Бездорожье

       Рыска внимательно следила за молоком, грозящим в любую щепку покинуть котелок, и вполуха слушала наставника. Крысолов вел нудную речь о том, что годы идут, ученица входит в силу, что хватит ей высиживать что-то в Пристаньском общежитии, что…. Словом, всё то, что девушка уже бессчетное число раз слышала от учителя и на что давно уже не обращала внимания.  — Не жалеешь старика, девонька, ох, не жалеешь! — выругался Крысолов и отодвинул от себя отвар. — Еще как жалею, наставник Райк, иначе не кипятила бы вам молочко с медом, — упрямо отозвалась Рыска и поставила перед учителем кружку. — Жалела бы, так бы не делала, — пробурчал мужчина и внимательно посмотрел на молочную пенку. — Как? — видунья обернулась и подошла к столу, внимательно посмотрела на наставника, но тот лишь покачал головой. — Саший вас раздерет, обоих! — махнул рукой Крысолов и отвернулся, чтобы нерадивая, но от того самая любимая ученица, воочию убедилась в том, как он сердит.        Рыска вздохнула, с грохотом отодвинула тяжелый стул и села на него. Не было смысла дальше продолжать этот разговор: он длился между ней и наставником уже пять кругов, но так и не обрел логического завершения. Учитель был непреклонен, но и ученица не хотела уступать.        Рыска перевела взгляд на слюдяное окошко, едва пропускавшее солнечные лучи, и заметила, что с небес срывается снежок, что уже темнеет, а она и не заметила, как пролетел день. Сверкая зелеными глазами, пришел кот и притащил на хвосте ночь. Так рассказывала когда-то Фесся, желая успокоить перепуганную малышку, и малышка ей верила, наивно и искренне, как бывает только в детстве. Зеленые глаза кота — это звезды на небе, а небо — это его мягкая шуба. Глаза меняют цвет в зависимости от погоды. А кто такой кот и почему он приходит каждую ночь, Рыске предстояло понять самой. Он виделся ей эдаким добрым духом для всего мира, заботливым, теплым и очень суетливым. А ночь была спасением от всех детских страхов, холода, крыс и всего непонятного. Раз она прилетела на хвосте кота, то не может быть плохой. Да…. Рыска верила сказкам, очень долго верила. Потом ушла с хутора, попала в Пристань, узнала, что никаких глаз-звезд не бывает, и ночь наступает совсем по другим причинам. Так разрушилось еще одно чудо, как это часто бывает в жизни. Задумавшись над этим далеким воспоминанием и все еще борясь с болью, от сказанных наставником слов, Рыска подумала, что неплохо было бы, если бы кот существовал на самом деле, он бы точно ее согрел.        Ей не хотелось вспоминать, как она ночи напролет бродила по общежитию, высматривая что-то такое в небе, чему не суждено сбыться. Не хотелось думать, как перед Ночью Нового Круга, когда будущих путников обычно отпускают домой отдохнуть и набраться сил, к ней приехал Жар, долго рассматривал, решая, задать ли вопрос или пусть так и останется неотвеченным.  — Что он с тобой сделал, скажи?        Рыска тогда нахмурилась и не ответила, а после, когда Жар ушел ночевать к Крысолову, с которым непонятно когда успел подружиться, впервые задумалась над всем, что произошло между ней и Альком. Девушка прижималась щекой к пахшей ромашкой подушке, смотрела в темноту и глотала злые досадливые слезы. Полкруга, проведенные за занятиями, сбором трав, изучением саврянского языка, Рыска с упорством утопающего гнала от себя все, что могло напомнить ей о белокосом. Утопающий-то, может, и сумел избежать смерти, да только водяник запомнил его надолго и в следующий раз обещал так просто не отпустить. По злой усмешке судьбы наставника Райка перевели из Ринтарской Пристани в саврянский Крокаш, ничего не оставалось, как следовать за ним. Где уж тут отвяжешься от мыслей, что въедливой мошкарой лезут в душу?        Когда-то давно и может быть даже не в ней, жил страх, липкий и противный, как первый раз пойманный в ладонь дождевой червь. Страх перед страной чужих обычаев и странного, шипящего языка. Страх перед мужчинами, бывшими на одно лицо с Сашием, а еще — страх не оправдать ожидания наставника. Рыска не боялась оборота, после решения стать Путницей она словно превратилась в деревянную куклу, которая вообще чувствовать не умеет, Рыска боялась встречи с Альком. Себя не обманешь, как ни пытайся, в этом и мудрость Хольги: не нужно судить своих детей, когда они сами себя осудят. Темными ночами, глядя в яркое пламя костра, наблюдая за полетом снежинок. Осудят не то, что есть, а то, чего никогда не будет.       