Крысолов тяжело вздохнул и опустился на ступени кормильни. Божине было за что судить дерзнувшего пойти наперекор ее воле, но так уж повелось в его жизни. В кормильне мать зажгла лучинку, растопила не при помощи Рыски печь, набросала в котелок картошки и выпроводила девушку вон.
Крысолов посмотрел в небо, усеянное крупными градинами звезд, вот-вот грозящих осыпаться на землю, и потер переносицу. Волею богов сошлись его тропы в одну, да и привели в родную веску, совсем пустую и страшную, стало быть, надо исправлять.
Догорали щепки времени, тускнели звезды, а мужчина с седыми уже висками все сидел на ступенях и вспоминал полотно, вытканное ему судьбой. Да, его действительно звали Райк, но было это так давно, что он уже и думать забыл.
Он родился в Кривых Елках в семье лесоруба и кухарки, они держали небольшую кормильню, от которой теперь почти ничего не осталось. Мать готовила еду, отец с рассветом уходил в лес, с закатом возвращался, приносил сынишке шишки, рассказывал о ягодах и грибах, придумывал разные диковинные байки о лесных жителях. Обычное счастливое детство мальчишки, у которого на уме игры в разбойников, подзатыльники от матери — отцы к детям пальцем не касались, и знание чего-то такого, о чем Райк еще и сам не понимал.
Едва войдя в годы, Райк принялся утром помогать отцу в лесу, а вечером матери в кормильне, ночами он бегал в молельню учиться грамоте у местного мольца, старого и беззубого, но нежно любящего всех детей без разбору, своих-то Хольга ему не дала. В молельне Райку нравилось, там стояла золоченая статуя Божини, лежали стопками священные и ученые книги, а еще — там было оружие, назначения которого парень не знал, но очень стремился узнать.
— Что это, батюшка Тирк? — спросил однажды Райк, стащив со стены странный меч из червленого металла и оплетенный вязью рун.
Молец обернулся сию же щепку, покачал головой и жестом сказал Райку садиться
— Зря ты это достал, сынок.
— Но что это? — Райк удивленно и заворожено рассматривал оружие, молец похлопал его по плечу
— Клинок. Старинный клинок работы древних мастеров из нездешних земель. Ты слыхал о Пристани, мальчик?, — тот утвердительно кивнул, знал он не много, но заехавший однажды в выстудень путник и его крыса навсегда запечатлелись в памяти ребенка. Молец продолжал, — Люди говорят, что этим оружием можно убить утратившего рассудок Путника либо же одним ударом сменить роковую дорогу.
— Да-а? — протянул Райк, — Как это, батюшка Тирк?
Молец переложил меч к себе на колени, покачал головой
— Мне про то неведомо, сынок, Пристань не от Хольги, негоже людям в полотно судеб вмешиваться!
— Так откуда же у вас этот клинок?
Тирк махнул рукой и встал, сам виноват, надо было дверь в каморку плотнее затворять, а сейчас что толку скрывать?
— Был тут один Путник, из какой-то вески на краю Ринтара, нетопырь у него — зверюга огромная, в полторы коровы, крысы нет, а вот меч имелся. Этот, что ты в руках держишь. Никто не знал, как он попал к нам и зачем приехал, но вразумить его не смог даже староста. Путник Сашием носился меж домов и кричал, что изменит нам дорогу, если не поймают или не вернут ему его Свечу, которую он незнамо, где потерял. Кто ж рискнет выступить против Путника?
Молец прошел взад-вперед, зажег перед статуей Божини коптилочку, зачадили, разгораясь, обрядовые травы, заглянуло в окно жарившее с неба солнце. Не хотел Тирк рассказывать ребенку такое, а придется: он давно уже заметил за Райком способности, которых всей душой не желал бы видеть, круг пролетит, второй, и пойдет малец в Пристань, должен быть готов ко всему. Мужчина присел перед мальчиком на корточки, вложил ему в руки клинок.
— Мы поймали Путника, хотели отговорить, образумить, прогнать, наконец, но он никого и ничего перед собой не видел, обещал поменять дорогу всей веске, и тогда нам не жить. Как сейчас помню, как он стоял в поле, раскинув в стороны руки и глядя в затянутое тучами осеннее небо. Река волновалась, вздымались волны, словно бешеные псы нападали на берег, но никто этого не замечал.
— Что, батюшка, что было потом? — спросил Райк, большими глазами рассматривая вязь на клинке.
— Потом ко мне прибежал твой отец и принес за пазухой крысу. Я не знаю, та ли это была крыса или же Кый ее просто в сарае нашел, но он сунул мне в руки меч, этот самый, обмотал тряпкой крысу и помчался к Путнику.
Мальчик поднял взгляд на учителя и прижал вдруг к груди меч, он слишком хорошо помнил, как окровавленного отца внесли в кормильню и положили на полати, как вскрикнула и зажала руками рот мать, как послали за лекарем, и как тот долго качал головой и рассматривал страшную рану на боку.
