ногами. Ему не нравился новый сосед – дивного серо-стального окраса стройный жеребец неизвестной северной породы, которого Инсар подарил своему телохранителю. Его назвали Рошан, что означало «свет», и он тоже не был в восторге от необузданного своенравного араба. Но ничего не оставалось – последние месяцы они все время были вместе. Перед ними простиралась пустыня. Позади был Багдад, впереди – неизвестность. Уже несколько дней назад ушел к далекому эмирату на границе с Индостаном караван, груженный сундуками принца Инсара. Теперь и им предстояло сделать шаг в новую жизнь. Месяц назад халиф принял решение назначить младшего сына эмиром в тех далеких землях. - Только ты с твоими дипломатическими способностями сможешь сохранить мир на границе, - объяснил свое решение халиф. Но была еще одна причина. В дальних эмиратах возле Индостана власть Ислама ослабевала, а в буддизме отношение к любви было другим. Все труднее становилось скрывать страсть, бушующую между принцем и его телохранителем. И все более громким становился недовольный ропот придворных. С легким сердцем оставлял Инсар мать, ибо Аллах наградил династию еще одним ребенком – прекрасной, как солнце, малышкой Джуной, и теперь все свое время Самира посвящала новорожденной. - Ты готов отправиться в новую жизнь, Рагнар? – спросил Инсар, сжимая руку возлюбленного. - Я готов, Инсар. Но я больше не Рагнар. Я Дамаск. Твой Дамаск. Серые глаза мягко сверкнули, губы накрыли рот принца, и время перестало существовать. - Да, ты мой, Дамаск, только мой. А я твой. Навсегда. И через несколько минут их силуэты растаяли в облаке рыжей пыли.

***

Мужчина бежит через холмы, спотыкаясь и падая. Вот ветхий домишко, старая сгорбленная женщина на поваленном бревне перед ним. Падает на колени, обнимая старческие ноги. Прости, - шепчет, - прости меня… Морщинистая рука ласково гладит светло-русые волосы, а глаза, вдруг ставшие юными и пронзительно синими, ликующе смотрят в высокое северное небо.