Крокаш очаровал Рыску с первых щепок. Аккуратные домишки, обряженные ромашкой — здесь любимыми цветами Хольги считались не подсолнухи, пятнистые коровки, все как на подбор, мощеные улицы, чистота и порядок, а еще — уходящее вверх здание молельни. Шпиль, казалось, упирался в небо, Хольгин знак щекотал облака, цветные окна с изображениями деяний Божини, Рыска долго пялила глаза на эту красоту, а после прочла по складам надпись на саврянском: «Дом Боговие», и даже наставник ее похвалил.        Всё здесь было удивительным и новым, всё хотелось поскорее узнать, выучить и запомнить, но в такие ночи, которые не с кем провести, Рыске больше всего хотелось забыть. Забыть о том, что был в ее жизни вреднючий крыс и домик с садом, огород с будяками и коровка, мычавшая в сарае. Не вспоминать никогда, что Альк не раз и не два рисковал из-за нее жизнью, и где теперь был — одной Хольге ведомо. А еще, что не было никогда в ее жизни той ночи, одной-единственной, но ночь была. Иначе не сидеть бы ей сейчас в Пристани и не готовиться к экзамену по саврянскому языку. И пусть не вышло бы ничего, останься Альк вместе с ней, но без той ночи она никогда бы не послушалась наставника. Вопросы же о том, почему Альк ушел, не сказав ни слова и даже не попрощавшись, Рыска не задавала даже себе. На них не было ответа. На них был один-единственный ответ: не ровня весчанская девка посольскому сыну. Пусть даже с даром. Пусть даже видунья.       Рыска вытерла тогда слезы и посмотрела в окно, за которым нарождалась заря. Зимой не бывает таких рассветов, как летом, зимой все серое и неинтересное. Деревья повыше нахлобучили свои шапки, туча сердито глянула вниз и сыпанула снегом на всех довольных и недовольных. В одном из маленьких уютных домиков зажгли огонь, подумали щепку и погасили. Кому охота встречать рассвет зимой? Никому. Только непутевой видунье! Заря, словно игривая кошка, выпустила коготки и мазнула по облакам, тут же окрасившимся красным и обиженно разревевшимся снегом. Солнца не было видно. Только ночь медленно уползала за горизонт, напоследок маша хвостом то тут, то там.       Небо светлело, серость опадала, словно прошлогодние листья, уступая место туманному утру, без света и тепла. Туман, возможно, съест весь снег, но тучки так просто не сдадутся. Рыска наблюдала, как новый день вступает в свои права, и привычно чувствовала себя частью чего-то великого и вечного, чего-то мудрого и всепрощающего. Это было приятно — ощущать себя щенком в ладонях времени. Глупым провинившимся щенком. Закончится снегопад, потом начнется вновь, упадет много снегов — до весны еще так далеко. И это будет привычный ход времен, так было, и так будет.        В последний раз шуганув подальше ночь, из-за горизонта выплыл день. Деловито прошелся по деревьям, посеребрил снег и скрылся в начинающейся метели. Снежинки сыпали и сыпали, танцевали с ветром танец, залетали в печную трубу, чтобы исчезнуть уже навеки, а Рыска глотала слезы и отрешенно наблюдала за всем этим буйством. Вот так же и она всю жизнь куда-то спешила, стремилась попасть в танец, на который ее не приглашали, хотела помочь, когда не просили, и отвечала, когда не спрашивали. Внутри по-прежнему цвела незабытая боль, чужие страхи и рухнувшие надежды. Угасала так и не воплощенная любовь. Тугие спирали огня уходили, уступая место холоду, одна седмица сменяла другую, потом позабылось, смирилось, и дорожка пошла вперед, не сворачивая на слепые повороты.        Рыска моргнула, спугнув воспоминания тех дней, и перевела взгляд на учителя.  — Что вы сказали?       Крысолов допил отвар, вытер подбородок и покачал головой. — И в каких облаках ты витаешь, девонька? Я говорю, Альк попрощаться заходил. — Попрощаться? Случилось что? — видунья в эту щепку и дышать забыла. — Ты меня совсем не слушаешь! — рассердился наставник, но проповедь продолжать не стал, — Он уплывает в Линтвайту…. Просил передать тебе пожелания удачи в ночь оборота.       Желтые глаза видуньи взглянули на наставника, и он увидел в них то, что являлось ему уже много раз за прошедшие пять кругов — отчаяние. Вновь вперед дороги расходятся, Затухает погасший костер, И уже выбирать не приходится, Только выбор все так же остёр. Вновь вперед пути убегают, По-иному в пучину маня, И лучинами доводы тают Не зажегши земного огня. Вновь железки ворочают ворот, Жизнь и смерть — только право пути, Обозначив печальный уход, Вновь захочется выход найти. Вновь во снах запылает очаг, И захочется выжить и жить, Снова путь осветит Свеча, Хоть ей нечем уже дорожить. Вновь в душе тоска всколыхнется, И отчаянно ринется Дар, Только в песнях лишь чудо поется — В жизни только лишь пьяный угар. Вновь манит в пустоту перекресток, Паутины путей, их так много, Шевельнется зажженный росток, И хорошею будет дорога. Вновь дороги вперед разойдутся, Что ты видишь? — видунья шепнет, Где-то вновь внутри силы найдутся, И дорога вперед поведет.