— А Путник? — шепотом спросил Райк. Молец погладил его по голове.
— Он стоял и всё смотрел куда-то за окоем, словно и вправду видел нити дорог…. Пищала крыса, что мы ему принесли, а он не замечал ничего. Остекленевшим взглядом Путник всматривался во что-то, а мы уже видели — это конец, нет страшнее бездорожья, а в тот раз было. Поднимались волны нашей реки, летели, мчались вперед обезумевшие птицы, нам в глаза попадала пыль, Путник выставил руки перед собой и словно бы ухватился за что-то. Тут-то и ворвался в гущу этого действа твой отец. Я не знаю, где он нашел забытый Путником клинок, и не знаю, как не убоялся, но он действительно рубанул воздух, взвизгнула перерубаемая нить, и безумец взглянул в глаза твоему отцу, — молец вздохнул, погладил меч по оголовью, — Куда леснику тягаться с воином! В следующую щепку твой отец уже зажимал рану на боку, нанесенную кинжалом, что скрывался у Путника в сапоге, а голова безумца летела наземь. Да, мы перерубили нить, но лучше бы мы этого не делали! С той поры на веску пало проклятье, а с Кривых Елок, кажется, разлетелось по всей Саврии.
— А клинок? — зачем-то спросил мальчик.
— Меч заберешь ты, когда уйдешь в Пристань, уверен, там ему отыщут предназначение.
***
Так и повелось с тех пор. Прошло пять кругов, Райк ушел учиться в Пристань и забрал с собой меч. Наставники долго совещались и качали головами, пытаясь разобрать витиеватую вязь, но никто так и не понял, что написано на клинке. А вот дороги он действительно умел разбивать, порой с роковыми последствиями, порой без, но разорвавший свою связку Путник, как правило, умирал от руки Райка, не успев наделать сдуру еще больших бед. Так и прозвали Райка Крысоловом и предпочли лишний раз обходить по кривой дуге.
Крысолов потер переносицу и одним движением отправил клинок в ножны: «Хоть бы у вас все вышло, Альк, хоть бы вышло….».
***
Рыска забрала из рук Алька непомерно тяжелые клинки, три с половиной лучины начищаемые им до блеска, и положила их на стол.
— Убери со стола! — приказал Альк.
— Ты веришь в эти сказки? — Рыска удивленно изогнула бровь. Она хорошо помнила наставления Мухи в том, что если на Божинину Длань — стол — положить оружие, то сам Саший будет пировать в доме, проявившем такое неуважение к Богам.
— Нет, — пожал плечами белокосый, — Я думал, ты сейчас взовьешься.
— Мне все равно, — Рыска рывком отодвинула тяжелый стул и села напротив, — Ты мне расскажешь, наконец?
Альк поставил на стол кружку с отваром и убрал на пол клинки, перевел взгляд на окно, за которым нарождался грядущий день.
— О нашей с тобой связке стало известно Пристани, Крысолова послали в погоню, Райлез сошел с ума и его надо убить.
Рыска молчала.
— Крысолов хочет проверить, на что мы способны, а после…. После тебе надо бежать отсюда.
— Бежать?
— Ты слышала меня. У меня пока больше вопросов, чем ответов, но к вечеру сегодняшнего дня тебя здесь быть не должно.
— А ты? — бесцветным тоном произнесла Рыска.
— Сто к одному, что твое видение сбудется, то, о большой воде.
Рыска вскочила на ноги, подбежала к Альку
— Не для того я терплю тебя уже столько времени, чтобы отправить в Небесные Чертоги! Я уверена, Крысолов что-то тебе сказал, что ты считаешь недостойным, потому ты и молчишь!
Белокосый поймал взгляд желтых глаз девушки и вдруг притянул ее к себе
— Ты уверена, что точно хочешь это знать?
— Ты можешь хоть раз не отвечать вопросом на вопрос?! — вспылила Рыска, — Тебе жить осталось от силы двенадцать лучин, а ты всё ядом плюешься!
Альк провел ладонью по растрепавшимся волосам девушки, завел за спину ее ладонь и одним быстрым движением сорвал с ее волос стягивающую их тесьму. Каштановые волосы шелковой волной упали на плечи, Рыска смотрела на Алька, не отводя глаз. Что ж, если Крысолов сказал ему об этом, то она согласна.
— Не боишься? — вновь осведомился белокосый, прикасаясь к ее губам.
— Я боюсь не тебя, я боюсь за тебя.
***
Альк приподнялся на локте, рассматривая спящую Рыску. На душе у него было пусто и противно. Еще три лучины, и можно будет менять дорогу, не опасаясь последствий. Крысолова не зря так прозвали, но и белокосый не забыл уроки, полученные в Пристани. Альк поднялся, натянул штаны, поднял с пола клинки и вышел прочь из дому.
